Содержание к диссертации
Введение
Теоретические основы анализа дискурса человека сомневающегося 14
1.1 Изучение категории сомнения в современной науке 14
1.2 Современные подходы к исследованию дискурса .20
1.3 Прототипическая ситуация сомнения и её реализация в языке
1.3.1 Основные положения теории прототипов .26
1.3.2 Прототипическая ситуация сомнения 29
1.3.3 Прототипическая конструкция для выражения сомнения 35
1.3.4 Отклонения от прототипической конструкции для выражения сомнения 40
1.4 Человек сомневающийся в канонической и неканонической коммуникативных ситуациях .45
Выводы по главе 1 .49
Глава 2 Дискурс человека сомневающегося в канонической коммуникативной ситуации 51
2.1 Анализ речевого акта экспликации сомнения .51
2.1.1 Ключевые положения теории речевых актов 51
2.1.2 Место речевого акта экспликации сомнения в ряду других речевых актов 54
2.1.3 Структурные составляющие речевого акта экспликации сомнения 57
2.1.4 Языковые средства реализации иллокутивной цели экспликации сомнения .59
2.1.4.1 Перформативное высказывание I doubt +(that) clause 59
2.1.4.2 Лексические средства выражения иллокутивной цели экспликации сомнения 62
2.1.4.3 Синтаксические средства выражения иллокутивной цели экспликации сомнения 63
2.2 Понимание иллокутивной цели высказывания как основа деления речевых актов на прямые и косвенные 68
2.2.1 Реализация иллокутивной цели в стимулирующем и ответном речевых актах экспликации сомнения 71
2.2.2 Реализация речевым актом экспликации сомнения прямой иллокутивной цели .74
2.2.3 Реализация речевым актом экспликации сомнения косвенной иллокутивной цели 78
2.3 Выражение иллокутивной цели речевого акта как способ реализации речевой стратегии 84
2.3.1 Соотношение понятий «речевая стратегия» – «речевой акт» – «иллокутивная цель» 84
2.3.2 Типология речевых стратегий в бытовом дискурсе 86
2.3.3 Роль иллокутивной цели экспликации сомнения в реализации речевых стратегий 89
2.4 Невербальное выражение сомнения .95
2.5 Перлокутивный эффект речевого акта экспликации сомнения 102
Выводы по главе 2 110
Глава 3 Репрезентация дискурса человека сомневающегося в неканонической коммуникативной ситуации 113
3.1 Языковая репрезентация признаков эпистемического состояния сомнения .113
3.2 Концептуализация состояния сомнения посредством когнитивной метафоры 118
3.2.1 Антропоморфная метафорическая модель 121
3.2.2 Фитоморфная метафорическая модель 122
3.2.3 Сенсорная метафорическая модель 123
3.2.4 Натурморфная метафорическая модель 126
3.2.5 Пространственная метафорическая модель 128
3.3 Модусы репрезентации дискурса человека сомневающегося в неканонической коммуникативной ситуации 130
3.3.1 Репрезентация дискурса человека сомневающегося через Я-модусную рамку 132
3.3.2 Репрезентация дискурса человека сомневающегося через не-Я модусную рамку 137
Выводы по главе 3 141
Заключение .143
Список использованной литературы 146
Список словарей и справочных изданий .168
Список публикаций всемирной сети интернет 169
Список источников примеров
- Прототипическая ситуация сомнения и её реализация в языке
- Структурные составляющие речевого акта экспликации сомнения
- Выражение иллокутивной цели речевого акта как способ реализации речевой стратегии
- Модусы репрезентации дискурса человека сомневающегося в неканонической коммуникативной ситуации
Введение к работе
Актуальность работы обусловлена, во-первых, доминированием
антропоцентрического подхода в лингвистике и неисчерпаемостью проблем,
связанных с изучением закономерностей человеческой когниции, что объясняет
востребованность разносторонних исследований персонального дискурса;
во-вторых, интересом ученых к коммуникативно-прагматическому анализу
общения, что способствует изучению языковых средств в их реальном
функционировании в конкретных ситуациях общения; в-третьих, проведением
исследования в рамках когнитивно-дискурсивной парадигмы, сущность которой
состоит в синтезе когнитивно-ориентированного и коммуникативно-
ориентированного анализа, что позволяет рассматривать языковые явления на стыке сознания и коммуникации; в-четвертых, междисциплинарным характером работы, которая выполнена на стыке разных наук: прагмалингвистики, структурной лингвистики, когнитивной лингвистики, философии и психологии, что отвечает сложной природе дискурса.
Объектом исследования является англоязычный дискурс человека сомневающегося как тип персонального дискурса в когнитивно-дискурсивном измерении.
Предметом данной диссертационной работы выступают закономерности производства дискурса человека сомневающегося и дискурс реагирования на сомнение собеседника, что предполагает когнитивное моделирование состояния сомнения и изучение восприятия и интерпретации данного типа персонального дискурса.
Рабочая гипотеза исследования строится на предположении о том, что при экспликации сомнения в речи человек выражает как свое ментальное
состояние, так и другие смыслы, которые могут быть актуализированы при помощи языковых средств экспликации сомнения.
Целью работы является когнитивно-дискурсивная характеристика человека сомневающегося, которая предполагает выявление и описание всего комплекса специфических черт, характеризующих коммуникацию в ситуации сомнения.
В соответствии с указанным кругом проблем и общей целью исследования в диссертации ставятся следующие задачи:
1) определить концептуальный аппарат, применяемый при анализе
дискурса человека сомневающегося;
2) выявить признаки прототипической ситуации сомнения и
прототипическую конструкцию для её выражения в современном английском
языке;
3) определить место речевого акта экспликации сомнения среди других
речевых актов и выявить его основные характеристики;
4) проанализировать невербальные средства выражение сомнения;
5) рассмотреть метафорические средства репрезентации состояния
сомнения;
6) систематизировать языковые средства, используемые для репрезентации
дискурса человека сомневающегося через Я-модусную и не-Я модусную рамки.
Методы исследования определяются многогранностью рассматриваемой проблематики. Для решения поставленных задач используются общенаучные методы анализа (обобщения, систематизации, классификации, анализа, синтеза материала) и лингвистические методы: метод анализа словарных дефиниций; метод сплошной выборки фрагментов дискурса; прагмасемантический метод анализа речевых актов; метод интерпретации дискурса, нацеленный на определение тактических и стратегических задач коммуникантов; метод метафорического и метонимического моделирования.
Теоретическую базу исследования образуют труды отечественных и
зарубежных учёных, разрабатывающих вопросы теории дискурса
(Н.Д. Арутюнова, В.И. Карасик, Е.С. Кубрякова, М.Л. Макаров,
С.Н. Плотникова, Т. ван Дейк, М. Фуко, М. Stubbs и др.), когнитивной лингвистики (Н.Н. Болдырев, В.И. Карасик, Е.С. Кубрякова, R.W. Langacker и др.), теории прототипов (В.З. Демьянков, T. Givon, G. Lakoff и др.), теории когнитивной грамматики (Л.М. Ковалёва, Т.И. Семёнова, Ш. Балли,), теории речевых актов (З. Вендлер, J. Austin, J. Searle, D. Wunderlich, и др.), теории речевого общения (P. Grice, G. Leech и др.), концептуальной метафоры и метонимии (Н.Д. Арутюнова, М.В. Пименова, В.И. Шаховский Z. Kovecses, G. Lakoff, R.W. Langacker и др.).
Методологической основой исследования являются принципы
современной лингвистической науки: 1) антропоцентризм, предполагающий изучение языка с точки зрения человеческой деятельности; 2) функционализм, заключающийся в изучении языка как важнейшего средства общения; 3) экспансионизм, проявляющийся в привлечении данных других наук –
философии, психологии, культурологии и др.; 4) экспланаторность и интерпретационизм, подчёркивающие стремление исследователя не только описать факты языка, но и найти им объяснение.
Материалом для исследования послужили данные толковых,
энциклопедических словарей, словарей синонимов, примеры, извлеченные из текстов художественных произведений современных англоязычных авторов, а также из корпусов английского языка (Corpus Of Contemporary American English; British National Corpus). Общий объем проанализированного материала составил более 3000 примеров. 1620 примеров представляют собой коммуникативные ситуации сомнения, в которых данное состояние выражается вербально и невербально, а 1400 примеров – репрезентацию человека сомневающегося.
Основные положения, выносимые на защиту:
1. Прототипическая ситуация сомнения характеризуется следующими
признаками: субъект мыслительной деятельности, ментальный объект, состояние
сомнения субъекта, выражающее его отношение к объекту, и причина сомнения.
Прототипической формой выражения сомнения является конструкция I doubt
(that) + Indefinite / Perfect Tenses.
2. В канонической коммуникативной ситуации дискурс человека
сомневающегося реализуется конкретной дискурсивной личностью посредством
выражения сомнения в стимулирующих или ответных речевых актах и/или
жестах (телодвижениях).
-
Экспликация сомнения осуществляется при помощи ассертивного речевого акта. В зависимости от контекста и от функции в минимальном диалоге, речевой акт экспликации сомнения выражает прямую или косвенную иллокутивные цели, которые, в свою очередь, способствуют реализации речевых стратегий: утешения, поддержания дружбы, завоевания симпатии к себе и убеждения.
-
Дискурс реагирования представлен речевыми актами, в которых вербально выражается понимание адресатом сомнения собеседника, а также речевыми актами согласия/несогласия и совета.
-
Физиологическое проявление сомнения может интерпретироваться как дискурс человека сомневающегося, так как симптомы сомнения метонимически обозначают само состояние. На основе внешних проявлений сомнения выделяются следующие метонимические модели: мимическая, пантомимическая, голосовая и дыхательная.
6. Состояние сомнения концептуализируется когнитивными метафорами
СОМНЕНИЕ – ЧЕЛОВЕК, СОМНЕНИЕ – ВРАГ, СОМНЕНИЕ – РАСТЕНИЕ,
СОМНЕНИЕ – ХОЛОД, СОМНЕНИЕ – ЛЁД, СОМНЕНИЕ – ТЯЖЕСТЬ,
СОМНЕНИЕ – БОЛЬ, СОМНЕНИЕ – ТЬМА, СОМНЕНИЕ – ЖИДКОСТЬ,
СОМНЕНИЕ – ПЛАМЯ, СОМНЕНИЕ – ТУМАН, СОМНЕНИЕ –
ВМЕСТИЛИЩЕ, СОМНЕНИЕ – СУБСТАНЦИЯ.
7. В неканонической коммуникативной ситуации репрезентация дискурса
человека сомневающегося происходит при помощи Я-модусной
и не-Я-модусной рамок. Совпадение субъекта сомневающегося и субъекта
высказывания актуализируется в Я-модусной рамке, а их несовпадение – в не-Я модусной рамке при помощи определенных синтаксических конструкций.
Научная новизна настоящей диссертационной работы заключается в том,
что дискурс человека сомневающегося в современном английском языке
впервые выделяется в качестве самостоятельного объекта функционально-
прагматического исследования, в ходе которого нами определены структурно-
семантические параметры исследуемого дискурса; установлены типы
инициированного им дискурса реагирования; систематизированы языковые
средства репрезентации данного дискурса; проанализированы невербальные
средства выражения сомнения.
Теоретическая значимость предпринятого исследования заключается в его вкладе в теорию дискурса, теорию речевых актов, а также в дальнейшую разработку теории внутренних состояний и их оценки с когнитивно-дискурсивных позиций. Уточняется теоретическое представление о дискурсе как о вербальном или невербальном, письменном или устном, законченном или фрагментарном сообщении.
Практическая значимость работы состоит в том, что полученные
результаты могут быть использованы в лекционных курсах по языкознанию,
лексикологии, философии языка и при разработке спецкурсов по когнитивной
лингвистике, коммуникативной лингвистике, прагмалингвистике,
дискурсивному анализу, теории речевых актов, а также при подготовке текстов речей в переговорной практике, для публичных выступлений и сообщений СМИ с целью планирования стратегического «мягкого», некатегоричного речевого воздействия на адресатов. Материалы и выводы проведённого исследования могут найти применение в научно-исследовательской работе студентов, магистрантов и аспирантов.
Достоверность и научная обоснованность теоретических и практических
результатов обеспечивается комплексным характером исследования,
многообразием применяемых методов, соответствующих цели и задачам исследования, и достаточным объёмом проанализированного материала (3000 фрагментов дискурса).
Апробация диссертации. Основные результаты исследования
обсуждались на заседаниях кафедры иностранных языков Амурского
государственного университета (2012-2014 гг.). По теме диссертации сделаны
доклады на региональной конференции молодых ученых (Иркутск, ИГЛУ,
2013 г.), XIV, XV региональных научно-практических конференциях «Молодежь
XXI века: шаг в будущее» (Благовещенск, 2013, 2014 гг.), международной
научно-методической конференции «Иностранные языки в процессе
модернизации современного образовательного пространства» (Благовещенск, БГПУ, 2013 г.), VI, VII международных научно-практических конференциях «Современные проблемы взаимодействия языков и культур» (Благовещенск, АмГУ, 2012, 2014).
Полнота изложения материалов диссертации в публикациях. Основные результаты проведенного исследования отражены в 14 публикациях
общим объемом 3,8 п.л., из которых 7 размещены в ведущих научных рецензируемых изданиях, рекомендованных ВАК Минобрнауки РФ, что подтверждает достаточную степень апробации исследования.
Структура диссертации. Диссертационное исследование состоит из введения, трех глав, заключения, списка использованной литературы, списка словарей и справочных изданий, списка публикаций всемирной сети интернет, списка источников примеров и трех приложений. Объем работы составляет 182 страницы печатного текста.
Прототипическая ситуация сомнения и её реализация в языке
На сегодняшний день сомнение является объектом исследования в философии, психологии и языкознании. Междисциплинарный подход способствует всестороннему изучению данного явления.
Для того, чтобы понять природу сомнения, мы проанализировали основные положения современных философских и психологических исследований. Сомнение является объектом исследования в философии, а именно в теории познания и социальной философии. Ещё философы Древней Греции и Древнего Рима применяли сомнение в качестве метода познания. За последние двадцать лет появилось значительное количество философских работ, посвященных разным аспектам сомнения (Мальцева 1998; Микешина 2002; Дмитриев 2003; Соломинцева 2003; Ходыкин 2005; Шакиров 2008; Злобина 2009). В отечественной философии категории сомнения уделялось мало внимания. Это можно объяснить тем, что «наше общество развивалось в эпоху однопартийной системы и результаты научных исследований, касающиеся социальных аспектов сомнения, не могли быть опубликованы по идеологическим причинам» (Соломинцева 2003, 3).
На сегодняшний день в философии сомнение понимается как ситуация «мыслительного процесса выбора того или иного суждения для принятия его в качестве собственного мнения или состояние, когда человек не может сделать выбор между двумя противоречивыми мнениями» (Мальцева 1998, 15). По природе сомнение субъективно, так как является формой «существования личностного смысла в знании, фиксирующей момент соотнесения познавательной реальности с человеческим миром ценностей и ожиданий» (Там же). В большей или меньшей степени сомнение сопровождает человека всю жизнь. Для психически здорового человека испытывать сомнение – нормально. О.В. Соломинцева объясняет это тем, что «сомнение представляет собой обязательный момент самостоятельной, осмысленной позиции в области мировоззрения» (Соломинцева 2003, 48).
Состояние сомнения может сказаться как положительно, так и отрицательно на человеке и его деятельности, поэтому философы выделяют конструктивное и деструктивное сомнение (Там же, 49-53). Если сомнение способствует поиску истины, нахождению правильного решения проблемы, заставляет остановиться и подумать, прежде чем совершить что-либо, то можно говорить о конструктивном сомнении. Деструктивное сомнение имеет место тогда, когда человек, уже всё обдумав, не может принять решение и ещё долгое время пребывает в состоянии нерешительности. Иными словами, оно блокирует интенции и побуждает отказаться от действий.
Из вышеизложенного следует, что в философии исследователи рассматривают сомнение как интеллектуальную деятельность.
В психологии сомнение рассматривается как психическое состояние. По определению Н.Д. Левитова, психическое состояние – это «целостная характеристика психической деятельности за определенный период времени, показывающая своеобразие протекания психических процессов в зависимости от отражаемых предметов и явлений действительности, предшествующего состояния и психических свойств личности» (Левитов 2001, 44). Будучи психическим состоянием, сомнение «выступает … как субъективное отношение к отражаемому явлению и как механизм оценки отражаемой действительности» (Куликов 2001, 9). Для многих психических состояний характерна эмоциональная составляющая (Там же, 23-26). Состояние сомнения не является исключением. Даже исследователи-философы характеризуют сомнение как «состояние беспокойства и неудовлетворенности, заставляющее действовать с целью его устранения, порождающее желание перейти к состоянию верования – спокойного и удовлетворенного» (Микешина 2002, 285).
Следуя традициям философов и психологов, И.Г. Никольская предлагает рассматривать состояние сомнение не только как результат интеллектуальной деятельности, но и как психо-эмоциональное состояние (Никольская 2009). Исследователь считает сомнение эмотивно-интеллектуальным состоянием. Это интеллектуальное состояние в философском понимании, окрашенное отрицательными эмоциями в период его переживания человеком. Для того, чтобы четко определить, является сомнение интеллектуальным или эмотивно-интеллектуальным состоянием, мы обратились к толковым (БТСРЯ 2000; РСС 2003; БТСРС 2005), философским (Кондаков 2012; КФЭ 2009; ФЭС 2004) и психологическим словарям (Берлов 2001; Немов 2007 и др.).
В «Большом толковом словаре русских существительных» под редакцией Л.Г. Бабенко термин «сомнение» рассматривается в двух разделах: VI. Интеллект и VII. Эмоции (БТСРС 2005): сомнение, сомненье – 6.4 Существительные, обозначающие интеллектуальную деятельность. Интеллектуальный процесс, связанный с познанием действительности и характеризующийся отсутствием уверенности в истинности, возможности чего-л., отсутствием твердой веры в кого-, что- либо; син. неуверенность; Интеллектуальный процесс, связанный с познанием действительности и наличием затруднений, недоумений, неясности при разрешении какого-либо вопроса (БТСРС 2005, 160); 7.1. Существительные, обозначающие эмоциональное состояние. Состояние душевного разлада, опасения, подозрений, колебаний, мысль о возможном несоответствии чего-либо действительности. Состояние неуверенности в истинности, возможности чего-либо, отсутствие твердой веры в кого-, что-либо. Состояние неуверенности, недоумения в ходе какой-либо работы, при разрешении какого-либо вопроса; неясность, спорность, колебание (БТСРС 2005, 193). Обратимся ещё к нескольким определениям термина «сомнение»: сомнение – 2. затруднение, колебания мысли, поиск ответа (РСС, Т. 3 2003, 224); 2. затруднение, неясность, возникающие при разрешении какого-либо вопроса (БТСРЯ 2000); состояние неуверенности, душевного разлада; отсутствие твердой веры в кого-, что-либо (Горбачевич 2007, 438).
Обобщив данные словарей, мы можем заключить, что сомнение всегда имеет ментальную (интеллектуальный процесс, колебания мысли) природу и является интеллектуальным состоянием. Если в определенной ситуации человек испытывает неприятные ощущения от пребывания в сомнении, то можно говорить о его эмоциональной составляющей (состояние неуверенности, душевный разлад), и в этом случае сомнение является эмоционально-интеллектуальным состоянием.
При анализе дефиниций лексемы «сомнение» мы обратили внимание на тот факт, что в словарях «сомнение» часто определяется через «неуверенность» и наоборот. Отсылочные определения (то же, что..., см.) говорят о том, что во многих случаях исследователи рассматривают лексемы «сомнение» и «неуверенность» как синонимы.
Ю.Д. Апресян определяет синонимы как «лексемы, толкования которых, доведенные до уровня семантических примитивов, имеют такую общую часть, которая либо больше их суммарных различий (если рассматриваются две лексемы), либо не меньше, чем их суммарные различия (если рассматриваются три и более лексемы)» (Апресян 2003, 216). Исследователь выделяет синонимы точные (значения слов полностью совпадают) и неточные (или квазисинонимы, у которых совпадает бльшая часть значений) (Апресян 1995, 218).
Структурные составляющие речевого акта экспликации сомнения
В рамках предпринятого исследования мы рассматриваем дискурс человека сомневающегося в канонической (Lyons 1977) и его репрезентацию в неканонической коммуникативных ситуациях, с которыми соотносятся речевой и нарративный режимы.
Каноническая коммуникативная ситуация, которую также называют полноценной, или речевой, – это ситуация, отвечающая условиям: 1) единства коммуникантов – говорящий и слушающий присутствуют в контексте сообщения; 2) единства времени – одновременность произнесения и восприятия высказывания; 3) единства места – говорящий и слушающий имеют общее поле зрения (Там же, 259). Единство говорящего и слушающего формирует дейктический контекст, который строится вокруг здесь-и-сейчас говорящего. Дейктический контекст является, в этом отношении, эгоцентрическим (Lyons 1995, 333). В канонической речевой ситуации фактор говорящего обуславливает наличие языковых эгоцентрических элементов (Рассел 1997). Термин «эгоцентрические слова» применяется и к дейктическим элементам, и к показателям субъективной модальности, среди которых вводные слова, предложения с эксплицированной иллокутивной функцией, модальные слова и частицы, в семантику которых заложено присутствие говорящего (Падучева 1993). Речевому режиму противопоставлен нарративный режим. Т.И. Семёнова обращает внимание на то, что неканоническая коммуникативная ситуация «не связана непосредственно с речевой ситуацией, поскольку в ней отсутствует полноценный говорящий и синхронный адресат» (Семёнова 2007, 105). Нарративный режим относится к сфере действия языка художественной литературы, пересказа, повествования, который отличается от языка речевого плана. Отличие заключается не в нарушении языковых правил, а в их сдвиге в соответствии с изменением условий коммуникации. Возникающие при нарративном режиме допущения, касающиеся изменения функций языковых элементов, представляют собой норму языка повествования, своего рода условность, призванную компенсировать «неполноценность» речевой ситуации нарратива (Корчажкина 2005). В нарративе «встает вопрос о том, кто является заместителем говорящего, и какие языковые элементы сигнализируют его присутствие в коммуникации» (Семёнова 2007, 105). В неканонической коммуникативной ситуации заместителем говорящего может быть заместитель-персонаж и заместитель-повествователь (Падучева 1991). Противопоставление речевого и нарративного режимов связано с противопоставлением первичных и вторичных эгоцентриков. Первичные эгоцентрики допускают употребление только в речевом режиме, а вторичные, наряду с речевой, допускают синтаксическую и нарративную интерпретацию (Падучева 2001). В категорию вторичных эгоцентриков входят предикаты восприятия, предикаты внутреннего состояния, предикаты со значением сходства и подобия, показатели идентификации, неопределенные местоимения и наречия, слова с оценочным значением (Падучева 1996, 276-284).
В речевом и нарративном режимах осуществляются два вида общения, выделенные В.И. Карасиком, – бытовое и бытийное общение, которые являются разновидностями персонального дискурса (Карасик 2000). «Специфика бытового общения детально отражена в исследованиях разговорной речи. Бытовое общение является естественным исходным типом дискурса, органически усваиваемым с детства. Этот тип дискурса характеризуется спонтанностью, сильной ситуативной зависимостью, ярко выраженной субъективностью, нарушениями логики и структурной оформленности высказываний» (Там же). Бытийное общение носит развёрнутый характер, оно отражает внутренний мир говорящего. В нем используются все формы литературного языка. «Бытийное общение преимущественно монологично и представлено произведениями художественной литературы, философскими и психологическими интроспективными текстами» (Карасик 2002, 240).
Очевидно, что в канонической коммуникативной ситуации дискурс человека сомневающегося представляет собой бытовое общение. Адресант выражает сомнение с определенной целью: экспликация сомнения является либо следствием внутреннего состояния, либо средством актуализации иного значения. В речевом режиме сомневающийся говорящий производит дискурс посредством речевого акта экспликации сомнения, а также жестов, мимики, телодвижений, замещающих или сопровождающих вербальное выражение его внутреннего состояния.
Репрезентация дискурса человека сомневающегося в неканонической коммуникативной ситуации является бытийным общением. Повествование и описание сомнения персонажа помогают понять природу данного феномена, причины его возникновения, а также увидеть, как человек оценивает и концептуализирует сомнение. Взаимосвязь сомнения с другими эмоциями, интенсивность и длительность пребывания человека в данном состоянии актуализируются именно в нарративном режиме.
Исследование дискурса человека сомневающегося и его репрезентации проводилось на материале английских и американских художественных произведений 19-21 веков. В нашем исследовании мы принимаем точку зрения С.Н. Плотниковой о тождестве миметического персонажа и человека, следовательно – о тождестве естественной коммуникации и художественной коммуникации между миметическими персонажами. Согласно указанному автору, границы между миметическим персонажем и человеком размыты. Это объясняется близостью миров, в которых они обитают – вымышленный мир граничит с реальным. «Художественный мир находится в тех же пространственно-временных и географических координатах, что и реальный мир, в нем действуют те же социальные отношения … , повседневная жизнь в нем организована по нормам той же культуры, и люди в воссозданном мире общаются как живые» (Плотникова 2006). Исследователь делает вывод, что «используемые в такой художественной коммуникации языковые факты можно считать аутентичными и привлекать их для анализа естественного языка» (Там же).
Выражение иллокутивной цели речевого акта как способ реализации речевой стратегии
Исследование речевого акта экспликации сомнения входит в область частных проблем современной лингвистической прагматики, теоретико-методологическую базу которой составляет теория речевых актов. Основные положения данной теории были сформулированы английскими логиками и философами Дж. Остином, Дж. Серлем, Дж. Личем и др. во второй половине ХХ века.
Центральным понятием данной теории является речевой акт. Под речевым актом исследователи понимают «высказывание, порождаемое и произносимое с определенной целью и вынуждаемое определенным мотивом для совершения практического или ментального (как правило, адресованного) действия с помощью такого инструмента, как язык/речь» (Формановская 2002, 111). Предполагается, что речевой акт является минимальной единицей общения. Однако не все лингвисты разделяют эту точку зрения. Так, И.П. Сусов признает речевой акт элементарной единицей не общения, а сообщения, поскольку в речевом акте не отражается природа человеческого общения – обмен информацией. По мнению исследователя, в речевом акте передача информации совершается только в одном направлении (Сусов 2006). Противоположное мнение выражает Д. Вундерлих, который считает, что реализацию «речевых актов нельзя рассматривать как одностороннее движение между говорящим и слушающим; речевой акт приобретает значение для дальнейшего развития коммуникации, в том случае, если слушающий обращает на него определенное внимание (Wunderlich 1972, 22).
Мы разделяем точку зрения исследователей, которые полагают, что при определении речевого акта нужно рассматривать не изолированного говорящего и пассивного слушающего, а обе позиции на коммуникативной оси. В связи с этим, мы согласны с мнением Ш. Сафарова, который определяет речевой акт как «единицу взаимодействия интерактантов», подчеркивая его адресатонаправленность и ситуативно-дискурсивную зависимость (Сафаров 1991). Таким образом, речевой акт является элементарной единицей общения. Из определения следует, что речевой акт предполагает наличие адресанта и адресата. Адресант осуществляет речевой акт потому, что хочет выразить что-то, то есть он имеет определенную цель. Для того, чтобы сказанное было адекватно воспринято, он должен принимать в расчет адресата. Адресант и адресат выступают носителями определенных, согласованных между собой, социальных ролей или функций. Кроме того, в определении акцентируется тот факт, что речевой акт совершается в определенной, социально обусловленной, ситуации.
Модель речевого акта, предложенная Дж. Остином, отражает его суть как минимальной единицы общения. Данная модель, помимо говорения, учитывает цель речевого акта, его результат и адресата. Моделью речевого акта является трехуровневое образование: 1) локутивный акт – адресант выбирает языковые средства для осуществления речевого акта; 2) иллокутивный акт – адресант выражает определенную коммуникативную цель, задает ряд условий осуществления речевого акта; 3) перлокутивный акт – посредством говорения адресант производит изменения в сознании или поведении адресата (Austin 1962). Исследователи часто называют речевой акт иллокутивным. Сам Дж. Остин не дает точного определения иллокутивному акту. Используя это понятие, он только дает примеры иллокутивных актов, которые он подразделяет на вердиктивы, экспозитивы, экзерситивы, бехабитивы и комиссивы. Он попытался выявить различительные признаки иллокуции, которые в дальнейшем П.Ф. Стросон свёл к четырем положениям (Стросон 1986). В основных положениях говорится о том, что иллокутивный акт отличается от локутивного целенаправленностью, а от перлокутивного – конвенциональностью.
Основным параметром иллокутивного акта является иллокутивная цель – смысл или цель конкретного высказывания (Сёрль 1986б). З. Вендлер рассматривает иллокутивную цель как «ментальный акт, совершения которого добивается от слушателя говорящий, или ментальное состояние, в которое говорящий намерен привести слушающего» (Вендлер 1985, 243). Иными словами, иллокутивную цель следует понимать как конкретный тип речевого воздействия, которое говорящий намерен осуществить. Иллокутивная цель является базой иллокутивной силы. По П.Ф. Стросону, «иллокутивная сила высказывания – это то, что, согласно намерению, должно быть понято» (Стросон 1986, 149).
Значение речевого акта не сводится к значению входящего в него пропозиционального содержания. Одна и та же пропозиция способна входить в разные речевые акты. Понимание речевого акта предполагает правильную интерпретацию его иллокутивной силы. Так, Дж. Сёрль указывает, что с семантической точки зрения предложение имеет две части и содержит пропозициональный показатель «Р» и показатель иллокутивной силы «F». По показателю иллокутивной силы «F» можно определить, как следует воспринимать данную пропозицию, или какую иллокутивную функцию имеет данное высказывание (Сёрль 1986а).
Модусы репрезентации дискурса человека сомневающегося в неканонической коммуникативной ситуации
Паралингвистические средства играют основополагающую роль для определения эмоционального или ментального состояния партнёра по коммуникации (Лютова 2011, 143). Проанализировав специфику знания о внутреннем состоянии другого человека, Дж. Остин особое внимание уделяет личному опыту переживания эмоций и чувств и указывает на наличие «общей модели», которая позволяет говорить, что «мы знаем», что чувствует другой человек (Austin 1979). «Общая модель» понимается как «умение прочитывать семиотически значимые движения человеческого тела» (Семёнова 2007, 138).
Ситуация сомнения, характеризуемая параметрами «здесь-и-сейчас», достаточно часто сопровождается невербальными компонентами общения. Собеседники видят и слышат друг друга, поэтому одни невербальные компоненты ориентированы на восприятие зрительное (взгляд, мимика, жесты), другие – слуховое (интонация, темп и др.) (Формановская 2002). «Зрение и слух являются двумя основными источниками получения человеком информации и знаний об окружающем мире» (Беляевкая 2014, 15).
Жесты, мимика, голос, выражающие внутреннее состояние человека, двойственны по своей природе: они являются частью самого переживания и одновременно его внешним проявлением, являющимся знаком (Степанов 1971, 8). В настоящий момент исследователи придерживаются точки зрения, что «отношение естественной смежности, вовлеченности в одну ситуацию двух представлений лежит в основе концептуальной метонимии, поэтому мотивированность означающего означаемым в знаках-индексах можно охарактеризовать как метонимическую» (Семёнова 2007, 145). Из этого следует, что связь между внутренним состоянием (означаемое) и его проявлением (означающее) является метонимической. Метонимия активно используется в персональном и институциональных типах дискурса. Такая популярность метонимии обусловлена, прежде всего, ее компрессионной функцией: она делает коммуникацию быстрой, четкой и легко воспринимаемой, но, в то же время, сохраняет семантику всего высказывания (Колтышева 2014, 1216).
Метонимический принцип, сформулированный Дж. Лакоффом и М. Джонсоном, гласит «Поведение – это эмоция». Авторы считают, что лингвистическая функция метонимии заключается в косвенной референции, при которой одна сущность выступает вместо другой. При этом исследователи признают, что метонимия является не только языковым явлением, она функционирует в концептуальной системе людей в виде устойчивых метонимических концептов (например, ЧАСТЬ – ЦЕЛОЕ). Посредством метонимических концептов человек концептуализирует одну сущность через ее отношение к другой (Lakoff 1980, 35-39).
Из вышесказанного следует, что внешнее проявление сомнения чувствующим субъектом метонимически замещает его вербальное выражение. Симптом сомнения является сообщением о переживаемом человеком состоянии. По определению С.Н. Плотниковой, дискурсом является сообщение любого типа (Плотникова 2008), что, в принципе, позволяет нам рассматривать невербальное выражение сомнения (симптомы) как дискурс человека сомневающегося.
В жизни не существует такого действия, как «сомнение», и оно не поддаётся прямому наблюдению и непосредственному вербальному описанию. В ходе анализа фактического материала мы обратили внимание на то, что симптоматика сомнения объективируется в языке при помощи интерпретационных номинаций, которые отражают точку зрения адресата, получателя сообщения. В таких высказываниях мимика или жесты человека сомневающегося не отображаются детально, а сообщается о впечатлении, которые они произвели на собеседника. Языковое, детальное описание симптомов сомнения не всегда является возможным, так как симптом как таковой не является чем-то цельным, он складывается из отдельных частей. Видимое или тем или иным способом воспринимаемое не всегда может быть описано словами, тем более в деталях, и языковые описания симптомов тоже являются соединением его отдельных характеристик, описывающих симптом с разных сторон (Семёнова 2007, 147). По словам Н.Д. Арутюновой, «высказывание столько же указывает на означающую (внешнюю, физическую), сколько на означаемую (внутреннюю, психическую) сторону явления» (Арутюнова 1999, 766). Означающее не эксплицируется, оно идентифицируется через указание на означаемое. В связи с этим «члены семиотического отношения могут быть представлены не полностью: означающее знака (жест, мимика) может оставаться неэксплицированным, раскрывается лишь его смысл» (Семёнова 2007, 147). Во многих случаях человек «не видит жеста, хотя и понимает, что некоторое содержание было передано невербальным способом» (Верещагин 1981, 40).
В нашем исследовании мы не проводим различие между невербальными составляющими дискурса наряду с вербальными и ситуациями, в которых внутреннее состояние человека представлено исключительно невербальными компонентами, поскольку в речевом общении часто имеет место совмещение вербалики и невербалики. Интерпретационные номинации физиологического проявления сомнения мы распределили по четырем группам: мимика, пантомимика, голос и дыхание. В соответствии с данными группами выделяются мимическая, пантомимическая, голосовая и дыхательная метонимические модели (Калинина 2009).