Онтология и функции семантических и когнитивных структур «созидание» и «разрушение» (на материале глаголов современного английского языка) Кутузов Алексей Александрович

Содержание к диссертации

Введение

ГЛАВА I. Процессы категоризации как предпосылки формирования понятий «семантическая» и «когнитивная структура» 10

1.1. Сущность феномена категоризации и понятие категории 10

1.1.1. Классическая модель категоризации 12

1.2. Трактовка лексического значения в традиционной лингвистике 15

1.2.1. Компонентный анализ значения слова 20

1.3. Теория прототипов и категорий базисного уровня Э. Рош 25

1.3.1. Теория прототипов и лексико-семантические категории 30

1.4. Когнитивный подход к проблеме прототипической семантики 39

1.5. Лексический прототип как ядро семантической структуры многозначного слова 46

1.6. Соотношение семантических и когнитивных структур 49

Выводы по главе 1 53

ГЛАВА II. Описание семантических и реконструкция когнитивных структур «созидание» и «разрушение» 56

2.1. Анализ лексико-семантической группы глаголов «созидания» 59

2.1.1. Make 59

2.1.2. Create 77

2.1.3. Build 84

2.1.4. Construct 92

2.1.5. Manufacture 99

2.2. Лексико-семантическая группа «разрушение» 106

2.2.1. Break 106

2.2.2. Destroy 119

2.2.3. Demolish 125

2.2.4. Annihilate 132

2.2.5. Disintegrate 139

Выводы по главе 2 145

Заключение 149

Список использованной литературы 152

• Трактовка лексического значения в традиционной лингвистике
• Лексический прототип как ядро семантической структуры многозначного слова
• Create
• Лексико-семантическая группа «разрушение»

Введение к работе

Актуальность исследования обусловлена необходимостью выявления онтологических различий между семантическими структурами – абстрактными единицами мышления, с одной стороны, и когнитивными структурами – моделями взаимодействия в ходе познания организмом среды в условиях конкретного времени и пространства, с другой, а также в соотнесении семантических и когнитивных структур с понятиями «структуральное» и «феноменологическое знание». Кроме того, дифференциация двух вышеназванных разновидностей структур обусловливает необходимость описания их функций в процессах семиозиса.

Степень научной разработанности темы исследования.

На сегодняшний день существует большое количество трудов отечественных и зарубежных исследователей, посвящённых описанию семантических (Н.Ф. Алефиренко, Ю.Д. Апресян, И.В. Арнольд, О.С. Ахманова, Е.Г. Беляевская, Л.М. Васильев, В.В. Виноградов, В.А. Звегинцев, С.Д. Кацнельсон, Г.С. Клычков, И.М. Кобозева, Н.Г. Комлев, Э.М. Медникова, М.В. Никитин, Л.А. Новиков, И.Г. Ольшанский, А.А. Потебня, О.Н. Селиверстова, И.А. Стернин, А.А. Уфимцева, Д.Н. Шмелев, Р.О. Якобсон) и когнитивных (Ф. Бартлетт, М. Минский, Р. Шенк, Ч. Филлмор, Дж. Лакофф, Ж. Фоконье) структур.

Разрабатываемые в данных работах подходы к исследованию когнитивных структур рассматривают язык как совокупность статичных ментальных конструктов, предназначенных для представления некоторых массивов информации, как правило, с помощью электронных вычислительных машин. При ознакомлении с ними создается впечатление, что семантические и когнитивные структуры тождественны. Кроме того, применение моделей, построенных на принципах математической логики и жёстких алгоритмах, представляется малопродуктивным при описании взаимодействий живых систем в условиях окружающей среды. Исходя из этого, в настоящей работе разрабатывается подход к изучению соотношений семантических и когнитивных структур на основе принципов теории биологии познания (У. Матурана, Ф. Варела, С. Каули, С. Стеффенсен, Дж. Хоффмейер, Й. Златев, А. В. Кравченко, И. К. Архипов).

Объектом исследования является лексический семиозис и роль семантических и когнитивных структур в этом процессе.

Предметом исследования являются глаголы современного английского языка, описывающие процессы созидания и разрушения.

Цель исследования заключается в описании онтологии и функций семантических и когнитивных структур в процессах семиозиса.

Поставленная цель требует решения следующих задач:

1. Описать сущность феномена категоризации как основы построения лингвистических теорий.

2. Проанализировать проблемы лексического значения слова с позиций традиционной и когнитивной лингвистики.

3. Изучить природу лексического значения и механизмов его функционирования в свете теории биологии познания.

4. Провести сравнительный анализ семантических и когнитивных структур и установить их соотнесенность с понятиями структурального и феноменологического знания.

5. Обосновать принципы реконструкции когнитивных структур с помощью языковых средств.

6. Определить системные значения глаголов, описывающих процессы созидания и разрушения, для объяснения механизмов семиотических процессов.

Теоретическую базу исследования составили работы отечественных и зарубежных исследователей в следующих областях научного знания:

теория лексического значения слова (А. А. Потебня, В.В. Виноградов, Р.О. Якобсон, А.А. Уфимцева, М.В. Никитин, С.Д. Кацнельсон, Л.М. Васильев, И.К. Архипов, И.М. Кобозева и др.);

семантическая структура слова (И.В. Арнольд, А.А. Уфимцева, М.В. Никитин, Д.Н. Шмелев, И.Г. Ольшанский, Р.А. Будагов, И.А. Стернин и

др.);

когнитивная лингвистика и теория категоризации (Дж. Лакофф, Дж. Тэйлор, Э. Рош, Е.С. Кубрякова, Н.Н. Болдырев, А.В. Кравченко, И.К. Архипов и др.);

теория биологии познания (У. Матурана, Ф. Варела, Й. Златев, С. Каули, С. Стеффенсен, Т. Ярвилехто, А.В. Кравченко и др.).

Материалом исследования послужили данные 18 толковых словарей английского языка, компьютеризированного корпуса текстов Corpus of Contemporary American English, а также 11 произведений 9 авторов: Г. Вайнберга, Т. Драйзера, Р. Желязны, Дж. Клавелла, Б. Корнуэлла, Дж. Лондона, Дж. Оруэлла, Дж. Фаулза, Э. Хемингуэя, общим объемом около 5000 страниц, полученных методом сплошной выборки.

В соответствии с целью и поставленными задачами в исследовании используются такие методы, как компонентный и прототипический анализ словарных дефиниций, лингвистическое наблюдение, сравнение, комментирование, а также когнитивный анализ лексических значений посредством реконструкции процессов семиозиса.

Степень достоверности материалов исследования обеспечивается последовательной реализацией теоретико-методологических положений биологии познания и, в частности, опорой на противопоставления анализа реальных знаковых ситуаций и абстрактного моделирования семиозиса. Можно констатировать, что основные подходы и методы проведённого исследования вытекают из достоинств и недостатков работ предшественников и органично вписываются в главные парадигмы современной лингвистики.

На защиту выносятся следующие основные положения:

7. Семантические структуры, являясь элементами структурального знания, представляют собой статичные конструкты – продукты абстрагирования актуальных значений, которые постоянно уточняются в ходе наращивания коммуникативного опыта индивидом. Содержание семантических структур как своеобразных «заготовок» сознания приписывается субъектом-наблюдателем соответствующим словоформам высказывания в ходе семиозиса вне конкретных условий ниши.

8. Когнитивные структуры являются моделями динамического взаимодействия коммуникантов в условиях конкретного времени и пространства. Они формируются и развиваются в организмах индивидов в результате их взаимодействий со средой и становятся моделями актуального поведения коммуникантов.

9. Когнитивные структуры как недоступные для непосредственного наблюдения феномены описываются в результате реконструкции условий межличностного взаимодействия и коммуникативного поведения субъектов-наблюдателей в соответствующей нише среды.

10. В отличие от существующих представлений о семиозисе как о функционировании языка по коду, показано, что, в действительности, понимание происходит за счёт эвристического приписывания коммуникантами личностных смыслов формам слов в результате совпадения знания содержания лексических прототипов с условиями актуальных знаков-событий.

11. Процесс семиозиса изучаемых языковых единиц представляет собой комплексную одномоментную реализацию следующих функций: 1) наблюдение условий ниши среды; 2) оценку релевантности элементов ниши (аффордансов) для ориентирования партнера по коммуникации;

3. сопоставление наблюдаемых условий ниши (феноменологический модуль) с имеющимися знаниями и опытом (структуральный модуль);

4. приписывание элементам ниши (аффордансам) актуальных значений;

5. формирование высказывания.

6. Номинативно-непроизводное значение глагола может реализовываться в виде своих ипостасей, что меняет существующие представления о номинативно-непроизводном значении многозначного слова как «фундаментальной основе» его семантической структуры.

7. Глаголы make и break среди других глаголов лексико-семантических групп «созидание» и «разрушение» характеризуются наиболее развитой семантической структурой, особенностью которой является то, что не все ее лексико-семантические варианты мотивированы номинативно-непроизводным значением. Данный факт является основанием для выделения в структуре данных глаголов лексических прототипов двух уровней: ближайшего, который коррелирует с номинативно-непроизводным значением, и дальнейшего, который представляет собой более высокий уровень абстракции и является мотивирующей базой для всех лексико-семантических вариантов многозначного глагола. Это, в

свою очередь, указывает на промежуточный статус этих глаголов между

многозначными и широкозначными.

Научная новизна исследования обусловлена разграничением онтологий семантических и когнитивных структур, что органично вписывается в систему феноменологического и структурального знания. В противовес кодовой теории знака в работе описаны эвристические механизмы семиозиса посредством приписывания значений формам лексических единиц в ходе ориентирования партнерами друг друга на выведение собственного смысла с учётом всей совокупности сигналов, сопровождающих коммуникацию. В работе обосновано и продемонстрировано взаимодействие семантических и когнитивных структур в силу их специфики как классификационных и процессуальных явлений, соответственно.

Теоретическая значимость исследования определяется вкладом в теорию лексического значения посредством уточнения соотношения семантических и когнитивных структур. В нем установлена связь между традиционными подходами к изучению лексического значения многозначного слова и основными положениями теории биологии познания. Кроме того, применяемые в исследовании процедуры реконструкции когнитивных структур шире и более детально раскрывают потенциал и функции классификационных и процессуальных единиц описания, что позволяет демонстрировать эвристический семиозис как динамичный процесс взаимодействия коммуникантов с нишами окружающей среды в условиях реального времени и пространства. Опора на положения теории биологии познания относительно событийной природы языкового знака даёт возможность пересмотреть статус прямых значений многозначных слов.

Практическая значимость исследования заключается в том, что применяемый метод реконструкции когнитивных структур может быть использован при изучении полисемии лексических единиц с целью определения их системных значений на уровне языка и функций в речи. В диссертации сделан вклад в разработку практических методов реконструкции ненаблюдаемых процессов семиозиса. Выявленные онтологические различия семантических и когнитивных структур могут найти отражение в лекционных курсах по лексикологии.

Рекомендации по использованию результатов диссертационного исследования. Результаты исследования могут быть использованы при разработке лекционных и практических курсов по когнитивной лингвистике, лексикологии, а также при написании исследовательских работ разного уровня.

Апробация теоретических положений и результатов исследования.

Основные положения диссертации были представлены на межвузовских конференциях «Герценовские чтения» (г. Санкт-Петербург, 17 мая 2013 г., 15-16 апреля 2014 г., 14-15 мая 2015 г.), круглом столе с международным участием «Никитинские чтения – 2014», а также на научных аспирантских семинарах кафедры английской филологии РГПУ им. А.И. Герцена «Проблемы когнитивной лингвистики» (18 ноября 2014 г. и 5 мая 2015 г.). По теме диссертационного исследования опубликовано семь научных работ общим

объёмом 2,3 печатного листа, в том числе материалы 3 конференций и 4 статьи, из них 3 статьи - в изданиях, рекомендованных Высшей аттестационной комиссией.

Структура и объем работы. Данное диссертационное исследование состоит из введения, двух глав, сопровождающихся выводами, заключения и списка литературы, насчитывающего 163 источника, из них 56 - на иностранных языках, а также 25 словарей и энциклопедий и списка источников фактического материала - 12 наименований. Общий объем работы составляет 169 страниц печатного текста.

Трактовка лексического значения в традиционной лингвистике

Согласно этой модели, категория определяется как совокупность необходимых и достаточных признаков, которыми должна обладать сущность, чтобы принадлежать к данной категории. Иными словами, только сущность, обладающая полным набором необходимых признаков, может быть членом данной категории, при этом наличие полного набора признаков является достаточным условием для гарантированного включения данной сущности в категорию [118, p. 251]. Таким образом, классический подход к определению категории предполагает отчетливые и жесткие границы категории. Соответственно, установление категории «разделяет вселенную на два множества сущностей – те, которые являются членами данной категории, и те, которые ими не являются» [158, p. 23]. Из этого следует, что признаки, на основе которых определяется принадлежность к категории, бинарны. Данное обстоятельство имеет следствием тот факт, что все члены категории имеют равный статус, и ни один из членов не является «лучшим представителем» категории по отношению к другим. Классическая модель категории сыграла большую роль в лингвистике и в частности нашла широкое применение в фонологии, синтаксисе, семантике (Н.С. Трубецкой, Л.В. Щерба, Р.О. Якобсон, Л. Теньер, А.А. Холодович, Й. Трир, Л. Вайсгербер и др.). В рамках фонологии, принявшей классическую модель в качестве основополагающего принципа деления звуков на категории, данный принцип категоризации был расширен за счет включения нескольких дополнительных положений. Так, Дж. Тэйлор [158, p. 24-25, 29] выделяет четыре критерия исходной классической модели, которые признают большинство лингвистов: 1. признаки примитивны, т.е. неразложимы далее на более простые элементы; 2. признаки универсальны; 3. признаки абстрактны; 4. признаки врожденны. Однако классическая модель сталкивается с рядом трудностей на современном этапе развития лингвистики и подвергается существенной критике. Это подталкивает исследователей к поиску альтернативных теорий [115, p. 76]. Вместе с тем, это не означает, что классические категории «не работают» и не имеют права на существование в принципе. Дело в том, что в некоторых сферах человеческого познания деление на отчётливые категории не только уместно, но и необходимо. Так, Дж. Тэйлор полагает, что классические категории имеют, как правило, особый статус – это так называемые «экспертные категории». По мнению автора, эксперты из различных сфер человеческой деятельности – ученые, чиновники, юристы, исследователи в различных научных областях (включая лингвистов) – успешно дают адекватные определения в рамках классической модели категоризации. Например, понятие «adult» может быть определено как «a person who has reached their 18th birthday». В таком виде понятие «adult» образует классическую категорию, поскольку его содержание имеет чёткие границы, но не обладает иерархической структурой, так как с бюрократической точки зрения все совершеннолетние люди (члены категории «adult») имеют равный статус. В обиходе же слово «adult» имеет гораздо более сложную структуру, включая помимо возраста такие признаки, как эмоциональная и физическая зрелость, самостоятельность и т.п. Все эти дополнительные признаки влияют на оценку молодого человека как взрослого – т.е. причисление его к категории взрослых людей – или пока ещё недостаточно взрослого [159, p. 172-173].

Трудно переоценить роль аристотелевской модели категоризации, сыгранную ею в лингвистике XX века. Как отмечает Дж. Тэйлор, множество работ послевоенного периода в области фонологии, синтаксиса и семантики опирается в конечном итоге на положения аристотелевской модели. Причем именно в фонологии она оказалась наиболее плодотворной. Основополагающий принцип фонологии предполагает возможность исчерпывающей сегментации потока речи на линейную последовательность звуков. Одна из главных задач фонологии заключается в том, чтобы установить для данного языка конечный инвентарь фонологических единиц, т.е. фонем, к которым могут быть отнесены эти звуки. Фонемы в свою очередь распадаются на наборы признаков [158] и представляются в виде категорий, определяемых на основе бинарных признаков.

Следует, однако, отметить, что аристотелевская модель была расширена благодаря принятию ряда допущений в отношении признаков:

1. Признаки примитивны, то есть далее не разложимы на составляющие и являются «элементарными компонентами» фонологии [140, p. 75].

2. Признаки универсальны, то есть фонематические категории всех естественных языков должны устанавливаться на основе признаков, извлекаемых из универсального инвентаря. Этот универсальный набор признаков мыслится как характеристика звукопроизносительных способностей человека [112, p. 297].

3. Признаки абстрактны, то есть не являются характеристикой таких наблюдаемых речевых фактов, как особенности артикуляции звуков в речевом аппарате, их акустические свойства и восприятие слуховой системой. Иными словами, противопоставление бинарных признаков (например, «глухой» – «звонкий») осуществляется не на основе всех физических параметров, связанных с порождением и восприятием звука, а на основе одного релевантного для данной оппозиции признака [158, p. 26].

С одной стороны, это даёт возможность непротиворечивого и лаконичного описания широкого спектра разнообразных феноменов. С другой, это неизбежно приводит к представлению о фонологии как автономной области. Так, Ф. де Соссюр утверждал, что материальная сторона языка, т.е. звук, является внешней по отношению к языковой системе [155, p. 164]. Таким образом, фонология дополнила классическую модель категоризации и расширила область применения абстрактных признаков, отношения между которыми устанавливались на основе законов формальной логики.

Разработанный в рамках фонологии подход к анализу языковых феноменов был распространен на другие области лингвистики и нашел широкое применение в отношении синтаксических и семантических категорий. Даже практика записывания признаков в квадратных скобках была заимствована из фонологии [158, p. 27].

Данная работа посвящена проблемам лексической семантики, поэтому представляется целесообразным подробнее остановиться на рассмотрении подходов к анализу семантических категорий, основанных на принципах классической категоризации. Метод исследования значения лексической единицы путём разложения на элементарные конститутивные элементы получил название компонентного анализа. Прежде чем перейти непосредственно к рассмотрению компонентного анализа представляется логичным кратко осветить основные взгляды на теорию лексического значения, поскольку именно от видения природы значения зависят методы решения всех связанных с этим феноменом проблем.

Лексический прототип как ядро семантической структуры многозначного слова

Один из существенных недостатков так называемых «списочных» теорий семантической структуры слова заключается в том, что они не учитывают природу познания, которая носит эвристический характер, потому что все системы организма «работают в режиме постоянной готовности адекватно оценивать внешние сигналы как наиболее перспективные в плане эффективного приспособления к среде; по этой причине функции познания вариативны» [17, с. 419]. Представляется, что продуктивным подходом к изучению лексического значения в рамках знака-события является теория лексического прототипа, разработанная И. К. Архиповым.

Данная теория базируется на представлении о существовании в памяти человека так называемых «содержательных ядер» как лучших представителей семантики многозначных слов, или прототипов [10; 11; 12; 13; 14]. В этом усматривается преемственность с идеями А. А. Потебни о ближайшем, «народном» значении слова, которое становится той точкой соприкосновения, которая позволяет говорящему и слушающему понимать друг друга [85]. Ограниченные ресурсы памяти не позволяют фиксировать все возможные варианты значений известных им слов [27, с. 19], поэтому на уровне системы языка, то есть в памяти индивидов, значения лексических единиц представлены в виде содержательных ядер, или лексических прототипов [14, с. 48].

Лексический прототип «выступает как максимально экономный способ хранения в долговременной памяти индивида информации о наиболее существенных характеристиках слова, которые являются исходной базой для всех его лексико-семантических вариантов» [22, с. 64]. Надо отметить, что термин «лексический прототип» («lexical prototype») заимствован из трудов А. Вежбицкой. Автор использует его для выражения интуитивно постижимых понятий, которые в той или иной форме обнаруживаются во всех языках [31, с. 145-146]. В концепции И. К. Архипова, содержательное ядро слова соотносится с когнитивным прототипом, который в работах психологов, в частности, Э. Рош, рассматривается в качестве «лучшего представителя класса», или «объекта, репрезентирующего категорию». Различие понятий состоит в том, что когнитивный прототип относится к способам языковой категоризации окружающей действительности, в то время как содержательное ядро обращено к системе конкретного языка, т.е. представляет собой результат осмысления семантической структуры лексической единицы [14, с. 42]. Одним из преимуществ данного подхода является выявление прототипа в качестве основы формирования значений лексико-семантических вариантов многозначного слова. В традиционных теориях «проблема соотношения первичного и производных значений решается на основе принципа семантической деривации от первого номинативно-непроизводного значения. Однако исследования показывают, что в ряде случаев низведение переносного значения к номинативно-непроизводному затруднено, а иногда и невозможно» [81, с. 92].

В концепции И. К. Архипова, содержательное ядро представляет собой минимальный набор интегральных и дифференциальных признаков, связанных с образом формы слова, и достаточных для идентификации предмета мысли. Роль содержательного ядра в многозначном слове заключается в осмыслении всех его лексико-семантических вариантов в единую (смысловую) структуру [76, с. 36].

Традиционно, в качестве «лучшего представителя семантики слова» выступает номинативно-непроизводное значение, поскольку считается, что именно оно оказывается первой осознаваемой ассоциацией с данной лексемой. Между тем, по мнению И. К. Архипова, основу семантической структуры полисеманта составляет не номинативно-непроизводное значение, а содержательное ядро, поскольку оно является идеальным конструктом, инвариантом – единицей уровня системы языка, обладающей совокупностью признаков, общих для значений данного многозначного слова [14, с. 42].

Если исходить из того, что целью живого организма является выживание в постоянно изменяющихся условиях окружающей среды, то принципиально важным свойством категоризирующей деятельности индивида следует признать гибкость и, вместе с тем, достаточную структурную стабильность выделяемых им категорий. В этом, очевидно, состоит функция содержательного ядра, которое представляет собой продукт систематизации полученных знаний и опыта взаимодействия с окружающим миром. Содержательное ядро обеспечивает возможность хранения в сознании человека информации о языковых единицах в компактной форме. Таким образом, лексический прототип в концепции И. К. Архипова представляет собой тот минимальный пучок интегрального и дифференциальных признаков, которые очерчивают границы содержания слова и определяют занимаемую им нишу в системе языка.

Принимая трактовку значения Й. Златева и учитывая динамический характер взаимодействия организма со средой, правомерно предположить, что значение слова не может быть жёстко фиксированным и «застывшим». Оно, очевидно, постоянно изменяется и уточняется на протяжении всей жизни индивида в рамках динамического взаимодействия организма со средой. В этой связи представление значения лексической единицы на уровне системы языка в виде лексического прототипа является целесообразным. Лексический прототип обладает необходимой структурной стабильностью и в то же время гибкостью. Гибкость обеспечивается варьированием актуальных значений, мотивированных прототипом в ответ на сигналы среды, а стабильность – спецификой данного прототипа в ряду других элементов на уровне системы конкретного языка.

Итак, обобщая сказанное выше, отметим, что лексический прототип является составной частью лексикона человека и в силу своей онтологии предшествует реализациям всех актуальных значений слова в речи. По мнению И. К. Архипова, операции с прототипами, находящимися в организме человека, представляют собой творческий процесс взаимодействия между коммуникантами. При этом каждый участник не приводит механически раз и навсегда зафиксированные словарные значения, забираемые со «склада памяти» в соответствие с условиями ситуации общения, а лишь ориентирует слушающего на выведение своего смысла. Это ориентирующее воздействие осуществляется при помощи соответствующих акустических сигналов, дополняемых мимикой и жестами, которые воспринимаются телом коммуниканта во всей их совокупности и позволяют ему выстраивать смысл, адекватный смыслу высказывания задуманного отправителем. Соответственно, прямые и переносные значения лексической единицы выводятся слушающим на основе лексического прототипа слова, «прикладываемого» к различным ситуациям с учётом знаний о мире [8, с. 15].

Create

Анализ дифференциальных признаков показывает, что наиболее частотными являются такие семы, как: by putting parts together, by joining parts or materials, by combining materials or parts. По сути, данные формулировки описывают одно и то же, поэтому целесообразно их объединить и включить в номинативно-непроизводное значение в виде by putting parts together. Второй по частотности является сема structures of considerable size, которую, как представляется, также следует включить в номинативно-непроизводное значение, поскольку прототипическая ситуация, описываемая глаголом build, предполагает создание значительного по размерам сооружения. Безусловно, данный глагол употребляется и по отношению к небольшим предметам (Ср. nest), но в данном случае такое словоупотребление обусловлено, по-видимому, тем, что этимологически данный глагол происходит от слова «жилище», и этот компонент значения имплицитно присутствует в некоторых контекстах.

В результате, формула номинативно-непроизводного значения может быть представлена в следующем виде: cause an entity of a considerable size to come into existence by putting parts and materials together.

Далее анализируются лексико-семантические варианты употребления глагола build в прямом значении.

(1) Do you know when this house was built? [179] – Do you know when this house (an entity of considerable size) was caused to come into existence by putting parts and materials together?

(2) They re building a new bridge across the river [170]. – They re causing a new version of a bridge across the river (an entity of considerable size) to come into existence by putting parts and materials together. (3) He s building his own computer [179]. – He s causing his own computer to come into existence by putting the constituent parts together.

В высказывании (1) описана прототипическая ситуация, поскольку речь идёт о строительстве дома, то есть об использовании строительных материалов (materials) и соединении их определённым образом (putting parts). Дополнительным подтверждением того, что в прототипической ситуации употребления глагола build описывается именно строительство здания, служит тот факт, что в дефинициях некоторых словарей даётся следующее уточнение семантики данного глагола: «make something, esp. a building». Во втором высказывании описывается строительство моста, который, так же как и здание, является объектом значительного размера и возведение которого предполагает использование строительных материалов и «складывание» их определённым образом.

В высказывании (3) в отличие от двух предыдущих не описывается строительство значительного по размеру объекта, поэтому данный семантический признак опускается. Между тем, Наблюдатель видит в этом процессе нечто общее со строительством здания, так как и в том, и в другом случае происходит соединение отдельных компонентов в целое. Может возникнуть вопрос, почему говорящий в таком случае не употребляет глагол make, который описывает всевозможные способы создания различных предметов и, по данным корпуса [191], употребляется в этом значении (правда, реже, чем словосочетание build a computer). Вероятно, употребление глагола build продиктовано тем, что создание компьютера, подобно строительству дома, – процесс относительно длительный и сложный, предполагающий постепенное соединение частей (bit by bit).

В отличие от глагола build, в системном значении глагола make, по-видимому, в силу его специфики как глагола «на все случаи жизни», данный семантический признак не имплицируется. Примечательно, что глагол make употребляется в связи с существительным computer преимущественно в таких контекстах, в которых описывается придание компьютерам какого-то особого качества (напр., making computers faster). Подводя итоги употребления глагола build в прямом значении, следует отметить, что контексты адекватно интерпретируются на основе предложенной формулировки номинативно-непроизводного значения.

Далее анализируются переносные лексико-семантические варианты глагола build с тем, чтобы установить их мотивацию номинативно-непроизводным значением.

(4) She s been busy building her career [178]. – She s been busy causing her career to come into existence as if by putting parts (efforts) together.

Интерпретация данного переносного значения посредством простой подстановки формулировки номинативно-непроизводного значения невозможна, поскольку существительное career номинирует абстрактную сущность, которая не может быть построена в буквальном смысле. Однако, принимая во внимание первичность сенсомоторного знания, остаётся констатировать, что человеку свойственно переносить свой опыт взаимодействия с предметами материального мира на абстракции и описывать взаимодействия с ними по аналогии с конкретными предметами. Исходя из этого, следует интерпретировать высказывание (4) как создание абстрактной сущности (career) из «составляющих карьеру компонентов» (систематических усилий) по аналогии со строительством здания. В связи с этим номинативно-непроизводное значение трансформируется посредством механизма as if как метафорическое.

(5) Diplomats hope the meetings will build mutual trust [171]. – Diplomats hope the meetings will cause mutual trust to come into existence as if by putting parts of a thing together.

В примере (5) обнаруживается метафоро-метонимический перенос: в позиции подлежащего стоит неодушевлённое существительное meetings, которому Наблюдатель приписывает роль субъекта действия. Знание картины мира подсказывает, что не сами встречи являются активными деятелями, но присутствующие на них дипломаты, поведение которых в конечном итоге приводит к каким-то результатам. Однако развёрнутое описание реальных «действующих лиц» в данном случае слишком громоздко, и в нём нет смысла, так как любому здравомыслящему человеку понятно, о чём идёт речь, поэтому Наблюдатель использует экономный механизм метонимического переноса. Употребление глагола build является, в свою очередь, метафорическим переносом обозначения создания конкретных предметов на абстрактные сущности, коим является доверие (trust). Более того, жизненный опыт Наблюдателя подсказывает, что доверие возникает, как правило, не сразу, а выстраивается постепенно, шаг за шагом, подобно зданию.

(6) Pressure built yesterday for postponement of the ceremony [171]. – Pressure like an entity of considerable size came into existence by gradually putting its components together yesterday for postponement of the ceremony. Высказывание (6) примечательно тем, что глагол build в данном случае непереходный. Данный пример выделяется на фоне других контекстов тем, что созидание обязательно предполагает наличие объекта. Соответственно, глаголы, описывающие подобное явление должны быть непременно переходными. Однако в данном случае, происходит переосмысление созидания конкретных предметов. Позицию подлежащего занимает неодушевлённое существительное pressure, которое метафорически наделяется Наблюдателем способностью к «деятельности». При этом процесс нагнетания давления уподобляется процессу возведения здания значительных размеров. Здесь Наблюдателем на первый план выдвигается такой семантический признак, как an entity of considerable size (которое обладает большой массой) и gradually.

(7) How much delay should we build into the plan? [171] – How much delay should be caused to come into existence as a constituent element of the plan? В данном контексте употребление глагола build носит метафорический характер. Включение, или «встраивание», в план возможных задержек уподобляется встраиванию отдельных элементов в общую структуру здания. «Встраивание» подразумевает предусмотренное планом включение компонентов в его структуру с тем, чтобы обеспечить её целостность и функциональность. Учёт возможной задержки в плане является важным элементом его работоспособности, при этом он должен согласовываться с другими элементами для создания функциональной системы подобно встраиванию перекрытий в здание, без которых невозможно обеспечение запаса прочности.

(8) The new plan will build on the success of the previous programme [178]. – The new plan will come into existence by putting together the elements of success of the previous programme.

В данном высказывании сочетаются метонимия и метафора. Наблюдатель прибегает к описанию по смежности (метонимии) вместо сложного описания действий людей, которые составляют план на самом деле, а метафора заключается в том, что процесс составления плана уподобляется строительству здания. Примечательно, что последняя аналогия проводится весьма последовательно. Так, в данном высказывании дополнению, выраженному словосочетанием the success of the previous programme, приписывается роль «фундамента», на котором выстраивается план. Таким образом, метафора приобретает развёрнутый вид: план, подобно зданию, постепенно выстраивается на «фундаменте» успеха предыдущей программы.

Лексико-семантическая группа «разрушение»

В данном контексте роль субъекта действия на основе метафорического переноса приписывается неодушевлённой сущности. Знание картины мира противоречит представлению о том, что новости способны к самостоятельной деятельности, поэтому очевидно, что их сообщают живые люди. Однако описание реальных деятелей в данном случае либо нерелевантно, либо воспринимается как чересчур громоздкое, поэтому Наблюдатель использует единственно возможный механизм – метафорический перенос, что позволяет описать абстрактную ситуацию на основе сравнения. Соответственно, сообщение об отставке представляет собой новую единицу информации, значимую для определённых людей. Своим появлением она заменяет исходную конфигурацию информационного поля: News of his resignation caused the initial state of affairs to cease to exist by revealing a new piece of information yesterday.

В этом примере значение глагола мотивировано номинативно-непроизводным значением, однако оно описывает не расщепление предмета на части и приведение его в негодность, а наоборот – улучшение его первоначальных свойств. Связь с номинативно-непроизводным значением обусловлена тем, что разнашивание обуви предполагает изменение первоначального состояния материала. Естественно, это не нарушение целостности предмета, но изменение некоторых параметров (размера, жёсткости). При этом нарушение исходной конфигурации признаков приводит к положительному изменению, поэтому данный контекст является примером оксюморона, то есть «созидательного разрушения». Интерпретация высказывания (10) на основе системного значения выглядит следующим образом: I went for a walk to cause the initial state of my new boots to cease to exist by altering their integrity so as to make them fit perfectly.

Следует уточнить, что так называемый «фразовый глагол» break in употребляется не только по отношению к предметам, но и к людям. (11) She s quite new to the job, so we re still breaking her in [178]. 117 Контексты (10) и (11) связаны с актуализациями номинативно-непроизводного значения, поскольку как разнашивание ботинка, так и введение нового человека в курс дела, «встраивание» его в требования коллектива, предполагает изменение – нарушение исходного состояния предмета или человека и приспособление его к новым условиям среды. На основе сказанного интерпретация данного контекста может быть представлена как: She s quite new to the job, so we re still causing the initial state of her personality to cease to exist by instructing how to adapt.

Функционирование семантических и когнитивных структур в ходе семиозиса анализируется на следующих примерах.

В романе Б. Корнуэлла «Король Зимы» повествование ведётся от лица главного героя Дерфеля. Поскольку в анализируемом высказывании описывается наблюдаемая ниша, реконструкция семиозиса осуществляется по модели феноменологического знания. В данном фрагменте текста описывается эпизод, в котором король Артур (Наблюдатель1) и Дерфель (Наблюдатель2) ночью совершают прогулку вокруг Стоунхенджа. Сначала они идут молча, затем Наблюдатель1 внезапно нарушает молчание высказыванием «I was here once before». Наблюдатель2 улавливает акустические сигналы, сопоставляет новое состояние ниши с исходным состоянием тишины и приписывает поведению Наблюдателя1 значения break + silence.

Наблюдатель2 обладает опытом взаимодействия с предметами материального мира и в силу своего коммуникативного опыта знает системные значения лексем, используемые для описания подобных взаимодействий. Оценивая появление акустических сигналов в условиях тишины, он приписывает этому внезапному изменению состояния ниши значение глагола break по аналогии с поломкой предметов. Поскольку при этом целостность предметов иногда нарушается внезапно и с характерным звуком, высказывание, произнесённое в тишине, производит аналогичный эффект. Все эти факторы являются для Наблюдателя2 аффордансами, позволяющими приписывать изменению состояния ниши соответствующее значение: he caused the silence to cease to exist suddenly, as it were, by application of external force.

(13) “Because,” Owain anticipated my question, “the whole point of battle, boy, is to break the enemy s shield-wall.” [190, p. 269].

В этом фрагменте текста из того же произведения представлен диалог между опытным воином Овейном (Наблюдатель1) и юным Дерфелем (Наблюдатель2). Поскольку в данном высказывании темой беседы является военная стратегия, то оно является абстракцией, т.е. не описывает конкретные условия наблюдаемой ниши, в которой протекает взаимодействие Наблюдателей. В связи с этим реконструкция осуществляется по модели семиозиса структурального знания.

Так, будучи закалённым в многочисленных сражениях воином, Наблюдатель1 обобщает свой боевой опыт, сигнализируя Наблюдателю2 о том, что он описывает иную нишу, нежели ту, в которой они находятся. Этими сигналами являются: презентная видовременная форма глагола is, а также отсутствие артикля перед существительным battle, что указывает на его употребление в полном объёме понятия (total significate) [128, p. 130]. Таким образом, Наблюдатель1 апеллирует к структуральному знанию Наблюдателя2, который при интерпретации высказывания вынужден опираться не на наблюдения конкретной ниши, а на свой коммуникативный опыт, т.е. знание системы языка. В частности, он знает значение глагола break и имеет представление о стене из щитов (shield-wall). На основании картины мира и системы языка Наблюдатель2 догадывается о значениях лексических единиц в данном высказывании и выводит свой смысл. При этом следует полагать, что содержание понятий, используемых опытным воином Овейном, несопоставимо глубже, чем у юного Дерфеля, для которого данное высказывание является абстракцией.