Содержание к диссертации
Введение
Глава 1. Проблема речевого отражения гендера в современном языкознании 11-50
1.1. Определение понятия «гендер» в современной науке 11-14
1.2. Феминизм как основа становления гендерных исследований 15 -17
1.3. Распространение гендерных исследований на территории России 18-21
1.4. Гендер как неотъемлемая часть культуры общества 22-25
1.5. Религия и Гендер 26-30
1.6. Гендер в средствах массовой информации 31-36
1.7. Языковая и гендерная картина мира 37-46
Выводы по 1 главе 47-50
Глава 2. Гендер в тексте интервьюера 51-101
2.1.Общие сведения о процессе речевого общения 51-54
2.2. Журнальное интервью с позиции диктемной теории 55-58
2.3. Фактор Говорящего в процессе речевого общения 59-64
2.4. Коммуникативная роль Говорящего в процессе речевого общения 65-70
2.5. Маскулинные и фемининные речевые стратегии 71-76
2.6. Гендерный аспект стратегии интервьюера 77-83
2.7. Гендерные особенности интервьюеров: лексико-грамматический аспект 84-87
2.8. Гендерные особенности интервьюеров: синтаксический аспект 88-91
2.9. Гендерный аспект косвенной номинации 92-96
Выводы по 2 главе 97-101
Глава 3. Гендер в тексте интервьюируемого 102-141
3.1. Фактор слушающего и его роль в процессе интервьюирования 102-108
3.2. Феномен языковой маскулинизации женской речи 109-115
3.3. Феминизация современной мужской речи 116-120
3.4. Дифференцирующие характеристики речи современных мужчин и женщин 121-124
3.5. О некоторых особенностях женской речи 125-129
3.6. Лингвистический аспект исследования гендерной составляющей коммуникативного поведения 130-137
Выводы по 3 главе 138-141
Заключение 142-148
Список литературы
- Распространение гендерных исследований на территории России
- Гендер в средствах массовой информации
- Коммуникативная роль Говорящего в процессе речевого общения
- Феминизация современной мужской речи
Распространение гендерных исследований на территории России
Предыстория гендерных исследований в лингвистике уходит своими корнями в античность и связана с возникновением символико-семантической концепции категории рода (genus), рассматривающей с позиции наличия людей разного пола [Дидрих, 2002, с. 25].
Интересно отметить, что в отличие от Запада в России идеей гендерной концепции заинтересовались в семидесятые годы двадцатого века, в период развития «социологии пола» в СССР, как одной из частных социологических теорий. До середины 80-х годов двадцатого века женщины изучались либо с позиции общей принадлежности к численному составу населения, либо с точки зрения их роли в быту и на производстве. Таким образом, «социология пола» не имела эмпирической базы, в связи с тем, что исследования в области женского сознания были нивелированы в соответствии с существующей на тот момент социальной идеологией.
Процесс становления гендерных исследований в России отличается от Западного в социокультурном аспекте, включая в себя такие различия, как онтологические, политические, гносеологические и когнитивные [Здравомыслова, 1999, с. 181].
Принято считать, что конец 80-х – начало 90-х годов двадцатого века являются отправной точкой становления гендерных исследований. Именно в этот период времени на территории нашей страны начинают формироваться первые феминистские группы, независимые женские организации, в печати появляются переводы и публикации о гендерной проблематике [Хоткина, 2000, с. 27]. В 1989 году в свет выходит статья А. Посадской, Н. Римашевской и Н. Захаровой «Как мы решали женский вопрос». Данная статья ознаменовала начало нового направления в науке и общественном женском движении, таким образом, открыв «новую эру феминизма в России» [Посадская, Римашевская, Захарова, 1989, с. 56-96]. Наибольшее распространение получило социологическое направление, так как большинство работ российских и украинских ученых того периода времени опираются на результаты зарубежных исследований. По всей территории России создаются научные школы по изучению гендерной проблематики [Безрукова, 2011, с. 205]. Под руководством А. М. Холода был сформирован международный центр по изучению мужской и женской речи «Человек: Язык, Культура, Познание». В рамках этой научной школы был проведен ряд экспериментальных психолингвистических исследований по восприятию мужчинами и женщинами категории рода в русском языке, по установлению статуса антропоцентризма, идентификационных признаках мужской и женской речи и многие другие научные эксперименты [Дидрих, 2002, с. 28].
Таким образом, изменения, произошедшие в обществе и науке, так называемый процесс «гуманитаризации и демократизации», отразили переориентацию науки с преимущественного обслуживания милитаристских и идеологических заказов авторитарного государства на теоретические и эмпирические исследования, связанные с возникновением и развитием демократических институтов и гражданского общества.
Историю гендерных исследований на территории России условно можно разделить на четыре этапа.
Первый этап включает в себя период с конца 80-х до 1992 года. В этот период происходит внедрение новой научной парадигмы. В ноябре 1990 года в Москве состоялась первая международная конференция на тему гендерной проблематики, организованная ЮНЕСКО [222].
В 1991-92 годах были организованы Первый и Второй независимые женские форумы в Дубне. Несмотря на положительный отклик общества, в научных кругах к гендерным исследованиям относились крайне негативно.
Следующий этап развития гендерной проблематики характеризуется периодом институционализации российских гендерных исследований (1993-1995 гг.). В этот период времени наблюдается значительный рост числа гендерных центров и их официальной регистрации. Так, например, были зарегистрированы Московский и Петербургский гендерные центры, а также появились Карельский, Ивановский и другие.
Третий период (1996-1998) знаменуется консолидацией ученых и преподавателей российских гендерных исследований. Происходит налаживание тесных научных контактов и связей между гендерными исследователями, а также интенсивный обмен опытом и обсуждение результатов научных достижений. Таким образом, именно данный период следует считать отправным пунктом, так как именно этот этап совпадает с вопросом самоидентификации и рефлексивного осмысления собственного опыта и необходимости выработки российского гендерного дискурса.
На четвертый этап развития гендерных исследований в России приходится легитимация и широкое распространение гендерного образования в отечественных университетах. В этот период проблематика книг и статей является отражением того, что гендерный подход позволил открыть не только новые темы, но и по-новому взглянуть на уже существующие проблемы [Хоткина, 2000, с. 25].
На настоящий момент, на территории России существует и функционирует несколько крупных центров, посвященных исследованию гендерной проблематики. Московский центр гендерных исследований (МЦГИ), основная деятельность которого связана с развитием целевых программ, таких как «Проект по институционализации» и совместный проект с Сетью женщин Восток-Запад «Развитие сети комитетов по правам женщин в России и СНГ и женской электронной сети». Сотрудницы МЦГИ неоднократно принимали участие в организации и проведении круглых столов и дискуссий по гендерной проблематике в Госдуме и других выборных структурах и общественных организациях [142].
Ивановский центр гендерных исследований (ИЦГИ) - является научным подразделением при Ивановском государственном университете. Позднее был зарегистрирован как самостоятельная общественная организация, функционирующая при поддержке межвузовской научно-исследовательской программы «Женщины России: проблемы адаптации в новых социально экономических условиях». В настоящее время ИЦГИ является также членом межрегиональной общественной организации «Консорциум женских неправительственных объединений» [137]. Самарский центр гендерных исследований создан для проведения исследований по гендерной проблематике, разработке и внедрению новых образовательных программ по женским и гендерным исследованиям, оказания консультативной помощи региональным НПО и образовательным структурам. Центр ведет просветительскую деятельность среди населения по защите прав человека и преодолению гендерных стереотипов в отношении мужчин и женщин [145].
Кафедра гендерных исследований при Невском институте языка и культуры. Невский институт начал заниматься женскими и гендерным исследованиями еще тогда, когда слово гендер только появилось в российском научном дискурсе. Руководство института определило это новое направление в науке как одно из перспективных направлений в исследовательской и преподавательской деятельности [138].
Гендер в средствах массовой информации
В процессе диалогического взаимодействия коммуникантов по типовому образцу (в нашем случае данным образцом является интервью) можно встретить частое проявление соперничества между собеседниками за право коммуникативной инициативы. Проанализировав роль Говорящего-интервьюера с позиции языкового манипулирования, мы пришли к выводу, что языковое манипулирование является одной из речевых стратегий, предназначенных для достижения поставленной цели. Известно, что диалогическое общение представляет собой взаимодействие партнеров, которое осуществляется при помощи речевых произведений, то есть реплик или репликовых шагов, которые можно представить в виде следующей схемы: П1 (Г, С) П2 (Г, С), где П1 - Говорящий-интервьюер, П2 - Слушающий-интервьюируемый, Г, С – являются коммуникативными ролями, которые могут принимать на себя Говорящий и Слушающий.
Таким образом, диалогическое взаимодействие следует рассматривать как комплексный вид деятельности, включающий в себя коммуникативно-социальную, коммуникативно-психологическую, коммуникативно-регулятивную и интерактивную деятельности коммуникантов [Романов, 1992, с. 55-56].
Коммуникативно-социальный аспект представлен с позиции общественного поведения человека. С точки зрения социологии и социопсихологии данный аспект представлен как социальная или функциональная роль человека. Таким образом, ролью являются шаблоны взаимных прав и обязанностей. Следует также упомянуть, что роль Говорящего находится в тесном взаимодействии с ролью адресата речи, который является его партнером по ролевому (коммуникативно-социальному) взаимодействию в определенной ситуации [Крысин, 2007, с. 102-105].
Одной из главных составляющих коммуникативно-психологического аспекта является способность Говорящего влиять на самооценку Слушающего. Реакция Говорящего на ответные реплики Слушающего может быть представлена тремя основными типами: Говорящий поддерживает Я-концепцию Слушающего и обращается к нему так, как от него этого ожидают, Говорящий не поддерживает Я-концепцию Слушающего, отказываясь разделять его взгляды, Говорящий не уделяет достаточного внимания Я-концепции Слушающего, тем самым отказывая Слушающему в поддержке.
Речевые реплики, в которых заключен смысл поддержки, можно также подразделить на три общих типа: прямое признание (проявление заинтересованности), уточняющие реплики (Говорящий просит Слушающего уточнить что-либо), выражение положительных чувств (Говорящий сообщает Слушающему об удовлетворительности ответа).
В диалогическом общении также может встретится, так называемый «отказ от поддержки», который может быть выражен следующими способами: уход от обсуждения (смена темы беседы), безличные предложения, нарочито правильная речь, отказ от личного общения, перебивание, высказывания, содержащие противоречие между словесным содержанием и тоном его произнесения (ирония, сарказм) [Максимов, 2001, с. 21].
Коммуникативно-регулятивная деятельность реализуется Говорящим в период диалога между партнерами. Говорящий, как инициатор беседы, ставит перед собой определенную цель, достижение которой осуществляется посредством наводящих вопросов или некоторых других речевых стратегий, таким образом, направляя Слушающего в нужном для него направлении.
Коммуникативная роль лидера наделяет Говорящего правом контроля в типовом сценарии речевого взаимодействия на протяжении всего интерактивного процесса или в специально отводимые целевым критерием временные периоды. Таким образом, направленность контроля со стороны лидера за речевым взаимодействием может коррелировать с целевой направленностью обмена репликами.
Деятельность интерактивного плана отражает непосредственно сам характер взаимодействия и воздействия партнеров друг на друга. Речевое поведение говорящего в диалоге чаще всего представлено определенным набором речевых действий, связанных с общими задачами, целями и планом типового сценария.
В связи с этим, в типовом диалогическом взаимодействии можно выделить несколько коммуникативных видов стратегий.
Интеракциональные – ведение диалога в рамках социально-ролевой дифференциации собеседников. Данный вид стратегий также включает в себя стратегии вежливости, такта, престижа, искренности, доверия.
Интерпретативные стратегии включают в себя стратегии логического следования в тематическом развитии диалога, а также непротиворечивости изложения, информативности, новизны, аргументированности и обоснования.
К управленческим стратегиям относят стратегии управления вниманием партнера, стратегии корректности к ответным репликам, стратегии умолчания и игнорирования, контроля, поддержки.
Отсюда следует вывод, что в рамках определенной ситуации главным предназначением ведущего (Говорящего) является организация успешного общения, которая влияет на регулятивный характер его действий. Таким образом, Говорящий, оказавшийся на позиции лидера, эксплицирует свои действия посредством интеракциональных стратегий, в то время как адресат, претендующий на роль ведущего, будет придерживаться интерпретативных стратегий [Мацумото, 2003, с. 69-70].
Коммуникативная роль Говорящего в процессе речевого общения
Проблема дискурса является одним из актуальных вопросов современного языкознания, поскольку дискурс позволяет рассматривать ситуацию общения с различных сторон. Н. Д. Арутюнова определила дискурс «как речь, погруженную в жизнь» [Арутюнова, 1990, с. 136-137]. Таким образом, дискурс представляет собой взаимодействие участников с целью обмена информацией, оказанием влияния друг на друга с применением различных коммуникативных стратегий.
Обмен информацией включает в себя отправителя и получателя сообщения. Наличие взаимопонимания между отправителем и получателем также крайне необходимо для правильной интерпретации отправленного послания. Подтверждением могут служить идеи, выдвинутые В. фон Гумбольдтом, который рассматривал социальную природу направленности порождения речи [Гумбольдт, 2000, с. 329].
Для успешной коммуникации журналист должен не только уметь правильно говорить, задавать вопросы, но и внимательно слушать своего собеседника. От того, как он слушает и воспринимает поток исходящей от его партнера информации, а также анализирует предъявляемые факты, сопоставляя похожее и выделяя несоответствия, отмечая нюансы и детали, в конечном итоге зависит, какое сообщение будет передано публике и какие акценты будут в нем расставлены [Лукина, 2003, с. 41-46].
От внимания, проявленного журналистом к ответам собеседника, зависит и течение беседы, и содержание вопросов. Слушать необходимо не для того, чтобы показать собеседнику, что он интересен, а для того чтобы знать, что спросить.
Находясь в ситуации диалога, достаточно сложно определить отношения субординации между говорящим и слушающим, так как данные параметры (говорящий и слушающий) не являются постоянными [Храковский, 2001, с. 12]. Таким образом, диалог представляет собой постоянную смену коммуникативных ролей от говорящего к слушающему и от слушающего к говорящему. Значит, интервьюер может выступать, как в роли слушающего, так и говорящего, точно также, как и интервьюируемый.
Рассматривая журнальное интервью с позиции вербально выраженного взаимодействия, необходимо отметить, что интервьюер в большей степени находится в роли слушающего, нежели в роли говорящего. Таким образом, можно заключить, что важность роли слушающего в конкретной ситуации дискурса заключается в том, что именно слушающий является той способной к умственному восприятию личностью, собственно для которой и осуществляется речевое действие говорящего. Слушающий обладает правом как на содержание, так и на форму сообщения, предназначенного для него говорящим и впоследствии диалогического общения, принимает на себя ответную роль. Отсюда следует, что слушающий отражается в речи говорящего не только непосредственным обращением к нему, но и содержательным и формальным воплощением речи [Блох, 2008, с. 5-7].
Сегодня современная наука выделяет несколько видов слушания, поскольку слушание может быть, как активным, так и пассивным процессом. Активное слушание требует у адресата наличия определённых навыков таких как внимательность, адекватность оценки суждения, правильность понимания сказанного и своевременная эмоциональная реакция. Пассивное слушание, в свою очередь, не требует каких-либо особых навыков и усилий со стороны слушающего. Наиболее распространенными в журналистике являются такие стили слушания, как нерефлексивное, рефлексивное и эмпатическое слушание. Таким образом, слушающий отражается не только в речи и сознании говорящего, но и не остается совершенно пассивным в период восприятия новой информации [Блох, 2012, с.54-59].
Наличие стилей слушания предполагает существование различных подходов к изучению и классификации деятельности адресата, которые можно объединить в три общие группы по следующим направлениям: изучение функционирования языковых единиц адресата речи, изучение прагматических характеристик языковых средств с целью определения степени воздействия на адресата и анализ роли адресата в достижении успешной коммуникации [Абрамова, 2009, с. 175]. Например, И. Д. Чаплыгина в своей статье «Ситуация адресатности и виды адресатов в тексте» [Чаплыгина, 2003, c. 131-150] приводит детальную классификацию деятельности адресатов. Автор рассматривает слушающего и его деятельность по следующим параметрам: тип речевой ситуации (диалог/монолог), ситуативная роль адресата (активный/пассивный), возможность получения сообщения (потенциально возможно/невозможно), по количественному составу (единично/массово), по типу речевых взаимодействий между людьми (устно/письменно), по способу выражения адресованности (эксплицитно/имплицитно), по характеру представления (прямо/косвенно), по характеру референции собеседника (конкретно/частнообобщенно) и по реализации роли адресата (формально/фактически) [Чаплыгина, 2003, с. 137-138].
Приведенные автором параметры указывают на неразрывность процесса между собеседниками, в котором адресант формулирует мысль и продуцирует ее в высказывание, выбирая оптимальный способ выражения, а адресат, воспринимая и понимая информацию, пытается как можно точнее определить цель говорящего.
Интервьюер, выступая в роли говорящего, закладывает в свое высказывание определенный смысл, который слушающему (т.е. интервьюируемому) необходимо правильно воспринять и произвести его смысловую интерпретацию. Таким образом, создается коммуникативно-прагматическое пространство, центром которого является сам говорящий. Находясь в центре коммуникативно-прагматического пространства, говорящий в своем высказывании в первую очередь ориентируется либо на себя, либо на адресата.
Задача слушающего (это может быть, как интервьюер, так и интервьюируемый) состоит в том, чтобы оценить и проанализировать ситуацию и составить личностный портрет собеседника. Здесь важная роль отводится сознанию человека, так как именно в сознании говорящего представлена личность слушающего в виде некоторого образа, который ему либо известен, либо складывается в процессе общения.
Автор теории диктемного строя М. Я. Блох в своей статье «Фактор слушающего в диалогической и монологической речи» [Блох, 2008, с. 3-7] выделяет несколько важных характеристик слушающего для успешного процесса коммуникации, а именно степень прямоты, членораздельность речи и наличие пресуппозии (общий фонд знаний коммуникантов).
По мнению автора, наличие пресуппозиции является чрезвычайно важным и необходимым условием для адекватного восприятия информации между собеседниками, так как данное понятие релевантно по отношению к говорящему, то есть именно говорящий должен выдвинуть изначальное предположение об общем фонде знаний. Таким образом, пресуппозиция, в конечном итоге, есть параллельное движение мысли говорящего и слушающего.
Феминизация современной мужской речи
Морфологию следует рассматривать как подсистему, которая представляет собой один из ярусов системы языка, в которой грамматические конструкции имеют некий контекстуальный смысл. Таким образом, морфологический состав речи представляет собой матрицу, в которую каждый говорящий подставляет свои значения. Необходимо отметить, что существенные различия в мужской и женской речи встречаются в определенных случаях. Данный аргумент находит подтверждение в исследованиях Дж. Коэтс и Н. Конклин, которые обратили внимание на частотность использования модальных выражений [Coats, 1986, p. 114]. Некоторые исследователи гендерной маркированности речи отмечают, что в английском языке мужчина отдает предпочтение модальному глаголу «can», в то время как женщина чаще употребляет «may» [Gender and discourse, 1988, p. 15]. Было также замечено, что женщины в два раза чаще прибегают к употреблению в речи глагола «to have» в качестве модального, а не смыслового и глагола «to be» с целью замещения модального глагола «must» [Labov, 1972, p. 156]. Д. Холмс отметила значительное преобладание в женской речи вводных слов и выражений, отражающих различную степень неуверенности говорящего, например, probably, I think, I suppose, to my mind, в начале предложения [Holmes, 1986, p. 15-22].
Необходимо отметить, что данные, полученные в ходе экспериментальных исследований этих ученых, были актуальны сорок лет назад. За довольно значительный период времени многое изменилось, а именно гендерные стереотипы и социальный статус женщины в обществе. В ходе нашего исследования, мы посчитали необходимым изучить журнальные интервью на предмет наличия характерных гендерных признаков, выявленных Дж. Коэтс и Н. Конклин.
Для эксперимента было отобранов общей сложности 100 печатных изданий, опубликованных в британских и американских журналах, таких как Cosmopolitan, Glamour, Elle, Esquire, GQ, FHM. В журналах, ориентированных на женскую аудиторию (Cosmopolitan, Glamour, Elle) было отобрано 50 интервью, где в роли интервьюируемых выступали женщины. В таких журналах, как Esquire, GQ, FHM, ориентированных на мужскую аудиторию было также отобрано 50 интервью, в качестве интервьюируемых были мужчины.
Каждое интервью оценивалось на наличие следующих критериев: частотность использования модальных глаголов, использование в речи интервьюируемых вводных слов, частотность употребления модальных выражений, экспериментальные данные которых приведены Дж. Коэтс в исследовании «Мужчины, Женщины и язык» [Coates, 1986, p.144] в таблице 3.1, указывает гендерную дифференциацию их использования.
В таблице 3.1. приведены эмпирические данные, полученные в 1974 году. Из таблицы следует, что в женской речи приблизительно в два раза чаще применяются модальные выражения, такие как I mean, well, just, I think, sort of. Наиболее употребительными из которых являются I mean и well.
Данные, полученные в ходе исследования журнальных интервью на присутствие в женской речи тех же модальных выражений, были также занесены в таблицу. (Таблица 3.2)
Из таблицы 3.2 следует, что за последние сорок лет речь женщин и мужчин немного изменилась. Предыдущие исследования показали, что в женской речи модальные выражения превалируют примерно в два раза, то время как на настоящий момент мы можем наблюдать как равенство показателей, так и слабовыраженное преимущество либо со стороны мужчин (модальное выражение just), либо со стороны женщин (модальное выражение I think).
Следующие критерии, по которым проводился анализ журнальных интервью – частотность употребления модальных глаголов, использование вводных слов, применение интенсификаторов. Ранними исследованиями было выявлено, что мужчины отдают предпочтение модальному глаголу «can» и «must», в то время как женщины склоняются к употреблению «may», «have to», «to be» (как заменитель для модального глагола «must») [Labov, 1972, p. 156]. Полученные результаты были переведены в процентное соотношение и занесены в таблицу 3.3. (Таблица 3.3)
Количество единиц в текстах интервьюируемых Интервьюируемые женщины Интервьюируемые мужчины «can», «must» 76% 64% «may», «have to», «be to» 76% 64% Использование вводных слов 45% 37% Интенсификаторы pretty/awful 48% 50% Рассмотренные нами периодические издания, ориентированные на женскую и мужскую аудиторию, показали, что и мужчины, и женщины практически в равной степени отвечая на вопросы интервьюеров, употребляют такие модальные глаголы и выражения как «can», «have to», «may». Интересным для нашего исследования является тот факт, что модальный глагол «can» стал чаще использоваться женщинами, нежели мужчинами. Нами также было замечено, что и мужчины, и женщины могут употребить модальные глаголы «can» и «have to» до двенадцати раз за одно интервью.
Еще одним признаком гендерной дифференциации ранее являлось использование вводных слов различной степени уверенности. Сегодня отвечая на вопросы интервьюеров женщины, также, как и мужчины, предпочитают употреблять такие вводные слова как: probably (вероятно), obviously (очевидно), actually (в действительности), definitely (определенно), certainly (безусловно).
Необходимо отметить, что в ходе анализа журнальных интервью нами также было замечено, что особой популярностью среди мужчин и женщин пользуется слово-усилитель «really». Основываясь на наших наблюдениях, данное слово может быть использовано интервьюируемым до шести-семи раз за один ответ, независимо от пола говорящего или его ориентации.
Одной из характерных черт женской речи также является использование оценочных прилагательных. Так, ранние исследования в области гендерной лингвистики показали, что женщина скорее скажет «pretty» либо «awful» вместо «very» или «so» [Hirshman, 1973]. Интересен тот факт, что употребления в речи мужчин и женщин количественно-усилительной частицы «pretty» соотношение составляет 1:1. Анализ периодических изданий показал, что в двадцати восьми случаях из пятидесяти мужчина использовал в своей речи «pretty» во время ответа на вопросы интервьюера, в то время как женщина употребила его в двадцати четырех случаях.
Из всего сказанного можно сделать вывод, что женская речь, несомненно, изменилась, приобрела некоторое количество маскулинных черт, одновременно сохраняя присущую ей эмоциональность и образность выражения. Отсюда возникает вопрос, является ли маскулинизация женской речи новым гендерным стереотипом, который с течением времени трансформируется в некую форму общего для мужчин и женщин языка, либо благодаря новым запросам общества происходит обратный процесс – феминизация маскулинности.
Рассматривая гендерную маркированность на синтаксическом уровне можно также выделить некоторое количество дефференцирующих характеристик. Так для женской речи характерны синтаксические конструкции наречие + наречие и различные виды предложений: простых («It s been cool to find an active buddy – there are a lot of girlie girls around») и сложносочиненных («I suppose I thought you d be “glacial” but you don t seem to be»), а также вопросительных («So why wouldn t you ask for help?») и восклицательных («That s a hard job!»).