Содержание к диссертации
Введение
ГЛАВА I. Теоретические основы изучения состояния одиночества 14
1.1. «Одиночество» как экзистенциональный феномен 14
1.1.1. Феномен «одиночество» как предмет междисциплинарного исследования в антропоцентрической парадигме .14
1.2. Социологический подход к изучению феномена «одиночество» .18
1.3. Одиночество как психологический феномен 22
1.4. Одиночество как культурологический концепт 32
1.5. Феномен «одиночество» как объект лингвистических исследований 40
1.6. Концептуализация и концептуальная модель «одиночество» .47
1.7. Одиночество как совокупность интенциональных состояний субъекта речи .51
1.8. Лексико-семантическая основа концептуализации одиночества и принцип анализа релевантного художественного материала .60
Выводы по первой главе 65
ГЛАВА II. Художественные формы экзистенционального состояния одиночества. лингвистический анализ .69
2.1. Специфика повествовательного художественного текста 72
2.2. Содержательные и лексико-семантические маркеры субъекта состояния одиночества в повествовательном художественном тексте 77
2.3. Структурно-функциональные и функционально-смысловые типы речи в художественном тексте .82
2.4. Структурно-семантический, структурно-функциональный и функционально-смысловой анализ художественных текстов по авторам .87
2.4.1. Структурно-семантический, структурно-функциональный и функционально-смысловой анализ .88 произведений И.В. Гете
2.4.2. Структурно-семантический, структурно-функциональный и функционально-смысловой анализ произведений Т. Манна .100
2.4.3. Структурно-семантический, структурно-функциональный и функционально-смысловой анализ произведений Г. Гессе 113
2.4.4. Структурно-семантический, структурно-функциональный и функционально-смысловой анализ произведений С. Цвейга 132
2.4.5. Структурно-семантический, структурно-функциональный и функционально-смысловой анализ произведений Э.М Ремарка .144
2.5. Интерпретация результатов лингвистического анализа фрагментов художественных текстов 145
Выводы по второй главе .160
Заключение .163
Библиографический список
- Социологический подход к изучению феномена «одиночество»
- Лексико-семантическая основа концептуализации одиночества и принцип анализа релевантного художественного материала
- Структурно-семантический, структурно-функциональный и функционально-смысловой анализ художественных текстов по авторам
- Структурно-семантический, структурно-функциональный и функционально-смысловой анализ произведений Г. Гессе
Введение к работе
Актуальность данного исследования обусловлена многовек-торной/аспектной антропоцентрической направленностью современного языкознания, что подразумевает интерес к способам фиксации художественными средствами объективных социальных фактов в отношении личностей, представляющих социальную значимость. Необходимость объективных критериев в экспликации субъективных состояний ставит вопросы в отношении адекватности тех или иных языковых и речевых маркеров или их комплексов для реализации целостных художественных форм, семантизирующих интенциональ-ное отношение.
Субъективное одиночество определяется переживанием, включает эмоциональный и когнитивный аспекты и оказывает то или иное влияние на развитие личности. Мы решаем в работе не вопрос о значении одиночества для личности, а исследуем целостную художественную форму, которая получает выражение в совокупной работе языковых средств, способна структурировать один или несколько типов интенционального отношения и семантизировать их отличия.
Цель исследования – выявление инвариантности и вариативности способов выражения интенционального отношения субъекта
к переживаемому состоянию одиночества на материале текстов немецкоязычных писателей XVIII-XX вв.
Достижение данной цели требует постановки и решения ряда конкретных исследовательских перспектив и задач, как то:
– определить онтологический статус феномена одиночества в его философской, психологической и лингвопрагматической трактовках; выявить на основании анализа различных теоретических подходов наиболее релевантные критерии для определения характеристик интенционального состояния одиночества;
– проанализировать и проинтепретировать релевантные фрагменты художественных повествовательных немецкоязычных текстов, отражающие интенциональную направленность субъекта одиночества к своему состоянию;
– выявить номенклатуру (и лингвотекстуальный статус) языковых и речевых маркеров интенциональности, свидетельствующих об индивидуально-авторской концептуальной модели феномена «одиночество»;
– установить интенциональные типы в онтогенетической и филогенетической динамике;
– сопоставить выявленные концептуальные модели по их семантической репрезентации, возрастному критерию и в зависимости от эпохи проживания авторов (XVIII, XIX и XX вв.) с целью определения инвариантного интенционального типа.
Основная гипотеза ориентируется на типологию предметно-смысловой направленности субъекта одиночества. Ее экспликация в художественном тексте являет собой концентрацию языковых и речевых фактов, которые в своей совокупности могут быть рассмотрены как «концептуальная модель»: она имеет изоморфный инвариант, получает авторскую вариацию в соответствии с интен-циональным типом самого субъекта одиночества.
Такая постановка проблемы предопределила основные положения диссертации, выносимые на защиту:
-
В парадигме повествовательных текстов с художественной реальностью субъектов одиночества формулируется констатация определенного, социально обоснованного состояния, вызывающего у персонажа личностно-поведенческую реакцию на уровне «мыслить», «чувствовать». Концентрация такой реальности эксплицируется в формате концептуальной модели «художественного состояния одиночества».
-
Концептуальная модель «художественного состояния одиночества» представляет собой относительно устойчивый реализуемый дискурсивно и вариативно тип высказываний для экспликации персо-
нажа как типа интенционального отношения к своему состоянию одиночества.
-
Интенциональность отношения субъекта одиночества к своему состоянию реализуется семантическими категориями эмотивности, субъективности, модальности, аксиологии и функционально-смысловыми типами речи. Эксплицитные и имплицитные языковые/речевые маркеры: «номинанты одиночества», ключевые признаки состояния одиночества (условия, в которых находится субъект одиночества), типология модальности и функционально-смысловые типы речи представляют собой комплексную структуру концептуальной модели «одиночество».
-
Концептуальная модель «одиночество» репрезентирована несколькими интенциальными типами субъектов одиночества. Интен-циональный тип субъекта одиночества не является постоянной величиной и имеет тенденцию к смене своего типа или склоняется к амбивалентности в восприятии своего интенционального состояния по мере взросления или изменения социальных ситуаций/обстоятельств. Амбивалентность в восприятии интерпретируется как признак личностной стабильности субъекта одиночества и является приобретенным качеством, обусловленным онтогенетически.
-
Контексты, репрезентирующие состояние одиночества совокупностью семантически и функционально связанных элементов (лексика, грамматические формы, функционально-смысловые типы речи), позволяют говорить о характерной семантической и концептуальной изотопии этих контекстов, что позволяет выявить семантическую структуру авторской концептуальной модели «одиночество» как «изотопный вариант» исходного инварианта «художественного одиночества».
Материалом исследования послужили литературные тексты, в которых авторы описывают состояние одиночества. Были рассмотрены произведения, дифференцируемые по периодам онтогенетической (молодость, взрослость, зрелость) и филогенетической динамики (XVIII-XX вв.): И.В. Гете, Т. Манна; Г. Гессе, С. Цвейга, Э.М. Ремарка. Проанализировано более 4000 страниц текстов художественных произведений.
Критериями выбора материала исследования послужили: две основные характеристики художественных текстов – формальная (повествовательный характер) и сущностная (посвященность теме одиночества); адекватность исследовательского материала. Сопоставление тематической номинации в процессе интуитивного чтения обнаружило расхождение с «номинантам одиночества» Н.В. Подзолковой [2005] за счет расширения как ассоциативного, так и синонимического
рядов, что дискредитировало критерий номинации как решающий фактор отбора текстов для исследования.
Принципы научной системности подсказывают, что номинант (субъект одиночества) образуется скорее на основе фреймовой семантики и предполагает обозначаемого субъекта, взятого для исследования совместно с условиями его существования. Субъект одиночества, как будет показано в работе, тянет за собой основание своего состояния (его ключевые признаки), выраженное соответствующим типом повествования (повествование/описание/рассуждение) и формами модальности (участие, например, грамматической категории Konjunktiv в экспликации отношения к миру персонажа автором или самим персонажем, а на семантическом уровне – модальных слов). Комплекс названных факторов (языковых и речевых фактов) уже становится основанием считать тот или иной фрагмент текста релевантным для исследования.
Методологическая база исследования. Диссертационная работа выполнена в русле философской диалектико-материалистической концепции в соответствии с общим принципом, постулирующим всеобщую связь явлений, диалектику взаимодействия категорий количества и качества, формы и содержания, причины и следствия. В соответствии с объектом исследования работа строится на базе антропоцентрической методологии в ее междисциплинарной реализации.
Общей лингвистической, психолингвистической и когнитивно-концептуальной базой исследования послужили работы Н.Д. Арутюновой, А.В. Бондарко, М.Я. Блоха, А. Вежбицкой, Е.М. Вольф, В.Г. Гака, И.Р. Гальперина, Л.И. Гришаевой, В.Д. Девкина, Т.М. Дрид-зе, В.И. Карасика, Ю.Н. Караулова, В.Б. Кашкина, С.Д. Кацнельсо-на, И.Э. Клюканова, О.А. Коваль, Н.А. Красавского, Е.С. Кубряко-вой, А.А. Леонтьева, Г.Г. Матвеевой, Е.В. Падучевой, А.П. Седых, Ю.С. Степанова, И.А. Стернина, Н.И. Формановской, Л.В. Цуриковой, В.И. Шаховского, И.А. Щировой и др.
Лингвопрагматическая методология представлена работами Н.Д. Арутюновой, Г.Г. Матвеевой, Ю.С. Степанова, Дж. Серля, Т.А. ван Дейка, Э. Гоффмана, Д. Франк и др.
Методы исследования представляют собой разноаспектный подход в исследовании языкового материала: определившись с выбором художественных произведений, были выработаны критерии, по которым тот или иной фрагмент художественного текста мог быть причислен к релевантным для исследования (метод обоснованного отбора данных). Критерии отбора помогли определиться с релевантными языковыми и речевыми маркерами, из которых ассоциативные и синонимичные номинанты были подсчитаны (метод
частотно-статистического анализа данных), а все выявленные маркеры расклассифицированы (структурно-семантический метод). Классификация маркеров позволила объединить их в концептуальные модели и выявить в них устойчивый структурный инвариант и его дифференциации (метод семантико-прагматической интерпретации). Фактически после проделанной подготовительной работы мы провели лингвистический анализ в той его части, которая занимается компоновкой и интерпретацией синтезированных языковых данных (включая структурно-семантический, структурно-функциональный, функционально-смысловой и интерпретативный методы).
Новизна диссертационного исследования состоит в том, что в нем персонажи немецкоязычных повествовательных художественных произведений, характеризующиеся определенным состоянием одиночества, впервые обобщены в категорию субъектов одиночества. Их целостное культурное значение показано в совокупной работе языковых средств, а характер совокупности описан как относительно устойчивый тип высказываний, типичный в художественном дискурсе. Специфическая концентрация языковых средств, их структурированность и вариативная семантика интерпретируются как концептуальная модель состояния одиночества. Такая концептуальная модель устойчива в своей структуре как инвариант и способна репрезентировать варианты модели в зависимости от эксплицируемого ею персонажа как типа интенционального отношения к своему состоянию одиночества.
Теоретическая значимость исследования определяется тем, что в работе развивается тезис о концентрированной экспликации предметно-смысловой направленности субъекта одиночества в рамках художественного текста, которая реализуется в нем в формате концептуальной модели. Концептуальная модель состояния одиночества в парадигме немецкоязычных художественных текстов реализуется вариативно и имплицирует несколько интенциональных типов субъектного отношения к состоянию одиночества. Экспликация интенционального отношения субъекта к некоторому состоянию осуществляется комплексно-вариативным соотношением семантических категорий эмотивности, субъективности, модальности, аксиологии и функционально-смысловых типов речи. В работе на материале немецкого языка выводится номенклатура лексических и текстуальных маркеров интенционального состояния одиночества, определяются языковые характеристики интенционального типа субъекта одиночества, строятся гипотезы о динамике интенционального состояния одиночества в онтогенезе и филогенезе.
Практическая значимость. Выявление семантической структуры авторской концептуальной модели «одиночество» как изотопного варианта исходного инварианта «художественного одиночества» имеет большое практическое значение для лингвистики текста, лингводидактики, теории и практики межкультурной коммуникации. Теоретический и практический аспекты диссертации могут быть использованы при разработке отдельных тем общего языкознания, грамматики речи, лингвистики текста, риторики и стилистики, социолингвистики и психолингвистики, теории коммуникации и межкультурной коммуникации, спецкурсов по прагматике немецкого языка, интерпретации художественного текста и др. Полученные данные могут служить материалом для написания курсовых, выпускных квалификационных и диссертационных работ.
Апробация работы. Основные теоретические положения и практические результаты исследования получили отражение в докладах на международных научных конференциях (София, 2009; Ростов-на-Дону, 2010), на региональных и межвузовских конференциях (Пятигорск, 2010; 2012), в четырнадцати публикациях, восемь из которых – в изданиях, рекомендованных ВАК Министерства образования и науки Российской Федерации. Содержание диссертации изложено на заседаниях кафедры германистики и межкультурной коммуникации Института романских и германских языков, информационных и гуманитарных технологий Пятигорского государственного университета.
Структура работы состоит из Введения, двух Глав, Заключения, Библиографического списка и Приложения.
Общий объем диссертации составляет 268 страниц, основной текст – 165 страниц.
Социологический подход к изучению феномена «одиночество»
Феномен – греч. phainomenon означает «явление», «являющееся». При этом следует отметить изначальное совпадение понятий «явление» и «феномен». С точки зрения античных мыслителей мир феноменов воспринимался как кажущееся бытие. От Парменида берет начало идея о том, что истинно существующее и отчетливо осознаваемое – в частности, и феномены воспринимаются одинаково, т.к. бытие неразрывно связано с сознанием [Денисова, 2008, с. 67]. Данное толкование сохранилось в европейской философии и до наших дней. В эпоху средневековой теологии это выражалось в онтологическом аргументе – другими словами в возможности вывести существование объекта – Бога – из мысли о самом объекте. Эта идея в Новое время послужила методологическим оправданием поиска достоверного научного знания, включая философию Декарта, а в XX в. – стала одним из основных положений феноменологии и экзистенциональной онтологии М. Хайдеггера. В работе М. Хайдеггера «Бытие и время» (1927) проводится подробный этимологический анализ понятия «феномен», выявляются нюансы его употребления, разграничиваются понятия «явление» / Erscheinung (нечто очевидное наблюдателю, дающее о себе знать в чем-то другом), «феномен» (означает «казать себя», «казаться», «себя-себе-самому-раскрывающее» / das Sich-an-sich-selbst-zeigende) и «видимость» / der Schein (нечто кажущееся) [Хайдеггер, http://www.gumer.info/bogoslov; Денисова, 2008, с. 67-70]. Другими словами, явление и видимость становятся спутниками феномена, но не исчерпывают, и не объясняют его.
Элементарный феномен, следовательно, лежит в основе всех переживаний и есть «личностный мир» (У.А. Садлер), либо «жизненный мир» (Э. Гуссерль), а в нашей концепции – скорее жизненный мир «Я» во всей своей целостности, динамичности и интенциональности.
Феномен «одиночество» всегда находился в центре внимания немецкой философии, где считался необходимым условием развития души. Впервые слово «die Einsamkeit» появилось в XV в.; «solitude» - слово французского происхождения, активно вошедшее в обиход в XVIII в. преимущественно в философской литературе [Пузанова, 2009, с. 25]. В эпоху Просвещения (XVIII в.) уединенность признается великим благом, условием для духовного совершенствования. Для немецких романтиков одиночество – одна из важнейших тем, раскрывших необычайную сложность, глубину, антиномии и противоречия внутреннего мира человека, бесконечность индивидуальной личности («Фауст» И.В. Гете).
В XIX веке эта тема трактуется как уход от общественной организации, как условие истинной свободы, как возвышение над общественным мнением (Ф. Ницше). В том числе: осознанное осмысление проблемы одиночества расценивается как проблема уединения, отчуждения, экзистенциональности и интерсубъективности. Одиночество есть итог, следствие внутренней оценки своих взаимоотношений с миром и людьми, осознание распада социальных связей и духовных. В результате чего фиксируются следующие ситуации: активное противоборство, противостояние миру, нонконформизм – «человек против мира и людей», либо пассивное противостояние – «мир и люди против человека» [там же, с. 38].
Немецкая философия ХХ в. называет одиночество болезненным, социально обусловленным разъединением и изоляцией человека. Философы задаются вопросами причин и возможностей баланса между жизнью человека в обществе и вне него. С точки зрения феноменологии Э. Гуссерль рассматривает «философское одиночество» [Гуссерль, 2009], как единственный путь познания и постижения собственного Ego, способность погружения в глубины истинного чистого сознания Я. Данное «очищение-погружение» нацелено на выявление внутри сознания интерсубъективности Я, способности производить бесконечное множество модусов Я [Пузанова, 2009, с. 33-35]. Деятельность человека, по мнению Э. Гуссерля, протекает в «жизненном мире» [Гуссерль, 2009]. Сознание, в свою очередь, является непрерывным потоком сконструированных переживаний каждого индивида, что рисует и наделяет смыслом данную реальность. Данный процесс позволяет определить и установить индивидуальную предметную направленность сознания. В том числе некоторые мыслители различных школ и направлений расценивают социальные связи и способность коммуницировать как необходимое условие человеческого существования и личностной самореализации [Денисова, 2008, с. 104]. Например, Э. Фромм считает психическое разрушение следствием чувства полного одиночества, равнозначно, как и смерть – следствием физического голода [Фромм, 1990]. Х. Ортега-и-Гассет называет окрестный мир другой половиной своей жизни. Стать самим собой можно только вкупе с ним [Ортега-и-Гассет, 1991].
По мнению М. Бубера, для субъективно-объективного отношения «Я», способность коммуницировать предполагает необходимое «Ты», с которым он вступает в диалог. Уже с самого рождения, не осознавая, как устроен окружающий мир, «индивид» стремится познать свое предназначение через «Ты», в противном случае, человек ощущает себя покинутым и нежеланным ребенком мира [Бубер, http://www.psylib.org.ua/books]. Первая реакция человека на ощущение покинутости – желание уйти в себя. Вторая – желание раствориться в «Мы». При этом одиночество не исчезает, а лишь заглушается, спастись от него все труднее. Решение найти подлинное «Я» заключено во взаимосвязи с другим человеком, в соприкосновении с «Ты» [там же], только в «межбытии» человек познает и формирует себя [Пузанова, 2009, с. 45-50].
В научной (философской) и художественной литературе можно найти самые разнообразные феноменальные модели субъектов «одиночество». Соответственно, одиночество становится объектом разных наук антропологической парадигмы. Анализ показывает нарастающий интерес к этому феномену именно в последние годы, с расцветом «наук о человеке» [см.: Слобод-чиков, 2007]. Рассмотрим лишь некоторые значимые для нашего исследования подходы.
Лексико-семантическая основа концептуализации одиночества и принцип анализа релевантного художественного материала
Обратный процесс - десубъективизация - ведет к восприятию людей объектами. Такой тип поведения свойственен преступникам, политикам, прочим индивидам, для которых люди суть инструмент достижения цели.
Интровертный тип поведения воспринимает Oi как «недостачу» и концентрируется на ее переживании. Такому психологическому типу свойственна рефлексия, погружение в собственный духовный мир. Подобное отношение можно обозначить как С Э. Возможно также сублимирование коммуникативных отношений путем внутреннего диалога, создания воображаемого адресата в лице своего Alter Ego или, например, читателя созданного им текста.
Однако по своей природе социализированный человек заполняет образовавшийся коммуникативный и фатический (по Р. Якобсону) [1985] вакуум, стараясь найти в своем Alter ego симулякр собеседника, обращаясь к нему с надеждой найти ответы на волнующие его вопросы.
Такое состояние А.С. Гагарин и рассматривает как «удвоение» -интеллектуальное и практическое (субъект-объектное - Т.Ж.) - которое подразумевает прохождение через сознание человека, носит субъективный характер, представляя собой как удвоение мира, так и как удвоение самого субъекта, т.е. «двойничество». Наряду с этим сохраняется присутствие самого субъекта в пределах нового, удвоенного мира, который порождается мыслительной и практической деятельностью. Двойничество предполагает создание двойника, который является вне-себя-бытием человека, или производство выносимого за пределы субъекта и одновременно сохраняемого в психологических границах личного внутреннего двойника [Гагарин, 2002]. Эти психические процессы не имеют явной внешней цели и интерпретируется как О2 – психологическое (эмоциональное) состояние (аффективно-когнитивная структура).
В большинстве случаев отношение О1 к О2 является отношением причины и следствия. Однако О2 может возникать у субъекта и в отсутствии О1. Изоляция может быть в этом случае лишь внешним проявлением одиночества.
Поэтому Одиночество2 (О2) – это комплексное чувство (чувственное состояние или аффективно-когнитивная структура) с оценочным признаком (положительным или отрицательным), которое характеризуется как внутреннее психологическое состояние (переживание) человека, сложная амбивалентная эмоция [Изард, 2006], порождающая три типа отношения: либо человек сам стремится к О1 и находит свое О2 положительным, комфортным, необходимым для духовного или интеллектуального совершенствования, либо ощущает дискомфорт, страдает и, соответственно, болезненно воспринимает состояние О1/О2, либо стремление к изоляции, добровольному уединению имеет рефлексивную направленность. Здесь наблюдается разрыв духовных связей с наличествующим в коммуникативной ситуации субъектом (субъектами), отсутствие взаимопонимания, отрешенность от социальной среды, несогласие с бытующим общественным мнением или доминирующими социальными и политическими институтами и т.д. Другими словами, добровольное уединение, одиночество выражено тремя типами поведения:
1) активное неприятие, нонконформизм, диссидентство, попытка найти рациональный выход в деятельности (Бунтарь): [1] «Und ungern nur fragte ich stets nach Wegen – das ging mir immer wider den Geschmack! Lieber fragte und versuchte ich die Wege selber. Ein Versuchen und Fragen war all mein Gehen – und wahrlich, auch antworten mu man lernen auf solches Fragen! Das aber – ist mein Geschmack:
– kein guter, kein schlechter, aber mein Geschmack, dessen ich weder Scham noch Hehl mehr habe. «Das – ist nun mein Weg – wo ist der eure?» so antwortete ich denen, welche mich «nach dem Wege« fragten. Den Weg nmlich -den gibt es nicht!» [Nietzsche, http://www.gutenberg.spiegel.de] / И всегда неохотно спрашивал я о дорогах - это всегда было противно моему вкусу! Я лучше сам вопрошал и испытывал дороги. Испытывать и вопрошать было всем моим хождением - и поистине, даже отвечать надо научиться на этот вопрос! Но таков - мой вкус: ни хороший, ни дурной, но мой вкус, которого я не стыжусь и не прячу». [Ницше, 1990б, c. 140] 2) уход от действительности, самоизоляция, внутренняя эмиграция (Отшельник): [2] Es war eine Zeit in meiner Jugend, wo eine heifie Schwrmerei mich veranlafite, Einsiedler zu werden. Dunkle Ahndungen beschftigten meine jugendliche Phantasie. Ich hoffte voile Nahrung meines Herzens in der Einsamkeit zu Jinden. Unerschpflich dilnkte mir die Quelle meines innern Lebens. Aber ich merkte bald, dafi man eine Fillle von Erfahrungen dahin mitbringen mufi, dafi ein junges Herz nicht allein sein капп, ja dass der Mensch erst durch vielfachen Umgang mit seinem Geschlecht eine gewisse Selbstdndigkeit erlangt. [Novalis, http://www.gutenberg.spiegel.de/] / Было время в моей молодости, когда горячая мечтательность побудила меня стать отшельником. Смутные предчувствия занимали мою юношескую фантазию. Я надеялся вполне утолить жажду моего сердца в уединении. Источник моей внутренней жизни казался мне неисчерпаемым. Но вскоре я понял, что нужно в пустыню принести богатый опыт, понял, что пока сердце молодо, оно будет томиться в одиночестве, и что человек приобретает некоторую самостоятельность только в общении с другими людьми. [Новалис, http://www.lib.ru]
Структурно-семантический, структурно-функциональный и функционально-смысловой анализ художественных текстов по авторам
Интенциональное отношение, несомненно, меняется на протяжении жизни, как с изменением обстоятельств, так и с переменами в мировоззрении героя, а, следовательно, и автора (повествователя). Например, герой более раннего сборника рассказов Т. Манна (1898 - 23 г.) «Der kleine Herr Friedemann» сам говорит о своем мироощущении в период расцвета жизненных сил: (см.: Приложение, пример [7]).
Выделенные пропозициональные маркеры показывают изменение отношения героя к одиночеству с возрастом: из оптимистического они переходят в глубокий пессимизм стороннего наблюдателя (Сіа Ф Сг — CtD).
Поэтому в параметры нашего анализа вводится, с одной стороны, критерий возраста писателя, а с другой - критерий динамики исторической оценки на протяжении трех веков - от XVIII до XX в..
Еще одной причиной состояния одиночества, раскрываемой в содержании литературного произведения, является оторванность от родных мест, расставание с родиной, ностальгия, прочувствованная и описанная многими писателями. Такое одиночество разные интенциональные типы воспринимают по-разному. Часто это повод для воспоминаний, самооценки и осознания утраты. Но это также попытка найти средства, позволяющие облегчить ностальгические чувства. Для многих писателей таким средством является родной язык. Например (Т. Манн, 1903 - 28 лет): (см.: Приложение, пример [8]).
В этом отрывке можно увидеть трансформацию экстравертного интен-ционального типа в рефлектирующий интровертный. Оторванность от родных людей, ощущение одиночества на чужбине заставляют героя задуматься о его чувствах и проанализировать степень утраты (тип С Э Ф Сг). О вариативности интенционального состояния субъекта одиночества и о преобладании определенных черт характера, определяющих отношение к этому состоянию, говорят многие тексты Т. Манна и других анализируемых в работе авторов. Например, в «Тристане» (1903 г. - 28 лет) читаем: (см.: Приложение, пример [9]).
Здесь видны некоторые изменения интенциональности на фоне стабильного интровертного психологического типа.
Поиски выхода из одиночества субъект находит, как уже было отмечено, в сублимации, в создании вымышленного адресата, в художественном слове. Такое отношение говорит о характере самого писателя, о психологических мотивах, подвигнувших его к творчеству (Т. Манн «Tonio Krger» - 1903 г.): (cм.: Приложение, пример [10]).
В этом отрывке ясно проявляется внутренний протест против окружающего общества, разрыв между социальностью, присущей любому человеку, и неприятием его личности социумом («гадкий утенок»): типы Cip С2, или С Э Ф Сг.
Следующий фрагмент (cм.: Приложение, пример [11]) характеризует действия субъекта как добровольную изоляцию рефлективно-деятельност-ного интенционального типа. Вероятно, для усиления отчужденности субъекта повествование ведется от 3-го лица ед. ч., чтобы привлечь потенциального читателя в качестве стороннего наблюдателя.
Данный текстовый фрагмент является сложным синтаксическим целым, в котором наличествуют придаточные определительные, придаточные цели, придаточные причины и следствия, придаточные дополнения, сравнительные обороты, перечисление однородных прилагательных и наречий. Последовательность повествовательных предложений представлена пропозициональными маркерами, актуализирующими предикативную харак-теризацию (arbeitete nicht wie jemand — работал не как кто-то; sich fr nichts achtet — не уважает себя ни за что; grau una1 unauffllig umhergeht — бродит серый и невзрачный; arbeitete stumm, abgeschlossen, unsichtbar, voller Verachtung – работал молча, замкнуто, неприметно для чужого глаза, полный презрения).
Ассоциативный ряд элементов, репрезентирующих концептуальную модель «одиночество» в приведенном фрагменте, наполнен отрицательно-оценочными признаками (grau und unauffllig – серый и невзрачный; stumm, abgeschlossen, unsichtbar – молчаливый, замкнутый, неприметный), сравнительным ассоциатом-номинантом (abgeschminkter Schauspieler – ненакрашенный актер), наличием нестандартных антонимов (Talent – ein geselliger Schmuck; Druck eines schlimmen Lebens), доминирующей частотностью отрицательных частиц, приставок, отрицательного (nichts-ничто) и неопределенно-личного местоимения (jemand – кто-то). Тем самым субъект одиночества исключает себя из социума и идентифицирует как «ничто». К тому же в анализируемом фрагменте выявлены модальные актуа-лизаторы (частица – ganz, волительный глагол – wollen/хотеть и генерализирующая фразовая модальность man mu gestorben sein / следует умереть). Так, мы заключаем, что добровольная изоляция обусловлена семантически накапливаемой отрицательно-оценочной направленностью на окружающую действительность и желанием работать – творить.
Итак, выявление лексико-семантических и дискурсивных (текстовых) маркеров, выражающих категорию интенциональности показало следующие результаты: интенциональное отношение к состоянию одиночества в художественном повествовательном тексте репрезентируется признанными вербальными сигналами: деперсонализация – сторонний наблюдатель, «Я-познающее и воспринимающее» [Щирова, 2001] окружающую действительность, которые в свою очередь распадаются на «Я-мыслящее» и «Я-чувствующее».
Структурно-семантический, структурно-функциональный и функционально-смысловой анализ произведений Г. Гессе
Рассмотрим ряд фрагментов текста. Например: (см.: пример [54]). В приведенном отрывке прослеживается контаминация повествования от лица персонажа с его личными рассуждениями, предположениями, которые содержат четкое обоснование причин унаследованного от отца чувства беспричинной тоски и одиночества, что с развитием сюжетной линии приобретает устойчивое постоянство. Номинанты и номинативные сочетания служат экспликаторами анализируемой модели. Отрицательно-оценочные эпитеты (trb/печальный, grundlos / беспричинный, безосновательный), употребляемые в функции атрибутивных прилагательных, усиливают эффективность воздействия на реципиента.
Постоянно испытываемое персонажем чувство «недоданности» в любви и дружбе, наблюдаемое в личных изречениях персонажа (bin ich zeitlebens ein Knabe geblieben / в любви остался на всю жизнь недорослем; … frchtete mich, mit einem Menschen einen Umgang zu haben / боялся вести дружбу, общение с кем-то), толкает его к отшельничеству, странствию (mehrtgige einsame Fuwanderungen / многодневные одинокие странствия), единению с природой, а чтение и собственное сочинительство помогают познать ему свое «Я», что придает его рефлектирующему типу деятельностный характер: (см.: пример [55]).
В приведенном фрагменте текста отмечаем противопоставление миров: социум и животный мир. «Я-мыслящее» персонажа сменяет «Я-чувствую-щее» в форме предикативных конструкций: irgend etwas gefehlt / чего-то недоставало, mir nimmer einbrachte / мне никогда не привнесли – trume nmlich sehr oft / а именно часто мечтал, empfinde ein so gewaltiges Wohlbehagen / испытываю огромное удовольствие, mit Bedauern wahrnehme / с сожалением воспринимаю. Только в своих сновидениях и перевоплощениях в животного (Seehund/тюлень) персонаж начинает чувствовать, а социум и человеческую ипостась воспринимает с прискорбием и разочарованием.
В повествованиях персонажа, как активного интенционального типа, наблюдаем уже в юные годы постоянное чувство тоски и одиночества: … war nebenher bestndig schwermtig / но при всем этом постоянной спутницей моей была тоска или … dann kam allmhlich die alte Traurigkeit wieder, blieb tagelang, wochenlang, und verging auch bei der Arbeit nicht / затем ко мне постепенно вернулась прежняя грусть и не оставляла меня целыми днями, неделями и даже во время работы …
Вербализаторами пространственно-временной соотнесенности служат наречия (bestndig/постоянно, tagelang/целыми днями, wochenlang/неделями). Однако временами персонаж наслаждается и упивается этим сладостным чувством тоски: (см.: пример [56]).
Экспликаторами «Я-чувствующего» в анализируемом фрагменте выступают непривычные номинативные словосочетания в сопровождении качественно-оценочных прилагательных, характеризующих эмоциональное состояние персонажа: die se Schwermut / сладкая грусть, меланхолия, Freude an traurigen Vorstellungen, an Todesgedanken und an pessimistischen Ideen / радоваться печальным представлениям, мыслям о смерти, пессимистичным идеям. Частотными вербализаторами концептуальной модели «одиночество» в исповеди персонажа служат прилагательные и причастия с отрицательной семантикой (fremd/чужой, still/тихий, traurig/печальный, abgesondert/изоли-рованный, hart / суровый, жестокий, bse/злой, klein/маленький, schwach/ слабый, zerbrochen / разбитый, сломанный), глаголы с семой «чувствовать, испытывать» (empfinden / чувствовать, ощущать, испытывать, frchten / бояться, опасаться, fhlen/чувствовать, spren / чувствовать, ощущать, mitleiden / соболезновать, сострадать, mitdichten / создавать, творить совместно), номинанты (Lebensunfhigkeit/нежизнеспособность).
Помимо этого персонаж черпает положительные эмоции из книг, дистанцируясь тем самым все больше от реальной действительности и проживая жизнь в ирреальном, двойственном мире: (cм.: пример [57]).
Персонаж четко осознает сложившуюся пропасть между его миром и окружающей его действительностью. Внутренний диалог персонажа избран художественным приемом экспрессивности (cм.: пример [58]).
Такой диалог осуществляет экспликацию посредством целого ряда вопросов, на их фоне главный герой передает через описание свои субъективные впечатления. Актуализаторами эмоциональных переживаний персонажа отмечены лексические номинативные словосочетания с наличием определительных прилагательных, выделенных в тексте. Добровольная изоляция, бегство от людей (празднеств и шумных шествий) понуждают главного героя к бродяжничеству и отшельничеству. Тесная связь персонажа с природой демонстрирует эмоциональное единство и родство. Немой природе он готов принести в дар всю свою нежность, преданность и участие.
Следующий релевантный фрагмент текста представляет собой внутренний диалог-рассуждение, раскрывающий проблему экзистенциональности, поиска истинного предназначения субъекта одиночества (персонажа): (см.: пример [59]).
Поток мыслей персонажа, оформленный в виде вопросительных предложений, следующих друг за другом, содержит экзистенциональный предикативный ряд элементов: Leben/жизнь, Durst nach dem Wahren und Schnen / жажда истиного и прекрасного, ein Drstender / жаждущий, одержимый, in Trotz und Trnen gelitten / страдающий в упрямстве и слезах, das brennende Heimweh nach Liebe / по любви, das Leben eines Einsamen und wenig Geliebten / жизнь одиночки и нелюбимого затворника. Отмечаем целый ряд актуализа-торов с отрицательно-оценочной семантикой эмоционального состояния персонажа: одиночество, боль, жажду истинного и прекрасного.
Характерной особенностью романа является художественное повествование автора о чувстве усиливающейся дисгармонии, царящей в европейском обществе первой половины XX в., которая влечет за собой обезличивание общества / «Entselbstung» и усиливает неспособность человека к самоидентификации / «Selbstheit» [Красавский, 2013а, с. 113-114]. Общество, живущее в постоянном хаосе и дисгармонии, противопоставляется автором явлениям природы, от которых сам Г. Гессе приходит в восторг и восхищение: только в природе царит гармония, упорядоченность и красота.