Содержание к диссертации
Введение
Глава I. Лннгвосемиотическая категория театральности как прагматическое основание презентацнонности политической коммуникации 11
1. Прагматические характеристики политической коммуникации... 11
2. Политический дискурс и политический нарратив как сферы реализации категории театральности 41
3. Лингвосемиотические параметры категории театральности в политическом нарративе 56
4. Политическая театральность как символическая коммуникация 78
Выводы 107
Глава II. Прагматическая реализация лннгвосемиотическои категории театральности в англоязычном политическом нарративе
1 Театральные характеристики личности англо-американских политиков 110
2. Невербальные знаки театральности в англоязычном политическом нарративе 119
3. Лингвистические знаки театральности в англоязычном политическом нарративе 135
4. Театральная метафора в англоязычном политическом нарративе ... 174
5. Театральные жанры в англоязычном политическом нарративе 194
Выводы 203
Заключение 206
Список литературы
- Политический дискурс и политический нарратив как сферы реализации категории театральности
- Политическая театральность как символическая коммуникация
- Невербальные знаки театральности в англоязычном политическом нарративе
- Театральная метафора в англоязычном политическом нарративе
Введение к работе
Данное диссертационное исследование, выполненное в русле работ, целью которых является анализ проблем политической лингвистики, посвящено изучению категории театральности как социально значимому лингвосемиотическому способу воздействия субъектов политической коммуникации на широкую аудиторию англо-американского социума, обеспечивающему достижение институциональных целей обретения, укрепления и удержания власти в публичных выступлениях и в суждениях средств массовой информации.
Объектом предпринятого исследования избран англоязычный политический нарратив как коммуникативный и лингвокультурно значимый феномен, предметом изучения является специфика прагматической реализации в рамках англоязычного политического нарратива лингвосемиотической категории театральности – совокупности вербальных и невербальных знаков, наделенных презентационной функцией и обеспечивающих результативность политического воздействия на англоязычный социум.
Актуальность настоящего диссертационного исследования обусловлена интересом современной лингвистики, развивающей теорию воздействия, к изучению различных аспектов политической коммуникации, прояснению ее семиотической структуры и лингвистической организации, выявлению вербальных и невербальных механизмов формирования общественного мнения институтами власти, среди которых театральное, т.е. презентационное, поведение субъектов институциональности оказывается ведущим и лингвокультурно значимым явлением. Актуальным представляется также лингвосемиотическое исследование номинативных процессов в сфере политики и государственного устройства, связанной с социальными эффектами политических решений и вербализацией стереотипов поведения субъектов политики.
В основу работы положена следующая гипотеза: театральность представляет собой лингвосемиотическую категорию, которая репрезентирована в языке и речи системой знаков, способствует точно рассчитанной реализации намерений субъектов политики по достижению политических целей и является эффективным способом коммуникативного воздействия на широкую аудиторию через вербальные и невербальные механизмы презентации и самопрезентации.
Целью диссертации является выявление лингвосемиотических характеристик реализации категории театральности в англоязычном политическом нарративе и описание вербальных и невербальных средств театрализации политической коммуникации.
В соответствии с поставленной целью и выдвинутой гипотезой в работе решаются следующие задачи:
- охарактеризовать феномен политической коммуникации как вербальную и невербальную интеракцию субъектов политического процесса с их клиентами – широким социумом – для достижения целей обретения, укрепления и удержания власти;
- установить лингвосемиотические характеристики политической коммуникации, проанализировать сходства и различия базовых составляющих политической коммуникации – политического дискурса и политического нарратива;
- определить коммуникативно-прагматический статус категории театральности, изучить ее лингвосемиотические параметры, реализуемые в политическом нарративе;
- выявить особенности реализации презентационной функции языковой личности субъекта политической коммуникации;
- исследовать вербальные и невербальные способы прагматической реализации лингвосемиотической категории театральности в англоязычном политическом нарративе; уточнить типы знаков, используемых англоязычными субъектами политической коммуникации для ее театрализации;
- описать роль стилистических приемов, используемых в целях театрализации политической коммуникации; охарактеризовать театральную метафору как наиболее частотное стилистическое средство в англоязычном политическом нарративе;
- изучить наиболее характерные театральные жанры политической коммуникации, отражаемые в англоязычном политическом нарративе.
Научная новизна исследования заключается в том, что впервые изучается феномен театральности как важной лингвосемиотической категории, значимой для политической коммуникации вследствие такой ее воздействующей функции, как презентационная. Новым в работе является также лингвосемиотический анализ широкого спектра вербальных и невербальных средств театрализации политической коммуникации, рефлектированных в англоязычном политическом нарративе XX – XXI вв.
Теоретическая значимость диссертации состоит в расширении и уточнении понятийного аппарата политической лингвистики, теории коммуникации в целом и теории воздействия, в дальнейшей разработке проблем лингвосемиотики и генристики применительно к политической коммуникации.
Практическая ценность работы заключается в том, что ее результаты могут быть использованы на занятиях по практике устной и письменной речи английского языка в вузе, спецкурсах по политической лингвистике, теории воздействия, презентационной теории дискурса, лингвокультурологии, стилистике и риторике, межкультурной коммуникации, а также при написании дипломных и курсовых работ по лингвистике и страноведению.
Материал исследования извлекался из более чем 2000 текстов англоязычного политического нарратива, представляющих собой скрипты публичных речей субъектов англоязычной политической коммуникации – ключевых политических фигур США и Великобритании, представителей разных ветвей власти в обеих странах, а также текстов масс-медиа, дающих как событийное представление об интеракциях агентов политического дискурса с их клиентами, так и их оценку. Единицей анализа был избран текстовый фрагмент англоязычного политического нарратива; всего было проанализировано более 5000 таких единиц.
Теоретической базой исследования послужили работы отечественных и зарубежных лингвистов в области политической лингвистики (М.Р. Желтухина, Н.А. Купина, А.П. Чудинов, Е.И. Шейгал), теории воздействия (А.П. Баранов, И.А. Стернин), теории дискурса (Р. Барт, Р. Водак, И.Р. Гальперин, Т. ван Дейк, В.И. Карасик, В.А. Кухаренко, М.Л. Макаров, А.В. Олянич), эмотиологии (Н.А. Красавский, В.И. Шаховский), жанроведения (М.М. Бахтин, В.В. Дементьев, К.Ф. Седов, М.Ю. Федосюк, Т.В. Шмелева), прагмалингвистики (Н.Д. Арутюнова, В.И. Жельвис), семиотики театральности (Н. Евреинов, Е.М. Истомина, Ю.М. Лотман, Е. В. Олимпиева, Г.Г. Почепцов, У. Эко; J. Baudrillard, B. Crvenkovska, G. Debord, R. Fischer-Lichte, G. Sonesson, В. States).
В исследовании использованы следующие методы: лингвокультурологический, компонентный, стилистический анализ языковых единиц, словарное дефинирование. Широко использовалась интерпретация текстов политического нарратива и соответствующих театральных жанров.
Апробация. Результаты диссертационного исследования и его основные положения докладывались на научно-практических конференциях Самарского филиала Московского городского педагогического университета (2005-2007 гг.); на II Международной научно-практической конференции «Актуальные проблемы современного социально-экономического развития» (24-25 мая 2006г. – Самара, 2006); международной научно-практической конференции «Меняющаяся коммуникация в меняющемся мире» Волгоградской академии государственной службы (2007г.), на научно-практических конференциях Волгоградской государственной сельскохозяйственной академии (2006 – 2007 гг.), на научных семинарах Центра профессиональной иноязычной коммуникации при кафедре иностранных языков ВГСХА.
На защиту выносятся следующие положения:
1. Театральность, понимаемая как лингвосемиотическая категория, представляет собой феномен политической коммуникации, способствующий успешности вербальной и невербальной интеракции субъектов с широким социумом для достижения целей обретения, укрепления и удержания власти.
2. В лингвосемиотическом пространстве политической коммуникации система вербальных и невербальных знаков театральности получает нарративную реализацию в виде лингвокреативных элементов, продуцируемых политической языковой личностью с прагматической целью эффективного воздействия на социум. В англоязычном политическом нарративе лингвосемиотика театральности характеризуется такими параметрами, как сценарность / ритуальность, игра, символичность, презентационная эмоциогенность.
3. Лингвосемиотическая категория политической театральности структурирована системой невербальных и вербальных знаков, представленных в текстах политического нарратива как номинации локализации приложения политической власти, амплуа акторов, дескрипции сюжетной линии политического события, аттракции зрительского внимания, оценки действий политического актора, риторических категорий логоса, пафоса, этоса и политической агональности. Система знаков исполняет в политическом нарративе функции презентации и самопрезентации политических субъектов.
4. Текстопорождение в англоязычном политическом нарративе осуществляется при помощи широкого применения стилистических средств, ведущим из которых является театральная метафора, основанная на номинациях театрального устройства и театрального процесса.
5. Дискурсивная организация англоязычного политического нарратива поддержана разнообразными театральными жанрами, однако максимальным потенциалом воздействия обладает жанр политической мелодрамы.
Структура диссертации. Диссертационное исследование состоит из введения, двух глав и заключения. К диссертации прилагаются список использованной литературы, лексикографических справочников, тексты речей политических лидеров США и Великобритании с параллельным анализом лингвосемиотической реализации категории театральности.
Список литературы насчитывает более 200 наименований теоретических источников; к диссертации также приложен список электронных адресов интернет-источников политического нарратива и список использованных лексикографических справочников.
В Приложении приведены избранные тексты речей политических акторов, в которых были обнаружены знаки театральности.
Политический дискурс и политический нарратив как сферы реализации категории театральности
Сущность перечисленных дефиниций сводится к двум основным понятиям - общение и взаимодействие. Хотя эти два понятия при первом приближении кажутся одинаковыми, но, по мнению автора, «общение» носит более личностный характер, нежели взаимодействие. Общение возможно не только посредством информационных связей, но и через жесты, мимику, телодвижения (к примеру, строгий взгляд родителей на ребенка, танец папуасов, брачный танец жука-богомола и т.д.). Анализ приведенных энциклопедических и словарных толкований позволяет установить различия не только в герменевтическом происхождении термина, но и в сущности толкования.
Итак, рассмотрение терминов «коммуникация» в сущности толкования свелось к трем большим определениям: передача (определяющий критерий - однонаправленность); общение; взаимодействие. Широта авторских определений позволяет толковать значение «коммуникации» достаточно пространно, исходя из особенностей своих исследований. Обозначим следующее: как бы не толковалось понятие коммуникация, с позиции автора главным здесь стоит выделить следующее: квинтэссенцией определения является взаимодействие (т.е. двунаправленный процесс) посредством информационных связей.
Далее рассмотрим сущность политической коммуникации. У современных исследователей сформировались различные подходы и к определению сути политической коммуникации, вплоть до диаметрально противоположных.
М. С. Вершинин отмечает, что политическая коммуникация - это смысловой аспект взаимодействия субъектов политики путем обмена информацией в процессе борьбы за власть или ее осуществление. Ключевыми словами являются: власть, борьба за власть, взаимодействие
политических субъектов. Она связана с целенаправленной передачей и избирательным приемом информации, без которой невозможно движение политического процесса. Посредством коммуникации передается три к основных типа политических сообщений: а) побудительные (приказ, убеждение) для общества и его граждан; б) собственно информативные (реальные или вымышленные сведения); в) фактические (сведения, связанные с установлением и поддержанием контакта между субъектами политики) (Вершинин 2001: 53 63). Н.А. Кудрявченко заключает, что «...политическая коммуникация Ь это совокупность теорий и методов, которыми могут пользоваться политические организации и органы власти с целью определения своих задач и влияния на поведение граждан. С ее помощью появляется возможность передачи политических знаний и опыта, а также формирования "образа" власти, ибо сегодня, как и во все времена, правители стараются предстать перед массами с самой выгодной стороны, в зависимости от требований, которые предъявлялись к вождю, государю, президенту в каждую историческую эпоху. Следовательно, политическая коммуникация - это своеобразный вид политических отношений, без І которого невозможно движение современного политического процесса» (Кудрявченко 2001:65). Существует также другая группа определений исследуемого феномена, авторы которых акцентируют его информативную составляющую: политическая коммуникация определяется как «процессы выработки, передачи и обмена политической информацией, которая структурирует политическую деятельность и придает ей новое значение» (Политология 2002:306); «...политическая коммуникация - процесс передачи, обмена политической информацией, которая структурирует политическую деятельность, придает ей новое значение, формирует общественное мнение, обеспечивает процесс политической социализации граждан с учетом их потребностей и интересов, процесс обмена политической информацией, смыслами, новостями между властью и обществом, между политическими акторами с целью достижения понимания и согласия» (Карасева 2004:15-16); «...политическая коммуникация представляет собой процесс передачи, обработки и обмена информации политического характера в рамках политической и социальной систем, в которых идет непрерывный взаимообмен информацией между индивидами и группами на всех уровнях политического взаимодействия» (Твирова 2003:14); «... это смысловой аспект взаимодействия субъектов политики путем обмена информацией в процессе борьбы за власть или ее осуществление. В целом политическую коммуникацию можно охарактеризовать как информационно-пропагандистскую деятельность социального субъекта по производству и распространению социально-политической информации, направленной на формирование (стабилизацию или изменение) образа мыслей и действий других социальных субъектов» (Кравченко 2004: 15-16); «... политическая коммуникация - это непрерывный процесс взаимодействия, обмена и передачи информации между элементами политической и социальной систем, связанных политическими отношениями» (Дагбаев 2002:14-15).
Таким образом, исследователи рассматривают политическую коммуникацию через информативное триединство - процесс передачи, обработки и обмена политической информации, при этом главенствующая роль отводится процессу взаимодействия политических субъектов.
Политика не существует вне человеческой деятельности, различных способов взаимодействия ее носителей, вне коммуникационных процессов, связывающих, направляющих и инновациирующих общественно-политическую жизнь. Политическая коммуникация выступает своеобразным социально-информационным полем политики и представляет собой совокупность процессов информационного обмена, передачи политической информации, структурирующих политическую деятельность и придающих ей новое - прагматическое - значение.
Таким образом, политическая коммуникация - непрерывный процесс взаимодействия политических акторов посредством информационных связей по поводу обретения, укрепления и удержания власти в рамках политической и социальной систем как внутри, так и за пределами государства. В политическую коммуникацию органически вплетаются процессы передачи, обработки и обмена информацией. Под информацией здесь стоит понимать не только носящую явный политический характер, но и информацию неполитического характера, значение которой в обществе может принимать политическое значение.
Структуру политической коммуникации можно представить входящими в нее компонентами. Политическая коммуникация включает в себя следующие компоненты: - институциональный (как совокупность определенных структур, соединенных информационными отношениями сбора, производства, распространения и потребления информации, сюда же можно отнести государство, общество в целом и общественные организации, политические партии, средства массовой информации и Интернет); - материально-технический (сами ПЭВМ, печатные машинки, факсимильные аппараты, факсы, модемы, совокупность каналов транслирования информации и ресурсов, содержащих сведения и знания, зафиксированные на соответствующих носителях информации, являющихся продуктом деятельности социальных институтов, в том числе и Интернет); информационный (как совокупность специфических информационных явлений, к которым относятся процессы, события, состояния, отношения, коммуникации и формирующиеся на их основе информационные поля и пространства в рамках данной социально-информационной системы).
Политическая театральность как символическая коммуникация
Процесс конструирования политической реальности наглядно и талантливо показан в фильме «Хвост виляет собакой» ("Wag the Dog") снятом в США в 1998 году. Главный герой фильма, специалист по crisis management, для отвлечения общественного мнения от сексуального скандала накануне президентских выборов предлагает «устроить небольшую победоносную войну ... скажем, в Албании». На вопрос, почему войну надо «вести» именно в Албании, он дает ответ «а почему бы и нет?». Этот «проект» успешно реализуется при помощи кинопродюсера, причем кадры «военной кинохроники» снимаются и монтируются на съемочных площадках Голливуда. Таким образом, для конструирования политической реальности ключевое значение имеет контроль над информационными потоками, а не возможности в создании реальных событий. Главным условием этого процесса является доминирование политической системы в медиа-пространстве. Голос оппозиционных СМИ, опровергающих очевидную ложь в этом пространстве просто не будет услышан общественностью.
Виртуализация политического процесса является процедурой подмены освещения деятельности реальных акторов политического процесса символическими (виртуальными) фигурами («борца», «своего», «талантливого менеджера»). Таким образом, политический процесс становится не борьбой реальных индивидов (и их идей, действий) между собой за доступ к легитимному признанию их власти или удержанию этой власти, а борьбой имиджей, неких виртуальных конструктов, опирающихся на неопределенные характеры и стереотипы, навязываемые СМИ или массовой культурой. Основной целью виртуализации политического процесса является создание некой искусственной реальности, которая своей яркостью, эпатажем или драматургией скрывает настоящую политическую борьбу и политическую реальность, привлекая внимание общества к эффектным, но не оказывающим фундаментального влияния на развитие государства явлениям. Виртуализация политического процесса должна скрыть истинные (или наиболее важные) процессы распределения властных полномочий в угоду театральности и драматургии второстепенных.
Виртуализация политического процесса проявляется в двух формах: манипуляции политическими символами и широким внедрением маркетинговых технологий в разработку политических и электоральных стратегий. Поскольку политика выражается при помощи символов и ритуалов, а политический процесс, освещаемый СМИ, состоит в осознанном или неосознаваемом манипулировании этими символами, то для понимания политического процесса необходимо осознавать степень соответствия этого символического смыслового поля с реальностью. Между тем, опыт политических кампаний свидетельствует о том, что дистанция между символическим выражением, например, угрозы принуждения и фактической возможностью реализации этой угрозы может быть столь же значительна, как между имиджем защитника интересов какой-либо социальной группы и реальным представительством этих интересов. Названные дистанции также заполняются соответствующими мифами или страхами, традициями и стереотипами политического поведения.
Феномен символизации и мифологизации политической власти изучен антропологами на примерах примитивных социальных систем, где символизация и сакрализация власти обусловливают психологическую соподчиненность индивидов (и коллективов), обеспечивая тем самым возможность навязывания властной воли одних (управляющих) другим (управляемым). В современном обществе с его сложной системой коммуникаций возможно «быстрое» сотворение социальных мифов и политических символов. Также практически и безграничны возможности компрометации этих символов и разоблачении мифов. Символическое воздействие СМИ на аудитории с учетом эффектов функционирования общественного мнения принимает настолько явные черты, что многие представители самого медиа-рынка и не скрывают его возможностей в подаче информации. Например, президент американской ассоциации главных редакторов газет Л. Гиллионе заявил, что «в репортажах по телевидению мир фантазий сливается с миром факта». Эксперт С. Мелроуз считает, что именно телевидение является главным распространителем стереотипов при невозможности вмешательства, критики и самокритики. Потому в США целый ряд юристов подчеркивает, что СМИ и медиа-корпорации не просто поставляют обществу «свободную информацию», а производят и продают «специфический товар», который далеко не всегда является безвредным, и может представлять опасность для потребителя. Поскольку медиа-корпорации - коммерческие предприятия по производству образов, то хозяева медиа-рынка обязаны контролировать свою продукцию так же тщательно, как это делают производители иных товаров.
Современные информационные технологии создают в сознании зрителя виртуальное время спектакля, которое, во-первых, разорвано и может вовсе не коррелировать с реальным временем и, во-вторых, часто характеризуется «ампутацией смысла». В современных исследованиях на Западе все чаще и чаще «информационная эпоха» характеризуется постмодернистской подачей информации с отрицанием бытийности, провозглашая «право виртуальности». В изображаемых событиях есть свой собственный смысл, кроме того, что события являются некими «симулякрами», не соотносящимися ни с какой реальностью.
Именно благодаря тому, что постмодернистская тенденция в медиа отрицает необходимость «следования реальности», роль этих самых медиа во влиянии на реальность через управление символами и образами увеличивается. Самое точное определение современности, где медиа, через манипуляцию образами, символами и стереотипами создают информацию, дал еще в 60-ых годах XX века культуролог Ги Дебор, назвавший западное общество «обществом спектакля». Он писал, что «современность - это шоу-власть, состоящая из театральной рекламности политики и тотальной рекламности жизни» (Debord 1967:230).
Другим аспектом виртуализации политического процесса является широкое внедрение маркетинговых технологий в разработку политических и электоральных стратегий, то есть конструирование и демонстрация тех политических процессов, которые в данный момент стараются в наибольшей форме соответствовать принятым в обществе нормам, стереотипам и ожиданиям, что, естественно, далеко не всегда коррелирует с интересами государства. Иными словами, публичная политика предстает обществу не в виде себя самой, а в том виде, которое общество желает ее видеть и познавать. При помощи маркетинговых технологий уже давно формируют образы (имиджи) кандидатов на выбираемые государственные должности, потом, при помощи аналогичного инструментария, корректируют их законотворческую или экономическую деятельность.
Невербальные знаки театральности в англоязычном политическом нарративе
Разработанный К. Берком драматургический подход к коммуникации позволяет рассматривать ее как символическое взаимодействие в социальном контексте; оно происходит на сцене, осуществляется агентами/актерами, которые преследуют определенные цели, и включает совершение действий с использованием различных коммуникативных средств (Burke 1966). К. Берк считает, что вся человеческая коммуникация может быть рассмотрена сквозь призму четырех базовых мотивов: иерархия, вина, принесение в жертву и спасение (избавление). Е.И. Шейгал принимает его концепцию драматургии мотивов коммуникации и справедливо полагает, что «с их (упомянутых мотивов - А.Р.) помощью, в частности, можно описывать развитие политических процессов: иерархия воплощает социальный порядок, отклонение от существующего порядка рождает ощущение вины, от которого избавляются, находя козла отпущения, воплощающего социальное зло, и принося его в жертву, т. е. устраняя «плохого» политика - грехи искуплены, зло побеждено, происходит переоценка ценностей и устанавливается новый порядок» (Шейгал 2000). Политический процесс, таким образом, представляется как символическая коммуникация: без символов и аллегорий, как известно, театр существовать не может, поскольку они присущи ему по его предназначению. Это особенно характеризует те формы театра, где символ всегда stands for (указывает на определенную эмоцию, концепт, деяние или состояние - японский театр Кабуки, народный театр Китая, пантомимический театр). В связи с этим ряд исследователей (Moles 1968, Hall 1972, Baacke 1980, Luhmann 1989, Edelman 1990, Meyer 1992, Mosse 1993, Speth 1997) утверждают, что театральность политических дискурса и нарратива вырастает в феномен символической политики как особый вид политической коммуникации.
Под символической политикой понимается особый род политической коммуникации, нацеленной не на рациональное осмысление, а на внушение устойчивых смыслов посредством инсценирования визуальных эффектов. Символическая политика - это не просто действие с применением символов, а действие, само выступающее как символ (Поцелуев 2002). Сразу следует оговориться: любое политическое действие (от указов президента до телевизионного интервью террориста) имеет экспрессивно-символическую сторону, которая служит эмоционально-смысловым «клейстером» для многообразных элементов общественной жизни. Такая символическая экспрессивность отнюдь не всегда нацелена на обман чувств; она вообще необходима любому политику, чтобы привлекать к себе внимание, создавать мотивы, провоцировать действия. В этом смысле символический аспект политики является в моральном отношении вполне легитимным и даже незаменимым средством, особенно когда иные дискурсивные средства недоступны. Однако символическая политика есть не безличный и стихийный способ массовой коммуникации, но сознательное использование эстетически-символических ресурсов власти для ее легитимации и упрочения посредством создания символических «эрзацев» (суррогатов) политических действий и решений. Значит, символическая политика специфическим образом эксплуатирует сущность символа как такой образной конструкции, которая может указывать на любые области бытия, придавая последним качества безграничных феноменов (Лосев
Любая символическая политика, осуществляемая как властью, так и подвластными, предполагает асимметричность социальной коммуникации, когда настоящий обмен информацией между верхами и низами общества затруднен или невозможен. В данном случае власть символически инсценирует то, чего реально нет, чего она не может или не хочет делать, но что ожидает получить от нее публика. При этом символическая политика активно использует эстетические возможности символа и выступает одной из важнейших форм эстетизации политического. Эстетизированная политика придает всем политическим явлениям и проблемам именно эстетические, а не собственно политические характеристики. Как следствие, политические действия начинают оцениваться, в первую очередь, по критериям зрелищности и развлекательности. Правда, символическая политика, в отличие от явных политических хэппенингов, обусловливается по преимуществу прагматическими мотивами, а потому часто скрывает от публики инсценированность своих действий под видом их «реализма». Однако любое инсценирование политики в той или иной мере ее эстетизирует, поскольку оно вынуждено — чтобы успешно "сбыть" публике свой символический суррогат — делать политические символы красивыми, приятными, соблазняющими.
Символическая политика во все времена использовалась властью для укрепления своих основ, особенно в моменты социальных кризисов и распада. Существуют, однако, принципиальные отличия современной символической политики от политического инсценирования прошлых эпох, и вызваны они в основном двумя факторами: 1. Изменением модуса политической легитимации в условиях массовой демократии. Если англосаксонские монархи легитимность своей власти основывали на божественной сущности королевского титула, то легитимность демократической власти американских штатов стала I результатом успешной пропаганды, обращенной к народу как «нации». В этой пропаганде особую роль играют символы, ритуалы, мифы и культы — своего рода «политическая литургия» как «новый политический стиль» (Mosse 1993). Массовая демократия - не только (и даже не столько) мыслительный процесс принятия решений, сколько эмоции, чувства и переживания. Новый политический стиль изначально базировался на определенной эстетике, придававшей единство всей политической символике и превращавшей политическое действие в род спектакля или шоу, с их системой «звезд» и «поклонников».
Театральная метафора в англоязычном политическом нарративе
Знаки-проксемы (позы) - положение тела, которое принимает политик для того, чтобы оказаться в центре внимания аудитории, своеобразный семиотический message, послание массам, которое должно привлечь их внимание к персоне политика и увидеть в ней расположение к себе. Как правило, политическое позирование имеет место в определенном антураже, выгодной для политика мизансцене, логически завершающей создаваемый образ. Так, Джон Фримен, политический комментатор газеты Charleston City Paper , пишет:
«The theatricality of this administration was evident from day one. Poses are tremendously important to this White House, and it is very good at manipulating them. It isn t just high-profile policy that gets this kind of image massage. Not long after he was elected, Bush began to be photographed at parks just before he slashed their funding. He posed outside police stations the week his administration slashed federal funding for police salaries. While photo ops were nothing new in the modern American presidency, there had been a time when they were at least occasionally used to dramatize a president s policies rather than almost exclusively to disguise them. Now a smiling Bush appearance to bless any cause, program, or habitat was tantamount to a visit from the angel of death.»(www.charleston.gyrosite.com)
Поза озабоченного государственными проблемами деятеля также носит театрализованный характер, поскольку рассчитана на опубликование в СМИ:
Погруженность в государственные дела столь же театрализованно представлена на следующих публичных фото президента Буша (обратим внимание на то, что облеченность властью президента Буша предполагает обязательную постановку его появления в эфире в антураже Овального кабинета Белого дома, в позе готовности к общению):
В то же время СМИ эксплуатируется маска «своего парня», такого же, как все, «простого техасца»; поза «хозяина», осматривающего свои владения (каждый американец лелеет мечту о своем ранчо, поместье, «домике у реки») семиотически подкрепляет и театрализует «сюжет жизни» президента: I
Буш как публичный политик часто позирует перед камерой именно в театральном смысле, широко используя «реквизит»: так, во время теледебатов с Джимом Керри, чтобы оградить себя от обвинений в лоббировании собственных экономических интересов, он манипулирует куском дерева:
Знаки-физиогнемы (маски) - театрализованный способ эмоционализации и театрализации политической коммуникации посредством мимики. Эти знаки широко используются политическими субъектами для воздействия на социум. Официальные фотографы политического лидера, создавая образ, транслируемый затем в массы, стремятся средствами визуальной семиотики вызвать позитивный отклик на публичное появление политика, спровоцировать социальное одобрение, поэтому в каждой официальной фотографии обнаруживается постановочность, театрализация, режиссура, сюжет.
В ритуализованном общении лицо президента Буша-младшего бесстрастно, это лицо представителя самого влиятельного государства в мире, благосклонно принимающего официальные почести в свой адрес и своей страны: White House photo by Paul Morse President Bush reviews the guard during his visit to Buckingham Palace on July 19, 2001. В общении с культовыми политическими персонами, такими, как королева Великобритании Елизавета II, лицо президента может выражать напускную почтительность и смущенность:
В политических дискуссиях президент предстает перед аудиторией в маске резонера, при этом физиономия заядлого спорщика подкреплена урезонивающим жестом:
Непоколебимость своей политики Буш подкрепляет физиогномически - его лицо спокойно, бесстрастно, он последовательно приводит аргументы в подтверждение тому, о чем говорит: President Bush making faces during the presidential debate «Гримасничанье» (making faces) как театральный элемент коммуникации - также среди инструментов политического диалога президента Буша-младшего. При помощи мимики он выражает публичное неодобрение оппоненту, его словам и действиям:
Если в дебатах такое фасциальное поведение может быть и не наигранным, хотя и театрально обусловленным, то в более комфортных условиях традиционных праздненств, торжеств, атмосфере веселья, как например, во время традиционного «прощения» президентом индейки, которую повара Белого Дома собираются заколоть к обеду в День Благодарения, президент нарочито гримасничает, намеренно театрализуя свое появление на публике, вызывая смех и одобрение присутствующих, а, стало быть, и наблюдающей за «комедией» многомиллионной американской телеаудиторией:
В ситуации объявления о террористической угрозе, президент появляется перед журналистами с лицом человека, удрученного последствиями террористических актов, но человека собранного, готового к ответным действиям, собирающегося консолидировать силы на защиту от терроризма, руководителя, имеющего план действий и готового его реализовать. Фасцинация готовности к ответным действиям семиотически поддержана жестом рук, сжимающих трибуну:
В американском и британском театрализованном политическом нарративе физиогномические образы политиков часто представлены как театральная афиша или постер, чья семиотическая задача заключается в пропаганде существующей власти, в придании ей позитивного имиджа, в инициации одобрения политики действующей власти массами. Образ решительного главнокомандующего вооруженными силами США, сообщающего своим подчиненным планы борьбы с терроризмом, семиотически выражены фасцинацией решительности и мужества и подкреплены «костюмом» - военной формой, в которую одет президент Буш-мл.:
В англоязычном политическом нарративе могут быть выделены следующие типы лингвистических знаков театральности. 1. Знаки локализации приложения политической власти
К знакам локализации приложения власти относятся топические и хронические знаки, нарративно фиксирующие место и время политического события - аналогия с театральной сценой и программой «спектакля». Хронотоп политического события может быть рефлектирован как в продукции СМИ или официальном нарративе власти (документы, повестки дня, программы и т.д.). Так, время и пространство политического события номинированы соответствующими топонимами (сенат как место действия, министерство обороны как место приложения власти, выпустившее обсуждаемый документ, округ Колумбия и его административный орган)3 и хрононимами (глагольные лексемы начала, длительности и прекращения действия; числительные индикации времени начала и окончания действия; номинации длительности действия;