Содержание к диссертации
Введение
1. Теоретические проблемы ономастики 15
1.1. Предварительные замечания 15
1.2. Статус собственного имени в языковой системе 17
1.3. Номема как абстрактная единица ономастической системы 27
1.4. Семантическая парадигма собственного имени 35
1.5. История изучения географических названий Германии 54
Выводы по главе 1 74
2. Топонимия как объект-система в общеязыковой системе 77
2.1. О состоянии современных разработок системного метода в ономастике 77
2.1.1. Топонимическая система в концепции А. В. Суперанской 82
2.1.2. Системный подход А. К. Матвеева
2.1.3. Топонимическая система в концепции Л. М. Дмитриевой 92
2.1.4. Взгляд Ф. Кольгейма на онимическую систему 101
2.2. Специфика топонимической системы 107
2.2.1. Общесистемные свойства и закономерности 107
2.2.2. Парадигматические и синтагматические отношения в топонимической системе 119
2.2.3. Вариативность в топонимии 132
2.2.4. Омонимия в топонимии 142
Выводы по главе 2 152
3. Внутренняя структура топонимов 155
3.1. Сдвиги 163
3.2. Сложные топонимы
3.2.1. Неполносложные топонимы 165
3.2.2. Полносложные топонимы 169
3.2.3 Типичные топоосновы 174
3.2.3.1. Названия на -heim 174
3.2.3.2. Названия на -bttel 177
3.2.3.3. Названия на -leben 185
3.2.3.4. Названия на -hofen (-hof) 189
3.2.3.5. Названия на -statt, -stedt, -sttten 192
3.2.3.6. Названия на -dorf 194
3.2.3.7. Названия на -wiek 196
3.2.3.8. Названия на -bur 198
3.2.3.9. Названия на -weiler (-weil) 199
3.2.3.10. Названия на -hausen (-haus) 201
3.2.3.11. Названия на -rod, -reut, -ried, -richt 203
3.2.4. Типичные гидроосновы 205
3.2.4.1. Названия на -graben 205
3.2.4.2. Названия на -bach 207
3.2.4.3. Названия на -apa 209
3.2.5. Классификация топооснов и уточняющих компонентов по семантическому признаку 215
3.3. Суффиксальные топонимы 226
3.4. Бессуффиксные топонимы
3.5. Генитивные топонимы 238
3.6. Топонимы-словосочетания 242
Выводы по главе 3 248
4. Оттопонимические дериваты 253
4.1. Понятие «деривация» в лингвистике 253
4.2. Деривационные возможности топонимов 255
Выводы по главе 4 271
5. Иноязычные топонимы 273
5.1. Древнеевропейская гидронимия 273
5.2. Кельтские топонимы 292
5.3. Славянские топонимы 295
5.3.1. Типы реконструкции славянских топонимов 295
5.3.2. Семантические параллели славянских и немецких топонимов 315
Выводы по главе 5 321
6. Немецкие топонимы в культурологическом аспекте 323
6.1. Вопросы соотношения языка и культуры 323
6.2. Топонимы как порождение и отражение культуры
6.2.1. Топонимы в лингвострановедческой лексикографии 343
6.2.2. Культурная память топонимов 349
6.2.3. Топонимические перифразы 370
Выводы по главе 6 376
Заключение 378
Библиографический список
- История изучения географических названий Германии
- Взгляд Ф. Кольгейма на онимическую систему
- Полносложные топонимы
- Типы реконструкции славянских топонимов
История изучения географических названий Германии
Среди лингвистов давно сложилось тврдое убеждение, что в языковой системе собственные имена занимают особое положение [Курилович 1962; Суперанская 1973; Антышев 2001; Мурясов 2015; Bauer 1998; Nail 1998; Hansack 2000; Sobanski 2000].
В традиционных грамматиках собственные имена относятся к классу существительных, которые в свою очередь подразделяются на абстрактные и конкретные. Последние принято классифицировать на собственные имена и апеллятивы [Wimmer 1973: 35; Debus 1977: 3; Hilgemann 1978: 10]. Являясь языковыми знаками [Bauer 1998: 29; Hansack 2000: 13], собственные имена имеют с именами нарицательными общие признаки, но имеют и отличающие их от апеллятивов признаки, обусловливающие их особое положение.
Р. З. Мурясов считает возможным говорить об особом положении СИ в языковой системе в том случае, если удатся выявить набор признаков, отличающих СИ как таковые от других классов слов на разных уровнях языка. Собственные имена занимают в системе языка особое положение не только потому, что им присущи чисто лингвистические, т. е. внутриязыковые особенности, но и потому, что онимы, в отличие от имн нарицательных, обладают особыми, только им свойственными признаками (неспособность СИ выступать в инвариантном лексическом значении и выражать признаки, свойственные предметам класса, в который СИ входит) [Мурясов 2015: 3].
В отличие от нарицательных имн онимы характеризуются особой экстралингвистической направленностью, а именно соотнеснностью с предметом реальной действительности, минуя ступень понятийного обобщения. Нарицательные имена служат для обозначения предмета вообще, класса предметов в целом, неопределнного предмета (предметов), входящего в некоторый класс. Нарицательные, или общие имена естественного языка содержат в своей семантике значение дискретности, отражающее разложимость класса на отдельные элементы, они считаются своего рода семиологическим эталоном, семиологическим ядром имн существительных. Онимы противопоставляются апеллятивам как по своему значению, так и по сфере и объму функционирования, занимая периферийное положение в лексике любого языка. Различая собственные имена от нарицательных по их назначению, В. Д. Бондалетов пишет: “Собственные имена – это единицы языка-речи (слова и словосочетания), служащие для подчркнуто конкретного называния отдельных предметов действительности … Назначение нарицательных имн – выражать понятие об определнном классе предметов и называть один или несколько конкретных предметов этого класса, поэтому на первом плане у нарицательных имн – обозначение понятия, а на втором – обозначение предмета, причм обозначение понятия обязательно, а название конкретного предмета факультативно. Назначение собственных имн – называть определнный предмет, соотнося его с классом однотипных, или родственных предметов, поэтому у собственных имн на первом плане – выделение предмета, а на втором – соотнеснность с ему подобными, причм называние конкретного предмета обязательно, а понятийная соотнеснность факультативна” [Бондалетов 1983: 27]. Противопоставление собственных имн нарицательным по признаку отсутствия у первых понятийности представляется дискуссионным: “Факультативность нарицательных имн для выделения конкретного объекта не вызывает сомнения. Однако если отказывать собственным именам в понятийности, то вряд ли оно будет понятно. Так, если я не знаю, к какому классу однородных объектов относится слово Юнли, то никакого выделения объекта не произойдт. Я должна, очевидно, знать, что это такое: имя, фамилия, кличка, географическое название” [Шарашова 1996: 118].
Немецкий лингвист А. Бах дат следующее определение СИ: „Unter einem Eigennamen (nomen proprium) oder schlechtweg einem Namen versteht man im strengen Sinne ein Hauptwort zur Bezeichnung eines bestimmten Einzelwesens, einer bestimmten Sache oder eines bestimmten Begriffs, auch eines bestimmten individuellen Kollektivs (die Franzosen), als einmalige Erscheinungen ohne Rcksicht auf ihre Zugehrigkeit zu einer Gattung. Dem Eigennamen gegenber steht der Gattungsname (nomen appellativum)“ [Bach 1952: 1]. А. Бах трактует собственное имя как обозначение индивидуального объекта, принадлежащего к определнному классу вещей. Сходная точка зрения может выражаться и в психологическом виде: “Имя собственное датся индивидуальному объекту, воспринимаемому как единственный в свом роде” [ТМОИ 2009: 16].
A. Гардинер определяет понятие «собственное имя» или его сущность через его референтную отнеснность, отмечая при этом отсутствие у собственного имени значения: “A proper name is a word or group of words recognized as indicating or tending to indicate the object or objects to which it refers by virtue of its distinctive sound alone, without regard to any meaning possessed by that sound from the start, or acquired by through association with the said object or objects” [Gardiner 1954, 3] (цит. по: [Sonderegger 1997: 82]). О. Лейс в свом определении исходит из предположения о единственной функции собственного имени, функции референции: „Wir gehen also von der Hypothese aus, dass es die alleinige Funktion des Eigennamens ist, zu referieren und dass er dazu kein einziges semantisches Merkmal braucht“. – „Die Definition des Eigennamens als eines Mittels zur festen Referenz…“ – „Spezifisch fr den Eigennamen ist dann letztlich die Art seiner Referenz, nmlich deren situationelle Unabhngigkeit“ (цит. по: [Sonderegger 1997: 82]).
Взгляд Ф. Кольгейма на онимическую систему
К аргументации Сренсена Д. И. Ермолович добавляет, что значение многих имн нарицательных может быть также весьма специальным, когда они относятся к индивидуальным объектам. По его мнению, ошибка Есперсена в отсутствии разграничения между признаками, составляющими «коннотацию» слова (в терминологии Милля) и присущими самому объекту в его индивидуальности [Ермолович 2004: 50].
Таким образом, мы видим, что собственные имена трактуются сторонниками концепции языковой индивидуализации как «индивидуальные имена», т. е. знаки, обозначающие один и только один объект и обладающие «индивидуальным значением». Это значение объявляется принадлежащим сфере языка: “…имена собственные являются единственным типом знаков, индивидуализация которых не ограничена их употреблением в речи, в la parole” [Srensen 1963: 77].
На основании вышесказанного можно говорить о том, что в области семантики собственного имени сложились две научные парадигмы – «языковая» и «речевая» [Семнова 2001: 87], в других терминах «лингвофилософская» и «речемыслительная» [Алефиренко 2005: 203]. Оба подхода находятся на значительном расстоянии от существующих семантических теорий нарицательных имн и в гносеологическом, и в понятийно-категориальном отношении.
В рамках лингвофилософской парадигмы собственные имена трактуются в семантико-денотативном плане, с помощью понятий типа «единичная идея», «единичный признак», «совокупность единичных признаков», «единичный (индивидуальный) концепт», «единичный объект». Семантика онимов противопоставляется семантике апеллятивов в логической оппозиции «единичное – общее». Это дат основание утверждать, что онимы обладают референциальным значением, а апеллятивы – денотативным, поскольку последние соотносятся с некоторой совокупностью однородных предметов. Н. Ф. Алефиренко, однако, считает, что такое решение вопроса о природе ономастической семантики вступает в противоречие по крайней мере с двумя семасиологическими аксиомами: а) «всякое слово обобщает», что в речемыслительной парадигме предполагает наличие в языковой семантике любого типа доминантности общего (обобщающего) над единичным, и б) «значение», «обозначение» и «употребление», хотя и взаимосвязанные понятия, тождественными не являются [Алефиренко 2005: 203]. Из этого следует, что семантическая парадигма собственного имени состоит из референтного и денотативного компонентов. Взаимосвязь этих двух компонентов в семантике онима проявляется в том, что оним обозначает отдельный объект, принадлежащий к определнному классу предметов, индивидуально выделяемых из этого класса. Сам по себе этот тезис не вызывает никаких возражений. Однако возникает вопрос, который требует дополнительного собственно лингвистического осмысления: с помощью каких лингвистических механизмов осуществляется или по крайней мере фиксируется индивидуализация объекта, являющегося денотатом собственного имени? Возникают и другие довольно сложные вопросы: всегда ли онимы называют единичные объекты, в каком смысле (по отношению к какому классу) эти объекты являются единичными, какие языковые механизмы обеспечивают референцию собственного имени к «единичному объекту», являются ли эти механизмы семантическими, какие формальные признаки собственных имн обусловливают их приложимость к «единичным объектам» (относятся ли, например, собственные имена к именам singularia tantum)? [Руденко 1988: 56-57]. С помощью определения собственных имн как «индивидуальных (единичных) обозначений» трудно объяснить многочисленные в реальных языковых сообществах случаи совпадения имн у различных объектов, а также решить другие вопросы, особенно те, которые относятся к смысловой природе единичных имн.
Прежде всего, следует иметь в виду, что познание объекта как уникального, индивидуально неповторимого вызывает немало затруднений. В частности, его очень сложно достигнуть лишь через соотнесение с предметом тех или иных отдельных, тесно не связанных друг с другом признаков, которые были бы «единичными» по своему содержанию. Н. Ф. Алефиренко пишет: “Выделение в речемыслительном процессе уникальных отличительных признаков объекта обозначения возможно лишь через соотнесение их с системой признаков других однотипных объектов. Иными словами, индивидуализация названного онимом объекта немыслима без одновременного противопоставления его другим объектам того же класса. Поэтому в семантике онима фиксируется и тот индивидуальный признак, которым данный объект именования выделяется из совокупности других однотипных объектов (референтное значение онима), и тот групповой признак, по которому этот объект относится к соответствующему классу объектов” [Алефиренко 2005: 204]. Ср.: der Rhein, der Main, die Weser, die Elbe. Референтное значение каждого немецкого гидронима – это конкретная река в Германии; денотативное значение – «река», т. е. общий (обобщающий) признак всех трх объектов. Оба типа ономастического значения представляют диалектическую связь отдельного и общего, конкретного и абстрактного.
Полносложные топонимы
Неужели мы наблюдаем возврат к атомической концепции прошлого? Разумеется, это не так. Хотя при поверхностном взгляде на эту проблему создатся впечатление кругооборота научной мысли – от атомического истолкования языка к его системному осмыслению, а затем, уже в наше время, возврат к лингвистическому атомизму, навеянному, возможно, современными достижениями в области нанотехнологий. Можно согласиться с мнением Р. А. Будагова о том, что любой естественный язык, сохраняя свой системный характер, вместе с тем по самой своей природе не сводится и не может сводиться к сумме различных схем, будто бы определяющих его сущность и особенности его функционирования [Будагов 1978: 3]. Надо полагать, что при анализе языковых систем никак не удатся избежать редких, маргинальных языковых явлений. Но это не должно препятствовать рассмотрению исследуемого объекта как системы и структуры.
Нисколько не претендуя на широкое освещение множества возникающих здесь вопросов и окончательность выводов, в последующих строках хочется выяснить, как изменится наш взгляд на онимическую систему языка, если мы при этом будем исходить в наших рассуждениях из общей дефиниции термина система, принятого в общей теории системных исследований. Наша задача состоит в том, чтобы построить частное системно-структурное исследование, исходя из общих принципов и правил системного анализа. Иными словами, задача заключается в том, чтобы построить знание о предмете своего изучения, описать этот предмет в некоторой знаковой форме.
Если вернуться к Соссюру (или осторожнее будет сказать, к автору «Курса» в его напечатанном виде, за который в значительной мере несут ответственность редакторы), то проблема системы непосредственно связана с его излюбленной формулой о том, что «в языке нет ничего кроме различий». Однако, решительно обосновав категорию различия, Соссюр сразу же вводил оговорку, что такое негативное определение действенно лишь для каждой из сторон знака, взятых в отдельности, а знак в целом выступает как нечто положительное.
Рассматривая теорию Соссюра в свете современной лингвистики, учные не раз отмечали, что дифференциация в теории Соссюра стала принципом системы, а в дальнейшем сыграла главную роль при формировании структурализма. Н. А. Слюсарева подчркивает, что Соссюр не пренебрегал проблемой тождества, как это многим казалось, но она осталась у него на втором плане, так как важнее было подчеркнуть новизну рассмотрения отличительных черт языковых единиц, т. е. их реляционные свойства [Слюсарева 1975: 71]. Однако в последующем развитии науки о языке данное положение послужило своеобразным лозунгом для провозглашения ещ одного не менее известного лозунга, сформулированного Л. Ельмслевым: “Признание того факта, что целое состоит не из вещей, но из отношений и что не субстанция, но только е внутренние и внешние отношения имеют научное существование, конечно, не является новым в науке, но может оказаться новым в лингвистике” [Там же].
То, что Соссюр, поставив на первое место различие, т. е. дистинктивные черты единиц, не забывал и о тождестве как основе определения различий, видно из многих его рассуждений и, прежде всего, из того, что «весь лингвистический механизм вращается исключительно вокруг тождества и различий, причм эти последние – только оборотная сторона первых» [Соссюр 1977].
Системное рассмотрение языка сопряжено, однако, с целым рядом негативных моментов, которые не могли не сказаться на результатах, полученных сторонниками этого учения. М. М. Маковский пишет: “Дело в том, что типичное для Соссюра и его последователей понимание системы языка как упорядоченного множества элементов, где „tout se tient и где вс основано на различиях, таит в себе опасность идеализации исследуемого объекта, которая, как показала практика, неизменно ведт к искусственным или априорным (как в глоссематике) построениям, во многом упрощающим (или, наоборот, усложняющим) и искажающим те процессы, которые реально существуют в языке. Языковые системы являются неотъемлемой частью языка, они не существуют в вакууме и не являются универсальными абстракциями, пригодными для любых языковых образований в любое время их существования. В самом деле, не все звенья языка в равной мере системны и подвержены действию всех возможных или одних и тех же системных (как, впрочем, и несистемных) закономерностей; сама природа, специфика и принципы системности на различных участках языкового континуума и в разные периоды его существования неодинаковы: об этом говорит тот факт, что одни и те же процессы в языке нередко дают разные результаты, а одинаковые результаты получаются в итоге различных процессов” [Маковский 1980: 7].
Л. Р. Зиндер пишет: “Если не стремиться дать строгую и непротиворечивую дефиницию понятия системы, то можно сказать, что основной смысл его состоит в том, что система это не просто сумма составляющих е элементов, а что эти элементы взаимосвязаны между собой и группируются определнным образом, создавая целостность системы. Когда мы говорим специально о языковой системе, мы должны помнить, что она представляет собой динамичное, нежсткое, сложное образование, состоящее из нескольких подсистем, коррелирующих между собой. Языковая система это целостная структура; вс, что имеет место в одной е части, отражается и в других частях” [Зиндер 1989: 5].
Типы реконструкции славянских топонимов
Полносложными топонимами являются соединения, первый компонент которых имеет форму основы слова, например, гидронимы: Fischbach, Waldsee; ойконимы: Waldheim, Knigstein, Krummbach, Altdorf.
В сложных топонимах основным словом может являться как имя нарицательное, так и имя собственное. В зависимости от принадлежности основного слова к апеллятивной или онимической лексике мы выделяем следующие словообразовательные модели немецких топонимов: модель 1: глагольная основа + существительное (имя нарицательное): Betebur (др.-в.-нем. ptabur), Bedbur (район Клеве), ВеЪег (р-н Шпринге), Plappergasse, Schneidemhl, Schmelzhtte [Bach 1953: 142]; модель 2: прилагательное + существительное (имя нарицательное): ойк. Altheim, Hochheim, Neustadt, Grnstadt, гидр. Lauterbach, Altbach, Tiefbach, op. Schwarzwald, микротоп. Bitterfeld, Braunlage, оз. Grosee, Dmmersee (вест.-фал. dummeng сырой, влажный ), хор. Dithmarschen, XIII в. - Detmerschen, 1059 г. hiethmaresca из др.-сакс. Mad большой и др.-сакс. maresca болото [Berger \99Ъ:1%-19\А1тагк, модель 3: существительное (имя нарицательное) + существительное (имя нарицательное): ойк. Aham (р-н Ландсхут), 1136 г. - Aheheim из ahe вода, река и ср.-в.-нем. heim дом [Reitzenstein 2006: 9], Bergheim (Верхняя Бавария), 1214 г. - Berckheim из Ъгс гора и ср.-в.-нем. heim дом [Там же: 38], Radefeld (р-н
Делич), 1349 г. - Radefelt, Rodevelt из ср.-нем. rod раскорчёванная для пашни земля и ср.-в.-нем. velt поле [Eichler 1958: 206]; op. Erzgebirge (рус. Рудные горы, чешек. Krune gory), Eschweiler, Feldberg (высочайшая вершина Шварцвальда, Feld поле + Berg гора ), Fwhtelgebirge {Fichtel еловая роща + Gebirge горы ), Forchheim, гидр. Eberbach {Eber кабан + Bach речка ), Erdbach, Bogenbach, оз. Feldsee, Holzsee, зал. Salzhaff, хор. Bergstrafie, кан. Mittellandkanal, пелаг. Nordsee, Ostsee; модель 4: имя личное (полная форма) + существительное (имя нарицательное): ойк. Einseltheim (Верхний Рейн), VIII в. - Enseltheim (антропоним приведён Фёрстеманном) [Bach 1953: 143], Widdern (Неккарзульм), 775 г. - Witterheim от антроп. Withari [Там же], Sarzbttel (р-н Дитмаршен), 1447 г. - Sertzebuttel, вероятно, от антроп. Serte к полной форме Sigihart [Casemir 1997: 189]; модель 5: имя личное (краткая форма) + существительное (имя нарицательное): мужские антроп. Bodogast, Salegast, Widogast, упоминаемые в сборнике обычного права салических франков (Lex Salica), являются компонентами полносложных топонимов Bodochem, Salechem и Widochem [Bach 1953: 143], ойк. Dudweiler (Сарланд), 1316 г. - Dudewilre, 1542 г. -Dudweiller [Berger 1993: 82], урбанонимы Annastrafie, Augusta-Alle; модель 6: фамильное имя + существительное (имя нарицательное): Plapphof (Нойхюттен) принадлежал в 1605 г. хозяину Michael Blap [Там же: 144]; современная городская топонимия: Borsigwalde, Rntgental, Goethe-strafie, Bismarckring, Friedrwh-Ebert-Anlage, Theodor-Heuss-Strafie, Fritz-Lffler-Strafie, Neandertal; модель 7: гидроним + существительное (имя нарицательное): Dsseldorf, 1159 г. - Dusseldorp деревня на р. Дуссель [Berger 1993: %S\, Ahrweiler, 893 г. -Arwilre подворье на р. Ар [Там же: 32], Abensberg, губ. Peene-Strom, кан. Allerkanal, Finowkanal, Trebelkanal, Rhinkanal, оз. Ammersee, Tollensesee, Trebelsee, источ. Lahnquelle, Rhumquelle, Siegquelle, зал. Jadebusen, Oderhaff, Oderbucht, вдп. Bode/all, Rhemfall; исторические округа (Gaunamen): Albegowe (8, Alb, Albe), Emisgowe (9, Ems), Ambrachgowe (8, Ammer), Angilacgowe (8, Angel), Argungowe (8, Argen), Dubragowi (8, Tauber), Mosalgowe (8, Mosel), Nekkargawe (8, Neckar), Salagewi (8, Saale), Rinahgawe (8, Rhein) [Frstemann 1863: 135]; модель 8: ойконим + существительное (имя нарицательное): исторические округа: 1007 г. - Salzburcgowi {Salzburg 798 г. - Salzburc), 832 г. - Augustgowe {Augsburg VIII в. - Augustburg Augusta Vindelicorum), 744 г. Zurichgawia {Zrich 873 г. - Zurich Turicum), Wormazfeld {Worms лат. Wormatia), XI в. - Colmgowe {Kln Coloma) [Bach 1953: 144]; названия населнных мест: Reutlingendorf, Sigmaringendorf, Ettenheimmnster, Ettenheimweilwer; названия водомов: оз. Wardersee { ойк. Warder), бухт. Wismarbucht; модель 9: ороним + существительное (имя нарицательное): Brockenfeld, Schwarzwaldkreis и др.
Топонимы, основным словом которых является собственное имя, на которое обычно приходится ударение, были созданы в относительно недавнее время с целью дифференциации географических объектов: модель 1: прилагательное + имя собственное: ойк. Alt-, Neubreisach, Altgandersheim, Altwildungen, Niederwildungen, Klemvollstedt, Neubrandenburg, Neuruppin, Neuwid, Wiedemar (ранее Grofi- и Klein-Wiedemar (р-н Делич), 1272 г. - in villa Wedemar [Eichler 1958: 123], Ltzelkoblenz (городской район Кобленца), 1070 г. - minor Confluentia к др.-в.-нем. luzzil „маленький [Deutsche Namenkunde 1970: 696]; зал. Unterwarnow; модель 2: существительное (имя нарицательное) + имя собственное: ойк. Markgrnmgen (Баден-Вюртемберг), 1090 г. - Grunmgen [Berger 1993: 180], гидр. Fichtelnaab, Waldnaab, Waldbrlbach, Ostpeene; модель 3: антропоним + имя собственное: ойк. Benediktbeuren, Peterfekking, Maria-Zell, Marialinden, Walternienburg; модель 4: гидроним + имя собственное: ойк. Rheindrkheim, Donaueschingen, Neckarwestheim, Tauberbischofsheim, Mainstockheim, Moselwei, Neckarsulm (Баден-Вюртемберг), 1322 г. – Neckersulmen от гидр. Sulm; модель 5: этноним + имя собственное: ойк. Friesoythe (у Клоппенбурга, 948 г. – Oete, 1000 – Odi, Oidi, Ogitdi), Schwabmnchingen (ок. Аугсбурга, IX в. – Mandichinga), Schwabmhlhausen, Schwabniederkofen, Bayermnchingen [Bach 1953: 145-146] и др.