Содержание к диссертации
Введение
Глава 1. Интертекстуальность публичных выступлений как лингвистическая проблема 11
1.1. Явление интертекстуальности в лингвистике и его основные характеристики 11
1.1.1. Основные подходы к определению понятия интертекстуальности 11
1.1.2. Разграничение ключевых понятий теории интертекстуальности 20
1.1.3. Виды интертекстуальных включений 25
1.1.4. Функции отсылок к прецедентным текстам 37
1.2. Публичное выступление и политический дискурс 40
1.2.1. Основные подходы к определению политического дискурса и его функций 40
1.2.2. Особенности англоязычного публичного выступления в рамках политического дискурса 51
1.2.3. Интертекстуальные связи в политических выступлениях 58
Выводы 68
Глава 2. Особенности реализации интертекстуальных связей в публичных выступлениях британских и американских политиков начала XXI в. 71
2.1. Вопросы типологии интертекстуальных включений в контексте интертекстуального поля 73
2.1.1. Степень сохранения связи между текстом-донором и текстом-реципиентом 74
2.1.2. Типология основных интертекстуальных включений 82
2.1.3. Интертекстуальная периферия и спорные вопросы типологии интертекстуальных включений 102
2.2. Функционирование интертекстуальных элементов в публичных выступлениях на английском языке 113
2.3. Источники интертекстуальных включений 123
2.4. Интертекстуальность политического дискурса как отражение национально- и индивидуально-специфических особенностей 148
2.4.1. Национально-специфические особенности реализации интертекстуальных связей 148
2.4.2. Отражение индивидуального ораторского стиля при реализации интертекстуальности 155
2.5. Приемы реализации интертекстуальных связей 162
Выводы 180
Заключение 186
Список сокращений и условных обозначений 193
Список литературы 194
- Основные подходы к определению понятия интертекстуальности
- Интертекстуальные связи в политических выступлениях
- Функционирование интертекстуальных элементов в публичных выступлениях на английском языке
- Приемы реализации интертекстуальных связей
Основные подходы к определению понятия интертекстуальности
История лингвистических исследований интертекстуальности насчитывает несколько десятилетий, в течение которых наблюдался переход от философской и литературоведческой трактовки в русле постструктурализма к более узкому и практико-ориентированному пониманию данного явления. Основоположником термина принято считать Юлию Кристеву – известную французскую исследовательницу литературы и языка, – которая впервые упомянула его в докладе 1966 г., опубликованном в апреле 1967 г. в рамках работы «Bakhtine, le mot, le dialogue et le roman» в журнале «Critique», в отношении понимания текста как мозаики цитаций, впитывания и трансформации другого текста на основе идеи диалогичности текстов М. М. Бахтина. Всякое слово следует рассматривать не как точку, или устойчивый смысл, а как место пересечения текстовых плоскостей, диалог различных видов письма [206]. Для Ю. Кристевой характерно довольно широкое понимание текста как части неограниченного интертекстуального пространства. Введение понятий интертекста и интертекстуальности было направлено против структуралистского принципа конструктивного единства и упорядоченности как конечного состояния текста [73]. В дальнейшем термин нашел активное применение в литературоведении и лингвистике как в более широком, так и в более узком понимании. При этом в рамках первой модели всякий текст воспринимается как интертекст, а под предтекстом понимается не только совокупность всех предшествующих текстов, но и сумма лежащих в основе кодов и смысловых систем [144]. Таким образом, интертекстуальность в подобной трактовке демонстрирует процесс «разгерметизации» текстового целого посредством реализации стратегии соотнесения текста с другими текстовыми или смысловыми системами и их взаимодействия в плане содержания и выражения [147].
Нельзя не согласиться с утверждением, что все тексты, порождаемые человеком, состоят из элементов, которые уже так или иначе были использованы ранее, при этом их цитация осуществляется чаще всего неосознанно. Подобного (широкого) подхода к понятию интертекстуальности также придерживался французский философ-постструктуралист Ролан Барт, согласно которому каждый текст состоит из «анонимных, неуловимых и вместе с тем уже читанных цитат — из цитат без кавычек», что, однако, не соответствует наличию какого-либо происхождения у текста [12, с. 418]. В эссе «Смерть автора» Р. Барт отмечает, что целостная сущность письма складывается из множества его различных видов, которые происходят из разных культур, вступая друг с другом в определенные отношения: диалога, пародии, спора [13]. Однако в случае рассмотрения всякого текста как интертекста встает вопрос о существовании текста как такового. Подобную неоднозначность можно снять путем разграничения текста как единицы категоризации текстового пространства (текст = текст) и как единицы текстообразования и восприятия (текст = интертекст), когда текст транслируется с когнитивным пространством Я как познающего субъекта, где сознательно или бессознательно присоединяется к ранее транслированным текстам. Его восприятие определяется интертекстуальной компетенцией и когнитивным опытом, или «энциклопедией» читателя [110].
Широкая трактовка интертекстуальности разрабатывалась основоположниками данного понятия, как правило, в рамках семиотики, философии и анализа художественной литературы. Однако со временем широкий подход в некоторых случаях стал приводить к злоупотреблению термином и даже своего рода «интертекстуальному синдрому», когда любые межтекстовые связи трактуются как интертекстуальные [148, с. 178].
Понятие интертекстуальности неразрывно связано с другими видами межтекстовых отношений. Известной попыткой его дифференциации является классификация французского структуралиста Жерара Женетта, который разграничивает следующие понятия: интертекстуальность – соприсутствие в одном тексте двух или более текстов (цитата, аллюзия, плагиат и т. д.); паратекстуальность – соотношение текста с его заглавием, послесловием или эпиграфом; метатекстуальность – ссылка на предтекст, имеющая критическую или комментирующую форму; гипертекстуальность – осмеяние или пародирование одним текстом другого; и архитекстуальность – отношение текста к его жанру [приводится по: 140]. При данном подходе интертекстуальность подразумевает отношения между конкретными текстовыми образованиями и выражается в их формальном присутствии непосредственно в самой структуре текста. Аналогичный смысл вкладывается в данный термин и Норманом Фэрклоу, одним из основателей критического дискурс-анализа, однако подобное выраженное присутствие в одном тексте другого причисляется им к так называемой «манифестированной интертекстуальности» (manifest intertextuality), наряду с которой существует «конститутивная интертекстуальность» (constitutive intertextuality), приравниваемая к интердискурсивности и обозначающая смешение различных дискурсивных элементов [180, с. 117–118]. По мнению Фэрклоу, если лингвистический анализ указывает на то, как тексты выборочно опираются на языковые системы, то интертекстуальный анализ выявляет, каким образом тексты выборочно опираются на «порядки дискурса», т. е. конфигурации условных социальных практик [181, с. 188].
Усилия многих ученых-лингвистов со временем были направлены на конкретизацию значения интертекстуальности, тем не менее единый подход к определению данного понятия и его ключевых категорий до сих пор не выработан. Несмотря на публикации многочисленных фундаментальных и обобщающих работ по проблеме интертекстуальности, в том числе в иностранной литературе [160; 162; 164; 168; 189; 197; 198; 199; 200; 201; 204; 207; 215; 218], за рубежом также до сих пор не сформировано солидарное мнение по поводу границ интертекстуальности и применимого к ней терминологического инструментария. Различные авторы приписывают терминам, связанным с данной теорией, абсолютно разное значение [179]. Иными словами, понятие интертекстуальности требует уточнений и характеризуется крайней степенью неопределенности и расплывчатости [173], а значит, до сих пор представляется актуальным и требует дальнейшего исследования.
Причины размытости границ данного явления довольно многочисленны. С одной стороны, при рассмотрении интертекстуальности как текстовой интеракции невозможно отнесение к ее разряду явлений действительности, а именно исторических событий, ценностей, обычаев и других элементов экстратекстуального мира. При этом интертекстуальность нельзя сводить к взаимодействию только двух текстов или же тропу или стилистической фигуре [92]. И. В. Арнольд также отмечает, что явление интертекстуальности не может быть ограничено проблемой литературных влияний или цитат и аллюзий [6]. Подобное сужение понятийных границ данного явления слишком отдаляет его от того смысла, который вкладывался в него основоположниками. С другой же стороны, широкая (радикальная) концепция интертекстуальности размывает понятия текста и текстуальности как таковые и приводит к растворению самоценности авторского сознания в коллективном [147].
Для более полного понимания многоаспектности и неоднозначности данного термина приведем несколько примеров дефиниций интертекстуальности. В частности, Н. А. Кузьмина, обобщая определения интертекстуальности в работах многих авторов, отмечает возможность ее уточнения в разных аспектах. С точки зрения теории референции она может быть описана как двойная референтная отнесенность текста к действительности и другому тексту/текстам. В свете теории информации она представляет собой способность текста накапливать информацию не только из собственного опыта, но и из других текстов. С семантической точки зрения интертекстуальность характеризует способность текста формировать собственный смысл посредством ссылки на другие тексты и т. д. Иными словами, интертекстуальность подразумевает глубину текста, которая проявляется в его взаимодействии с субъектом [67]. Однако при утверждении текстового характера интертекстуальности встает вопрос о границах текста как такового. В частности, в широком смысле «текст» может трактоваться как любое знаковое образование: в таком случае интертекстуальные связи могут быть установлены между вербальными или невербальными элементами и трактоваться в терминах креолизованных текстов, интермедиальности или интерсемиотичности, визуализированной интертекстуальности или интериконичности [111]. В соответствии с данным подходом Н. В. Петрова понимает под интертекстуальностью формообразующие и смыслообразующие взаимодействия различных типов дискурсов, вербальных и невербальных текстов, то есть общий текстообразующий механизм, соотносимый с неким семиотическим законом и входящий в общекультурный контекст [108]. Кроме того, к понятию интертекстуальности могут быть отнесены и менее эксплицитные ссылки на чужие мнения или идеи, которые не соотносятся с конкретным текстом, а входят в общий фонд знаний. Так, в газетной статье могут обсуждаться вопросы свободы слова без прямого указания на конституцию как их первоисточник. То есть отсылки к общего рода дискуссиям, обсуждениям в обществе, мнениям и взглядам также могут рассматриваться в качестве чужеродных, интертекстуальных элементов [167]. К интертекстуальности художественного дискурса могут быть отнесены влияния целых литературных течений, жанров и традиций [209], или же межжанровые связи могут быть интерпретированы как особая разновидность интертекстуальности, multigeneric intertextuality [213]. При лингвокультурологическом подходе интертекстуальность может определяться как «совокупность культурологической, лингвистической, литературоведческой, семиологической и философской характеристик, то есть как особый способ мироощущения или философствования человека, и одновременно как особая знаковая система, способствующая диахронической и синхронической трансляции явлений культуры в вербализованном и невербализованном виде» [3, с. 5].
Интертекстуальные связи в политических выступлениях
Реализация интертекстуальных связей в политическом дискурсе служит средством установления интеллектуальной и эмотивной связи между политическим деятелем и аудиторией. Проблемы интертекстуальности политического дискурса, в частности, рассмотрены в трудах Е. Р. Левенковой. Исследовательница придерживается контрастивного подхода к изучению политических выступлений и выявляет национально-культурную специфику и лингвокультурные характеристики интертекстов на материале политического дискурса Великобритании и США. Подобный контрастивный подход противопоставлен семиотическому, при котором в центре внимания находятся знаковые характеристики «текста в тексте». С помощью интертекстуальных отсылок политические лидеры сообщают аудитории свои культурные ориентиры и прагматические установки, поскольку источники заимствований могут быть идеологически маркированными, модными и т. д. [73]. Интертекстуальность в политическом дискурсе может использоваться для установления связи с реципиентом, передачи информации о внешнем мире, порождения собственного текста, утверждения творческой индивидуальности и вместе с тем для выражения определенной идеологии, социокультурных установок, ценностей и норм [142]. В целом, прецедентные феномены можно по праву назвать культурным явлением, поскольку они входят в фонд исторической памяти социума (этноса), и их знание свидетельствует о принадлежности индивида к эпохе и ее культуре. Состав прецедентных феноменов меняется в связи с устареванием, приобретением дополнительных смыслов, развитием самого общества, сменой моральных ценностей. Основной функцией прецедентных феноменов является смыслообразование, реализующееся посредством выражения авторского отношения, убеждения, коммуникации, ретроспекции и аккумуляции информации [20].
Отмечается, что интертекстуальность в политическом дискурсе обладает определенной долей интернациональности: поскольку мы живем в мире моментального распространения информации, яркие высказывания политиков незамедлительно транслируются через СМИ и подлежат цитации в других частях мира. Приемы интертекстуальности в политическом дискурсе призваны сделать выступления политиков более экспрессивными, запоминающимися, эмоционально насыщенными, понятными для публики. В случае успешного понимания адресатом интертекст создает общую семиотическую (или культурную) память, передает политические, идеологические и эстетические взгляды. Однако не исключена и возможность коммуникативного сбоя, когда аудитория не обладает достаточными фоновыми знаниями [205]. В связи с этим основными релевантными признаками интертекстуальности при изучении политического дискурса можно считать обозначение интертекстуальных включений в тексте и их осознанность автором и реципиентом, а также выделение включений на формальном уровне и на уровне смыслов и значений. При этом связь с источником может быть поверхностной и затрагивать только воспроизводимую часть текста (когда неспособность идентифицировать данную ссылку не приводит к непониманию всего текста или его значимых фрагментов) или же глобальной. В последнем случае интертекстуальные отношения устанавливаются в рамках целого текста и имеют несколько уровней смысла на основании ключевой идеи. Неидентификация подобного рода включений может повлечь за собой серьезные сбои в понимании концепции текста. Степень активизации информации при отсылке может также варьироваться от напоминания о факте высказывания конкретного человека до апелляции к полному объему информации о концепции предшествующего текста, форме ее выражения, стилистике, аргументации, эмоциях при восприятии и т. д. [142].
Идентификация интертекстуальных отсылок получателем сообщения зависит от целого множества факторов. Для нее необходимо наличие у реципиента собственного «читательского интертекста», т. е. обширных знаний культурного кода, включающих символы, литературные аллюзии, мифы и т. д. Структура этих знаний организована на нескольких уровнях: 1) лингвистико-коммуникативная компетенция; 2) навыки и стратегии чтения; 3) читательский опыт; 4) литературная компетенция; 5) энциклопедическая компетенция (знания энциклопедического и культурного характера) [166]. В ходе восприятия текста у читателя активизируется распознавание и ассоциирование различных дискурсивных, текстовых, формальных, тематических, культурных и иных элементов; устанавливаются взаимосвязи между знаниями читателя и дискурсивными особенностями текста, необходимые для соответствующей личной интерпретации; происходит интеграция, отбор, активизация массива знаний, стратегий и ресурсов лингво-культурного характера, что облегчает прочтение текста; происходит выборочная активизация знаний и стратегий, позволяющих распознать конкретные особенности, лингво-культурные характеристики, литературные и эстетические черты дискурса [208]. Таким образом, интертекстуальность является способом установления не только смысловой и стилистической связи между текстом-реципиентом и претекстом, но и эмоциональной и интеллектуальной связи между автором и реципиентом сообщения.
В политическом дискурсе приемы интертекстуальности служат для отражения трех базовых элементов: общих фоновых знаний автора, его намерений (иллокуция) и восприятия аудиторией (перлокуция) [195, с. 60]. Как правило, прагматические установки автора в свете теории интертекстуальности рассматриваются с функциональной точки зрения или исходя из набора осуществляемых оратором стратегий и тактик. Е. Р. Левенкова выделяет следующие стратегии и тактики реализации интертекстуальности в британском и американском политическом дискурсе, понимая под стратегией совокупность речевых действий, направленных на решение общей коммуникативной задачи, а под тактикой – одно или несколько действий, способствующих реализации стратегии: 1) информационная стратегия (документирующая тактика, тактика авторитетного источника, автоцитации); 2) интерпретационно-ориентационная стратегия (идентифицирующая, проективная, дидактическая тактики, тактика предостережения); 3) агональная стратегия (дистанцирование, критика, обвинение, угроза); 4) интеграционная стратегия (тактики сплочения, инспиративная, фатическая); и 5) побудительная стратегия (призывная, прескриптивная тактики). Помимо того, что каждая стратегия реализуется конкретным набором тактик, ее характеризует апелляция к определенным источникам. Так, при реализации агональной стратегии ссылки, как правило, указывают на политических соперников, а в рамках информационной стратегии апелляция осуществляется в отношении государственных документов и международных организаций. При этом у каждой стратегии может наблюдаться ряд особенностей – в частности, при апелляции к аргументам в политическом дискурсе может происходить псевдоинформирование, когда цитирование документов подменяется пересказом, отражающим точку зрения политика, связано с манипулятивным, выборочным преобразованием информации, сводится к подмене информации ее оценкой или же направлено на размывание смысла [74; 77]. Подобное «недобросовестное» целеориентированное манипулирование текстовыми источниками является отличительной чертой политического дискурса. К разряду манипулятивного цитирования могут быть отнесены примеры ложного цитирования (апелляции к вымышленному авторитету или приписывание реальным авторитетам не принадлежащих им высказываний) – подобный прием часто используется в целях пропаганды и агитации, контекстомии (извращения цитаты или чьих-либо слов согласно собственному замыслу); и внеконтекстного цитирования, или превратного истолкования высказывания вопреки его контексту и замыслу автора [93]. Подобная манипулятивная обработка текста наиболее характерна для агональной и персуазивной установок политического выступления в качестве средства борьбы с соперником и убеждения аудитории.
Функционирование интертекстуальных элементов в публичных выступлениях на английском языке
На основании практического анализа материала было выявлено, что природа функционирования интертекстуальных связей в политическом дискурсе США и Великобритании достаточно разнообразна, при этом в большинстве случаев ИВ полифункциональны, и их функциональный потенциал вписывается в реализуемый оратором набор коммуникативных стратегий и тактик. В рамках исследования были определены наиболее характерные функции ИВ в анализируемом материале.
В первую очередь, ИВ могут использоваться в целях усиления позиции оратора с помощью: а) апелляции к авторитету; б) автоцитации или в) апелляции к солидарному мнению. Усиление позиции требуется для завоевания доверия и уважения аудитории. С помощью отсылки к конкретному источнику политик демонстрирует собственную эрудицию и компетентность, делает свои слова более убедительными. Данная функция пересекается с аргументативной, подразумевающей отсылку к иному источнику в целях аргументации собственной точки зрения. При апелляции к авторитету политики подкрепляют собственную позицию ссылкой на мнение авторитетных лиц, к которым относятся, в первую очередь, выдающиеся политические деятели прошлого: бывшие президенты и отцы-основатели (в случае АПД), премьер-министры (БПД), а также иные известные представители правительства. Как правило, цитированию подлежат выступления наиболее выдающихся политиков, деятельность которых признана ценной для государства и которые сыграли положительную роль в его историческом развитии. Помимо политических игроков к данной группе примыкают известные борцы за права человека, религиозные деятели, авторы. Как правило, в подобных случаях оратор эксплицитно указывает на источник цитирования. Классический пример представлен в выступлении Дэвида Кэмерона в Манчестере в 2013 г.:
(25) Margaret Thatcher once said: “We are in the business of planting trees for our children and grandchildren or we have no business being in politics at all.” That is what we are doing today. [261]
Дэвид Кэмерон цитирует слова Маргарет Тэтчер, широко известного премьер-министра Великобритании (1979–1990 гг.), произнесенные ею в ходе обращения к Консервативной партии 8 октября 1982 г. по поводу важности долгосрочного политического курса, учитывающего интересы будущих поколений. Д. Кэмерон использует данную цитату в качестве подтверждения правильности проводимого им курса. Помимо того, что политик обращается к словам одного из наиболее ярких лидеров в истории британского государства, авторитетность источника укрепляется за счет фактора партийной принадлежности. Апелляция к подобному авторитету позволяет показать непреложность истины, преемственность партийных традиций, убедить аудиторию в правоте.
В случае автоцитации оратор ссылается на собственные слова: так, в обращении к Лейбористской партии в Брайтоне в 2009 г. ее лидер Гордон Браун затрагивает проблему ядерного оружия и гонки ядерных вооружений:
(26) We will work to end nuclear proliferation and as I said last week when I talked of the contribution Britain can make; we will work as partners to end the world s nuclear arms race. [245]
Политик использует прием автоцитации (о чем говорит употребление личного местоимения 1-го л. ед. ч.), с тем чтобы сослаться на собственное мнение по данному вопросу. Указание на временной фактор (last week) позволяет установить вероятный источник ссылки – обращение к Генеральной ассамблее ООН 23 сентября 2009 г., в котором Гордон Браун освещал вопросы климатических изменений, терроризма, распространения ядерного оружия, бедности и т. д. Подчеркивая неизменность собственной позиции, политик стремится повысить авторитет в глазах однопартийцев, завоевать уважение и доверие аудитории. Для автоцитации также характерна реализация убеждения посредством применения персуазивной функции.
В случае апелляции к солидарному мнению политики ссылаются на точку зрения единомышленников, при этом единомыслие не всегда соотносится с принадлежностью к одной и той же партии. К примеру, для современной британской политики характерно внутрипартийное разделение на два лагеря – сторонников выхода из Евросоюза (Leave campaign) и сторонников членства в ЕС (Remain campaign). Приведем отрывок из выступления лидера Партии либерал-демократов Ника Клегга на ежегодном съезде партии в Бирмингеме в 2011 г.:
(27) After the May elections, Alex Cole-Hamilton, one of our defeated candidates in Edinburgh said that if losing was part payment for ending child detention then, as he said: “I accept it, with all my heart.” That is the liberal spirit and that is something we will never lose. [296]
Политик цитирует фразу представителя Шотландской либерально-демократической партии Алекса Коул-Хамильтона, в которой, по его словам, воплотился дух самой партии. В данном случае речь может идти также о пояснительной и иллюстративной функции интертекста, заключающейся в разъяснении слушателю идеи, которую пытается сообщить оратор, на конкретном примере. При помощи данной отсылки автор в интеграционных целях обращается к коллективному самосознанию партийных членов.
При апелляции к противоположному мнению интертекстуальный элемент может выполнять функцию опровержения аргумента. Так, в обращении к партии в 2013 г. в Манчестере Дэвид Кэмерон произносит следующие слова:
(28) And friends, you know what someone said about us recently? Apparently some Russian official said: Britain is “just a small island that no-one pays any attention to.” Really? Let me just get this off my chest. [261]
Политик ссылается на слова, сказанные, по заявлению британских СМИ, одним из представителей российской власти в преддверии саммита Большой двадцатки. Цитата just a small island that no-one pays any attention to приводится в качестве заявления политического оппонента, которое Дэвид Кэмерон далее опровергает в своем выступлении. Подобная функция ИВ реализуется в рамках агональной стратегии, как правило, в целях дискредитации, осмеяния, критики соперника, предложения альтернативного мнения. Нередко использование ИВ в подобной функции сопряжено с осуществлением тактики издевки.
Информативная функция, как правило, характерна для ссылок на политические и общественные документы, газеты и журналы: их задача заключается в ознакомлении аудитории с определенной точкой зрения, фактом, наблюдением, событием. Выступая 29 апреля 2015 г. в Колумбийском университете по вопросу реформы системы уголовного правосудия, Хиллари Клинтон ссылается на шокировавшую ее статью в ежедневной американской газете USA Today:
(29) Today I saw an article on the front page of USA Today that really struck me, written by a journalist who lives in Baltimore. And here s what I read three times to make sure I was reading correctly: “At a conference in 2013 at Johns Hopkins University, Vice Provost Jonathan Bagger pointed out that only six miles separate the Baltimore neighborhoods of Roland Park and Hollins Market. But there is a 20-year difference in the average life expectancy.” [307]
Х. Клинтон цитирует статью журналиста из Балтимора, с тем чтобы ознакомить аудиторию с фактами, указывающими на неравенство, до сих пор разделяющее американское общество. Политик стремится проинформировать слушателей о катастрофической разнице в продолжительности жизни между жителями двух соседних районов. Вместе с тем данное ИВ выполняет иллюстративную и аргументативную функцию, поскольку служит подкреплением аргумента оратора о том, что в США проблема неравенства до сих пор актуальна. Нередко в подобной функции используются ссылки на высказывания рядовых граждан: приводятся выдержки из личных писем американцев и британцев представителям власти, цитируются слова, произнесенные в ходе личных разговоров с политиками. На основе их высказываний, как правило, делаются обобщения относительно эффективности политического курса, осуществляется сближение оратора с аудиторией, а слушатель может сопоставлять себя с цитируемой личностью.
В некоторых случаях интертекстуальные элементы приобретают ярко выраженный стилистический потенциал, проявляющийся, в первую очередь, в декоративной функции. В вышеупомянутом обращении к членам Консервативной партии в Манчестере Дэвид Кэмерон использует аллюзию на известные слова Уинстона Черчилля:
(30) Let me just get this off my chest. When the world wanted rights, who wrote Magna Carta? When they wanted representation, who built the first Parliament? When they looked for compassion, who led the abolition of slavery? When they searched for equality, who gave women the vote? When their freedom was in peril, who offered blood, toil, tears and sweat? And today – whose music do they dance to? Whose universities do they flock to? [...] [261]
Приемы реализации интертекстуальных связей
По степени модификации формы и содержания исходного элемента прецедентного текста ИВ делятся на три группы: 1) немодифицированные (с полным сохранением плана выражения ПТ, как в случае прямых цитат и аппликаций); 2) модифицированные (при внесении в ТР исходный элемент ТД подвергается лексико-грамматическим, синтаксическим или иным изменениям, что характерно для пересказа и текстовой аллюзии); 3) комбинированные (к примеру, пересказ с вкраплениями прямых цитат). Модификация исходного текста может достигаться различными языковыми способами и особыми коммуникативными приемами в целях реализации необходимого прагматического эффекта и достижения коммуникативных задач автора. В отличие от переводческих трансформаций, когда переводчик вынужден сохранять эквивалентность перевода оригинальному тексту, при использовании интертекстуальных средств автор может облекать интертекстуальные элементы в абсолютно новый контекст, придавая им множество новых значений, функций и прагматических установок, в связи с чем выявленные приемы лишь отчасти пересекаются с традиционными переводческими трансформациями, стратегиями и тактиками. В связи с этим предлагается выделить ряд приемов, которые условно можно соотнести с различными уровнями организации языка. Рассмотренные виды часто представлены в анализируемом материале комбинаторно, что значительно осложняет попытки их систематизации. В рамках исследования были выделены грамматические, лексические и комплексные приемы. Они могут применяться первично, когда заимствованный элемент прецедентного текста внесен в текст-реципиент в модифицированном виде, так и вторично, когда исходный фрагмент инкорпорирован в ТР в неизмененном виде, а затем реализуется в тексте повторно, подвергшись трансформации посредством того или иного приема.
1. Грамматические приемы
Грамматические приемы включают два подвида – морфологические и синтаксические.
1.1. Морфологические приемы
К данному типу относятся изменения морфологической формы исходной языковой единицы. К примеру, знаменитая фраза a more perfect Union из Преамбулы к Конституции США в одном из выступлений Барака Обамы трансформируется в [...] our ability slowly but surely to perfect our union [401]. Наблюдается изменение морфологического статуса исходной лексической единицы (perfect) с прилагательного в сравнительной степени (в аналитической форме) на инфинитив в активной форме настоящего времени. Параллельно с этим меняется синтаксическая функция словосочетания - если в исходном тексте оно является дополнением в составе обстоятельства цели (in order to form a more perfect union), то в ТР становится распространенным определением. Подобная трансформация определяется структурно-языковым фактором и обусловлена синтаксическими требованиями предложения, в котором реализуется.
1.2. Синтаксические приемы
1.2.1. Перестановки
Проанализируем одну из наиболее цитируемых фраз из Декларации независимости США: We hold these truths to be self-evident: that all men are created equal. В первом выступлении на Генеральной ассамблее ООН в 2009 г. Барак Обама апеллирует к данному отрывку, осуществляя синтаксическую трансформацию: There are basic principles that are universal; there are certain truths which are self-evident [392]. Как видно из данного примера, в результате сдвига синтаксической структуры исходного предложения инфинитивная конструкция трансформируется в придаточное предложение с подчинительной связью. С помощью данного приема оратор делает менее очевидной связь между текстами, создавая аллюзию и предлагая слушателю «отгадать» зашифрованный интертекстуальный источник.
1.2.2. Членение
Иным синтаксическим приемом является синтаксическое членение, которое заключается в дроблении исходной синтаксической структуры на более мелкие составляющие. Рассмотрим пример из заявления Дэвида Кэмерона от 20 февраля 2016 г.:
(54) The question is will we be safer, er and better off working together in a reformed Europe or out on our own. I believe we will be safer in a reformed Europe, because we can work with our European partners to fight cross border crime and terrorism. I believe Britain will beer in a reformed Europe because we can play a leading role in one of the world s largest organisations from within, helping to make the big decisions on trade and security that determine our future. And I believe we will be better off in a reformed Europe because British businesses will have full access to the free trade single market, bringing jobs, investment and lower prices [280].
В данном примере фраза-лозунг Дэвида Кэмерона safer, stronger and better off членится на три составляющие по границам однородных частей составного именного сказуемого, каждая из которых формирует самостоятельный аргумент, содержание которого раскрывается в контексте нового предложения. Намеренность приема подтверждается применением анафоры (I believe) в начале каждого следующего предложения и синтаксического параллелизма (повтор структуры придаточного-дополнения). Несмотря на интегрированность каждой из частей в новом предложении, наблюдается сохранение исходной синтаксической функции воспроизведенного элемента в составе составного именного сказуемого (will be), что также является свидетельством синтаксического параллелизма.
1.2.3. Разворачивание синтаксической структуры
Синтаксическая структура исходного предложения может не только трансформироваться и члениться, но и разворачиваться, т. е. получать более высокую степень распространения. Так, в одном из выступлений Хиллари Клинтон упоминает девиз США, представленный на лицевой стороне Большой печати США E pluribus unum – букв. Out of many, one. Х. Клинтон приводит следующий вариант перевода с латинского: Our country s motto is e pluribus unum: out of many, we are one. [305] Данный прием может быть описан как разворачивание синтаксической структуры (формирование простого предложения с подлежащим и сказуемым вместо логического опущения в прямом переводе) и обусловлен исключительно языковыми факторами.
1.2.4. Инверсия
В одном из выступлений Хиллари Клинтон встречается отсылка к известному политическому лозунгу: We will stand united for the values we hold dear, for the vision of progress we share, and for the country we love [303]. Синтаксическая структура исходной формулировки (United we stand, divided we fall) меняется на противоположную: вместо обратного порядка слов применяется прямой, что придает включению аллюзивность.
1.2.5. Синтаксический параллелизм
В качестве отдельного вида интертекстуальных приемов отмечен синтаксический параллелизм, который заключается в повторении одинаковых синтаксических структур в последующих предложениях. Наиболее интересным с данной точки зрения видится пример из выступления Хиллари Клинтон перед ООН 6 декабря 2011 г. по случаю Международного дня прав человека:
(55) Like being a woman, like being a racial, religious, tribal, or ethnic minority, being LGBT does not make you less human. And that is why gay rights are human rights, and human rights are gay rights. It is a violation of human rights when people are beaten or killed because of their sexual orientation, or because they do not conform to cultural norms about how men and women should look or behave. It is a violation of human rights when governments declare it illegal to be gay, or allow those who harm gay people to go unpunished [...] [314]
С учетом места и тематики выступления Х. Клинтон воспроизводит прием синтаксического параллелизма, примененный ей во время своего исторического обращения к ООН 5 сентября 1995 г. в Пекине во время четвертой Всемирной конференции по положению женщин, которое ознаменовало новую веху в истории движения за права женщин: [...] It is a violation of human rights when a leading cause of death worldwide among women ages 14 to 44 is the violence they are subjected to in their own homes by their own relatives. Finally, it is a violation of human rights when women are denied the right to plan their own families, and that includes being forced to have abortions or being sterilized against their will. If there is one message that echoes forth from this conference, it is that human rights are women s rights.... And women s rights are human rights29.