Содержание к диссертации
Введение
ГЛАВА I. Коммуникация в ситуациях непрямого общения .11
1.1. Трактовка коммуникации и ее сущностные характеристики в современной науке 11
1.2. Основные составляющие коммуникации 19
1.3. Прямая versus непрямая коммуникация
1.3.1. Значение и смысл. Соотношение понятий .42
1.3.2. Категория имплицитности. Имплицитный смысл
1.4. Причины использования имплицитных смыслов в дискурсе и их функции в непрямой коммуникации .54
1.5. Особенности драматургического дискурса 57
Выводы по главе I 67
ГЛАВА II. Механизмы актуализации и языковые средства, индуцирующие имплицитные смыслы в драматургическом дискурсе У. Шекспира 71
2.1. Картина мира эпохи Возрождения в произведениях У. Шекспира .71
2.2. Особенности драматургического дискурса У. Шекспира 76
2.3. Стратегии и тактики актуализации имплицитных смыслов в комедиях и драмах У. Шекспира
2.3.1. Стратегия дискредитации личности 90
2.3.2. Стратегия уклонения от прямого ответа 104
2.3.3. Стратегия манипулирования .118
2.3.4. Стратегия обмана 129
2.3.5. Стратегия отказа 135
2.4. Модель интерпретации имплицитных смыслов .143
Выводы по главе II 145
Заключение 148
Библиография 1
- Основные составляющие коммуникации
- Значение и смысл. Соотношение понятий
- Особенности драматургического дискурса У. Шекспира
- Стратегия манипулирования
Введение к работе
Актуальность данного исследования обусловлена
интересом современного научного сообщества к лингвистическим аспектам когнитивной деятельности человека и, в частности, к языку как биологической функции, нацеленной на приспособление человека к изменяющимся условиям окружающей среды;
необходимостью дальнейшего изучения механизмов речевой коммуникации с позиций биокогнитивной парадигмы, согласно которым коммуникант выступает как перцептивно-когнитивный субъект-наблюдатель, находящийся в постоянных взаимодействиях с внешним и внутренним миром;
целесообразностью описания механизмов формирования и выявления скрытой информации в тесной связи с историей и культурой их носителей.
Степень научной разработанности темы исследования. Анализ научной литературы показал, что проблемы интенционального имплицирования давно привлекают внимание представителей различных областей отечественной и зарубежной науки, что свидетельствует о значимости данного явления и несомненном интересе, который оно вызывает в силу своего сложного семантического состава и неоднородности способов реализации в языке.
В рамках лингвистики текста изучались феномены текстовой импликации как виды подразумеваемого смысла, начиная с дополнительного смыслового плана произведения (подтекста) и заканчивая подразумеваемым смыслом, вытекающим из соотношения соположенных единиц текста (Е. Н. Старикова, Н. А. Панина, Б. Н. Климзо, И. В. Арнольд, К. А. Долинин, Г. Г. Молчанова, Л. А. Исаева, О. И. Просянникова и др.); в семантике лексических единиц исследовались имплицитные элементы, приводящие к изменению в смысловой структуре слова, к метонимии и метафоризации (А. В. Бондарко, Т. М. Николаева, Г. В. Чернов, Л. А. Черняховская, М. Ю. Федосюк, Л. В. Лисоченко, H. P. Grice, S. K. Levinson и др.); в рамках прагмалингвистики рассматривались проблемы косвенных реализаций речевых актов (Д. Вундерих, Л. П. Чахоян, Дж. Газдар, А. Г. Поспелова, Ф.
Реканати, Дж. Сейдок, Г. П. Грайс, Г. Г. Почепцов, Дж. Остин, Дж. Серль, В. В. Богданов, А. Г. Гурочкина и др.). В последнее десятилетие возросло число исследований, в центре внимания которых находится изучение особенностей функционирования высказываний с имплицитным и эксплицитным смыслами в процессе коммуникации (Л. А. Нефедова, Т. П. Ленина, Д. В. Хворостин, И. В. Иванкова, Е. В. Черкасова и др.).
В качестве объекта исследования выступают диалогические дискурсы комедий и драм У. Шекспира.
Предметом исследования является многоаспектное изучение формируемых коммуникантами в разных ситуациях общения имплицитных смыслов, интерпретируемых адресатом на основании его когнитивно-коммуникативной и языковой компетенции.
Цель исследования заключается в выявлении когнитивных оснований и механизмов формирования имплицитных смыслов, изучении и описании их функций в процессе межличностного взаимодействия в драматургическом дискурсе У. Шекспира.
Поставленная цель требует решения следующих задач:
выявить когнитивно-коммуникативную область имплицитной интенциональности;
осуществить анализ причин и факторов, обусловливающих выбор коммуникантом непрямого речевого действия;
определить основные стратегии и тактики коммуникантов в ситуациях непрямого общения в диалогическом дискурсе У. Шекспира;
- установить источники и механизмы формирования имплицитных смыслов в
комедиях и драмах У. Шекспира;
- рассмотреть обусловленность формирования имплицитных смыслов культурными и
социальными факторами эпохи Возрождения.
Методологическую базу исследования составили фундаментальные труды отечественных и зарубежных ученых по проблемам языка и коммуникации от лингвофилософских воззрений античности до современных интеракционистских (конструктивистских) моделей коммуникации и когнитивных концепций языка (Аристотель, Н. Н. Болдырев, Л. Витгенштейн, Г. Гердер, В. фон Гумбольдт, Р. Декарт, В. З. Демьянков, И. Кант, Л. М. Ковалева, Н. Г. Комлев, У. Куайн, Е. С. Кубрякова, Дж. Лакофф, Р. Лангакр, Дж. Локк, Ч. Моррис, Ч. Пирс, Платон, Ф. де Соссюр, Л. Талми, Р. Якобсон и др.); работы, в которых разрабатывается холистический подход к взаимодействию языка, человека, общества и среды взаимодействия (И. К.Архипов, Ф. Варела, Л. С. Выготский, Т. Гивон, А. Дамазио, А. А. Залевская, Й. Златев, Э. Кларк, А. В. Кравченко, А. Н. Леонтьев, П. Линелл, У. Матурана, И. Томпсон, Р. Харрис и др.); исследования в области прагмалингвистики, представленные в трудах отечественных и зарубежных ученых Н. Д. Арутюновой, В. В. Богданова, А. С. Бутусова, С. И. Виноградова, А. Г. Гурочкиной, О. К. Ирисхановой, Ю. Н. Караулова, В. И. Лагутина, Е. В. Манжелевской, А. А. Масленниковой, Е. А. Миронова, Т. М. Николаевой, Л. Ф. Битцера, П. Браун, С. Левинсона, Дж. Серля, Дж. Лича, Г. П. Грайса, Г. М. Помпера, Е. И. Шейгала, Е. Т. Юдановой и др.; исследования по теории дискурса Е. А. Гончаровой, Т. А. ван Дейка, В. И. Карасика, В. В. Красных, М. Л. Макарова, Ю. Е. Прохорова, С. И. Сметаниной, В. Е. Чернявской, И. А.Щировой, а также положения, разрабатываемые в современной когнитивной и биокогнитивной лингвистике такими учеными, как С. Каули, Н. Лав, У. Матурана, Р. Ленекер, С. Стеффенсен, Т. Ярвилехто, И. К. Архипов, А. Н. Баранов, Н. Н. Болдырев, Г. Гийом, В. А. Звегинцев, А. Вежбицка, В. З. Демъянков, А. А. Залевская, Й. Златев, Е. С. Кубрякова, А. В. Кравченко, Л. А. Нефедова, М. В. Никитин, Д. Н. Новиков, А. А. Шаров и др.
Материалом для исследования послужили тексты трагедий (Romeo and Juliet (1594-1595), Hamlet (1600–1601), Othello (1604–1605), Measure for Measure (1604–1605), King Lear (1605–1606), Macbeth (1605-1606), Antony and Cleopatra (1606-1607), Cymbeline (1609–1611)) и комедий (The Comedy of Errors (1592–1593), The Taming of the Shrew (1593–1594), The Two Gentlemen of Verona (1594–1595), Love's Labour's Lost (1594–1595), A Midsummer Night's Dream (1595–1596), The Merchant of Venice (1596–1597), Much Ado About Nothing (1598– 1599), As You Like It (1599–1600), Twelfth Night (1599–1600), The Merry Wives of Windsor (1600–1601), All's Well That Ends Well (1602–1603)) У. Шекспира.
Методы исследования. В диссертации используется комплексная методика, сочетающая в себе как общие методы научного познания (наблюдение, синтез, анализ, сравнение), так и лингвистические методы: холистический подход к анализу дискурса, включающий его семантический, прагматический и когнитивный анализ; контекстуально-интерпретационный, интертекстуальный и интердискурсивный анализы текстового материала.
Степень достоверности результатов исследования обеспечивается тщательной обработкой фактического материала, включающего 500 печатных листов текста драматургической литературы, а также использованием комплексной методики обработки языкового материала, адекватной предмету, задачам и этапам исследования.
На защиту выносятся следующие основные положения:
-
В настоящей работе коммуникация трактуется как процесс интенционального ориентирующего воздействия адресанта на адресата с целью изменения его поведения для адекватного приспособления к окружающей среде.
-
Порождение непрямых высказываний определяется коммуникативной потребностью адресанта, его национально-культурной и коммуникативной компетенцией. Адекватное понимание неявно выраженных смыслов зависит от интерпретирующей компетенции адресата, его феноменологического и структурального знания, что находит свое отражение в лексическом составе языка, системе образов, грамматическом строе, организации процесса коммуникации и т. п.
-
В рамках непрямой коммуникации в соответствии с интенцией адресанта и характером ориентирующего воздействия на адресата в драматургических дискурсах У. Шекспира выделены пять основных коммуникативных стратегий: стратегия отказа, уклонения от прямого ответа, манипулирования, обмана и стратегия дискредитации языковой личности. Основными речевыми тактиками, реализующими данные стратегии, являются повтор, упрек, лесть, умолчание, намек, игнорирование чужого мнения, ирония и другие.
-
Общим механизмом формирования имплицитных смыслов в пьесах У. Шекспира является метафорический и метонимический переносы. К частным механизмам создания имплицитных смыслов относятся сдвиг референции, наложение связей одной денотативной ситуации на другую, создание фрейма определенных ожиданий и его разрушение в рамках одного типа коммуникативных интеракций или взаимодействия разных, процесс эвфемизации, нарушение максим кооперативного сотрудничества Грайса и др.
-
Модель механизма индуцирования имплицитных смыслов в дискурсах У. Шекспира представлена следующим образом: согласно своей интенции адресант формулирует свою коммуникативную стратегию и соответствующие коммуникативные тактики. На их основе адресант формирует знаки и отправляет сигналы, а получатель на основе этих сигналов и своего коммуникативного опыта приписывает им смысл
задуманный адресантом. Адекватность восприятия и интерпретации поступающих сигналов зависит от степени консенсуальности участников коммуникативного акта.
Научная новизна работы определяется тем, что механизмы формирования и интерпретации имплицитных смыслов рассматриваются в ходе реконструкции содержания диалогических дискурсов ранненовоанглийского периода на основе принципов современного биокогнитивныого анализа. Впервые изучение формирования имплицитных смыслов в англоязычном диалогическом дискурсе проводится с учетом языковых, культурных и социальных явлений эпохи Возрождения.
Теоретическая значимость исследования состоит в том, что данная работа вносит определенный вклад в дальнейшую разработку проблем межличностного общения, расширяет представления о коммуникативной функции языка и природе общения, о коммуникативных единицах диалогического дискурса, о механизмах формирования, восприятия и понимания речевых действий с имплицитным смыслом, взаимодействующих с эксплицитным значением речевых произведений и целым спектром национально специфических экстралингвистических факторов.
Практическая значимость работы определяется тем, что основные результаты и материал исследования могут быть использованы в курсах лекций и семинарах по лексикологии, стилистике английского языка, интерпретации текста, теории речевой деятельности, в спецкурсах по прагмалингвистике текста, в курсе зарубежной литературы, в практике преподавания английского языка, а также при написании выпускных квалификационных работ бакалавров и магистерских диссертаций.
Рекомендации по использованию результатов диссертационного исследования
состоят в возможности использования полученных результатов при разработке лекционных и практических курсов по когнитивной лингвистике, лингвистике текста и лексикологии, для проведения практических занятий по аналитическому чтению, а также при написании исследовательских работ разного уровня. Проведенный в работе анализ реализации имплицитности в процессе коммуникации на материале произведений У. Шекспира может лечь в основу спецкурса по исторической прагмалингвистике.
Апробация теоретических положений и результатов исследования Основные положения диссертации были представлены на заседаниях кафедры английской филологии РГПУ им. А. А. Герцена (2014, 2015), на аспирантских семинарах «Прагмалингвистика и теория коммуникации» (2013, 2014), «Актуальные проблемы науки о языке» (2014, 2015), на всероссийских межвузовских конференциях «Герценовские чтения» в 2013, 2014, 2015 гг. По теме диссертации опубликовано 6 работ, включая материалы трех конференций и три статьи в рецензируемых научных изданиях, три из которых – в изданиях, рекомендованных ВАК Российской Федерации. Общий объем публикаций составляет 2,05 п. л.
Структура и объем работы. Диссертационное исследование состоит из введения, двух глав с выводами по главам, заключения, списка использованной литературы, насчитывающего 387 источников, из них 85 – на иностранных языках, а также словарей и списка источников фактического материала общим объемом 16 наименований. Общий объем работы составляет 184 страницы печатного текста.
Основные составляющие коммуникации
Такой взгляд на суть коммуникации можно проиллюстрировать следующим отрывком из книги С. Пинкера «Слова и правила»: «Язык, несомненно, выражает значение в звуковой форме, но это не простой процесс. Предложения составляются на конвейере, состоящем из ментальных модулей…один из них – это хранилище запомненных слов, ментальный лексикон. Другой – собрание правил, которые соединяют слова и части слов в еще большие слова, компонент, называемый морфологией. Третий – это собрание правил, которые соединяют слова во фразы и предложения, компонент, называемый синтаксисом. Эти три компонента обмениваются сообщениями о значении с остальным сознанием с тем, чтобы слова соответствовали тому, что хочет сказать говорящий. Этот интерфейс между языком и сознанием называется семантикой. Язык в данной модели коммуникации трактуется как набор знаковых средств, употребление которых задается синтаксическими, семантическими и прагматическими правилами» [354, с. 22]. Суть коммуникации заключается в том, что один коммуникант (адресант) посылает другому коммуниканту (адресату) некое сообщение (информацию), закодированное в языковой форме (предложение/высказывание) [347, с. 35]. Следствием такого понимания коммуникации явилась ее трактовка как имеющей прямой характер, т.е. вложенное адресантом значение высказывания на выходе рассматривалось как идентичное полученному адресатом на входе. Данная модель коммуникации, известная как «кодовая модель» получила широкое распространение и преобладала в коммуникативных исследованиях вплоть до конца XX века.
В середине двадцатого века наряду с семиотическим существовали феноменологический, кибернетический и критический подходы к коммуникации. Яркими представителями феноменологического подхода являются Г. Шпет, Э. Гуссерль, Х. Г. Гадамер. В их герменевтической модели цель коммуникации заключается в установлении истинных взаимоотношений между субъектами речевой деятельности, акцентируется внимание на важности поддержания диалога, многозначности интерпретации сообщения в процессе коммуникации.
Кибернетический подход связан с такими именами как К. Черри, К. Э. Шеннон и др. В русле данного подхода коммуникация рассматривается следующим образом: источник информации выбирает сообщение, передатчик кодирует сообщения в сигналы, а получатель расшифровывает сигналы сообщения. Ученые, которые придерживались данного подхода к коммуникации, разрабатывали в основном проблемы «искусственного интеллекта», ограничивая коммуникацию машинными возможностями, что приводило к излишней формальности, механистичности.
Преодоление механистичности формализованно-технократического подхода произошло в недрах социальной психологии и философии, разработке новых подходов, которые определяются как критический (М. Хоркхаймер, Т. Адорно, Г. Маркузе, Ю. Хабермас и др.) и интеракционный или социопсихологический [288; 360; 318; 50 и др.]. Ярким представителем критического подхода является немецкий философ и социолог Ю. Хабермас, создатель теории коммуникативного действия, где понятие коммуникации трактуется не только как процесс передачи и приема информации, но включает в себя и такие социальные феномены как рациональность, этика и свобода [320, с. 19]. В отличие от понимания коммуникации как чисто формальной процедуры осуществления контакта между абстрактным «отправителем» информации и столь же абстрактным ее «получателем», в теории немецкого ученого понятие коммуникации приобрело значение процесса. В одной из своих работ немецкий философ пишет: «коммуникативными я называю такие интеракции, в которых их участники согласуют и координируют планы своих действий; при этом достигнутое в том или ином случае согласие измеряется интерсубъективным признанием притязаний на значимость» [259, с. 91]. Такая интерпретация процесса коммуникации акцентирует, прежде всего, взаимосвязь между участниками коммуникативного акта, их соучастие и совместную деятельность, а также определенную организацию субъектов коммуникативного процесса. Коммуникация такого типа имеет диалогическую форму и рассчитана на взаимное понимание. При этом диалог понимается как свободное взаимодействие индивидов, в котором индивидуальность не подавляется, а, напротив, проявляется во всем ее богатстве. Участвуя в коммуникативном процессе, индивид удовлетворяет свою насущную потребность в общении, в актуализации своих взглядов, ценностных представлений, проявлении чувственных впечатлений и т. д., которые иным способом не проявляются.
В рамках интеракционного подхода коммуникация рассматривается как способ интенционального воздействия на поведение человека, групп, общества в целом с целью достижения перлокутивного эффекта. Преимуществом данного подхода явился тот факт, что он акцентирует роль человека как субъекта коммуникации. Все субъекты коммуникации трактуются как равноправные партнеры, которые связаны как взаимными ожиданиями и установками, так и общим интересом к предмету общения. Коммуникация рассматривается как реализация этого интереса с помощью передаваемых сообщений. Эффекты коммуникации заключаются в сближении или расхождении точек зрения коммуникатора и реципиента на общий предмет, что, в свою очередь, означает расширение или сужение их возможностей взаимопонимания и сотрудничества. В центре внимания такого взгляда на коммуникацию находится достижение согласия между субъектами коммуникации, установление равновесия в системе взаимных интенций. Учитывается влияние социальных институтов, стереотипов группового сознания, прослеживаются пути распространения сообщений, различные уровни их воздействия. Все это значительно расширяет объем значения понятия коммуникации.
Значение и смысл. Соотношение понятий
Исследование феномена смысла в настоящее время не ограничивается рамками языкознания: усилия ученых концентрируются на координации подходов и научных результатов смежных наук: философии, социологии, культурологии, психологии, логики, кибернетики и др. Интерес представителей разных наук к данному феномену объясняется, возможно, его загадочностью, чрезвычайной противоречивостью его конкретных проявлений и его постоянно ускользающей сущности. И хотя это понятие является краеугольным камнем многих научных исследований в различных областях наук, его строгое общепринятое определение вплоть до настоящего времени отсутствует.
В языкознании сложилась теоретическая традиция, согласно которой «смысл не может рассматриваться вне связи со значением, так как и то и другое отражает внутреннюю сторону вербальных единиц, являясь их означаемым» [121, с. 75].
Научным контекстом, в котором феномен «смысл» впервые получил широкое применение, была герменевтика. Возникшая первоначально как наука о толковании скрытых смыслов Священного писания, герменевтика, объединила научные достижения философии и языкознания, а позднее превратилась в учение об интерпретации и понимания смыслов. Первая трактовка смысла, наиболее близкая современным представлениям, принадлежит Матиасу Флациасу Иллирийскому (Леонтьев 1999). Флациус определяет смысл как способ реализации значения языковых единиц в определенном контексте. Он указывает на то, что слово, высказывание, текст имеют одно значение, но различные контексты могут задавать различные его смыслы; вне контекста языковые единицы смысла не имеют. Из данного определения следует, что проблема соотношения понятий «значение» и «смысл» стала предметом исследования герменевтики уже на ранних ступенях ее развития.
Вместе с тем, в большинстве словарей (толковых, философских, лингвистических) смысл определяется как синоним значения. Так, например, в немецком языке, согласно определению, приводимому в словаре Duden [Duden, p. 34], синонимами “Sinn” (смысл) являются следующие слова: “bedeutung” – значение, “inhalt” – содержание. В толковом словаре русского языка смысл определяется как «содержание, значение чего-нибудь, постигаемое разумом; цель, разумное основание чего-нибудь; разум, разумность», а значение определяется как «смысл; то, что данное явление, понятие, предмет, значит, обозначает» [Ожегов, с. 618]. Иными словами, в русском языке, как и в немецком, понятия «смыcл» и «значение» совпадают. В английском языке ситуация обстоит несколько иначе. Несмотря на то, что в английском языке существует этимологически близкое понятие “sense” (смысл), используемое, в частности, в расхожих словосочетаниях “common sense” (здравый смысл), “to make sense” (иметь смысл), тем не менее, в абсолютном большинстве случаев в научном дискурсе, равно как и в обыденном языке, русские термины «значение» и «смысл» переводятся одним и тем же словом “meaning”.
В разных языках этимология феномена «смысл» не совпадает. Русское «смысл», как следует из определения в словаре Ожегова, означает «с мыслью», «то, что соотносится с мыслью, совместно с мыслью о некотором предмете». Немецкое “Sinn” ведет свое происхождение от древненемецкого глагола “sinnan”, означавшего “ein Ziel begehren” – «преследовать цель» [294, с. 113], что указывает на его связь с интенциональной направленностью. Английское слово «meaning» происходит от англосаксонских корней с семантикой «желать» и «намереваться» и является, соответственно, также понятием целевой природы, обозначающим соотносительную связь между несколькими конструктами, полюсами смысла [359, с. 7]. Эта точка зрения подтверждается и дефиницией, приведенной в словаре Longman Dictionary of English Language and Culture, где указывается, что одним из архаичных значений “meaning” является значение «намереваться и быть намеренным, иметь в виду как цель (интенция)» [Longman Dictionary of English Language and Culture 2001: 37].
Как отмечалось ранее, в языкознании к дихотомии «значение-смысл» ученые стали обращаться во второй половине двадцатого века. Родоначальником концептуальной оппозиции «значение-смысл» в науке о языке принято считать Готлиба Фреге. В своей классической работе «Смысл и денотат» Фреге вводит ее следующим образом: денотат, или значение текста (знака) – это та объективная реалия, которую обозначает текст или суждение о которой содержится в тексте (знаке); смысл – это способ задания денотата, характер связи между денотатом и знаком, или информация, которую знак несет о своем денотате. Текст может иметь только одно значение, но несколько смыслов, или же не иметь значения (если в реальности ему ничто не соответствует), но иметь при этом смысл. «В поэтическом употреблении достаточно того, что все имеет смысл, в научном – нельзя упускать и значений» [311, с. 25 – 50]. В работах Г. Фреге содержатся также указания на связь смысла с контекстом их употребления. Однако, хотя работы Г. Фреге до сих пор являются наиболее цитируемыми, ученый, тем не менее, не создал достаточно полной теории разведения понятий смысла и значения.
К проблеме соотношения значения и смысла в процессе коммуникации обращались и отечественные ученые, такие как М. М. Бахтин, В. А. Звегинцев, Г. П. Мельников, М. В. Никитин, Н. А. Слюсарева и многие другие.
В своих трудах М. М. Бахтин акцентирует внимание на разведении семантической стороны произведения (значения) и его ценностно-смыслового содержания. Автор указывает на то, что смысл, в отличие от значения, всегда диалогичен. Смысл фразы не состоит из значений слов, ее составляющих, так же, как смысл текста не может быть сведен к сумме частей, образующих текст [42, с. 368 – 369].
Особенности драматургического дискурса У. Шекспира
В трагедии “Romeo and Juliet” Ромео в диалоге с Меркуцио отказывается от танцев на балу в доме Капулетти, используя при этом игру слов-омофонов “soles” (подошва обуви) и “soul” (душа): Rom.: “Not I, believe me. You have dancing shoes with nimble soles; I have a soul of lead” (Act I Scene IV) [Pelican, p. 1263].
Как отмечалось ранее, в своих произведениях У. Шекспир неоднократно использует аллюзии:
В комедии “A Midsummer Night s Dream” Оберон в разговоре с Паком использует аллюзию на греческого бога моря Посейдона (Нептуна): “The eastern gate, all fiery-red,// Opening on Neptune with fair blessed beams,// Turns into yellow gold his salt green streams (Act III Scene II) [Pelican, p. 275].
В трагедии Romeo and Juliet в сцене, когда Джульетта ожидает скорейшего прихода своего мужа Ромео, она обращается за помощью к сыну греческого солнечного божества – Фаэтону, однажды получившему разрешение у отца управлять солнечной колесницей:“Gallop apace, you fiery-footed steeds,// Towards Phoebus lodging: such a wagoner// As Phaethon would whip you to the west,// And bring in cloudy night immediately” (Act III Scene II) [Pelican, p. 1277]. Разъяренный Отелло обвиняет свою жену в измене, ссылаясь на святого апостола Петра, однажды предавшего Христа. По его мнению, ее предательство выглядит гораздо более подлым и омерзительным: “You, mistress,// That have the office opposite to Saint Peter,// And keep the gate of hell!” (“Othello”, Act IV Scene II) [Pelican, p. 1434].
Создавая многогранные образы своих персонажей, У. Шекспир часто прибегает к метонимиям, заменяющим причину следствием или каким-нибудь частным признаком.
Так, призрак отца Гамлета, раскрывая настоящую причину своей смерти, говорит об укусе змеи: “The serpent that did sting thy father s life/ Now wears his crown”(“Hamlet”, Act I Scene V) [Pelican, p. 1356]. Призрак использует слова “serpent” вместо “killer”, “wears a crown” вместо “rules”, намекая на убийцу Клавдия.
В трагедии “Othello” венецианский дворянин Родриго использует презрительное метонимическое выражение в отношении к мавру Отелло: “Wheeling stranger” (Act I Scene I) [Pelican, p. 1404], намекая на то, что чернокожий Отелло – во-первых, чужой среди Европейского общества (общества белокожих), во-вторых, он подобен кочевнику, который все время колесит то там, то здесь, обрекая свою жену на одиночество.
Для описания речевой ситуации или противоречивых чувств и переживаний героев пьес У. Шекспир нередко использует оксюморон – например, в реплике Джульетты, когда она узнает о том, что убийцей ее кузена является ее любимый муж: “My only love, sprung from my only hate.” (“Romeo and Juliet”, Act I Scene V) [Pelican, p. 1266]; метафору – Яго будит Брабанцио криком: “Even now, now, very now, an old black ram (“Othello”)/ Is topping your white ewe.” (Act I Scene I) [Pelican, p. 1403]; леди Макбет, обдумывая коварный план убийства короля Дункана, говорит: “His two chamberlains/ Will I with wine and wassail so convince,/ That memory, the warder of the brain,/ Shall be a fume, and the receipt of reason/ A limbeck only.” (“Macbeth”, Act I Scene VII) [Pelican, p. 1628]. Природа в произведениях У. Шекспира оживает и становится полноправным участником событий: она взывает, обличает, предупреждает, угрожает и т. д. Титания в диалоге с Обероном намекает на то, что их разногласия и споры явились результатом природных бедствий: “No night is now with hymn or carol blessed. Therefore the moon, the governess of floods,// Pale in her anger, washes all the air,//ov That rheumatic diseases do abound” (“A Midsummer Night s Dream”, Act II Scene I) [Pelican, p. 264].
Как следует из приведенного краткого обзора основных стилистических средств и приемов, используемых в речах персонажей У. Шекспира, образную поэтическую форму получают явления природы, общественной жизни, душевные переживания, идеи и т.д. Подобных примеров в пьесах великого драматурга бесчисленное множество. Однако суть проведенного анализа заключается в том, чтобы показать, как органично в пьесах У. Шекспира сочетается драматическое и поэтическое. Герои пьес отстаивают свои интересы, любят, спорят, воюют, примиряются, являясь участниками драматических и комических событий действия, а развитие фабулы происходит в лирической и эпической форме.
Обобщая сказанное, необходимо подчеркнуть, что драматургический дискурс У. Шекспира – искусство, в котором драматург обобщил человеческий опыт многих и многих поколений. В его произведениях, охватывающих все стороны государственной, общественной, культурной и частной жизни, перед зрителями и читателями раскрывается яркая картина жизни, полная динамики и человеческих страстей. Переплетение нескольких сюжетных линий героев, переменная тональность произведений, гротеск, проявляющийся в сочетании трагичного и комичного, композиционный принцип «спектакль в спектакле», генетическая связь пьес с народно-карнавальной традицией, центральное изображение человека и его меняющиеся взаимоотношения с окружающей действительностью, поэтическая образность произведений У. Шекспира – все это составляет уникальный инвентарь драматурга, посредством которого читателю/зрителю предоставляется возможность изучить тайны английского общества на стыке двух эпох Средневековья и Возрождения.
Стратегия манипулирования
Речевой акт отказа выражает отрицательную реакцию на искомые цели адресанта. В этой связи ситуация речевого акта отказа психологически сложна и неприятна для него. Осознавая это, говорящий в превалирующем большинстве случаев кооперативного общения старается осуществить его скрыто, имплицитно.
Имплицитный речевой акт отказа направлен преимущественно на сглаживание конфликтной ситуации, снятие негативной реакции реципиента. Не имея формального выражения интенции, имплицитные речевые акты отказа распознаются главным образом, с учетом знаний фреймовой структуры речевой ситуации, то есть коммуникативной ситуации, социальной ситуации, межличностных отношений, фоновых знаний общающихся.
Рассмотрим фрагмент из трагедии “Hamlet”. Пресуппозиция: Гамлет приглашает на представление «Убийство Гонзаго» короля и королеву. Его план – разоблачить короля.
Ситуация: Входят королевская чета и их приближенные вельможи. Король Клавдий, чтобы выглядеть благодушным и благородным, обращается к Гамлету и спрашивает, как он поживает. “Hamlet”, Act III Scene II [Shakespeare, p. 43] HAM. (to Horatio): They are coming to the play; I must be idle: Get you a place. KING: How fares our cousin Hamlet? HAM.: Excellent, i faith; of the chameleon s dish: I eat the air, promise-crammed; you cannot feed capons so. KING: I have nothing with this answer, Hamlet; these words are not mine. HAM.: No, nor mine now. Интенция Гамлета – продолжать играть роль безумца (“They are coming to the play; I must be idle”), чтобы проще и эффективнее реализовать свою глобальную интенцию – изобличить Клавдио в убийстве отца (прим.: в Елизаветинскую эпоху к сумасшедшим относились снисходительно, их действия строго не осуждались обществом).
В ответ на вопрос короля –“How fares our cousin Hamlet?” Гамлет, используя «маску» безумца и руководствуясь стратегией отказа от общения с ненавистным ему Клавдио, вначале с явной иронией произносит клишированную фразу
“Excellent, i faith”, а затем, применяя прием наложения связей одной денотативной ситуации на другую, продолжает – “the chameleon s dish: I eat the air, promise-crammed.” Все три содержательные части этого высказывания передают значимые имплицитные смыслы. Эксплицитное значение фрагмента “of the chameleon s dish” («живу на пище хамелеона») служит источником появления имплицитной информации, ее прагматический смысл как бы надстраивается над когнитивным (денотативным). Посредством этого высказывания Гамлет намекает на то, что ему, подобно хамелеону, необходимо все время менять цвет «шкуры», приспосабливаясь к меняющимся условиям и обстоятельствам при коварном и бесчестном дворе, т.е. одевать различные «маски» -благородного рыцаря, послушного сына, безумца и т.п. Импликат – «Я не тот за кого вы меня принимаете. Я вынужденно многолик». Имплицитный смысл фразы – “I eat the air”, созданный на основе метафорического переноса, индуцирует мысль «Ты лжец. Твое поведение и обещания лживы». Наконец, вновь посредством метафорического переноса Гамлет интенционально ассоциирует себя с каплуном, создавая референцию к системному значению слова “capon” – “A castrated domestic cock fattened for eating” [Oxford Dictionary, p. 313]. Он намекает на сходство своего положения с каплуном, которого растят, чтобы убить и сьесть. Импликат: «Я знаю твой коварный план».
Король на основании эксплицитно выраженных элементов, своей языковой компетенции, знаний о мире, с опорой на значимый фон ситуации общения декодировал скрытые смыслы Гамлета, но, чтобы «сохранить лицо» перед наблюдателями, притворяется, что ничего не понял и не имеет ни малейшего преставления о том, что же хотел Гамлет сказать – “I have nothing with this answer, Hamlet; these words are not mine”.
В процессе создания имплицитных смыслов Гамлет реализует тактики иронии, уклонения, намека на прием введения в заблуждение, нарушает максимы способа и качества.
Рассмотрим несколько примеров из пьесы “Much ado about nothing” Пресуппозиция: Беатриче – племянница губернатора, умная и бойкая на язык. Свою страсть к розыгрышам и словесным перепалкам она объясняет тем, что “there was a star danced”, когда она появилась на свет. Требовательность Беатриче к будущему избраннику высока: в нем должны сочетаться страстность юноши и опытность мужчины. Между Бенедиктом, женоненавистником, и Беатриче, мужененавистницей, постоянно возникают словесные перепалки; стоит им только сойтись, как разгорается нешуточная словесная перепалка.
Ситуация: В разговоре с гонцом Беатриче выражает глубокое презрение к Бенедикту. Попытки гонца представить Бенедикта в лучшем свете увенчиваются неудачей. Act I Scene I [Pelican, p. 383] MESSENGER He is most in the company of the right noble Claudio. BEATRICE O Lord, he will hang upon him like a disease: he is sooner caught than the pestilence, and the taker runs presently mad. God help the noble Claudio! if he have caught the Benedick, it will cost him a thousand pound ere a be cur d. MESSENGER I will hold friends with you, lady. BEATRICE Do, good friend.
Беатриче, реализуя стратегию дискредитации Бенедикта посредством тактик оскорбления и насмешки, не скупится в описании своей глубокой неприязни к нему: в ее репликах звучит сравнение Бенедикта с неизлечимой болезнью, с чумой (“like a disease: he is sooner caught than the pestilence, and the taker runs presently mad”), язвительный сарказм при выражении сожаления, что бедному Клавдио приходится постоянно находится в окружении Бенедикта (“God help the noble Claudio!”), намек на неблагородство и корыстолюбие Бенедикта (“if he have caught the Benedick, it will cost him a thousand pound ere a be cur d”). Импликат Беатриче: «Я ненавижу Бенедикта».
Гонец, не считая возможным выразить свое несогласие с племянницей губернатора (неравенство их социальных статусов), выбирает стратегию имплицитного отказа от продолжения темы разговора о Бенедикте (“I will hold friends with you, lady”). Механизмом актуализации имплицитного смысла гонца в рассматриваемом диалоге является значимое следование принципу позитивной вежливости и нарушение максимы релевантности. Гонец намеренно смещает свой прагматический фокус общения с темы о Бенедикте на свои отношения с Беатриче, реализуя тактику заискивания перед племянницей губернатора, а также тактику смены разговора: “I will hold friends with you, lady”. Его реплика свидетельствует об имплицитном установлении причинно-следственной связи: «Если Бенедикт и Беатриче враги, то я, будучи другом Бенедикта, автоматически становлюсь врагом Беатриче», которая способствует формированию имплицитного смысла: «Мне все же невыгодно быть врагом племянницы губернатора». Беатриче легко распознает данный имплицитный смысл гонца и, с сарказмом и надменностью «приветствует» ход его мысли: “Do, good friend.” Она одобряет выбор гонца в пользу ее благосклонности к нему. “Much Ado About Nothing”, Act II Scene I [Pelican, p. 376] LEONATO Well, niece, I hope to see you one day fitted with a husband.
BEATRICE Not till God make men of some other metal than earth. Would it not grieve a woman to be overmastered with a pierce of valiant dust? to make an account of her life to a clod of wayward marl? No, uncle, I ll none: Adam s sons are my brethren; and, truly, I hold it a sin to match in my kindred.