Содержание к диссертации
Введение
ГЛАВА 1. Когнитивно-семиотический подход в современных лингвистических исследованиях 22
1.1 Основные постулаты «Нового реализма» в науке о языке 22
1.2 Когнитивно-семиотический подход на фоне общего развития лингвистической науки 29
1.3 Когнитивистика vs. семиотика: Пути интеграции 36
1.3.1 Философия когнитиеизма vs. философия семиотического знания .. 45
1.3.2 Проблема интерпретации и понимания в когнитивной лингвистике 56
1.3.3 Интерпретация и понимание в пространстве семиотического знания 61
1.3.4 Значение, смысл, концепт? 69
1.4 Методологические установки когнитивно-семиотического подхода hie et Піше 79
1.5 Выводы по первой главе 92
ГЛАВА 2. Субстанциональный и процессуальный аспекты метафоризации 97
Раздел 1. Механизмы метафорического моделирования: Статический аспект 97
2.1.1 Эта многоликая и противоречивая метафора: Размышления о сущности 97
2.1.1.1 Метафора в контексте непрямой коммуникации (oratio obliqua) 109
2.1.1.2 Метафора и homo ludens 120
2.1.2 Механизмы метафоризации: Тождество или подобие? ш
2.1.2.1 Метафора и сравнение (на примере as as конструкций) ыо
2.1.2.2 Метафора в свете экспликации закодированных смыслов из тавтологий типа «X есть X» 150
2.1.3 Когнитивно-семиотическая модель метафорического образа ібо
2.1.3.1 Фуикг\иональный потенциал КСМметафорического образа 170
2.1.4 Выводы по первому разделу m
Раздел 2. Метафора и ее модификации на уровне текста/ дискурса: Динамический аспект 180
2.2.1 «Возможные миры» пространства текста/ дискурса iso
2.2.2 Метафора и текст/ дискурс: Аспекты изучения 187
2.2.3 Метафора-знак, метафора-образ, метафора-когнитивная модель vs. особенности текстуальной среды: Построение единой стратегии интерпретации 194
2.2.3.1 'Я', 'Другой', 'Наблюдатель' и текстовая метафорика 201
2.2.3.2 Базовые метафорические модели в произведении Д.Брауна "Код да Винчи" 205
2.2.4 Выводы по второму разделу 222
ГЛАВА 3. Пространственный код культуры в «метафорах, которыми мы живем» 227
Раздел 1. Характерные особенности пространственной концептуализации и категоризации действительности: от мифа к «наивным» представлениям 227
3.1.1 Коды культуры в лингво-ментальном континууме языковой личности 227
3.1.2 Пространство как основа мировосприятия и мироощущения 237
3.1.2.1 Мифологические представления о структурной организации пространства 238
3.1.2.2 Базовые образы пространства в искусстве ..240
3.1.2.3 Пространство и научная картина мира 242
3.1.2.4 Человек в системе так называемых профанических / бытовых сулсдений о пространстве 245
3.1.3 Пространство vs. пустота 250
3.1.4 ВЫВОДЫ ПО Первому разделу 255
Раздел 2. Пространственная метафора, или интерпретация пространства в системе координат (на примере английских фразовых глаголов) 260
3.2.1 Особенности построения теории метафоры в современной англистике: ПрИНЦИПЫ, ПОДХОДЫ, ПерСПеКТИВЫ 260
3.2.2 Фразовый глагол в системе английского языка: Общие замечания 274
3.2.2.1 К проблеме классификации фразовых глаголов 277
3.2.2.2 Фразовый глагол и порядок слов: Краткий обзор 286
3.2.3 Образ-схема как гештальт-структура сознания 288
3.2.3.1 Образ-схема: Основные структурные конфигурации, специфика активации в сознании homo loquens. базовые трансформации 293
3.2.3.2 UP, DOWN, IN, OUT в зеркале протосцен 297
3.2.4 Выводы по второму разделу зі
Заключение 315
Библиография 324
Список словарей 362
Список источников иллюстративного материала збз
- Философия когнитиеизма vs. философия семиотического знания
- Эта многоликая и противоречивая метафора: Размышления о сущности
- Базовые метафорические модели в произведении Д.Брауна "Код да Винчи"
- Базовые образы пространства в искусстве
Введение к работе
Семиотик с мировым именем У.Эко [Эко 2005а: 89], восторженно принимая факт триумфального вхождения метафоры в научное познание, заключает, что из всех известных нам фигур речи метафора есть «самая острая и редкая», единственная способная «производить Изумление, из коего родится Услада, как при смене декораций в театре», перенося на лету наш рассудок от одного явления к другому. При этом метафора вызывает одобрительную эмоциональную реакцию не только у так называемого светского человека (Ногте te homme) — ценителя прекрасного, но и своей особой легкостью и непринужденностью она неизменно завораживает и рядового наблюдателя, естественным образом вовлеченного в процесс словотворчества. Может ли метафора оставить равнодушным исследователя языка, пытливо изучающего особенности смысловой манипуляции в пространстве языкового функционирования? Ответ на этот уже ставший риторическим вопрос также очевиден, как и достаточно давно состоявшееся признание факта постоянной необходимости в совершенствовании техник лингвистического анализа субстанциональных и процессуальных аспектов метафоризации на каждом новом витке развития языковедения.
Лингвистика конца XX - начала XXI вв., a priori запрограммированная на выстраивание моделей интерпретации явлений языка, ставит своей целью не столько осуществить субъективизацию исследовательских методов (то есть опираться исключительно на интроспективные практики анализа языковых данных), сколько добиться объективизации процедуры дешифровки таких смыслов, которые сформировались в процессе вторичного семиозиса, но, тем не менее, находятся в радиусе действия рациональной интуиции. Другими словами, за языком упрочивается как семиотический, так и онтологический статус, поскольку язык двуедин по своей природе, "двубытийствен", он принадлежит к двум мирам: к миру предметному и к миру "Символическая Вселенная", которые связаны между собой миром метафорических смыслов. Таким образом, представляется, что эффективнее всего изучать язык через метафору, а метафору - через создание оптимально релевантной инференциальной модели, разработка которой начинается с вербального стимула, а завершается в творческой стихии индивидуального сознания. Не случайно английская/ американская когнитивистика, в рамках которой представляется возможным наблюдать за постоянным методологически обусловленным усилением теории концептуализации и категоризации в проекции на материальную субстанцию языка, планомерно освещает проблематику вторичных смыслов на примере метафорических конструкций, то есть сам объект исследования (метафора) подсказывает дальнейший путь построения общей концепции языка, вовлекая лингвистов в сферу активного исследовательского поиска в широком общенаучном контексте междисциплинарности. Получается, что изучение метафоры может служить мощным толчком для преодоления «остраннения лингвистики весьма странного характера», или засилия «трех э!» (по В.В.Колесову [Колесов: http://katrina-z.fromru.com/Iib/kolesovrealizm.htm]), а именно эклектизма лингвистических работ, вызванного порой практически необъяснимым равнодушием со стороны языковедов к обобщающей идее; эмпиризлюм, «исследовательским основным якорем», за который цепляется филолог в процессе накопления конкретных фактов, и эстетикой, когда результат научного труда оценивается как «красивое/ некрасивое решение».
Настоящее диссертационное сочинение посвящено критическому анализу существующей теории метафоры в аспекте знак — символ - концепт 1, коні}Єпт 2 ... концепт п , избранном для приложения исследовательского интереса в силу того, что метафора, будучи феноменом многостатусным, занимает специально отведенную для нее нишу в пространстве бытие -сознание — язык , поскольку функционально выделяет наиболее значимостные связи и отношения в рамках этой комплексной системы, принимая при этом вид метафоры-знака, метафоры-образа и метафоры-когнитивной/ концептуальной модели. Представляется, что к данному моменту уже сложились все необходимые предпосылки для апробации междисциплинарного подхода (на наш взгляд, наиболее удачно реализованного в когнитивно-семиотической модели репрезентации сущностей ментально-лингвального порядка) в приложении к метафоре, исследуемой преимущественно не как застывший продукт, а как процесс формирования нового смыслового континуума. Подобный ракурс рассмотрения проблемы обеспечивает более объемное ее постижение, а также обусловливает более ясное осознание неисчерпаемости вопросов, возникающих при стратификации метафорического смысла.
Актуальность исследования определяется значимостью интегративного анализа метафоры в контексте наметившегося постепенного перехода лингвистической науки от "эпохи эпистемологии без онтологии" к "онтологической гносеологии", когда исследователь, выходя за традиционные логико-гносеологические рамки, возвращается в мир бытия. Очевидно, что на рубеже пересмотра основных методологических тенденций в науке о языке достаточно часто происходит долгожданная актуализация тех «референциальных точек» языковой системы, которые позволяют лингвисту-теоретику смоделировать работающий алгоритм распредмечивания того или иного смысла с целью расширения круга известного, внутри которого каждый может ощутить себя «центром мира». Решение подобной задачи тем ценнее, чем комплекснее и амбивалентнее природа изучаемого смысла, поскольку человеку присуща врожденная потребность в экстериоризации скрытых, лишь предполагаемых свойств и сторон действительности для того, чтобы "возможное" наконец-то материализовалось в прямо воспринимаемых формах. В частности, Г.Лейбниц, уделявший немало внимания обсуждению данной темы, полагал, что подобное стремление homo sapiens обусловлено тем обстоятельством, что в основе любого «возможного мира» скрыта необходимость его актуального существования. В этом отношении метафору можно квалифицировать как идеальный объект для проведения широкомасштабных лингвистических исследований, так как, находясь на пересечении реального и гипотетического миров, объективного и субъективного пространств, она не перестает быть той жар-птицей, поймать которую пока еще не удалось никому, но слегка схватить за разноцветный переливающийся хвост довелось многим, а именно тем, кто ближе всего подобрался к целостному познанию того или иного аспекта сложного механизма метафоризации.
Рассматриваемая в контексте эволюции лингвистической мысли, метафора, с одной стороны, выполняет функцию концептуального источника, то есть является рычагом лингвистического прогресса, отправной точкой при создании методологически важных теоретических проектов в условиях полипарадигматизма современного языкознания. С другой стороны, метафора является удивительно удобной сущностью для проведения экспериментальных штудий по части внедрения в широкую исследовательскую практику базовых установок того научного подхода, который пока еще находится на стадии становления, обретая теоретико-практическую силу. К примеру, превращая уровни первичных и вторичных значений метафорических выражений в явно представленные структуры, когнитивно-семиотический подход делает метафору достаточно "прозрачной" с тем, чтобы впоследствии все способы ее интерпретации, различимые в рамках определенной культуры, находились под постоянным контролем носителей этой культуры, использующих метафорические средства в своих коммуникативных актах. При этом, любой из вариантов фундаментальной метафоры, по С.С.Гусеву [Гусев 2002: 300], во-первых, каждый раз заставляет человека производить оценку своего места и роли в окружающем мире, во-вторых, определяет понимание соотношений между "возможным" и "реальным", а в-третьих, детерминирует способы познания того, что принимается за действительность "здесь и сейчас". Заметим, что метафоры, в нашей трактовке, системно организованы и образуют нечто вроде "пучка", в котором существуют отношения если не логического следования, то, во всяком случае, взаимного индуцирования, наведения.
Объектом исследования в данной диссертации является метафора, лингвофилософская теория которой, казалось бы, в основном сформировалась, однако некоторые положения этой теории по-прежнему остаются дискуссионными.
Предметом исследования избраны три основные ипостаси (три аспекта) проявления метафоры, а именно метафора-знак, метафора-образ, метафора-когнитивнаяі концептуальная модель (единицы лингвистического, культурного и когнитивного пространств) в силу того, что метафора позволяет видеть мир многомерным: она не только способствует формированию образа желаемой цели или оценке поведенческих актов, но и служит осознанию существования так называемой "иной возможности". Подобное расчлененное представление такого комплексного феномена, как метафора может быть оправдано в контексте наведения последней на объектив научного теоретизирования, поскольку это создает необходимые условия для разработки субстанциональных и функциональных концепций метафоризации не только для нужд собственно лингвистики и при учете исключительно данных лингвистического анализа, но и с выходом в смежные области знания. Лишь в таком случае наблюдение и размышление над фактами языка дает в совокупности релевантное объяснение, или научное обоснование, существующему status quo в мире множественных смыслов, вживленных в ткань языка. При этом, по свидетельству основателя психосистематики Г.Гийома [Гийом 2004: 71], чтобы быть полным и максимально свободным от «наивного релятивизма» (где что угодно может значить что угодно), наблюдение должно непременно затрагивать «физически видимую сторону» (непосредственно видимую) и сторону, видимую ментально, которая скрыта за физически видимой.
Цель диссертационного сочинения состоит в создании когнитивно-семиотической модели метафорического образа (далее: КСМ метафорического образа), трехчастного конструкта, который выстраивается с опорой на теорию концептуальной метафоры, теорию языковой метафоры и теорию художественной метафоры.
Намеченная нами общетеоретическая цель предполагает решение следующих конкретных задач:
(1) охарактеризовать магистральное направление лингвистического анализа и теоретически обосновать выбор исследовательского подхода, максимально отражающего научные преференции автора работы, а также наиболее эффективного при рассмотрении сущностей, конституирующих вторичную картину мира;
(2) критически переосмыслить существующую теорию метафоризации с целью уточнения основных статусных характеристик избранного объекта исследования;
(3) очертить кр г вопросов, касающихся характерных для метафоры свойств, которые определяют ее онтогенез в аспекте субстанциональности;
(4) выявить критерии для осуществления моделирования метафорических смыслов в контексте "иного" способа сегментирования метафорой материи содержания;
(5) провести инвентаризацию функциональных возможностей метафоры на основании экспериментальной когнитивно-семиотической модели метафорического образа;
(6) установить основные тенденции функционирования метафоры в тексте, в пространстве которого проступает а) особый семиотический код и б) история возникновения этого кода (процессуальный аспект метафоризации);
(7) выработать единую стратегию интерпретации метафоры как базового конституента "концепта текста" (по В.В.Красных) в соответствии с а) особенностями организации КСМ метафорического образа и б) дополнительным параметром, учитывающим позицию, занимаемую интерпретатором, а именно интерпретатор-Я (субъективная позиция), интерпретатор-Другой (объективная позиция), интерпретатор- Наблюдатель (позиция оптимального совмещения обобщений субъективного и объективного планов); проследить реализацию выработанной стратегии на примере конкретной текстовой репрезентации;
(8) представить краткий обзор существующих на данный момент концепций пространственности, облегчающих процедуру создания «мотивационной базы» метафорических смыслов;
(9) исследовать особенности функционирования пространственной метафоры на примере английских фразовых глаголов в контексте совмещения традиций изучения метафорики в англистике и отечественном языкознании.
Методологической основой исследования послужили фундаментальные положения современного языковедения, касающиеся путей глубокого изучения механизмов метафоризации, а также указывающие на наличие правил и законов, упорядочивающих жизнь знаков в культурно-языковом континууме. Речь идет о тех правилах и законах, которые позволяют конструировать динамические модели семиозиса, призванные взламывать, а после Дерриды и Лакана уже скорее доламывать традиционные линейно-иерархические представления о «единственно правильном смысле (интерпретации)» [Пелипенко, Яковенко 1998: 170], а также о единственно возможной технике анализа сущностей скрытой семантики.
Теоретическую базу работы составили основополагающие труды отечественных и зарубежных теоретиков языка в области когиитиеистики (Н.Д.Арутюновой, В.З.Демьянкова, В.И.Карасика, А.Е.Кибрика, В.В.Красных, Е.С.Кубряковой, Е.В.Рахилиной, О.Н.Селиверстовой, ГО. С. Степанова, Р.М.Фрумкиной, M.Bierwisch, W.Croft, D.A.Cruse, G.Fauconnier, MJohnson, G.Lakoff, R.Langacker, S.R.Levin, J.R.Taylor,, M.Turner, A.Wierzbicka и др.)? семиотика (Р.Барта, Б.М.Гаспарова, А.Ф.Лосева, Ю.М.Лотмана, У.Матураны, М.Мерло-Понти, Н.Б.Мечковской, А.А.Пелипенко и И.Г.Яковенко, А.Соломоника, Ф. де Соссюра, Б.А.Успенского, В.В.Фещенко, Г.Г.Шпета, У.Эко и др.), теории метафоры (Н.Д.Арутюновой, А.Н.Баранова, Д.Бикертона, М.Бирдсли, М.Блэка, О.И.Глазуновой, С.С.Гусева, Д.Дэвидсона, Дж.Лакоффа и М.Джонсона, Э.МакКормака, Дж.Миллера, В.П.Москвина, М.В.Никитина, Х.Ортеги-и-Гассета, Э.Ортони, П.Рикера, Дж.Серля, Г.Н.Скляревской, В.Н.Телия, А.П.Чудинова, У.Эко, F.Boers, A.Delgnan, R.Dirven, G.Fauconnier, B.Fraser, R.W.Gibbs, R.Giora, J.Grady, B.Hampe, MJohnson, E.F.Kittay, Z.Kovecses, G.Lakoff, S.Lindner, G.A.Miller, P.S.Morgan, A.Ortony, D.Punter, D.E.Rumelhart, J.M.Sadock, G.Steen, M.Turner, R.M.White и др.), герменевтики и теории интерпретации (М.М.Бахтина, Г.И.Богина, X.-Г.Гадамера, Э.Гуссерля, Т.А. ван Дейка и В.Кинча, В.З.Демьянкова, В.Дильтея, П.Рикера, М.Хайдеггера, Г.П.Щедровицкого, У.Эко, E.Cassirer, R.W.Gibbs, I.MacKenzie, D.Sperber и D.Wilson, G.Steen, E.Winner и H.Gardner и др.), семантики (Н.Ф.Алефиренко, Ю.Д.Апресяна, А.В.Бондарко, Р.А.Будагова, Е.М.Вольф, В.Г.Гака, В.фон Гумбольдта, И.М.Кобозевой, Н.Г.Комлева, А.И.Новикова, Е.В.Падучевой, Ю.С.Степанова, В.Н.Телия, Е.В.Урысон, А.А.Уфимцевой, D.L.Bolinger, A.Wierzbicka и др.), теории текста/ дискурса (М.М.Бахтина, В.Г.Борботько, И.Р.Гальперина, Ю.М.Лотмана, М.Л.Макарова, Г.Г.Москальчук и др.), мифопоэтикн (А.Л.Анисина, А.Я.Гуревича, Вяч.Вс.Иванова, М.М.Маковского, А.В.Подосинова, В.Н.Топорова, Т.В.Топоровой, Б.А.Успенского и др.).
Идеи, высказанные Ф. де Соссюром, Г.Г.Шпетом, Дж.Лакоффом, М.Джонсоном, Ж.Фоконье и М.Тернером, оказали наибольшее влияние на формирование системы лингвистических воззрений автора и, соответственно, на становление общетеоретической концепции исследования.
Научная новизна диссертации заключается в разработке базовых методологических установок когнитивно-семиотического подхода применительно к изучению метафоры, то есть общее направление исследовательской деятельности определяется принципами антропоцентризма, функционализма, экспланаторности и междисгртлинарности, с одной стороны, и редукцией (стремлением к выделению «минимизированной структуры»), рациональной интуицией, строгостью научного • анализа и интерсубъективностъю (основная категория феноменологии) - с другой. Собственно механизм метафоризации сводится к действию центростремительных сил, сопровождающих искусственный процесс смысловой ориентации. Говоря языком конкретных фактов, Россия может считаться Европой именно как метафора, поскольку в высказывании Россия — Европа"1 изначально заложена сознательная ориентация на Европу, а с помощью предиката сознательный подчеркивается искусственный характер этой ориентации (пример в [Успенский 2004: 17]). Данное свойство метафоры способствует распредмечиванию процедуры ее создания посредством техники когнитивного моделирования, что и доказывается возможностью научно-экспериментального проектирования конструкта метафорического содержания как своего рода означающего (signans) по отношению к означаемому (signatum).
Новым является представление процесса метафоризации не только в терминах реализации «модуса фиктивности» в соответствии с предписаниями формальной логики, но и в свете последовательного воплощения субъективной позиции адресанта вербального сообщения.
Под прямым воздействием известной мысли Гердера-Гумбольдта, а также учитывая ее модификации, реализованные в концепциях А.А.Потебни, Г.Г.Шпета и других корифеев отечественного языковедения, у автора настоящей диссертации сложилось убеждение в том, что метафора, будучи в первую очередь сущностью когнитивного плана, часто ведет себя как воплощение мировосприятия народа, поскольку культурно-историческая память живет не только в языковых знаках и текстах, но и в ментальных образованиях.
В работе впервые представлена комплексная методика анализа метафоры-знака (метафорической номинации), метафоры-образа (результата процесса символизации) и метафоры-когннтнвной/ концептуальной модели (репрезентации мыслительного плана, возникающей как в микроконтексте, так и в макроконтексте, то есть в цельном художественном произведении). Иначе говоря, изучение метафоры проводится как в статической проекции, так и в проекции динамической, что способствует многоракурсному освещению избранного объекта исследования.
Кроме того, научная новизна диссертационного сочинения определяется рассмотрением метафорических смыслов через призму так называемой «мотивационной базы», которая в тенденции формируется на основании чувства пространства и пространственности, а также трансформируется в результате действия других основополагающих культурных кодов.
Фразовые глаголы английского языка впервые представлены в работе как средства овнешнения мвтафоры-когнитивной модели, метафоры-образа и метафоры-знака. При этом, их уникальность состоит в том, что в них всегда присутствует концептуальная метафора, реализованная через ту или иную образ-схему, или концепт-примитив (в терминологии Т.В.Черниговской). Именно поэтому метафорически ориентированная классификация фразовых глаголов приобретает следующий вид: 1) фразовый глагол представлен метафорой-когнитивной моделью (чистая образ-схема); 2) фразовый глагол = метафора-когнитивная модель + метафора-образ (эффект изобразительной наглядности) + метафора-знак (если языковая метафора конвенционально закреплена); 3) фразовый глагол = метафора-когнитивная модель + метафора-образ в редуцированном виде + метафора-знак, сигнализирующая о том, что речь идет об устоявшейся, или конвенционально закрепленной, метафоре.
Метаязык настоящего исследования, будучи действенным способом осуществления метасемиозиса, складывается из следующих основных терминологических позиций:
- Под значением подразумевается понятие об инвариантной содержательной структуре, выступающей посредником между метафорой мышления и метафорой языка.
- Смысл возникает при соотнесении значения языковой номинации с личным опытом адресата вербального сообщения; смысл поддерживает непрерывное состояние осведомленности, приобщая языковую личность к истории, культуре, традициям определенного этносоциума. В контексте метафорического осмысления бытия смысл устанавливает канал связи между гетерогенными концептуальными зонами, образующими единый метафорический образ, а потому представляет собой сверхструктурную данность, которая порождается не значением, а жизнью.
- Концепт трактуется как ментальная область, несущая определенную познавательную установку, способствующую возникновению потребности в когнитивной аттракции внутри новообразованного мыслительного конструкта, соответствующего тому или иному знаку вторичной номинации в языке. Концепт выступает в качестве мыслительного столпа значения, опираясь на который лингвокреативное мышление наращивает различные смыслы оценочного, эмотивного и экспрессивно-образного характера.
- Символ осуществляет стабилизацию формы образа; преобразует метафору окказиональную в метафору узуальную, то есть оформляет смысл в значение.
Наиболее существенные и методологически значимые результаты диссертационного исследования обобщены в следующих положениях, выносимых на защиту:
1. Когнитивно-семиотический подход в рамках современного языкознания представляет собой интерпретативное направление, вобравшее в себя достижения феноменологических и герменевтических штудий, а также когнитивно ориентированных исследовательских проектов, выстраиваемых в соответствии с принципами антропоцентризма, функционализма и экспланаторности. Комплексность научного анализа достигается за счет онтологизации лингвистической проблематики, а именно за счет создания эффективных техник распредмечивания скрытых возможностей бытия.
2. Когнитивно-семиотический подход к исследованию метафоры в отечественной науке о языке сближается с основными методологическими постулатами, выработанными англистами в смежном пространстве когнитивистики и биосемиотики, где, с одной стороны, доминирует дух объективно-логических построений, а с другой, совершается попытка преодоления картезианского дуализма. Данное обстоятельство определяет базовый категориальный аппарат исследования, в основной корпус которого входят как элементы объективного среза представления действительности, так и элементы, порожденные субъективной реинтерпретацией последней.
3. Основным условием существования человеческого сознания является модусность, позволяющая проводить систематизацию опытных данных не только посредством их рубрикации и классификации, но и посредством построения максимально обобщенных схематизированных моделей, обладающих высокой степенью объяснительности как с точки зрения законов формальной логики, так и с позиции логики интуитивной. В таком случае у теоретика языка появляется возможность реконструировать образ человека в языке и языка в человеке, образ человека в культуре (шире — в действительности) и культуры в человеке, что, взятое в совокупности, и составляет основные этапы поступательного движения исследовательской мысли к конечной цели научного познания.
4. КСМ метафорического образа имеет три измерения: когнитивное, культурное и лингвистическое, специфика каждого из которых предопределяет функциональный потенциал метафоры. Когнитивное пространство метафорической модели структурируется, как правило, двумя базовыми концептами (концепт 1 и концепт 2), связь которых обеспечивается наличием символьной составляющей, где символ также осуществляет так называемую смысловую открытость метафоры, являясь вместилищем внутренней энергии. Символ заполняет культурное пространство метафорической модели и задает направление движения мыслительной деятельности. Метафорическая модель в лингвистическом измерении проявляет себя в виде знака, который вербализует метафорический образ и фиксирует на бумаге или в речи факт неразрывной взаимозависимости мыслительных, языковых и культурно обусловленных структур.
5. Три ипостаси метафоры (ліетафора-знак, ліетафора-образ, метафора-когнитивная/ концептуальная модель) предопределяют последовательность анализа этой сущности, функционирующей в текстуальной среде. Оптимально релевантная схема интерпретации имеет отправным пунктом вербализованную метафорическую конструкцию (метафору-знак), анализ которой ведет к построению метафоры-образа, а впоследствии к выявлению метафоры-когнитивной модели, что соотносится с известными концепциями понимания сущностных свойств текста, а именно с теориями И.Р.Гальперина (типы информации в тексте), Г.И.Богина (типы понимания), Г.Г.Слышкина (текст = концепт с точки зрения структурной организации).
6. Наиболее действенная стратегия дешифровки метафорических смыслов напрямую восходит к осознанию дуальности вещей. Мир как бы удваивается в человеческом сознании, благодаря чему обладатель этого сознания обретает возможность абстрагироваться от собственного субъективного "Я" посредством вычленения образа из потока гетерогенных впечатлений и представлений. В момент созерцательного озарения это "Я" начинает членить действительность в направлениях "мир со мной" и мир без меня", то есть время от времени смотрит на мир глазами "Другого". Когда мы имеем дело с иноязычным текстом, то первостепенной задачей нашего "Я" становится преодоление замкнутости собственной субъективности и приобщение к культуре "Другого", что оказывается осуществимым лишь в случае наличия промежуточной позиции: позиции Наблюдателя.
7. Метафоры суть мотивированные сущности, имеющие собственную историю возникновения, приобщиться к которой представляется возможным посредством квалифицированного объяснения, направленного в первую очередь на идентификацию «локуса косвенности» (the locus of the indirection).
8. В основе классической теории метафоры лежит принцип потенциальной интерпретируемости смыслов, возникших в ходе целенаправленного переосмысления человеком явлений и событий действительности. Базис любой интерпретации составляет факт существования образа-схемы, гештальт-конфигурации, которая, с одной стороны, репрезентирует пространственные отношения, а с другой стороны, позволяет моделировать направление движения мысли.
9. Каталогизация базовых образов-схем способствует выявлению фундаментального принципа, лежащего не только в основе механизма метафоризации, но и шире - в основе классификационной деятельности, направленной на осуществление концептуализации и категоризации действительности средствами языкового означивания. Специфика принципа, о котором идет речь, раскрывается преимущественно через особенности функционирования пространственного кода культуры, снабжающего исследователя-интерпретатора наиважнейшими методологическими ориентирами для оптимизации процесса воссоздания внутренней формы метафорической номинации. Уникальность роли пространственного кода в конструировании вторичной картины мира максимально выпукло проступает в семантике фразовых глаголов английского языка.
Материал исследования составляют лексикографические данные, извлеченные методом сплошной выборки преимущественно из толковых словарей английского языка, а также из словарей фразовых глаголов. Проанализирован значительный корпус словарных дефиниций, фрагменты текстов, а также примеры из авторитетных монографических изданий (всего более 2500 единиц).
Решение указанных выше задач предполагает привлечение широкого спектра методов исследования. Прежде всего, в работе используются общенаучные методы, в том числе анализ и синтез эмпирического материала; описательный метод, позволяющий выявить закономерности функционирования метафорических номинаций посредством обращения к таким исследовательским приемам, как наблюдение, сопоставление, обобщение; метод когнитивного моделирования, оптимизирующий процедуру аналитической компрессии в смысле эксплицитного представления наиболее значимых содержательных характеристик объекта исследования; интерпретативный метод, способствующий «лучшему пониманию» "здесь и сейчас"; а также метод контекстуального анализа.
Теоретическая значимость диссертационного исследования заключается в том, что в нем (а) разработана методика реализации когнитивно-семиотического подхода, непосредственно применимая к анализу метафоры;
(б) произведена ревизия основополагающих установок наиболее влиятельных теорий метафоризации, что в конечном итоге может способствовать решению ряда дискуссионных вопросов в области лингвистической прагматики и психолингвистики (вопросы, связанные с особенностями функционирования косвеннореференциальных смыслов, а также вопросы, касающиеся роли хметафорических явлений в процессе речепорождения и специфики локализации метафор в правом и левом полушариях мозга), лексической семантики (вопросы, затрагивающие закономерности развития системы переосмысленных/ вторичных значений; проблема мотивированности и внутренней формы), семиотики (вопрос о символической природе вторичных номинаций), интерпретации текста (проблема "удельного веса метафорических смыслов в контексте воплощения основного замысла текста), когнитивистики (вопрос о концептуализации и категоризации единиц рационального и чувственно- эмоционального опыта);
(в) предложен путь моделирования метафорических смыслов;
(г) осуществлен синтез методологических презумпций классической теории метафоры с установками современных направлений в исследовании метафорики как в отечественном языкознании, так и в англистике.
Эмпирическая ценность диссертационного исследования связана с возможностью использования его результатов в практике преподавания общего языкознания, философии языка, лексикологии, стилистики, а также в ходе разработки спецкурсов по семиотике, когнитивной лингвистике, герменевтике, теории понимания и интерпретации.
Апробация работы. Основное содержание диссертационного исследования нашло свое отражение в трех монографиях: «Семиотика концептов: К проблеме интерпретации субъективных смыслов» (Уфа, 2006), «Пространство за пределами пространства: Когнитивно-семиотический ракурс» (Уфа, 2006), «Метафора в когнитивно-семиотическом освещении» (Уфа, 2008; работа выполнена при содействии Немецкой Службы Академических Обменов ДААД совместно с Министерством Образования и Науки Российской Федерации в рамках программы по развитию научной и академической мобильности в сфере международного сотрудничества «Иммануил Кант», 126-07 ГРНТИ № 01200709051, ИН 03200801340). Важнейшие теоретико-практические обобщения, полученные в результате научной рефлексии автора, представлены в 20 статьях, опубликованных в центральной и региональной печати, в том числе в научном журнале «Вопросы языкознания» (№ 5, 2004; №3, 2007) и в периодическом сборнике научных трудов «Человек в зеркале языка. Вопросы теории и практики» под редакцией академика РАЕН А.П.Юдакина (М.: РАН, Книга II, 2005; Книга III, 2008). Основополагающая идея необходимости разработки когнитивно-семиотического подхода применительно к метафоре получила реализацию в виде доклада на всероссийской научной конференции «Лексические и грамматические категории в свете типологии языков и лингвокультурологии» (Уфа, 2007). Ключевые положения диссертации прошли обсуждение в Институте германистики университета имени Мартина Лютера (Галле - Виттенберг, ФРГ), а также на объединенном заседании кафедры английского языка и кафедры немецкой филологии факультета романо-германской филологии Башкирского государственного университета.
Структура диссертации определяется поставленными в ней целями и задачами, а также спецификой анализируемых языковых фактов. Работа состоит из введения, трех глав, заключения, библиографического списка (428 наименований), списка словарей и перечня источников иллюстративного материала.
Во введении обосновывается актуальность темы исследования, постулируются его цели и задачи, описывается методологическая база, определяются предмет и объект анализа, характеризуются материал и методы исследования, раскрываются научная новизна, теоретическая и практическая значимость работы, формулируются основные положения, выносимые на защиту, а также приводятся сведения об апробации результатов диссертации и ее структуре.
Первая глава «Когнитивно-семиотический подход в современных лингвистических исследованиях» посвящена рассмотрению наиболее общих вопросов, связанных с оптимизацией процедуры лингвистического анализа в ситуации полипарадигматизма современного языкознания.
Во второй главе «Субстанциональный и процессуальный аспекты метафоршации» на основе обобщения и критического осмысления самых влиятельных концепций метафоризации определяются исходные методологические принципы учения о метафоре.
В первом разделе «Механизмы метафорического моделирования: Статический аспект» представлена богатая палитра лингвофилософских воззрений на предмет метафоризации, а также система взглядов автора работы касательно процедуры когнитивно-семиотического моделирования метафорических смыслов.
Во втором разделе «Метафора и ее модификации на уровне текста/ дискурса: Динамический аспект» разрабатывается методика построения стратегии дешифровки метафорических контекстов с опорой на авторитетные концепции интерпретации и понимания текста. Полученные теоретические обобщения применяются к анализу фактического материала.
Третья глава «Пространственный код культуры в "метафорах, которыми мы лсивем"» предваряется разделом «Характерные особенности пространственной концептуализации и категоризации действительности: от мифа к "наивным" представлениям», в котором поднимаются вопросы сегментации пространства в направлениях, заданных искусством, наукой, мифологией и аккумулированным опытом непосредственного с ним взаимодействия. Иными словами, выявляются характерные особенности функционирования пространственного кода культуры во внелингвистической реальности.
В разделе «Пространственная метафора, или интерпретация пространства в системе координат ПРОСТРАНСТВО-источник - X-цель (на примере английских фразовых глаголов)» прослеживается устойчивая корреляция между категориями пространственного мышления человека и закономерностями организации языкового континуума, выявляется базовая логика образования пространственной метафоры на основе конструирования протосцен, а также раскрывается специфика кодирования информации посредством фразовых глаголов английского языка.
В заключении подводятся итоги проведенного исследования, а также намечаются перспективы дальнейшего изучения метафоры.
Философия когнитиеизма vs. философия семиотического знания
Что имеют в виду, когда употребляют выражение "быть на пике моды"? Означает ли оно, что человек должен бездумно примерять на себя навязываемый образ / пропагандируемую модель поведения, или ему все-таки следует проникнуться духом прогресса, понять философию популярных тенденций? Думается, что закономерность данного вопроса объясняется гетерогенностью лингвистических исследований в целом, когда одни ученые выстраивают свои концепции таким образом, чтобы в итоге создать лишь необходимый терминологический антураж в современном стиле, а другие стремятся к пониманию самих основ нововведения, изучая их со свойственной им критической скрупулезностью. Наверное, правильнее было бы примкнуть ко второй группе языковедов, ведь для создания целостной теории языка недостаточно просто выкрикивать популистские лозунги в поддержку того или иного тренда, а, напротив, важно осуществить новый синтез внутри самого языкознания, который предполагает, по словам О.Г.Ревзиной [Ревзина 2004], вовлечение в сферу научного рассмотрения не только того, что мыслится как простое, но и того, что мыслится как сложное.
Антропоцентризм (изучение языка с целью познания его носителя — человека), функционализм (изучение всего многообразия функций языка и их репрезентаций), экспланаторность (объяснение языковых явлений), интегративностъ и экспансионизм (выход в смежные области знаний) составляют неотъемлемую часть современных когнитивных и лингвокультурологических исследований, являют собой не только модные термины-этикетки, но и позволяют эксплицировать философский подтекст всего лингвистического знания конца XX и начала XXI веков.
В отечественном языкознании ученые достаточно давно заговорили о принципе "человека в языке" (термин Э.Бенвениста), или антропоцентризма, учет которого позволяет рассматривать язык как особую семантическую систему, где ее основные «референциальные» точки соотносятся с говорящим индивидом, а используемые человеком языковые средства выступают как «аутореференционные». Еще, к примеру, в конце XIX века в своей хрестоматийной работе «Фонология» И.А.Бодуэн де Куртене сформулировал основные постулаты антропофоники, науки, которая занимается исключительно звуками человеческой речи [Алпатов 1999: 122], что впоследствии оказало огромное влияние на формирование концепций исследователей, относящихся к Московской семантической школе, где ее ярчайшие представители в полный голос заговорили о принципе интегрального описания языка в системе координат объективное -субъективное (см., напр., [Апресян 2005]).
Таким образом, в соответствии с фундаментальной программой изучения языка по "мерке человека" языковед принимается за рассмотрение специфики объекта исследования, учитывая единство национально-культурных, социально-психологических и индивидуальных факторов, а потому антропоцентрическую семантику в целом можно охарактеризовать в терминах интегративности, междисципмтарности, комплексности и комплементаризма. В этой связи, как никогда актуально звучат слова И.В.Приваловой о том, что «любое языковое явление, изучаемое в рамках антропологической / антропоцентрической парадигмы, обнаруживает синергетические признаки, присущие ему в той или иной степени» [Привалова 2005: 87]. Между тем, важно принимать во внимание не только слияние энергий и / или самоорганизацию, согласно А.А.Залевской [Залевская 2001: 23], но и то обстоятельство, что язык - это, кроме всего прочего, еще и открытая система высочайшей степени сложности, упорядочивание элементов которой подчиняется особым, нелинейным закономерностям.
Эта многоликая и противоречивая метафора: Размышления о сущности
Не секрет, что метафора никогда не была обделена вниманием со стороны исследователей языковой субстанции (даже когда на нее совершалось методологическое покушение с целью "убиения"), ведь именно ей они (ученые) самоотверженно отдавали (и продолжают отдавать) многие годы плодотворного научного творчества, посвятив себя без остатка разгадке ее тайны, которую она до сих пор хранит с удивительным постоянством и с присущим ей женским кокетством. Тем не менее, метафора, по меткому замечанию В.Н.Телия [Телия 1988], до сих пор, к сожалению, не получіша своего последовательного описания с точки зрения фило- и онтогенеза (и мы это также можем подтвердить), поскольку практически все фундаментальные работы, затрагивающие проблематику опредмечивания вторичных смыслов, указывают в большинстве своем на особенности «синхрогенеза» (термин Ю.Н.Караулова) категории метафоричности.
В настоящий момент поиск путей анализа метафоры стал ассоциироваться с поиском философского камня, с созданием эликсира молодости, с конструированием машины времени. Единственное отличие всего перечисленного от метафоры состоит в том, что последняя реальна и иллюзорна одновременно: метафора существует в наших мыслях и манифестируется в наших словах; она покорила многие, вершины объективности, но, тем не менее, не перестает быть субъективной; она -результат интерпретирующей деятельности языковой личности и объект, на который направлены усилия ученых с целью познания глубинной структуры последнего. Иными словами, метафора являет собой тот промежуточный мир (Zwischenwelt), который и соседствует с миром реальности, с одной стороны, и с миром ментальности, с другой, в их профилировании на человека говорящего. Метафора антропоцентрична, когнитивна, герменевтична (то есть интерпретируема), она - вместилище объективного и субъективного, статичного и динамичного, молчания и красноречия, а значит, у нас есть все основания полагать, что она должна непременно поддаваться когнитивно-семиотическому моделированию.
Почему именно метафора стала объектом приложения нашего научного интереса? Во-первых, мы присоединяемся к мнению так называемых иррацио нал истов в философии языка, которые считают, что «метафора - это необходимое орудие мышления, форма научной мысли» [Ортега-и-Гассет 1990: 68] (см. также [Эко 20056: 120]), ведь метафорические образы облегчают восприятие информации за счет претворения в жизнь принципа наглядности, а также придают сообщению, или шире тексту / дискурсу, индивидуальный авторский стиль сродни "фирменному" знаку. Во-вторых, метафора, подобно эпистемологии в единстве ее характерных черт, позволяет нам занять позицию вне языка и вне реальности, чтобы, в конечном счете, можно было проследить процесс соединения действительности с вербализованным содержанием, который протекает в пространстве метафорического бытия. В-третьих, метафора, будучи, с одной стороны, средством создания языковой образности, а с другой стороны, мыслительной категорией, позволяет выявить некоторые базовые закономерности смыслового движения по рикеровской «герменевтической дуге» с целью более детального изучения смыслопорождающих возможностей вторичных номинаций в целом.
Вопрос о назначении метафорических средств языка уже достаточно остро стоял перед представителями античной философии (подробнее об эволюции концепций метафорического конструирования реальности в ретроспективном освещении см., напр., в [Арутюнова 1990а, 1999; Глазунова 2000]). В частности, отношение Аристотеля к метафоре можно десигнировать как неоднозначное и даже в некотором смысле противоречивое, поскольку в одних случаях великий мыслитель древности пытается изгнать тень метафорического образа из языка философствования, в других — он все же преследует цель дойти до самой сути метафорических преобразований, называя метафору сначала загадкой, затем совершенно бесстрастно характеризуя ее в терминах простого переноса имени 1) с рода на вид, 2) с вида на род, 3) с вида на вид, а также 4) по принципу пропорциональной аналогии; далее отождествляя метафору со сравнением, ведь, в конечном счете, «слагать хорошие метафоры — значит, подмечать сходство». Последнее обстоятельство объясняет тот факт, почему Аристотеля традиционно считают родоначальником сравнительной теории метафоры (здесь также явно прослеживаются параллели с обобщениями Цицерона, Квинтилиана и Деметрия), где исследуются правила метафорического замещения, фиксированные нормы понимания метафоры и т.п., но в границах чистой поэтики. В аспекте значимости/ ценности метафора, в понимании Аристотеля, призвана реализовывать, во-первых, эстетическую функцию, так как именно метафора порождает ощущение новизны, удивления и красоты; во-вторых, психологическую функцию, так как метафоре свойственно наделять отвлеченные понятия динамикой и жизненным содержанием; в-третьих, познавательную/ эвристическую функцию, так как метафора позволяет осуществить компрессию сообщения во избежание ненужной многословности, а также выступает в качестве продуцента нового знания.
Базовые метафорические модели в произведении Д.Брауна "Код да Винчи"
He секрет, что существуют такие литературные произведения, которые изначально наделены селшотичностъю, так как в них в роли главного действующего лица выступает не какой-либо конкретный персонаж, а сам текст (например, художественные произведения Х.Л.Борхеса, У.Эко). "Код да Винчи" Д.Брауна также является блестящим образцом текста в тексте в силу своей смысловой открытости, которая в первую очередь завораживает и интригует читателя, вовлекает его в захватывающий дух процесс дешифровки секретного кода-символа посредством специально созданного для этих целей кода-знака, то есть собственно текста произведения.
Пропозициональное содержание "Кода да Винчи", на наш взгляд, удачно представлено на официальном сайте Д.Брауна [Official Web-site of Dan Brown] и сводится к следующему:
While in Paris on business, Harvard symbologist Robert Langdon receives an urgent late-night phone call: the elderly curator of the Louvre has been murdered inside the museum. Near the body, police have found a baffling cipher. Solving the enigmatic riddle, Langdon is stunned to discover it leads to a trail of clues hidden in the works of Da Vinci ... clues visible for all to see ... and yet ingeniously disguised by the painter.
Langdon joins forces with a gifted French cryptologist, Sophie Neveu, and learns the late curator was involved in the Priory of Sion — an actual secret society whose members included Sir Isaac Newton, Botticelli, Victor Hugo, and Da Vinci, among others. The Louvre curator has sacrificed his life to protect the Priory s most sacred trust: the location of a vastly important religious relic, hidden for centuries.
In a breathless race through Paris, London, and beyond, Langdon and Neveu match wits with a faceless powerbroker who appears to work for Opus Dei - a clandestine, Vatican-sanctioned Catholic sect believed to have long plotted to seize the Priory s secret. Unless Langdon and Neveu can decipher the labyrinthine puzzle in time, the Priory s secret - and a stunning historical truth - will be lost forever.
In an exhilarating blend of relentless adventure, scholarly intrigue, and cutting wit, symbologist Robert Langdon (first introduced in Dan Brown s bestselling Angels & Demons) is the most original character to appear in years. THE DA VINCI CODE heralds the arrival of a new breed of lightening-paced, intelligent thriller ... surprising at every twist, absorbing at every turn, and in the end, utterly unpredictable ... right up to its astonishing conclusion.
Автор "Кода да Винчи" отдает предпочтение метафорическим конструктам с глаголом зрения (look, peer, gaze, glance, stare, glare, реек) в сочетании с тем или иным послелогом (это особенно заметно в первой половине произведения). Иначе говоря, метафора-знак актуализирует в сознании реципиента-интерпретатора обобщенную модель
ПРОСТРАНСТВО - ДВИЖЕНИЕМ Механизм" символизации, ведущий к стабилизации формы образа ПРОСТРАНСТВО - ДВИЖЕНИЕ , создает условия для появления периферийных (дополнительных) смыслов в зависимости от контекстуальных условий, что, в конечном счете, и «удлиняет радиус действия мысли».
LOOK - to turn your eyes towards something, so that you can see it [Longman Dictionary 2003].
The curator looked down and saw the bullet hole in his white linen shirt. It was framed by a small circle of blood a few inches below his breastbone ( The Da Vinci Code , p.5). look down - turn one s eyes towards something + downward movement {Метафора-когнитивная модель представлена образом-схемой, образность существует в редуцированном виде (отсутствие эффекта изобразительной наглядности)]. Langdon nodded, feeling a chill as he looked up. "I can t imagine who would do this to someone. " ( The Da Vinci Code , p. 12).
look up - turn one s eyes towards something + upward movement [Метафора-когнитивная модель представлена образом-схемой, образность существует в редуцированном виде (отсутствие эффекта изобразительной наглядности)].
"Did you mount her? " the agent asked, looking over. Langdon glanced up, certain he had misunderstood. "I beg your pardon." "She is lovely, no?" The agent motioned through the windshield toward the Eiffel Tower. "Have you mounted her? " Langdon rolled his eyes. "No, I haven t climbed the tower. "( The Da Vinci Code , p. 17).
look over - turn one s eyes towards something + some distance away, often on the opposite side of a room + contemplation [Метафора-когнитивная модель представлена образом-схемой: ПРОСТРАНСТВО - ДВИЖЕНИЕ , осложненной размышлениями о чем-то, образность существует в редуцированном виде (отсутствие эффекта изобразительной наглядности)).
Langdon looked back at the gate, trying to picture what had happened. "The curator was attacked in his office, fled into the Grand Gallery, and activated the security gate by pulling that painting from the wall. The gate fell immediately, sealing off all access. This is the only door in or out of this galleiy. " ( The Da Vinci Code , p.36).
look back at - turn one s eyes towards something + backward direction + reminiscences ; реализация метафоры-образа: ПРОСТРАНСТВО -ДВИЖЕНИЕ + дальнейшая метафоризация, ведущая к превращению схемы tum one s eyes towards something + backward direction в воспоминания reminiscences с целью реконструкции произошедших событий: trying to picture what had happened [Метафора-когнитивная модель представлена образом-схемой, образность существует в редуцированном виде (отсутствие эффекта изобразительной наглядности), метафора-знак свидетельствует о том, что языковая метафора конвенционально закреплена].
PEER - to look very carefully at something, especially because you are having; difficulty seeing it [Longman Dictionary 2003].
The man tilted his head, peering down the barrel of his gun. Sauniere held up his hands in defense. "Wait, " he said slowly. "I will tell you what you need to know. " The curator spoke his next words carefully. The lie he had told was one he had rehearsed many times... each time praying he would never have to use it ( The Da Vinci Code , p.4).
Базовые образы пространства в искусстве
Искусствоведы, рассуждая о живописи, достаточно часто в своих исследованиях затрагивают проблему бытования двух базовых пространств, а именно пространства с прямой перспективой и пространства с обратной перспективой (византийское иконное пространство). Обратная перспектива создается как расходящимися вдаль линиями, так и цветовыми эффектами. Расходящиеся линии обратной перспективы ведут к изображению отдаленных предметов более крупными, "чем те, что расположены на переднем плане. К примеру, цветовые оттенки заднего плана в иконе более яркие, а передний план приглушен и небросок. Эти правила противоречат тем, что используются в классической живописи, строящейся на принципах прямой перспективы, более привычной нашему восприятию. Действительно, отдаленные объекты мы видим обычно как бы в дымке, их тона более холодны и приглушены, а размеры специально уменьшены, по сравнению с теми объектами, которые расположены ближе к зрителю. Кроме того, так называемая обратная перспектива в христианском мировосприятии не является достоянием только иконописи, а вся евангельская этика построена на обратной перспективе, которая, в отличие от прямой, выстраивается на отказе от эгоцентризма. Икона - лишь небольшое "окно" в огромный трансцендентальный мир. Именно этот мир первичен и важен, а то малое пространство, которое непосредственно отражает зрителя, его локальный мир, имеет ценность лишь потому, что включено в нечто большее. Из этого следует, что в конечном итоге различное понимание мира оказывает определенное воздействие на жизнь и деятельность людей.
С.Сендерович [Сендерович 2002] предпринимает попытку опровергнуть утверждение о том, что собственно понятия "прямая" и "обратная перспектива" способствуют возникновению унифицированной теории, которая выстраивается на презумпции о том, что "обратная перспектива" есть результат обращения "прямой" — она объясняется как взгляд из глубины, с точки зрения удаленной фигуры в центре изображения. Однако, если руководствоваться логикой здравого смысла, указывает С.Сендерович, то обратная перспектива не может возникнуть раньше прямой, а потому с тем, чтобы сохранить стройность концептуальных выкладок необходимо найти доказательства существования последней (прямой перспективы) в поздней античности, что представляется маловероятным. С.Сендерович предлагает свое решение данной проблемы: он утверждает, что пространство с так называемой обратной перспективой также естественно для наблюдающего глаза, как и пространство с прямой перспективой. Данное положение доказывается им экспериментально: «Закройте глаза и погрузитесь во внутреннее пространство, принадлежащее внутреннему зрению, не внешнему, то есть попытайтесь очиститься от навязчивых воспоминаний о внешнем опыте, от его проекций вовнутрь. Очищенному внутреннему, мысленному взору должно предстать пространство, в котором никого и ничего сиемирного нет — это сферическое пространство, простирающееся вокруг мыслящего центра ... ; это неглубокое проективное пространство. ..: Именно внутреннее умозрительное, "умное" (в смысле "принадлежащее уму") пространство было местом общения византийских исихастов с нематериальным миром. Они его и выразили в сакральной живописи.» [Ibid.]. Впоследствии эти особенности восприятия пространства, свойственные православной культуре в целом, нашли свое последовательное выражение в сложившихся веками канонах иконописи.
А.А.Журавлева [Журавлева 2005], размышляя о пространстве созерцания, признает то обстоятельство, что и чертеж, и аксонометрия, и различные варианты перспективы являются не только механическими приемами, но и наглядным доказательством разнообразия видения мира, поскольку они возникают в результате реального "знакомства" человека со своей средой обитания, которая неизменно "поворачивается" к нему то одной, то другой гранью своей сущности. Эти и другие техники построения изображенного пространства наиболее удачно раскрыты и подробно описаны Б.В.Раушенбахом, который обращает внимание,1 например, на то, что в древние времена мир и все живые существа в нем представлялись человеку как единое целое, но это целое он мог изобразить лишь по частям, складывая его как мозаику - этим объясняется схематичность работ древних художников, их "чертёжность". Идеализированная пропорциональность античности предстает как символ божественной гармонии; портрет и аксонометрия в древнем Риме — как знак внимания человека к самому себе; перспектива в эпоху Возрождения — как стремление "присвоить" человеку весь мир и т. д. Исследование Б.В.Раушенбаха в очередной раз свидетельствуют в пользу того, что за образами пространства всегда скрывается образ самого человека, и все наглядные способы организации пространства, так или иначе, раскрывают сущность отношения человека к самому себе и к миру. 3.1.2.3 Пространство и научная картина мира
В собственно научном освещении пространство, наряду со временем, является основным атрибутом материи, а значит основной формой бытия. Категорию пространства можно по праву охарактеризовать как уникальную форму «координации различных существующих объектов и явлений» [Пространство и время 1984: 90 - 91]. Поскольку такие универсальные и всеобщие характеристики пространственное, как протяженность, структурность, мерность, являются общеупотребимыми, то научные дисциплины вырабатывают собственные определения пространства, изолированные от других областей знания, что приводит к мозаичности и раздробленности суждений о нем. Естественно-научные, социологические, культурологические, искусствоведческие и философские изыскания, касающиеся построения моделей мира, используют только те аспекты категории пространства, которые актуальны для их исследований, тогда как другие ее возможности остаются невостребованы. Кроме того, Т.В.Топорова указывает на тот факт, что «прогресс научного знания привел к разрыву между физико-математической концепцией пространства и времени, с одной стороны, и как бытовыми, так и мифопоэтическими представлениями, с другой» [Топорова 1994: 15 - 16].
Так, в философии существуют две диаметрально противоположные концепции пространственной параметризации действительности: субстанциональная и реляционная. Первая теория была сформулирована в трудах Демокрита и Ньютона, которые рассматривали пространство как самостоятельную сущность. Вторая концепция разрабатывалась Платоном, Аристотелем, Лейбницем, а в XX веке получила свое "второе рождение" в работах В.И.Вернадского и других ученых, которые закрепляют за категорией пространства статус объективной формы бытия материи, независящей от человека и человечества, но находящейся в неразрывной связи с самой материей и движением. Заслугой выдающегося математика Н.И.Лобачевского следует считать разработку -научных представлений о связи пространства и времени с движущейся материей, идеи которого были впоследствии блестяще воплощены в теории относительности А.Эйнштейна.