Содержание к диссертации
Введение
ГЛАВА I. Промиссивная интенция как базовое по нятие прагмалингвистики 11
1.1. Интенция как объект междисциплинарного исследования.. 11
1.2. Языковые модели интенций 24
1.3. Обещание в англоязычной лингвокультуре: лексикографический опыт 30
1.4. Речевой акт обещания: условия и правила 35
1.5. Функционально-прагматический аспект промиссивов 45
Выводы по главе I 50
ГЛАВА II. Языковые средства выражения промис сивных интенций в англоязычном художественном дискурсе 52
2.1. Художественный дискурс как фикциональный тип дискурса 52
2.2. Эксплицитные промиссивные интенции в художественном дискурсе 57
2.3. Имплицитные промиссивные интенции в художественном дискурсе 65
Выводы по главе II 81
ГЛАВА III. Языковые средства выражения промис-сивных интенций в англоязычных политическом и научном дискусах 85
3.1. Промиссивные интенции в политическом дискурсе 85
3.2. Промиссивные интенции в научном дискурсе 113
Выводы по главе III 128
Заключение 131
Библиография
- Языковые модели интенций
- Функционально-прагматический аспект промиссивов
- Эксплицитные промиссивные интенции в художественном дискурсе
- Промиссивные интенции в научном дискурсе
Языковые модели интенций
Также ряд авторов (А.В. Антонова, В.Ю. Сидоренко и др.) останавливается на абстрактном понимании интенций, причисляя к обязательным последовательно расположенным компонентам модели общей речевой интенции следующие: 1) речевую интенцию; 2) аттракцию (вербальную / невербальную); 3) информативную интенцию (намерение сообщения потенциальным говорящим новой или уже известной информации, отражающей определённую фактическую ситуацию); 4) собственно коммуникативную интенцию (под этим интенциональным компонентом понимается интенция сообщения о намерении по отношению к факту, представленному информативной интенцией); 5) иллокутивную интенцию; 6) персуазивную интенцию (намерение потенциального говорящего убедить потенциального слушающего в искренности своего намерения по отношению к факту); 7) реализацию в конкретном речевом акте (результат №1); 8) достижение / недостижение так называемого перлокутивного эффекта (результат №2) (Антонова, 2007, Сидоренко, 2009). При этом авторы отмечают, что не все компоненты интенции могут одновременно присутствовать в одном и том же речевом акте, что обусловливается характерными особенностями каждой конкретной коммуникативной ситуации, а также факторами, влияющими на реализацию речевого акта (Сидоренко, 2009, 109).
Здесь следует отметить, что, безусловно, не все исследователи останавливаются на изучении абстрактного понимания интенции, но детально анализируют, в частности коммуникативные интенции, которые выделяют в диалогической и / или монологической речи на естественных языках. На основе полученной базы фактического материала проводятся попытки составления универсальных каталогов коммуникативных интенций, пригодных для большинства современных языков (см., например: Арутюнов, Чеботарёв, 1996).
В целом, обзор теоретической литературы по данной проблематике свидетельствует о том, что сегодня интенция понимается как направленность сознания, мышления на определённый предмет. В отличие от желания, которое представляет собой влечение, стремление к осуществлению чего-нибудь, замысел понимается как задуманный план действий. Соответственно, представляется целесообразным связывать интенцию прежде всего с замыслом. Итак, интенция представляет собой коммуникативное намерение, возникающее в виде замысла строить высказывание в том или ином стиле речи, в монологической и / или диалогической формах. Разновидностью интенции является речевая / коммуникативная интенция, понимаемая как намерение осуществить определённый речевой акт. Интенция также может означать бессознательное намерение, буквально: «то, что ведёт меня изнутри туда, куда я хочу» (Интенция, www).
Следует отметить, что коммуникативная интенция / намерение соотносится и с выражением различных интенциональных состояний сознания, а значит – охватывает более широкий диапазон явлений, чем простое выражение намерения в психологическом смысле – как одного из таких интенцио-нальных состояний. Обратившись к трудам Дж. Сёрля, следующего философской традиции, мы узнаём, что под интенциональными состояниями филолог понимает широкий спектр ментальных состояний, которые связаны с обращенностью сознания вовне, а не на самого себя (говорящего). Дж. Сёрль (1987) разграничивает интенцию и Интенциональность (капитализация Дж. Сёрля), отмечая, что: «намерение сделать что-то является лишь одной из форм Интенциональности наряду с верой, надеждой, страхом, желанием и т.п.». Данное разграничение исследователь реализует в своей классификации иллокутивных актов, указывая на то, что намерение объединяет обещания, клятвы, угрозы и ручательства; желание или потребность охватывает просьбы, приказы, команды, мольбы, ходатайства, прошения и упрашивания. Однако все соответствующие глаголы – обещать, клясться, угрожать, ручаться наравне с просить, приказывать, ходатайствовать и пр. – могут, наряду с обозначением речевого акта, называть и коммуникативную интенцию говорящего (Сёрль, 1987).
Безусловно, понятие интенции имеет давнишнюю историю, ведь создатели теории речевых актов позаимствовали его ещё из терминологического аппарата философских наук периода средневековой схоластики.
На наш взгляд, обращение к изучению понятия интенции с позиции философии достаточно важно, поскольку оно не только раскрывает суть самого феномена намерения, но и объясняет его дальнейшую интеграцию в другие науки и междисциплинарные области знания, в частности лингвистической направленности.
Итак, в философии понятие интенции также имеет широкий спектр значений, но в общей совокупности смыслов может обозначать намерение, цель, направленность сознания, мышления на какой-либо предмет (Философский энциклопедический словарь, 1983, 213; Ивин, 2004; Иванов, www).
Так, в книге «Философия: Энциклопедический словарь» под ред. А.А. Ивина (2004) указывается, что термин «интенция» в Средние века использовался для перевода греческого слова «tonos» («напряжение»), ставшего термином философии стоиков, который характеризовал активную и упорядочивающую функцию пневмы или мирового вещества. В период средневековья наблюдается одновременное сосуществование двух семантических подгрупп «intentio» – практической и теоретической.
Функционально-прагматический аспект промиссивов
В художественном дискурсе представляется возможным обнаружить промиссивные интенции, выраженные как эксплицитно (прямые обещания), так и имплицитно (косвенные обещания, данные, по мнению Дж. Сёрля, в форме эллиптических оборотов, намёков, метафор и пр.). Способы представления обещаний оформляются согласно цели убеждения реципиента в их реальности, обязательном воплощении (Андрющенко, 2013, 83).
Другими словами, учитывая степень выраженности собственно коммуникативной промиссивной интенции на поверхностном уровне, речевые акты обещания подразделяются на: акты с эксплицитным выражением и акты с имплицитным выражением интенции (Антонова, 2010, 65).
В случае экспликации собственно промиссивной интенции в перфор-мативной формуле используются иллокутивные глаголы, которые удовлетворяют следующим требованиям: наличию семы говорения и семы, характеризующей прагматический тип обозначаемого иллокутивного акта, т.е. в нашем случае – семы обещания. Соответственно, для эксплицитного выражения промиссивного намерения используются перформативные формулы с глаголами ряда «promise», а также прямые комментарии адресанта.
Проанализированный нами материал художественных произведений выявил, что указанным условиям удовлетворяют глаголы, входящие в синонимический ряд «to promise», а именно: «to swear», «to assure», «to bet», «to guarantee», «to tell» в Future Indefinite2, а также фраза «to give one s word», употребляемая в Present Indefinite3. На наш взгляд, их объединяет желание адресанта заверить / убедить адресата в практическом выполнении обещаемых им действий или обязательном свершении тех событий, о которых он Future Indefinite – Будущее неопределённое Present Indefinite – Настоящее неопределённое ведёт речь. А это значит, что прямые обещания выступают в качестве обещаний-заверений. Похожую точку зрения мы находим у О. Малысы, которая обращается к обещанию и уверению, как гиперонимам с инвариантной интенционально-стью. По мнению автора, лексема «обещание» толкуется, как и большинство абстрактных существительных, через синонимически близкое понятие: «это уверение в том, что будет обязательно выполнено, не нарушено» (Малыса, 2012, 2). С заверениями, т.е. убеждающими словами, связывается и выяснение значения слова «клятва»: это уверение в твёрдости своих намерений, безусловности, истинности своих слов, поступков. Автор обращает внимание на то, что здесь, с одной стороны, прослеживается параметр истинности информации, а с другой – компонент долженствования (Малыса, 2012, 2). Другими словами, это обещания-заверения уверяют в том, что они будут обязательно выполнены и не нарушены.
Использование вышеуказанных лексем не свидетельствует о достоверности выполнения обещанного, так как в проанализированных нами источниках фактического материала имеют место как искренние, так и неискренние обещания.
Искренние прямые обещания указывают на замысел адресанта выполнить определённое действие и носят рационально-осмысленный характер, высокую оценку говорящим возможности реализации обещанного, а также поиск путей и способов его осуществления. Такие обещания опираются на потребность самого субъекта сдержать слово, зависящей от индивидуальных качеств адресанта и степени его ответственности за данные им слова.
Например, герой детективного романа Дж. Х. Чейза «Миссия в Сиену», Крантор, заверяет девушку в том, что задуманное ими мероприятие, связанное с шантажом и убийством, пройдет успешно. Ему самому очень хочется преуспеть в этом деле, чтобы заверить главу бандитской группировки в своей сноровке и верности криминальному делу и в результате получить столь желанную для него работу: [1] “It will be successful. I promise you that” (Chase, 2005, 10).
Или же обещание, которое Эш, героиня романа «Не в том месте, не в то время», даёт своей подруге в сложной ситуации погони за ними. О том, что это искреннее обещание свидетельствует и комментарий автора: [2] Ash gave her a reassuring smile, truly feeling for her then. “It s going to be OK, I promise” (Kernick, 2012, 44).
Следует отметить, что искренние обещания могут быть даны не только некоему адресату, но и адресантом самому себе, например, чтобы поднять свой моральный дух в тяжелой ситуации, оказавшись один на один с опасностью: [3] “I won t,” hissed Ash, redoubling her efforts to dig out the bolt, even though she knew it wouldn t do any good. “I swear it. I won t” (Kernick, 2012, 45). Помимо глаголов «to promise» и «to swear», обладающих инвариантной интенциональностью, в обещаниях-заверениях, конечно же, встречаются глаголы «to assure» и «to guarantee», характеризующиеся также высокой степенью заверения адресата адресантом. [4] “I don t recall seeing such a book, but I can assure you I will be more than happy to send it on to you should I come across it” (Harris, 2012, 21). Интересно, что в указанный пример включено условие, при котором адресант выполнит действие. При этом условие вводится инвертированным порядком слов. Подобные промиссивы направлены не только на обещанное исполнение / не исполнение определённого действия адресантом, но также на таковое третьим лицом, например: [5] “I can assure you that he is not doing so in cooperation with our office” (Harris, 2012, 75). [6] “I can guarantee he didn t feel a thing, Doctor” (Harris, 2012, 3).
Эксплицитные промиссивные интенции в художественном дискурсе
Следует заметить, что в политическом дискурсе лексемы, выражающие обещание, встречаются в комментариях политиков, негативно оценивающих своих оппонентов или настоящую власть. Например: [124] “Capitalism is not corporatism. It is not a guarantee of reward without risk. It is not about Wall Street at the expense of Main Street” (Perry, www). [125] “They pledge to wipe out tough rules on Wall Street, rather than rein in the banks that are still too risky, courting future failures” (Clinton, www). [126] “These Republicans trip over themselves promising lower taxes for the wealthy and fewer rules for the biggest corporations without regard for how that will make income inequality even worse” (Clinton, www). Имплицитные обещания в английском политическом дискурсе, равно как и в художественном, отличаются разнообразием интенций. Однако акценты таковых смещены, поскольку цели и мотивы данных дискурсов различны.
Ведь, как известно, политика (от греч. politika – государственные и общественные дела), представляет собой сферу деятельности, связанную с распределением и осуществлением власти как внутри государства, так и между несколькими государствами-партнёрами. Будучи особой формой социальной деятельности, политика возникает вместе с государством и той иерархической системой власти, которая призвана обеспечить в обществе гражданский порядок на основе четкого разграничения отношений господства и подчинения. В политике, как средстве осуществления властных решений, находят своё отражение политические взгляды, правовые и моральные нормы, культурно-исторические и национальные ценности. Невозможно отрицать и влияние на государственную политику индивидуально-психологических, морально-волевых качеств главы государства, его собственных взглядов и подходов к решению социальных, экономических и других проблем (Рогалевич, 2007, 503). Интенция обещания может заменяться разновидностями, в которых усиливается или снижается достоверность, реалистичность его выполнения, что, безусловно, оказывает влияние на воздействующий эффект целого текста. Выражению ведущей интенции обещания соответствуют интенцио-нальные значения обещания-намерения, обещания-угрозы, обещания-желания, обещания-стремления, обещания-клятвы и пр. Вышеперечисленные значения содержат разный коммуникативный смысл, по-своему конкретизируют и уточняют интенцию обещания в зависимости от дополнительных установок адресанта (Андрющенко, 2013, 83).
В соответствии с интенциональными значениями нами был выявлен следующий ряд промиссивов, встречающихся в текстах политического дискурса современных англоязычных политиков.
Обещание-намерение в политическом дискурсе указывает на замысел адресанта выполнить определённое действие и носит рационально-осмысленный характер, оценку говорящим возможности реализации обещанного, а также поиск путей и способов его осуществления, но при этом значения замысла не закреплены обязательствами выполнения, проверкой его достижения. Они опираются на потребность самого субъекта сдержать слово, зависящей от индивидуальных качеств адресанта и степени его ответственности за данные им слова (Андрющенко, 2013, 84). Интенциональное значение намерения имплицитно выражает акт промиссива, при котором больше предполагается то, что данное слово будет выполнено.
В целом, политическое обещание является оправданным тогда, когда оно оказывается актом предицирования «будущего», т.е. представляет собой проект, ориентированный на перспективное направление политической деятельности. В силу своей изначальной неопределенности «будущее» открывает неограниченные возможности (то, что может быть) для дискурса обещания. В акте предицирования «будущего» обещание переносит «избыточную» полноту намерения «действовать» из «настоящего» в «будущее». «При обещании должен предицироваться некоторый акт говорящему, и этот акт не может относиться к прошлому. Я не могу обещать, что уже нечто сделал, равно, как и не могу обещать, что кто-то другой нечто сделает» (Сёрль, 1986, 162).
Основными языковыми средствами выражения промиссивов в политической речи выступают глаголы в будущем времени Future Indefinite («will + V»). Например: [127] “In the coming weeks, I ll propose specific policies to reward businesses who invest in long term value rather than the quick buck – because that leads to higher growth for the economy, higher wages for workers, and yes, bigger profits, everybody will have a better time” (Clinton, www). [128] “This legacy is one that will not only honor in my administration, but will take active steps to strengthen and expand” (Kasich, www). [129] “The question for me is: What am I going to do about it? And I have decid-ed. I am a candidate for president of the United States. We will take command of our future once again in this country. We will lift our sights again, make opportunity common again, get events in the world moving our way again. We will take Washington – the static capital of this dynamic country – out of the business of causing problems. We will get back on the side of free enterprise and free people” (Bush, www). Обращённый к «будущему» дискурс обещания задаёт траекторию движения общества, очерчивающего пространство политического «действия» в перспективе «настоящее – будущее». Предлагая обществу «то, что может быть», дискурс обещания становится политическим «словом», открывающим прогрессивное движение общества. Неопределённый характер «будущего» позволяет выстраивать в первую очередь «долгосрочные» перспективы общественного развития (Соловей, 2014, 255).
Промиссивные интенции в научном дискурсе
Анализ имплицитно выраженных интенций промиссивов показал, что они отличаются большей вариативностью значений и средствами реализации в художественной речи, включая в себя: 1) заверения: а) в доверии адресанту, б) в выполнении / невыполнении определённых действий им или третьим лицом, в) с указанием условий, необходимых для выполнения обещания адресантом, г) в удачном свершении дел и пр.); 2) предупреждения; 3) угрозы: а) с высокой степенью эмоциональности – без определённой конкретизации будущих последствий; б) с уточнением конкретных негативных последствий для адресата в результате его некорректного поведения с точки зрения адресанта; в) с шантажом); 4) согласия; 5) совета. Каждой названной промиссив-ной интенции соответствует определённый набор речевых маркеров как на лексическом, грамматическом, так и на синтаксическом уровнях.
Например, в речевой реализации промиссивных интенций заверения наблюдается использование глаголов «to regret» с отрицанием и «to rely», фразы «to be going to»; использование Present Progressive и Future Indefinite; а также употребление придаточных предложений, вводимых союзами «if», «when», «as soon as», «until», «once», в прямом и инвертированном порядке следования главного и придаточного предложений.
Языковой спецификой употребления промиссивов-предупреждений в художественном дискурсе является использование сложноподчинённых предложения с союзом «if», а также большая вариативность коммуникативных типов предложений, включающих в себя не только повествовательные, но и вопросительные (разделительные интеррогативы), и директивные предложения.
Промиссивная интенция угрозы проявляется в высказываниях с использованием лексем «regret» в утвердительной форме и «get away with» – в отрицательной, модального глагола «shall» – в случае с шантажом, а также фразы «to be going to». На синтаксическом уровне промиссивная интенция угрозы реализуется посредством употребления сложносочинённых предложений с придаточными условия; выражения отношений альтернативности.
Языковыми маркерами интенции обещания-согласия являются лексемы «yes», «of course», «alright», «OK» и др. На синтаксическом уровне промис-сивные высказывания оформляются повествовательными предложениями, которые могут быть и повтором неместоимённого вопроса с прямым порядком слов адресанта.
И, наконец, промиссивные интенции совета отличаются употреблением сочетания директивных и повествовательных (простых и сложноподчинённых) предложений.
Главными характеристиками любого открытого политического дискурса являются массовость и доступность, а также значительный потенциал воздействия на массовую аудиторию. В качестве фактического материала изучения нами был выбран предвыборный дискурс текущей американской президентской кампании 2015-2016 гг. Данный дискурс характеризуются высокой степенью промиссивности, с одной стороны, и неопределённости, с другой. Вероятно, такая тактика обещаний на руку кандидатам на пост президента США, чтобы снять с себя некую долю ответственности в случае невыполнения обещанного.
Политический дискурс также, как и художественный, располагает эксплицитно и имплицитно выраженными промиссивными интенциями, типы которых соответствуют прагматическим установкам конкретного политического лица как представителя определённого политического курса.
Указанная выше нами смысловая неопределённость, возможно, способствует меньшему использованию эксплицитных заверений, выраженных перформативными глаголами «to assure», «to pledge», «to guarantee» и фразами «to have one s word», «to keep one s word», «to make sure» в пользу увеличения имплицитных намерений, например, предупреждения об ухудшении состояния / дел, угрозы, желания, стремления. Однако следует отметить, что и указанные перформативные глаголы в проанализированном нами материа-134 ле политического дискурса, как правило, ничего не гарантируют, что, на наш взгляд, является спецификой данного типа дискурса. Для большего же убеждения электората в обязательном сдерживании своих слов, политики прибегают к использованию директивов, типа: «mark my words», «believe me» и пр.
Как и в художественном дискурсе, промиссивным интенциям политического дискурса характерен определённый языковой инвентарь, например: 1) намерения реализуются в простых распространённых и сложносочинённых предложений с большим количеством перечислений с использованием футуральной ориентации (Future Indefinite и Future Progressive); 2) предупреждения ухудшения состояния / дел – посредством лексики с отрицательной коннотацией и употребления простых и сложносочинённых предложений в Future Indefinite и Present Progressive; 3) в промиссивных интенциях угрозы встречается употребление модального глагола «must», а на синтаксическом уровне – простых, сложносочинённых и сложноподчинённых предложений с придаточными условия в Present Progressive и Future Indefinite; 4) промиссивное желание выражается глаголом «to want» и др. в Present Indefinite; 5) промиссивное стремление находит своё выражение посредством глаголов «to seek», «to need», «must» и др. в Future Indefinite в простых, сложносочинённых и сложноподчинённых предложений с придаточными условия, вводимыми союзом «if».
Следующим рассмотренным нами типом реального дискурса стал научный дискурс, представленный научными статьями, тезисами и диссертационными исследованиями с 2008-2016 гг. Принимая во внимание базовые ценности научного дискурса, включающие в себя истину, знание и исследование, а также проанализировав фактический материал, мы пришли к выводу, что прагматические установки научного дискурса коренным образом отличаются от реального – политического и фикционального – художественного.