Содержание к диссертации
Введение
Глава 1. Полиэтническая диверсификация английского языка в современном мире 17
1.1 Достижения зарубежной контактной вариантологии и состояние лингвоконтактологических исследований в отечественной лингвистике 17
1.1.1 Терминологические расхождения в контактной вариантологии в свете изменившихся подходов 26
1.1.2 Критические замечания о концепции International English 37
1.1.3 Эволюция научного исследования билингвизма: глобальный англо-местный билингвизм 45
1.1.4 Парадигматический сдвиг: билингвальность и бикультуральность vs транс-лингвальность и транскультуральность 49
1.2 Геополитические причины специфики лингвистической ситуации в России 54
1.3 Формирование массового русско-английского билингвизма 58
1.4 Локальные идиомы английского языка: общая характеристика 61
1.5 Русский идиом английского языка 74
1.6 Classroom English 78
1.7 Языковая личность русскоязычного билингва 82
Выводы к Главе 1 92
Глава 2. Фонетико-фонологическая характеристика русского идиома английского языка 94
2.1. Предварительные замечания 94
2.2. Фонетико-фонологический эксперимент 98
2.3. Система согласных звуков РИАЯ 103
2.4 Система гласных звуков РИАЯ 109
2.5. Коартикуляционные процессы РИАЯ 113
2.6 Фонемный строй РИАЯ 119
2.7. Просодика РИАЯ 125
2.8 Просодия РИАЯ 132
2.9 Учебный стиль 135
2.10 Ритмика речи на РИАЯ 138
Выводы к Главе 2 139
Глава 3. Грамматическая характеристика русского идиома английского языка 142
3.1 Описание эксперимента 142
3.2 Этнокультурные и этнопсихологические факторы грамматических особенностей РИАЯ 144
3.3 Cоциосемиотические факторы грамматических особенностей РИАЯ 152
3.4 Структурно-языковые факторы грамматических особенностей РИАЯ 163
3.5 Компетентностные факторы грамматических особенностей РИАЯ 182
3.6 Когнитивные факторы грамматических особенностей РИАЯ 184
3.7 Специфика залога в РИАЯ 191
3.8 Специфика употребления повелительных конструкций на РИАЯ 199
3.9 Специфика употребления личных форм глагола в речи на РИАЯ 208
3.10 Специфика употребления инфинитива и инфинитивных конструкций 214
3.11 Специфика употребления герундия и герундиальных конструкций 221
3.12 Специфика употребления модальных глаголов в составном глагольном сказуемом 225
Выводы к Главе 3 235
Глава 4. Лексикон русского идиома английского языка и особенности его речевого функционирования 240
4.1 Установление ядра лексикона РИАЯ 240
4.2 Семантическая специфика лексикона РИАЯ 246
4.3 Специфика речи на РИАЯ 258
4.4 Некоторые социокультурные и геополитические импликации проблемы идиомов 273
Выводы к Главе 4 277
Заключение 279
Список литературы 287
1. Теоретическая литература 287
2. Словари и справочники 322
3. Интернет-ресурсы 324
Приложения 327
- Критические замечания о концепции International English
- Просодика РИАЯ
- Специфика употребления личных форм глагола в речи на РИАЯ
- Некоторые социокультурные и геополитические импликации проблемы идиомов
Введение к работе
Актуальность предпринятого исследования определяется тем, что многочисленные локальные идиомы английского языка являются своего рода посредниками между этническим английским языком и автохтонными языками, тем самым выполняя важную социокультурную роль в мировом коммуникативном процессе,
способствуя культурному обмену контактирующих наций и расширяя функциональный потенциал английского языка посредством интенсивной неаутентичной речевой практики. Между тем в отечественной лингвистике идиомы английского языка до сих пор изучались в основном в дидактическом ключе с позиций социолингвистических представлений о неизменной взаимозависимости английского языка и национальной идентичности его носителей, т. е. как наборы ошибок и искажений аутентичного АЯ. Такой подход тоже правомерен, но на повестку дня всё больше встает вопрос о локальных идиомах английского языка как реально работающих средствах международного общения, как материальной части социальной и культурной жизни современного мирового сообщества. Этот подход осуществляется в нашей работе. Предлагаемая трактовка РИАЯ основана на дескриптивной, а не прескриптивной (нормативной) позиции.
Объектом нашего исследования стал русский идиом английского языка как полноправная коммуникативная система в рамках парадигмы World Englishes, а предметом – его состав, структура и речевое функционирование.
В работе ставилась цель дать комплексную характеристику РИАЯ в структурном, семантическом и функциональном аспектах и выявить степень эффективности РИАЯ в международном общении.
Поставленная в диссертации цель закономерно обусловила необходимость решения ряда задач:
ввести понятие “локальный идиом английского языка” и обосновать целесообразность его использования при анализе взаимодействия языков;
выявить специфику локальных идиомов как особых коммуникативных систем;
описать особенности русского идиома английского языка на фонетико-фонологическом уровне его организации;
охарактеризовать морфологическую и синтаксическую специфику русского идиома английского языка;
продемонстрировать отличия его лексикона от лексического фонда аутентичного английского языка;
установить причины структурно-семантической специфики РИАЯ;
выявить черты идиоэтнизма речи на РИАЯ по сравнению с речью на АЯ.
Научная новизна исследования состоит в том, что в нем
в основных чертах установлен и охарактеризован лингвистический статус русского идиома английского языка;
методологически обоснован подход к РИАЯ не как к набору языковых ошибок, а как к коммуникативной системе, реально функционирующей в пространстве международного общения;
выявлена его структурно-семантическая и функциональная специфика по сравнению с английским языком на фонетико-фонологическом уровне;
установлены существенные морфосинтаксические особенности РИАЯ;
показана специфика состава и строения лексикона РИАЯ;
определены существенные особенности речи на РИАЯ на фоне аутентичной английской речи, что позволило составить лингвокультурный портрет среднестатистического пользователя РИАЯ как субъекта межкультурной коммуникации.
Теоретико-методологической базой наших изысканий являются достижения отечественных и зарубежных ученых в области социальной и ареальной лингвистики, а также интерлингвистики, лингвоконтактологии и вариантологии на пути решения ряда лингвистических проблем:
уникальность языковой категоризации мира каждым этносом, множественность форм отражения действительности в сознании человека ([Сорокин, Тарасов, Уфим-цева 1991], [Сорокин 1994], [Уфимцева 1996, 1998, 2000, 2011], [Постовалова 1987], [Верещагин, Костомаров 1980, 1983], [Сепир 2002], [Вежбицкая 2001], [Стернин 2014], [Марковина, Сорокин 2008] и др.);
несовпадение лексических значений слов в разных языках; структурное своеобразие дискретного представления, накопления и хранения знания о внеязыковой реальности ([Марковина, Сорокин 2008], [Апресян 1995], [Лебедько 2002], [Тер-Минасова 2000], [Савицкий 2006], [Карасик 1996] и др.);
влияние родного языка на характер мышления ([Кубрякова 1999], [Тарасов 2000а,
2000б], [Залевская 2000], [Уфимцева 2000, 2011], [Фесенко 2000], [Strauss,
Quinn1997], [Robinson 1997], [Boas 1994] и др.);
системная организация языка, элементы которого занимают определенное место в системе связей и отношений ([Морковкин 1977], [Веденина 2000], [Булыгина, Шмелев 1997], [Селиванова 2000] и др.);
вариативность английского языка в рамках концепции World Englishes ([Bautista 2006], [Grzega 2006], [He 2009], [Mesthrie 2008], [Mukherjee 2010], [Nelson 2011], [Xu 2010], [Прошина 2010, 2012, 2014] и др.);
проблемы поиска универсального общемирового информационно-коммуникативного средства ([Jenkins 2000, 2006], [Kachru 1992, 2006], [Prodromou 2008], [Quirk 1982, 2006], [Seargeant 2012], [Siemund 2012] и др.);
эволюция осмысления вопросов билингвизма ([Blommaert 2010], [Canagarajah
2013], [Hlmbauer 2013], [Pennycook 2007, 2010], [Веретягин 2013], [Вишневская
2002], [Ривлина 2013], [Шаталова 2014] и др.).
Материалом исследования стали:
корпус письменных текстов и зафиксированных устных высказываний (на настоящий момент около 3500 единиц), собранных в результате наблюдения за устной и письменной речью пользователей РИАЯ;
результаты опроса русско- и англоязычных информантов;
данные психолингвистических экспериментов с участием пользователей РИАЯ.
Исследование велось с 2005 г. Участниками экспериментов являлись учащиеся лингвистических гимназий № 6 и 44 г. Пензы (250 чел.), участники языковых олимпиад (189 чел.), студенты факультета иностранных языков Пензенского университета, кафедры «Английский язык и методика его преподавания» (261 чел.), кафедры «Перевод и переводоведение» (187 чел.), студенты отделения лингвистики Пензенского филиала Современной гуманитарной академии (71 чел.), слушатели дополнительной образовательной программы «Переводчик в сфере профессиональной коммуникации» (227 чел.), носители английского языка (17 чел.).
В ходе исследования применялись следующие методы и методики: включенное наблюдение, психолингвистический эксперимент, сопоставление текстов на АЯ и РИАЯ, количественный подсчет, интроспекция.
Для анализа этноспецифики формирования и формулирования мысли на РИАЯ был применён индуктивный подход: собранный речевой материал позволил обобщить сведения о сформированной аппроксимативной системе, в которой проявляются характерные для искусственных билингвов новые когнитивные и речевые структуры, не присущие их первичному языковому сознанию.
Теоретическая значимость исследования заключается в том, что на основе разработанной концепции и предложенного подхода возможен анализ и описание других идиомов английского языка, дальнейшее развитие теории языковых контактов и конвергенции языков в ходе глобализационного процесса, а также роли идиомов в осуществлении кросс-культурной коммуникации.
Практическая ценность работы состоит в том, что собранные материалы и сделанные выводы могут послужить основой для создания справочника по РИАЯ; для разработки лекционных курсов теоретической фонетики, теоретической грамматики, лексикологии английского языка, сравнительной типологии английского и русского языков; спецкурсов по опосредованному / межвариантному переводу, социолингвистике, межкультурной коммуникации, интерлингвистике; при руководстве подготовкой курсовых и выпускных квалификационных работ, докладов и рефератов в рамках НИРС.
Изучение идиомов английского языка в семиотическом и культурологическом аспектах призвано привить положительное отношение к локальным идиомам английского языка как к системным и широко употребительным средствам кросс-культурной коммуникации, в которых отражаются черты автохтонных этнокуль-тур, а также сформировать толерантность ко всем пользователям АЯ.
На защиту выносятся следующие положения:
1. В ходе практического аудиторного освоения английского языка в неанглоязычных странах под влиянием автохтонных языков возникают его местные модификации, которые имеют свою качественную определенность, отличающую их от других коммуникативных систем, сложившихся на базе английского языка. Каждая такая модификация именуется в нашей работе локальным идиомом английского
языка. Они являются непременными субъектами языкового континуума, естественным образом встраиваются в современную логику языкового отражения мира, занимают в нем свою нишу, выполняют функции, которые не дублируются другими коммуникативными системами.
-
На современном этапе английский язык как язык международного общения не унифицирован; он существует в виде целого спектра локальных идиомов; одним из них является РИАЯ, который удовлетворяет часть потребности в универсальном средстве общения.
-
Интерферирующее влияние родного языка при порождении англоязычной речи играет не только отрицательную, но и положительную роль в условиях нового мироустройства. Способность англоязычного канала связи предоставлять собеседникам возможность проявлять свою национально-культурную идентичность и транслировать элементы родной лингвокультуры имеет социолингвистическое значение: билингвальное речевое творчество призвано открыть и легитимизировать в английском языке то, что потенциально заложено в его системе, но до недавнего времени ограничивалось требованиями соблюдения аутентичных норм; естественный процесс креативного билингвального речевого творчества позволит английскому языку соединить разноязычных субъектов мирового космополиса, при этом позволяя им сохранить свою самобытность и идентичность.
4. В отличие от эрратологического, девиатологического и дидактического
подходов, в рамках дескриптивно-аналитического подхода РИАЯ предстаёт как ре
сурс, придающий новые силы английскому языку, помогает ему стать глобальным
и локальным одновременно, а билингвальная речь описывается с позиций тех пре
имуществ, которыми обладают билингвы в плане коммуникативных, культурных,
психологических, когнитивных и прочих возможностей.
5. Фонетический состав и фонологическая система РИАЯ частично отлича
ются от таковых в английском и русском языках; некоторые фоны РИАЯ распреде
лены по фонемам иначе, чем в английском и русском языках. Расхождения между
ними рассматриваются нами не как набор ошибок, а как факты РИАЯ, объективно
данные специфические черты этой коммуникативной системы, которые возникают
не спонтанно, не спорадически, а закономерно проявляются как результат сложного взаимодействия и наложения двух разных фонетико-фонологических систем. Переплетение навыков говорения на родном и неродном языках приводит к формированию собственной фонетико-фонологической базы РИАЯ.
-
Ядро лексикона РИАЯ сформировано не по принципу наибольшей частотности английских слов в аутентичной английской речи, а по принципу наибольшего структурно-семантического сходства английских слов с частотными русскими словами. У искусственных билингвов формируется лексикон, тематически производный от лексикона самых употребительных русских слов, имеющий тематическое сходство с лексическим ядром русского языка. Ядро лексикона РИАЯ имеет корпус номинаторов, имеющих расхождения в семном составе и структуре значений с их аналогами в английском языке, и функционально ориентировано на русскую лексическую норму.
-
На уровне словосочетаний степень идиоэтничности билингвального речевого продукта растет, когда билингв вынужден создавать номинаторы фрагментов внеязыковой реальности ввиду отсутствия готовых в его репертуаре. В этих случаях распределение семного комплекса какой-либо семантической конструкции происходит по законам сочетаемости родного языка через калькирование морфемных, лексических, синтаксических десигнаторов. При регулярном и массовом использовании такие номинаторы становятся воспроизводимыми единицами и приобретают нормативно-речевую устойчивость в РИАЯ.
-
Частотное употребление клек и конструирование описательных формулировок в режиме импровизации отличает речь на РИАЯ от речи носителей английского языка, но не вызывает серьезных коммуникативных сбоев в массовом масштабе при общении с носителями и пользователями английского языка: описательные конструкции стремятся сохранить весь семный комплекс семантической конструкции, хотя и по-своему распределяют его по морфемным, лексическим, синтаксическим десигнаторам; описательные конструкции более эксплицитны по
сравнению с аутентичными формулировками, в которых конвенциональный компонент значения, кодирующий приращенный смысл, обширнее. Этим обеспечивается понимание таких единиц пользователями и носителями АЯ.
9. На фоне аутентичной английской речи речь на РИАЯ характеризуется
структурно-семантической спецификой, которая проявляется в особенностях от
бора номинативных единиц, их сочетаемости, их соотнесенности с речевой ситуа
цией и их относительной частотности по сравнению с их частотностью в аутентич
ной английской речи.
10. У каждого локального идиома имеется своя сфера функционирования,
своя социально-культурная среда, свой круг пользователей, свои отобранные удоб
ные алгоритмы речевого поведения и оценочные характеристики языковых
средств. Пользователи идиома в речевой деятельности вырабатывают свои эталоны
и свои оценки; анализ количественных характеристик идиома (типичных речевых
стратегий, статистически преобладающих в определенных ситуациях единиц) по
могает выявить статистический компонент в описании нормы локального идиома.
У РИАЯ, как у массового явления, есть своя статистическая норма.
Апробация работы. Теоретические результаты исследования излагались в докладах на международных научно-практических конференциях (Москва, 2007; Москва, 2008; Орск, 2008; Пенза, 2008; Пенза, 2009; Самара, 2009; Саранск, 2009; Москва, 2009; Тверь, 2013; Орск, 2013; Пенза, 2013; Пенза,2014; Пенза 2015; Пенза 2016), всероссийских научно-практических конференциях (Пенза, 2007; Пенза, 2008; Пенза, 2010; Пенза, 2015; Пенза 2016). По теме исследования опубликована монография и 55 статей, в том числе 17 – в ведущих рецензируемых изданиях, входящих в перечень ВАК Министерства образования и науки РФ (Пенза, 2011; Воронеж 2011, Пенза, 2012; Воронеж, 2012; Санкт-Петербург, 2013; Москва, 2013; Волгоград, 2013; Воронеж, 2013; Иркутск, 2013; Пенза, 2013; Тверь, 2013; Калининград, 2014; Брянск, 2014; Волгоград, 2015; Москва, 2015; Пенза, 2015; Пенза, 2016).
Результаты исследования апробировались на занятиях по практике устной и письменной речи на английском языке, теории и практике перевода, устному по-
следовательному переводу, синхронному переводу, письменному переводу, основам теории языка, межкультурной коммуникации, социолингвистике, сравнительной типологии английского и русского языков.
Структура и объем диссертации. Диссертация состоит из Введения, четырех глав, Заключения и Списка литературы, насчитывающего 505 наименования, в том числе 265 – на иностранных языках, и девяти приложений, в которых приведены образцы языкового материала, послужившего основой для сделанных теоретических выводов. Общий объем диссертации составляет 347 страниц.
Критические замечания о концепции International English
Основополагающей миссией International English считается выработка такой формы английского языка, которая понятна для говорящих на всех его вариантах и изучающих его в качестве иностранного языка. В ряде работ последних лет лингвисты констатируют, что, если раньше английский изучался иностранными учащимися для общения с носителями языка, то сейчас бльшая часть межличностных контактов в поликультурном контексте осуществляется между неносителями английского языка [Jenkins 2000, McKay 2003, Crystal 2003, Cook 1999, Seidlhofer 2004, Grzega 2005]. Отсюда делается неправомочные, с нашей точки зрения, выводы о назревшей необходимости модификации аутентичного (американского или британского) английского языка с целью более легкого его освоения иностранными учащимися и смены дидактических парадигм в неанглоязычных странах, об отсутствии необходимости ориентироваться на нормы этнического языка и культуру его носителей в академическом процессе. Предлагается упростить языковую систему, преподаваемую иностранным учащимся, определив для этого приоритетное ядро или основу под ярлыком International English (проекты Б. Зейдлхофер, Гимсона, Д. Дженкинс, Р. Квирка, А. Джеймса, С. Гринбаума и Д. Нельсона, Д. Кристала) и даже преподавать его носителям английского языка в качестве лингва франка [Nunn 2005, McKay 2003]. Такие проекты являются попытками целевой разработки нового лингвистического проекта, регламентирующего целенаправленного воздействия человека в виде де-кретивного языкового нормотворчества и искусственной (насильственной) кодификации норм.
Мы считаем, что это тупиковый путь, и такие способы упрощения и стандартизации языковой системы имеют тот же серьезный недостаток, что и искусственно созданные лингвопроекты: прескриптивный характер предлагаемых нововведений (сверху вниз), игнорирование логики естественного развития и функционирования языка в разных лингвосоциокультурных контекстах, отсутствие механизма расширения арсенала языковых средств для объективации новых познавательных задач, творческой интерпретации меняющейся внеязыковой действительности, фиксации приобретаемого опыта интеллектуально-эмоционального освоения действительности. Более того, мы убеждены, что общение на основе такой системы будет функционально суженным, и концепция International English может стать синонимом ограниченной (и даже искаженной) лингвистической компетенции. Подобные опасения высказывали Р. Нанн [Nunn 2005] и А. Акар [Acar 2005], подчеркивая, что формирование лингвистической компетенции занимало второстепенное положение в эру коммуникативной компетенции, а в рамках концепции упрощенного на всех уровнях International English формирование лингвистической компетенции получит еще меньшее внимание.
Далее, в проектах International English недооцениваются типологические различия родных языков учащихся при выработке так называемого упрощенного общего кода: типологические различия языков мира исключают такую возможность. То, что видится простым носителю русского языка в системе английского языка, реформируемой для нужд кросскультурной коммуникации, может оказаться так называемой вещью в себе, например, для корейцев, вьетнамцев, японцев. Следовательно, подбор тех или иных структурных характеристик International English неизбежно будет искусственным, произвольным, в некотором роде насильственным ввиду невозможности учета структурно-типологических характеристик всех языков мира, носители которых используют английский язык в общественно-языковой практике в качестве средства международного общения.
По замыслу сторонников этой концепции, искусственная по своей природе модель английского для неносителей языка имманентно призвана стать принадлежностью всех народов. В этом мы видим уязвимость этой концепции: если у языка нет конкретного носителя, следовательно, нет механизмов для кодификации нововведений и изменений, нет потенциала для развития в логике формирования новых когнитивно-коммуникативных потребностей общества. Мы ставим следующие вопросы: чье языковое сознание, чью идеологию, миропонимание, мировидение будет отражать International English? Чьи инструменты концептообразования будут формировать концептуальную сеть International English? Информационное обеспечение чьей культуры будет осуществлять International English? Чьим механизмом адаптации к действительности он будет? Сторонники концепции говорят – активным субъектом International English будет являться носитель любого этнического языка, прибегающего к общему вербально-семантическому коду при межсубъектных межкультурных контактах. Мы убеждены, что, являясь носителем определенного этнокультурного и этноязыкового информационного архива, индивид будет проявлять свою этническую, культурную, языковую, религиозную идентичность, вступая в межличностные контакты средствами International English. Мы солидаризируемся с ведущим отечественным вариантологом З.Г. Прошиной в том, что даже пользователи на уровне “proficiency” время от времени «выдают» свой фонетический, грамматический, фразеологический или прагматический акцент, проявляя тем самым свою «русскость», «китайскость» и пр. [Прошина 2012: 20]. И наоборот, невозможно денационализировать и нейтрализовать языковую систему, в названии которой все же остается номинатор “English”; невозможно элиминировать весь этноинформационный архив (так называемую «английскость»/Englishness) в International English.
В своих утверждениях мы опираемся на каноны традиционной лингвистики, согласно которым понятие языка непосредственно связано с понятием носителя и творца языка, языкового коллектива, с понятиями генетической принадлежности и исконности. Генетическая принадлежность и обязательное наличие коллектива носителей языка являются основополагающими критериями в сборе эмпирического материала о языке и его последующего лингвистического анализа, на основе которого получаются сведения об аутентичности языка [Coulmus 1980].
В силу этого мы видим серьезную проблему в концепции International English – он не связан с понятием носителя языка, позиционируется как нейтральный код и призван предоставить концептуальную систему единого коммуникативно-когнитивного пространства любому представителю любой нации. По нашему убеждению, невозможно создать универсальный код, который полностью удовлетворял бы коммуникативным требованиям представителей всех лингвокультурных сообществ, мог бы адекватно преломить все национальные картины мира и гарантировать беспроблемное общение. Эта задача сродни задаче о квадратуре круга.
На настоящий момент International English не кодифицирован в справочных и дидактических материалах и не существует в учебных программах; ученые не имеют единого мнения о том, какие черты аутентичного английского языка должны составить концепцию International English. Сторонники этого подхода призывают вести обширные сравнительно-описательные исследования для последующей кодификации выявленных общих черт освоения английского языка носителями различных этнических языков. Для этого ставится ряд вопросов, на которые необходимо ответить:
Какие грамматические конструкции и лексические единицы выбираются с наибольшей частотностью? Какие факторы обеспечивают наиболее эффективное общение? Какие факторы приводят к непониманию и коммуникативным сбоям? Есть ли корреляция между степенью владения английским языком и успешностью общения? Существуют ли грамматические конструкции, лексические единицы и фонетические явления в речи неносителей языка, являющиеся нарушениями с точки зрения норм этнического английского языка, но регулярно употребляющиеся в общении между неносителями языка? Можно ли упростить на основе полученных данных систему этнического английского языка и кодифицировать системные черты нового кода International English?
C одной стороны, мы считаем, что нельзя сбрасывать со счетов проведенную научную работу по разработке концепции International English, явившейся результатом работы авторитетных ученых разных стран, имеющей широкую фактографическую базу, учитывающей логику современных социальных, политических, экономических, культурных, информационных процессов, протекающих в современном мире. С другой стороны, мы твердо убеждены, что лингвистике не стоит вмешиваться в естественный процесс развития языка. Задача лингвистов, с нашей точки зрения, состоит в описании, толковании, прогнозировании естественных языковых явлений и процессов, но не в разрабатывании искусственных по своей природе семиотических систем, их кодификации, декретивном введении в мировую практику языковой подготовки и, как следствие, модифицировании естественного языкового континуума. Мы считаем неадекватным путь выработки универсального общечеловеческого вербального кода International English путем индивидуальных или коллективных усилий ученых. Критические замечания по поводу выработки универсальных искусственных вспомогательных кодов нами были изложены [Щенни-кова 2016].
Просодика РИАЯ
В результате эксперимента были установлены отличия в просодике англоязычной речи русскоязычных билингвов от речи носителей языка. Они обусловлены следующими причинами: устойчивость навыков постановки словесных и фразовых ударений в родном языке у русскоязычных коммуникантов; различия в акцентных схемах русского и английского языков; неустойчивось навыков в постановке словесных и фразовых ударений в неродном языке у русскоязычных коммуникантов; автоматический перенос навыков произношения ударных и неударных слогов из родного в неродной язык.
Общей типологической чертой русского и английского языков является разно-местность ударения; главное ударение не привязано к определенному слогу в словах. В английском языке выделяются главное и второстепенное ударение. Второстепенное ударение встречается в словах с количеством слогов более трех. В речи билингвов несоблюдение второстепенного ударения в таких словах - частое явление: converstion — converstion, r revoltion - revoltion, imagintion - imagintion, identifiction - identification.
Следует оговориться, что в русском языке существует побочное (дополнительное) ударение, похожее на второстепенное ударение в английском языке. Оно имеется наряду с основным ударением у слов со сложной структурой (сложных словах, сложносокращенных словах, словах с определенными префиксами) и ставится, как правило, ближе к началу слова: педуниверситет, деревообработка, антимонопольный, дореволюционный. Возможно наличие нескольких побочных ударений: автомотоклуб, теплоэлектростанция. Но, в отличие от второстепенного ударения в английском языке, носящего облига-торный характер, побочное ударение в русском языке не является постоянным признаком слова; его появление в конкретном слове в потоке речи или в изолированном произнесении факультативно. Несоблюдение русскими билингвами второстепенного ударения в словах с количеством слогов более трех не приводит к коммуникативным сбоям, т.е. коммуникативно нерелевантно. Однако эта фонетическая черта пополняет список отличий РИАЯ от аутентичной англоязычной речи и воспринимается носителями английского языка как элемент русского акцента.
В английском языке существуют некоторые группы слов, в которых нормативно имеются два главных ударения: 1) многосложные слова с префиксами, у которых есть собственное значение, понятное современному носителю языка (un-, dis-, non-, in-, ir-, im-, re-, mis-, pre-, ex-, under-, sub-, inter-, anti-, vice-, ultra-, out-), в отличие от префиксов, утративших значения (следует отметить возможное отсутствие ударения на префиксе в словах, часто употребляемых в каждодневном общении); 2) числительные от 13 до 19 для противопоставления числительным на y; 3) сложные числительные; 4) некоторые сложные прилагательные, если их компоненты равноценны по значению: well-known, knee-knocking, absent-minded, top-notch, kind-hearted; 5) фразовые глаголы, в составе которых имеются постпозитивы, изменяющие значение глагола и получающие основное ударение: take in, put off, give up, fall out, come on и т.п.
В русском языке не бывает двух главных ударений в одном слове; отсюда проистекают отличия речи на РИАЯ от аутентичной английской речи, проявляющиеся в переносе устойчивого произносительного навыка с родного на неродной язык. Это не искажает смысла высказываний в большинстве случаев, кроме случаев затруднений при дешифровке числительных от 13 до 19, поскольку с одним ударением их фонетический образ весьма сходен с фонетическим образом числительных 30, 40, 50, 60, 70, 80, 90. Задания 1, 2, 3 фонетического эксперимента помогли установить, что 38 % респондентов привычно ставили ударение на первом слоге в числительных 13–19.
Особых замечаний заслуживает место ударения в сложных словах, которые представляют собой грамматическое и семантическое единство нескольких корневых морфем. Проблемным в английской филологии является вопрос о разграничении словосочетаний и сложных слов с раздельным написанием компонентов. Граница между ними размыта. С одной стороны, правила орфографии отражают степень семантической спаянности компонентов сложных слов, а с другой, и при раздельном написании компонентов сложных слов может наблюдаться высокая семантическая целостность: cutting room – монтажная, hush money – взятка за молчание, mare s nest – иллюзия, заблуждение, crow s feet – морщинки, crow s nest – наблюдательная вышка, devil s bones – игральные кости, devil s books – игральные карты.
В английских сложных словах наблюдается разная степень семантической и синтаксической целостности. Словари фиксируют различное написание одних и тех же английских номинативных языковых единиц – раздельное, дефисное, слитное. Это приводит к тому, что многие такие языковые единицы включаются одновременно и в лексические словари на правах сложных слов, и во фразеологические словари на правах оборотов речи: frog march, frog-march – насильственное перемещение человека; tape recorder, tape-recorder – магнитофон; hush money, hush-money – взятка за молчание; wire tapping, wireapping – подслушивание телефонных разговоров; cutting room, cutting-room – монтажная; sea gull, sea-gull, seagull морская чайка; bull fight, bull-fight коррида.
Это говорит о лексикализации языковых единиц, характеризующихся высокой семантической целостностью. В вопросах о семантических взаимоотношениях компонентов сложных слов, разграничении сложного слова и словосочетания остается еще много спорного, неясного и противоречивого. Ученые признают, что языковая единица становится несомненным словом при соблюдении следующих условий: только одно ударение, нетрансформируемость, слитное или дефисное написание с утратой раздельного написания. Примерами слов, которые были словосочетаниями и затем подверглись лексикали-зации, могут быть следующие языковые единицы: handshake – рукопожатие, gas-bag – аэростат, gas-mask – противогаз, cloudland – несбыточные мечты, greyhound – быстроходное океанское судно, greybeard – пожилой человек. Но следует признать, что нет строгих универсальных правил постановки ударения в сложных словах в английском языке. Лингвисты предлагают некоторые частные правила, призванные помочь русским билингвам правильно ставить ударения в отдельных группах сложных слов.
1. Основное ударение в сложных словах падает на наименее предсказуемый, наиболее информативный компонент, уточняющий информацию, содержащуюся во втором компоненте: `lowlands, `bus driver, po`lice station, `cookbook, `nighttime, `womankind, `toothpick.
2. Основное ударение в сложных словах падает на второй компонент, если первый выполняет определительную функцию относительно второго: second-`hand, first-`rate, evil-`minded, loud-`speaker, kind-`hearted, low-`paid.
3. Основное ударение падает на первый компонент, если таковым является существительное: `sunrise, `apple-pie, `fur-coat, `clockwork.
4. Сложные прилагательные имеют два ударения на каждом компоненте, если они равноценны по значению: `low-`calorie, `low-`fat, `well-`built, `well-de`veloped, `clean-`shaven, `top-`notch.
5. Сложные прилагательные имеют ударение на первом компоненте, если второй компонент семантически слабее первого: `childlike, `oval-shaped.
6. Фразовые глаголы имеют два ударения на обоих компонентах, в то время как сложные существительные, образованные от них способом словосложения, имеют одно ударение, падающее на первый компонент: to `pay `out a `payout, to `break `through a `breakthrough.
Наше исследование показало, что русские билингвы даже с достаточно высокой языковой компетенцией нечетко знают правила постановки ударений в сложных словах и не демонстрируют устойчивый навык их применения в речевой англоязычной практике. Нами было выяснено, что билингвы опираются не на знание частных правил постановки ударений в сложных словах, а на свой предыдущий языковой опыт. Отсюда непоследовательность действий в сходных фонетических контекстах, смазанность произношения ударных/неударных слогов в сложных словах, потеря ритмического рисунка, введение второго ударения в словах с одним ударением, произношение с одним ударением слов с двумя ударениями, усиление синдрома иноязычного акцента.
Специфика употребления личных форм глагола в речи на РИАЯ
Как известно, системы видовременных форм русских и английских глаголов не изоморфны. Описанию их различий посвящен ряд теоретических и учебно-методических работ. Специфика каждой видовременной системы проявляется не только на семантическом уровне, но и на формальном уровне: в русском языке преобладают синтетические видовременные формы, в английском языке – аналитические. Восприятие, отражение, категоризация и творческая модификация мира осуществляется посредством грамматических категорий внутреннего кода индивида, т.е. семиотической матрицы его родного языка. При переключении на какой-либо внешний код, в данном случае на семиотическую систему английского языка, индивид не может полностью отключить когнитивно-коммуникативные структуры родного языка и полностью заместить их когнитивно-коммуникативными структурами неродного языка в силу законов высшей нервной деятельности. Отсюда склонность осуществлять семиотическое моделирование видовременных форм неродного языка на базе универсальной семиотической матрицы видовременных форм глагола родного языка. Иными словами, склонность русских билингвов адаптировать английские видовременные формы к формам русского глагола и устанавливать негибкие ассоциативные соответствия между разноязычными формами (например, английские перфектные формы всегда соответствуют русским формам совершенного вида) создает условия для пополнения списка черт своеобразия речи на РИАЯ.
Многолетние наблюдения и анализ образцов письменной и устной речи билингвов позволили нам сделать некоторые выводы о частотных отклонениях пользователей РИАЯ от аутентичной нормы применения видовременных форм, т.е. о статистической норме РИАЯ в этом аспекте. Подчеркнем, что учет всех индивидуальных отклонений не являлся нашей задачей.
1. В речи на РИАЯ глагольная форма Past Continuous употребляется чаще, чем в аутентичной английской речи. В результате наших исследований было установлено, что английская глагольная форма Past Continuous употребляется на РИАЯ чаще, чем в аутентичной английской речи. Объясняется это тем, что у пользователей РИАЯ форма Past Continuous функционально отождествляется с формой русского глагола несовершенного вида прошедшего времени. В аутентичной английской речи форма Past Continuous употребляется при одновременном использовании формы Past Simple (When I arrived, he was crying bitterly), при передаче двух или более параллельных действий с обычным указанием времени (At five yesterday he was washing up, while she was walking the dog) и с составным предлогом between … and …, from … to … в тех случаях, когда требуется эмфатически подчеркнуть процесс и продолжительность действия. Чаще в последнем контексте употребляется форма Past Simple, кодирующая факт состоявшегося действия. Это часто не учитывается пользователями РИАЯ, и они применяют форму Past Continuous там, где аутентичная речевая норма предписывает форму Past Simple.
Метаязыковые комментарии русских билингвов по поводу наличия/отсутствия раз ницы между предложениями с оппозицией Past Simple :: Past Continuous подтвердили неразличение указанных оттенков значений.
3. В речи на РИАЯ часто не дифференцируются оттенки значений оппозиции Simple :: Continuous глагола to be для характеристики человека и его поведения, в отличие от аутентичной английской речи. Специфика РИАЯ в выборе видовременных форм проявляется в отношении глагола to be, когда необходимо дискриминировать общую характеристику человека и характеристику его поведения. Билингвы нечасто используют эту способность грамматических форм, предпочитая в обеих ситуациях Present Simple, что может вызвать у собеседника-носителя языка более негативные эмоции, поскольку звучат более резко и беспристрастно
4. В речи на РИАЯ английская предикативная конструкция с глаголом-связкой to be для передачи свершившегося действия употребляется в целом реже, чем в аутентичной английской речи. Межъязыковой гомоморфизм обнаруживается в тех случаях, когда пользователям РИАЯ нужно передать совершившееся действие (опоздал, уехал, лег спать, заболел, вышел, закончил, кончился), а носители английского языка осмысливают их как нынешние состояния, являющиеся результатом действия. Поэтому русской глагольной форме прошедшего времени совершенного вида в этих случаях соответствует английская предикативная конструкция с глаголом-связкой to be. Билингвы, опираясь на грамматические каноны родного языка, склонны употреблять формы Present Perfect
Эта черта пополняет список особенностей РИАЯ. Носители английского языка тоже употребляют форму Present Perfect в данном контексте, но гораздо реже. Таким образом, разница состоит в частотности употребления. Следует подчеркнуть, что предпочтительное употребление формы Present Perfect билингвами не влияет на степень взаимопонимания при общении с носителями английского языка.
5. В речи на РИАЯ не встречается структурно зависимая глагольная форма Present Simple в определенных специальных вопросах типа What do we do next? Where do we go now? Who do we refer to for instructions? в отличие от аутентичной английской речи. Предписанная английской речевой нормой форма Present Simple не согласуется с системой видовременных форм русского языка (Что будем делать дальше? Куда теперь пойдем?); пользователи РИАЯ не находят обратной ассоциативной связи и, как следствие, не употребляют форму Present Simple для оформления подобных вопросов. Пользователи РИАЯ прибегают к другим грамматическим средствам – применяют конструкцию be going to, модальное сказуемое с should и форму Future Simple: What are we going to do next? Where should we go now? Who will/shall we refer to for instructions?
Это подтверждается и результатами нашего исследования: в переводческом задании 98 % респондентов использовали при передаче этого значения конструкцию форму Future Simple, 89 % – модальное сказуемое с should, 86 % – be going to. Метаязыковые комментарии респондентов в основном отражают комфортность и уместность этих средств в этих ситуациях для пользователей РИАЯ, а на вопрос «Некоторые считают, что в этих ситуациях возможна форма Present Simple, что Вы думаете об этом?» 80 % респондентов среагировали отрицательно («здесь же контекст будещего времени!»), 45 % из которых тут же засомневались («хотя…может быть…»). Неупотребление формы Present Simple в таких контекстах составляет еще одну идиоэтничную характеристику речи на РИАЯ.
6. В речи на РИАЯ употребляется форма Present Perfect для оформления следующих высказываний: я забыл – I have forgotten, я слышал – I have heard, я узнал – I have learnt, мне сказали – I have been told, в отличие от Present Simple, предписанной нормой аутентичной английской речи. Носители русского языка, следуя усвоенной системе видовременных форм, употребляют формы Present Perfect и Past Simple для оформления таких высказываний, как: я забыл, я слышал, я узнал, мне сказали. Для разговорного стиля аутентичной речи предпочтительным является использование формы Present Simple (I forget, I hear, I learn, I am told). Формы Present Simple с упомянутыми глаголами крайне редко встречаются в речи на РИАЯ в подобных контекстах. Об этом же свидетельствуют результаты исследования. Респондентов попросили перевести предложения с русского на английский: в подавляющем большинстве респонденты использовали Present Perfect и Past Simple за редким исключением формы Present Simple глагола hear (13 % респондентов глагол hear употребили в Present Simple). Пользователям РИАЯ эта форма представляется нелогичной и неудобной, т.к. они не находят регулярного соответствия в видовременной системе родного языка, и, с их точки зрения, она не выражает результата состоявшегося действия, как это делает русский глагол прошедшего времени совершенного вида.
7. В речи на РИАЯ редко употребляются глаголы в форме Continuous, принадлежащие списку non-Continuous в одних из своих значений. Усвоив список глаголов, в норме не употребляющихся в форме Continuous, пользователи РИАЯ не усваивают алгоритм использования этих глаголов в форме Continuous (исключения: think, feel, watch, have, expect). Пользователи РИАЯ не употребляют следующие глаголы в форме Continuous
Некоторые социокультурные и геополитические импликации проблемы идиомов
В соответствии с темой диссертации, мы рассматриваем английский язык в неразрывной связи с социокультурной ситуацией его функционирования, поэтому в данном разделе приводятся некоторые социокультурные и геополитические импликации проблемы локальных идиомов.
Проведенный нами анализ строения и функционирования РИАЯ, а также ознакомление с результатами аналогичных исследований, проведенных нашими коллегами на материале других идиомов английского языка, привели нас к выводу о том, что формирование языка Globish, единого для всего человечества и лишенного определенных национальных корней, можно охарактеризовать как дело отдаленного будущего, если оно вообще возможно и нужно. Дело в том, что интерферирующее влияние родной лингвокуль-туры на человеческую речь неизбежно, на каком бы языке человек ни говорил. Индивидуум – плоть от плоти народа, он не мыслит себя вне своего народа и бессознательно идентифицирует себя с коллективом единоплеменников, даже если публично декларирует свой космополитизм. Без этнической самоидентификации нет личности.
Чтобы безупречно говорить на неродном языке, нужно обладать соответствующей полноценной и высокоразвитой языковой личностью, второй по счету по сравнению с родной языковой личностью, основанной не только на языковой, но и на культурной компетенции – такой же, как у носителей данной лингвокультуры. Иначе говоря, нужно быть абсолютным билингвом; в противном случае невозможно устранить из своей речи результаты интерферирующего влияния родной лингвокультуры.
Отсюда следует, что языку Globish должна соответствовать оторванная от чьих бы то ни было культурно- и социально-исторических, а также психологических корней языковая личность, космополитичная, вторичная по отношению к родной языковой личности, но при этом полноценная и высокоразвитая; иначе невозможно достичь полноценного и содержательно богатого общения между народами.
Это означает, что каждый человек на Земном шаре психологически и культурно должен стать одновременно представителем своего этноса и гражданином мира. Возможно, это было бы неплохо – ведь это позволило бы соотнести национальные и общечеловеческие ценности и интересы в каждом отдельно взятом культурно-языковом сознании, препятствуя формированию национализма и шовинизма. Однако при этом Globish должен обладать такими свойствами, чтобы на него можно было во всем объеме, без потери информации переводить этнические ценности и этническую картину мира любого народа. Достижимо ли это?
По-видимому, предполагается, что национальные идиомы английского языка, взаимодействуя на арене международного общения, каким-то образом притрутся друг к другу, и в результате возникнет единый международный английский, а затем – уже не английский, а просто международный язык. Такая перспектива, по нашему мнению, сомнительна по указанной выше причине – неустранимости интерференции родных линг-вокультур. Чтобы ее устранить, нужно ни много ни мало – устранить этнолингвокуль-туры, что представляется катастрофическим абсурдом. Поэтому, на наш взгляд, вопрос следует ставить не о том, как это сделать, а о том, надо ли это делать.
По Ю.М. Лотману [2000в], культура представляет собой принципиально «полигло-тическую» (многокодовую) систему; не бывает моноглотических культур, потому что без взаимодействия кодов не вырабатывается новая информация. Эффективность функционирования культуры и ее богатство прямо пропорциональны числу культурных кодов, вплетенных в ее «ткань» и взаимодействующих в ее рамках. Семиотическая унификация культуры ведет к ее обеднению, примитивизации и угасанию творческого начала.
Этот процесс наблюдается в современном мире: миру навязывается (иногда насильственно) единая система ценностей. Эти ценности выдаются за общечеловеческие, но в действительности многие из них выработаны в последние десятилетия в рамках со-циокультуры США. Они представляют собой идеи либеральной демократии, возникшие во времена Великой Французской революции, а в наше время во многом извращенные и доведенные до абсурда путем их безудержной экстраполяции.
Стремление обеспечить соблюдение прав тех или иных меньшинств осуществляется способами, ущемляющими права всех других меньшинств, а заодно и большинства. Забыто ограничение, провозглашенное Робеспьером («Граница свободы – права других») и выраженное Р.У. Эмерсоном в образной форме («Твоя свобода махать руками кончается там, где начинается нос твоего ближнего»). Наряду с подлинными ценностями человечеству навязываются такие псевдоценности, как пропаганда клинической патологии (разного рода половых извращений) среди молодежи, «лингвистический терроризм» в виде так называемой политкорректности, толерантность по отношению к политическим экстремистам, дозволение осквернять святыни и прочие, по выражению М. Горького, «свинцовые мерзости».
Внутри западной культуры вызрело безумие, и преодолеть его, вернуться на стезю разума можно только при условии многополярности мира, полиглотизма мировой культуры. Откорректировать отклонения можно на пути разумного и миролюбивого полилога культур, а не на пути насаждения перечисленных «ценностей» по всему миру с помощью авианосцев и ракетных баз. Нужны противовесы; мир не должен быть монокультурным; избежать стагнации и регресса и обеспечить развитие земной цивилизации можно лишь на основе диалектического единства противоположностей.
Общий язык несет в себе общий набор понятий и концептов, составляющих культуру. Идея Globish предполагает, что такой набор существует или должен существовать. Фактически в качестве такового предлагается и даже навязывается то, что Б. Уорф [1960] называл среднеевропейским стандартом. Но почему 85% человечества должны осваивать систему ценностей, которых ныне придерживаются от силы 15%? Потому что они самые передовые? Но, во-первых, как показано выше, далеко не все эти ценности – самые передовые, а во-вторых, далеко не все они органично «ложатся» на менталитет народов мира, характеризующийся большим разнообразием.
С этих позиций становится, на наш взгляд, очевидно, что мировой язык должен включать в свою семантическую систему лишь тот набор понятий и концептов, который действительно является общим для всех людей, который согласован и добровольно принят всеми за основу единомыслия и коммуникации. Всё остальное должно оставаться идиоэтничным. Но в таком случае мировой язык будет сравнительно бедным, а значит – вспомогательным, а не основным языком мышления всего человечества.
В известной мере проблема кросс-культурного общения и взаимопонимания аналогична проблеме перевода поэзии с одного этноязыка на другой. Национальная культура, как и ее часть – национальная поэзия, в ряде отношений представляет собой «вещь в себе», и попытки свести многие культуры к одной культуре подобны попыткам древнеримских грамматистов свести грамматики всех известных им языков к грамматике латыни.
По нашему мнению, проблему межкультурного общения следует решать не путем унификации языка и культуры человечества, а иными способами. На практике эта проблема стихийно решается использованием многочисленных и разнообразных версий английского языка, структура которых несет в себе «родимые пятна» национальных мента-литетов народов мира и таким путем становится достоянием человечества. Это «мостики», объединяющие и взаимообогащающие культуры. Например, если русскоязычный билингв, желая выразить безоговорочное доверие к человеку несомненно надежному, скажет по-английски: “I would go scouting with him” (калька с русского оборота «Я бы с ним в разведку пошел»), то он, во-первых, продемонстрирует тот факт, что носители русской лингвокультуры в подобных случаях пользуются «милитарным» культурным кодом (мышление в этом коде свойственно русским; англосаксы выражают доверие «меркантилистским» кодом: “I would lend him a million and take no voucher”), а во-вторых, он сделает крупицу русской лингвокультуры достоянием всех, кто слышит и может понять его через англоязычный канал связи. Так происходит обмен духовно-культурными ценностями.