Содержание к диссертации
Введение
Глава 1. Исторические предания 11
1.1 Предание как жанр несказочной прозы 11
1.2 Древние предания табасаранцев 21
1.3 Отображение национально-освободительной борьбы в антииранских преданиях 67
1.4. Кавказская война в исторических преданиях табасаранцев 106
1.5. Религиозные предания 120
Глава 2. Бытовые и топонимические предания 126
Заключение 148
Библиография 154.
- Предание как жанр несказочной прозы
- Древние предания табасаранцев
- Отображение национально-освободительной борьбы в антииранских преданиях
- Бытовые и топонимические предания
Введение к работе
Актуальность исследования. Изучение специфики, историзма, типологии и поэтики табасаранских преданий имеет важное значение для осмысления всего фольклора, представляющего своеобразную художественную летопись народа и отражение эстетического мышления древнего этноса. Табасаранские предания привлекают особое внимание тем, что в силу историко-культурного развития народа этот этнос подвергался многочисленным набегам иноземных захватчиков, что было основной базой для возникновения героико-исторических преданий и легенд. Табасаран более четырех веков находился в составе и под сильным влиянием Сасанидской Персии и сохранил до сих пор емкий арсенал несказочной прозы, отображающей богатую трагическими событиями историю. Более того, эти страницы истории горного края отобразились не в исторических песнях как у ряда народов Дагестана, а в преданиях и других жанрах народной прозы.
Представляет собой немалый научный интерес и процесс становления и динамического развития эпических традиций табасаранской сказочной и несказочной прозы, составляющей синтез самобытного творчества и элементов ближневосточных эстетических традиций. В этом аспекте интересны изменения, происшедшие в природе преданий как жанра сравнительно позднего, но опирающегося на общеэпические традиции народного творчества.
Богатство сюжетов исторических преданий среди других жанровых разновидностей, близость их к реальной истории народа побуждают исследовать их с позиции историзма. А эволюционные процессы, происшедшие в жанре предания за тысячи лет, поступательное движение эпического творчества от мифологического мышления древних предков к конкретно-историческому отображению действительности обуславливают рассмотре-
ниє поэтики преданий как закономерного процесса развития художественного мышления народа.
В несказочной прозе табасаранцев содержатся богатые исторические сведения, которые освещают быт и нравы народа в различные этапы его истории. Она веками параллельно бытовала со сказками и мифами и по законам типологии вобрала в себя традиции художественного творчества вообще, а также развивалась в контактах с фольклором соседних народов, также испытавших влияние традиций эпического творчества народов Ближнего Востока.
Степень изученности темы. В российской фольклористике изучению преданий посвящены серьезные труды известных исследователей. Среди них необходимо выделить фундаментальные изыскания С.Н.Азбелева, К.В.Чистова, В.К.Соколовой, Е.Б.Вирсаладзе, М.И., Н.А.Криничной, Г.А.Левинтона, Ш.Х. Хута, А.А. Ципинова и других.1
В дагестанской фольклористике нет специальных монографических работ, изучающих предания конкретного народа. До сих пор представлены лишь части некоторых трудов или же научные статьи о дагестанских пре-даниях, освещающих их природу и специфику в ряду других жанров несказочной прозы. Это работы фольклористов Х.М.Халилова, А.М.Аджиева, М.Р.Халидовой, М.М.Курбанова, Ф.О.Абакаровой, A.M. Ганиевой,
Азбелев С.Н. Отношение предания, легенды и сказки к исторической действительности (с точки зрения разграничения жанров) // Славянский фольклор и историческая действительность. М.: Наука, 1965; Чистов К.В. О сюжетном составе русских народных преданий и легенд (Методологические вопросы). //История, культура, фольклор и этнография славянских народов. У1 Международный съезд славистов (1968, г.Прага). М.:Наука.1968; Соколова В.К. Русские исторические предания. М.:Наука, 1970; Вирсаладзе Е.Б. Грузинские предания и легенды. М.:Наука, 1974; Криничная Н.А. Русская народная историческая проза. Вопросы генезиса и структуры. Л.: Наука, 1987; Левинтон Г.А. Предания и мифы. / Мифы народов мира. Энциклопедия. В 2-х т. М.: Сов. энциклопедия, 1987; Хут Ш.Х. Несказочная проза адыгов. Майкоп, 1989; Ципинов А.А. Народная историческая проза адыгов. Нальчик: Эль-фа, 2000 и др.
И.А.Халипаевой, В.С.Кирюхина, опубликованные в различных изданиях или же объединенных в сборнике «Дагестанская народная проза»2.
Общая картина природы, специфики и типологической общности преданий народов Дагестана и их классификация даны в емкой и добротной статье М.Р.Халидовой «Несказочная проза», опубликованной в коллектив-ном труде «Традиционный фольклор народов Дагестана» и в ее же обобщающей монографии «Мифологический и исторический эпос народов Дагестана»4.
Специальное собирание и публикации табасаранских преданий, как и всего народного творчества, началось лишь в последние десятилетия. Из редких дореволюционных записей привлекает внимание фиксация предания « Абу-Муслимдин гъилинж» (« Меч Абу-Муслима»), сделанная арабским путешественником Абу Хамидом ал-Гарнати в ИЗО году в Дербенте от неизвестного информатора5. Как отмечает исследователь М.М.Курбанов, «это самая ранняя из обнаруженных до сих пор записей произведений фольклора народов Дагестана»6.
В 1872 году основоположник научного изучения иберийско-кавказских языков, член-корреспондент С.-Петербургской Академии наук П.К.Услар во время сбора материала для своей монографии «Табасаранский язык» записал впервые один из вариантов предания табасаранцев «Ургур чвуччвун ва чуччун гъала» («Крепость семи братьев и сестры») и ряд ска-
2 Дагестанская народная проза (Сборник статей). / Состав. М.Р.Халидова. Махачкала:Изд-
во Даг. ФАН СССР, 1982.
3 Халидова М.Р. Несказочная проза. //Традиционный фольклор народов Дагестана. М.:
Наука, 1991. С. 290-322.
4 Халидова М.Р. Мифологический и исторический эпос народов Дагестана. Махачка-
ла:Изд-во ДНЦ РАН, 1992. С. 193 - 273.
5 Ал-Гарнати. Путешествие Абу Хамида ал-Гарнати в Восточную и Центральную Европу
(1130 - 1153 гг.) Публикация О.Г. Большакова и А.Л. Монгайта. МЛ 971. С.49.
6 Курбанов М.М. Эпические жанры табасаранского фольклора. Махачкала:Изд-во ДНЦ
РАН, 1995. С.44.
7 Услар П.К. Этнография Кавказа. Языкознание УП.Табасаранский язык. Подг.к печати А
Магометов. Тбилиси, 1979.
зок о животных от информатора муллы Селима из села Ругудж. Притом, исследователя интересовал текст предания только как произведение для лингвистической оценки слов и выражений живого разговорного языка. Ни историю, ни художественность сказания П.К.Услар не изучал.
Это же предание в форме варианта в 1899 году под названием «Былина о семи братьях-нартах и об их сестре» было записано от неизвестного сказителя и учеником Бакинского реального училища Джамал-эддином До-ногуевым в г. Дербенте и опубликовано в «Сборнике материалов для описа-
ния местностей и племен Кавказа». Запись Д. Э. Доногуева существенно хуже отличается от варианта П.К. Услара как по сюжету, так и по художественным качествам.
В 1934 году исследователь дагестанских литератур Г.Лелевич в своем труде «На путях изучения литератур Дагестана» отмечает, что «ему, по крайней мере, удалось найти только одну публикацию из области дагестанского нартского фольклора - легенду о происхождении крепости «Едды кардаш каласы» («Крепость семи братьев») близ села Хучни, недалеко от Дербента».9 Автор не сделал новых записей предания, а ограничился вариантом Доногуева.
В последующие годы это же предание в вариантах и другие тексты несказочной прозы табасаранцев были записаны архитектором СО. Ханма-гомедовым,10 поэтом М.Митаровым, историком М.Р. Гасановым, филологами М.М. Гасановым, М.Г. Юсуфовым, М.М. Курбановым и другими и хранятся в Рукописном фонде ИЯЛИ ДНЦ РАН.
Интересный материал несказочной прозы хранится в Рукописном фонде Студенческой фольклорной лаборатории Даггоспедуниверситета
8 СМОМПК. Вып. 26. Отдел 2.Тифлис, 1899. С. 19 - 20.
9 Лелевич Г. На путях изучения литератур Дагестана. Ростов на Дону, 1934. С. 16.
10 Ханмагомедов СО. Дербент. Горная стена. Аулы Табасарана. М.:Ис-во, 1979. С. 160.
(СФЛ ДГПУ), который был записан студентами-собирателями во время полевых экспедиций в 1980 - 1996 гг.
Специального сборника преданий табасаранцев до сих пор нет. Однако различные тексты несказочной прозы публиковались в школьных хрестоматиях, журнале «Литературайин Табасаран». В 2000 году вышел сборник «Табасаран халкьдин мелзнан эсерар»11 (« Табасаранский фольклор»), куда вошло несколько популярных преданий табасаранцев.
Табасаранские предания для их специального монографического изучения до сих пор не привлекали внимания исследователей, хотя имеются отдельные работы, рассматривающие их в кругу других проблем филологии. Так, в трудах А.Н. Генко12, историка М.Р. Гасанова13, филологов М.Р. Халидовой и М.Г. Юсуфова14 затрагивалось лишь единственное предание «Крепость семи братьев и сестры».
А в работах фольклориста М.М. Курбанова15 жанр «предание» рассматривался в обзорном плане при изучении всей системы жанрового многообразия табасаранского народного творчества. Исследователь, проанализировав ряд текстов, ограничился определением места и роли предания как эпического жанра табасаранского фольклора в эволюционном процессе становления и развития лирического и эпического мышления народных певцов и сказителей. Упомянутые работы до настоящего времени являются определяющими многообразие, национальную специфику табасаранского
11 Табасаран халкьдин мелзнан эсерар. Дюзмиш гьапідар М.М. Къурбанов, А.Г. .Аьдилов.
Мягьячгьала, 2000 .
12 Генко А.Н. Арабский язык и кавказоведение // Труды Института востоковедения АН
СССР. Вып. 36, 1941. С. 103-107.
13 Гасанов М.Р. Табасаранарин нагьлар ва кьисйир // Литературайин Табасаран. Махачка
ла, 1976. С.66-70.
14 Халидова М.Р., Юсуфов М.Г. «Ургур чвуччвун ва чуччун гьала» кіуру нагьликан
ціийи фикрар. //Литературайин Табасаран, 1976. С.44-49.
15 Курбанов М.М. Эпические жанры табасаранского фольклора. Махачкала, 1995; Он же.
Душа и память народа: Жанровая система табасаранского фольклора и ее историческая
эволюция. Махачкала: Даг. кн. изд-во, 1996 и другие.
фольклора и заложившими основу для серьезного изучения в отдельности всей жанровой системы народного творчества табасаранцев. Однако они, к сожалению, не дают полной картины формирования и исторического развития одного из популярных жанров табасаранского фольклора - предания. Поэтому эта работа является первой попыткой монографического исследования преданий табасаранцев с привлечением всех возможных текстов и материалов.
Цели и задачи исследования. Цель работы - изучение преданий табасаранцев как жанра несказочной прозы, его специфики, историзма, идейно-тематического многообразия, типологии и поэтики. Многоаспект-ность данной проблематики обусловливает решение следующих задач:
выявить историко-культурные и бытовые причины возникновения преданий табасаранцев и их межжанровые связи;
исследовать предания с позиции национальной специфики, проблематики, идейной направленности и поэтики;
определить особенности становления и эволюции общеэпических традиций на базе преданий;
изучить типологическую общность табасаранских преданий с несказочной прозой других народов и выявить контактные творческие связи;
определить роль сюжетообразующих мотивов в эпической традиции табасаранцев.
Научная новизна работы состоит в том, что она представляет собой первое в дагестанской фольклористике монографическое исследование преданий табасаранцев. Работа построена на анализе фактического материала, представляющего большей частью полевые записи, вводимые в научный оборот впервые. Исследование позволяет заключить, что традиции эпического творчества этноса сложились и развивались в течение веков под сильным влиянием культуры народов Ближнего Востока.
Методологической и теоретической основой диссертации явились фундаментальные труды российских и зарубежных фольклористов и литературоведов. Изучение табасаранских преданий велось в русле сравнительно-исторического и сравнительно-типологического исследования текстов на базе работ А.Н.Веселовского, В.Я.Проппа, Е.М. Мелетинского, В.М. Жирмунского, Б.Н. Путилова, М.И. Стеблин-Каменского, С.Н. Азбе-лева, В.К. Соколовой, Е.Б. Вирсаладзе, В.М.Гацака, Н.А. Криничной и других.
В работе использованы труды и дагестанских исследователей: Г.Г. Гамзатова, А.Ф.Назаревича, А.А.Ахлакова, А.М.Аджиева, Х.М.Халилова, М. Р. Халидовой, М.М.Курбанова, Ф.О.Абакаровой, А.М.Ганиевой, З.Н. Акавова, К.И.Абукова, И. А.Халипаевой и других. Сравнительно-типологическим методом предпринята попытка определить законы типологической преемственности и последовательности в историческом и эволюционном развитии общеэпических традиций в несказочной прозе табасаранцев.
Теоретическая и практическая значимость исследования заключается в том, что основные положения и выводы диссертации могут быть использованы при разработке учебников и пособий по фольклору и литературам народов Дагестана для вузов, училищ и общеобразовательных школ, обобщающих трудов по фольклористике. Работа в целом послужит ценным трудом при составлении спецкурсов для студентов гуманитарных факультетов Даггосуниверситета и Даггоспедуниверситета по филологии и культурологии. Материалы исследования могут быть полезными в нравственном и патриотическом воспитании молодежи.
Объектом исследования являются более пятидесяти текстов табасаранских преданий, записанных в разные периоды путешественниками, исследователями или собирателями и хранящихся в рукописных фондах
ИЯЛИ ДНЦ ДАН, Студенческой фольклорной лаборатории Дагестанского госпедуниверситета (СФЛ ДГПУ), НИИФЛИ им. А.Назаревича ДГУ, из фольклорных и литературных сборников и личных архивов поэтов М. Ми-тарова, Ш. Казиева, филологов М.Г. Юсуфова, М.М. Курбанова и т.д. Часть текстов записана автором работы и вводится в научный оборот впервые.
Апробация результатов исследования. Основные положения диссертации изложены в пяти статьях, опубликованных в различных научных изданиях ДГУ, ДГПУ, ДНЦ РАН, в тезисах на межвузовской конференции преподавателей ДГПУ. Вся работа обсуждалась на заседании кафедры литературы ДГПУ.
Структура диссертации. Работа состоит из введения, двух глав, заключения и библиографии, насчитывающей 137 названий. Объем работы -164 страницы.
Предание как жанр несказочной прозы
Устная народная проза табасаранцев — это художественное отображение истории, быта и нравов народа. В ней содержатся богатые исторические сведения об этносе, которые порой удивительным образом совпадают с хронологическими сведениями из прошлой действительности. Вместе с этим народная несказочная проза отображает и художественное мышление народа и может показать его историческую эволюцию, поскольку некоторые ее жанры сопровождали многовековую историю табасаранцев.
При изучении жанров несказочной прозы мы, естественно, сталкиваемся с необходимостью сопоставления сведений, почерпнутых из них, с национальной историей, а также для изучения несказочного эпоса как синтеза общеэпических традиций фольклора, так как некоторые его жанры, к примеру, предания, исторические сказания, устные рассказы формировались относительно поздно по сравнению с древними мифами. Более того, жанры несказочной прозы веками бытовали параллельно с мифами и сказками и по законам типологической последовательности и преемственности вобрали в себя традиции художественного творчества, а также зародились не сами собой в автономном виде, а в тесном взаимодействии с древнейшими эпическими жанрами табасаранцев.
Какие жанры относятся к несказочной прозе, до сих пор в науке нет однозначного ответа. Известно, что в российской фольклористике к ним причисляют предания, легенды, притчи, исторические сказания, устные рассказы, былички и др.. Однако в силу специфики несказочной прозы и сходства определяющих качеств ее жанров, трудно определить четкие границы между ними, например, между историческими преданиями на воєн ную тематику и героическими сказаниями. По определению С.Н.Азбелева, «героические сказания представляют собой эмоционально приподнятые повествования о подвигах реально существовавших лиц. Сказание описывает деяния, которые могут служить блестящим примером, повествуют о том, что способно вызвать восхищение и подъем чувств слушателей. Основу сказания составляют воспоминания о действительных фактах, украшенные дополнениями, заимствованными из произведений других жанров или плодами собственной фантазии исполнителей».16
Такую же характеристику можно дать и историческим преданиям на героическую тематику, в которых вполне могут содержаться видовые качества упомянутых героических сказаний.
Что же касается самих преданий, то в российской фольклористике более или менее устоялись суждения о природе, специфике и месте их в ряду жанров несказочной прозы. Правда, не в научной сфере, к примеру, в религиозных проповедях, ориентированных на письменные памятники «священных писаний» (Талмуд, Библия, Коран и др.) предание понимается как своеобразный способ передачи религиозного учения в устной форме. Причем, религиозные предания ( в исламе - «хадисы») о мироздании и пророках содержат как исторические сведения о жизни, быте и нравах древнейших кочевых племен на Ближнем Востоке ( в Библии и Коране), так и мифологические сюжеты, не имеющие ничего общего с исторической действительностью. В эти «предания» мировые религии включают как типичные мифы, бытовавшие в доисторический период, так и предания о Христе, Мухаммеде и других персонажах религиозных памятников. И здесь возникает проблема, что первично: сюжеты «священных писаний» как откровения, будто высказанные конкретными историческими лицами, или же исторические и мифологические предания более древнего происхождения, но вошедшие в памятники как традиция. Таким образом, в религиозном фольклоре нет четкой границы между преданиями в научном понятии и обыкновенными мифами.
В российской филологической науке предания представляют собой как фольклорные эпические сюжеты с установкой на достоверность с необязательным наличием элементов чудесного или религиозного характера. Они с наибольшей исторической достоверностью отображают прошлое народа, особенно героико-исторического и социального характера.
Предания возникли не на вымышленной основе как, к примеру, сказки, а формировались на базе исторических и вполне достоверных событий, приурочены к конкретным реалиям действительности или же связаны с историческими лицами или явлениями. Как отмечает исследователь табасаранского фольклора М.М. Курбанов, "«первоначальными исходными прозаическими формами преданий были устные рассказы очевидцев или участников событий, которые наряду с действительными фактами впоследствии воплощали в себе элементы бессознательного художественного творчества народных сказителей. Словом, это - устные повествования о конкретных событиях и лицах исторического, бытового и топонимического характера с установкой на достоверность»17.
Предания не являются произведениями точного, документального отражения исторической действительности. Основываясь на традициях эпического творчества, они вполне могут заимствовать элементы мифов, сказок, легенд, поскольку их генетические корни уходят в глубокую древность, когда эпическое художественное творчество человека все еще не разграничивало особенности каждого из жанров несказочной прозы. Как справедливо заметила В.К.Соколова, «истоки преданий уходят в далекое прошлое, так как рассказы о прошлом, несомненно, принадлежат к одному из первоначальных видов словесного творчества. Непосредственными предшественниками исторических преданий, с которыми они тысячелетиями связаны, были родоплеменные сказания. В этих сказаниях мифы о божествах, тотемных предках, о «культурных героях» и пр. сочетались с воспоминаниями о переселениях рода и племени, об их столкновениях, о вождях и героях».18
Наиболее тесные генетические связи предания имеют с мифами, особенно с сюжетами архаического характера. Само понятие «миф» греческого происхождения и означает в первоначальном понимании «предание», «сказание». Однако со временем семантическое значение «мифа» несколько изменилось.
Некоторые российские исследователи миф рассматривают не как жанр, а как нечто подобное, которое не имеет единой формы. Это С.А.Токарев, Е.М.Мелетинский, М.И. Стеблин-Каменский, А.А.Ципинов и другие. Так, фольклорист М.И. Стеблин-Каменский считает, что «миф - это не жанр, не определенная форма, а содержание как бы независимо от формы, в которой оно выражено. Миф - это произведение, исконная форма которого никогда не может быть установлена.»19 Такого же мнения придерживается и С.А. Токарев, утверждающий, что «миф - это определенное представление о мире».
Древние предания табасаранцев
Исторические предания табасаранцев, как и у других народов Дагестана, разнообразны по тематике, степени и формам отображения действительности, а также особенностями поэтики. Среди них выделяются сюжеты о борьбе народа против внешних врагов, о жизни и нравах этноса в различные исторические эпохи, из них можно почерпнуть богатый материал о прошлой жизни горцев. Однако это не значит, что исторические предания документально точно создают панорамы прошлой истории. В них вполне могут встречаться вымышленные события и явления, искаженные сведения, которые были сочинены сказителями как вполне возможные и отвечающие духовным запросам и потребностям людей того или иного периода. Словом, исторические предания могут отразить события и явления исторического плана не такими, какими были на самом деле, а такими, какими хотели бы видеть их сочинители и популяризаторы этих сюжетов.
Табасаран в течение тысячелетий находился в зоне непосредственного влияния персидской культуры в результате торговых, культурных и военных связей. Мощная и древняя персидская цивилизация средневековья с богатыми традициями эпического и лирического творчества в силу географической близости не могла не влиять на культуру народов Южного Дагестана, в частности на Табасарана. Особенно интенсивными были эти связи в период владычества династии Сасанидов, правившей Великой Персией в 1У - У11 веках нашей эры. Победа над римлянами и усиление власти «шахиншаха» (царя царей) Сасана при господствующей религии зороастризма привели к захвату обширных территорий на Кавказе: Азербайджана, Армении, Иберии и Кавказской Албании вплоть до Дербента и Табасарана включительно. Дербентские и табасаранские земли как часть Великой Персии, граничащей с Хазарским каганатом, вошли в протекторат Сасанидов и осо бенно быстро начали развиваться в период правления Кубад-шаха и его сына Хосрова 1 Ануширвана.
В исторических преданиях табасаранцев отразились более и менее значимые и трагические для этноса события. Это многочисленные нашествия персов в 5 - 6 веках нашей эры, арабов в 8 веке, турок-сельджуков в 12 веке, монголов и войск « хромого Тимура» в 13 и 14 веках, походы Надир-шаха («Грозы вселенной») в первой половине 18 века и другие. Дошедшие до нас через века активного бытования единичные тексты, а также произведения в различных вариантах и версиях говорят об эволюционных процессах, происшедших в эпическом творчестве. Если в преданиях начала первого тысячелетия нашей эры отчетливо сохранились элементы мифологического мышления, то в некоторых текстах более позднего периода, к примеру, в произведениях на антинадировскую тематику, событийность исторического порядка довлеет на художественность. В последних факты и события отображаются с заметной исторической достоверностью, но допуская возможную для этого жанра художественность.
Наиболее архаические предания этого плана включают в сюжетную структуру известные мировому эпосу мотивы о героине-защитнице родного края, вступившей в бой с иноземными захватчиками наравне с мужчинами или же о трех или семи братьях-богатырях, охранявших родные рубежи. Так, в предании «Шуран гъала ва риш гьачіи гур» («Девичья крепость и девичий проход») основой для формирования сюжета послужили события, связанные с нападением войск персидского шаха Иездигарда в У веке на Южный Дагестан.
Предание имеет два варианта. Впервые оно было записано поэтом Муталибом Митаровым от информатора Гаджикеримхалу из села Межгюль Хивского района в конце тридцатых годов прошлого века и опубликовано в художественно обработанном виде в сборнике «Накьишариъ айи уьмур» («Жизнь в узорах») в 1977 г. Второй, несколько видоизмененный вариант, был записан студенткой Аскеровой П. в 1989 г. в с. Верхний Ярак под названием «Шуран гъала»31 («Девичья крепость»). Как говорится в предании (вариант П.Аскеровой), в древние времена было царство Табасаран. В устье реки Рубас семеро братьев-богатырей и одна сестра на равнине Сирт-паласа, что находится южнее Дербента, соорудили крепость для защиты родных рубежей от кочевников и других захватчиков.
Однажды братья получили известие, что персидский шах Езидар с огромным войском готов напасть на Табасаран. Врагов было столько, сколько черных ворон в степи. Братья во главе горцев решили оборонять крепость и не допустить чужестранцев в Табасаран. На следующий день рано утром младший из богатырей, поднявшись на крепость, заметил, что враги переходили вброд реку Рубас. От многочисленных врагов поднялась черная пыль по всей степи Сирт-паласа. Братья облачились в доспехи и с раскаленными от огня мечами и криками «Я, Умчар!» («О, Умчар!») бросились на врагов...
Далее в предании описываются ожесточенные бои братьев-богатырей с «бесчисленными» («сан-гьисаб адрукьан») врагами. Но силы были неравными, много погибло воинов с обеих сторон, от пролитых кровавых потоков река Рубас стала красной. Шах Езидар получил мощное подкрепление из Персии, и братья-богатыри погибли как герои.
Тогда сестра переоделась в одежду младшего из братьев и возглавила защиту крепости. Но к концу седьмого дня она вся в крови без сознания упала с коня. Когда враги окружили отважного предводителя, ужаснулись от увиденного - с ними билась девица-красавица. Когда она очнулась, поняла, что попала к врагам в плен. Чтобы не достаться неприятелю живой, она заколола себя насмерть копьем охранника.
Шах Езидар, услышав об отваге вожака-красавицы, с восхищением крикнул перед своими войсками:
- Воины, посмотрите на этот маленький народ! Сколько мы покоряли стран и народов, но таких потерь у нас не было! Вот, как надо защищать свою Родину! Похороните эту героиню с воинскими почестями, она их заслужила!
Вероятно, сюжет сложился после кровопролитных походов во время правления шаха Иездигарда (438 - 457). Предание воплотило в себе элементы эпической традиции: семь братьев-богатырей и красавица-сестра, защищавшие крепость (аналогичные эпические персонажи встречаются и в других преданиях табасаранцев, но более позднего происхождения - «Крепость семи братьев и сестры»), описание количества врагов (их было так много, сколько черных ворон в степи), мечи братьев были необыкновенными — «раскаленными на огне» («ціа хътубзурайи турар»), напоминающими мифологическую молнию, и т.д.
Отображение национально-освободительной борьбы в антииранских преданиях
Еще В.Г.Белинский отметил, что «общенародная война, которая пробудила, вызвала наружу и напрягла все внутренние силы народа, которая составила собой.эпоху в его истории (еще мифической) и имела влияние на всю последующую жизнь, такая война представляет собой по превосходству эпическое событие и дает богатый материал для эпопеи». Именно такой была национально-освободительная война народов Дагестана против многократных нашествий персов в Страну гор за сравнительно небольшой отрезок времени - с 1735 - 1742 гг. Она дала по законам развития фольклора мощный толчок эпическому творчеству в поэзии и прозе дагестанцев. У одних этносов края сложились героические песни, у других - целые циклы преданий и легенд героико-исторического плана, у третьих - и те, и другие («Песня о разгроме Надир-шаха» - авар., «Песня о герое Муртузали» - лак., «Хартум» - дарг., «Молотьба шаха» - лезг., «Послание Надир-шаха» - лак., «Визирь Алисканди и персидский шах Таймаз» - авар, и т.д.).
В табасаранском фольклоре эти трагические события, связанные с «кызылбашскими» походами в ХУШ веке, широко и глубоко запечатлелись в целом цикле преданий антииранского или антинадировского характера: «Гюрдишан-кала» («Крепость Гюрдишан»), «Жютьей» («Жюгей»), «Ургур чвуччвун ва чуччун гъала» («Крепость семи братьев и сестры»), «Уста Мажвад» («Кузнец Мажвад»), «Гюни-раццар» («Ток-площадки Гюни-раццар»), «Ифдин раццар» («Кровавые ток-площадки»), «Табасаранарин персарихъди гъабши дяву» («Битва табасаранцев с персами»), «Гирами Шихкерим» («Святой Шихкерим») и другие.
Предания о борьбе с внешними врагами, как правило, начинаются с мотива вероломства захватчиков, когда простые труженики-горцы заняты своими мирными делами. Этот художественный прием создает контраст событий для соответствующего реагирования слушателей на действия захватчиков, не вписывающиеся в рамки фольклорных понятий, придерживающихся постулатов справедливости и добра.
Предания о персидских нашествиях в Дагестан наполнены реалиями, обусловленными новыми стадиями в мировосприятии и вызванные к жизни общественными потребностями; они постепенно вытесняют мифологические элементы из текстов. Преобладание конкретности или обобщенности в преданиях, принадлежащих тому или иному народу, зависит от степени удаленности или близости народной исторической прозы в целом на каждом из ее этапов развития от общей эпической традиции.
У табасаранского этноса, сотни лет контактировавшегося с богатыми восточными эпическими традициями, сложились весьма устойчивые элементы художественного осмысления действительности, которые встречаются во всех жанрах сказочной и несказочной прозы. Совершенно оче- ,г видно, что предания, сложившиеся в период походов персидских орд в ХУШ веке, несравненно богаты своими эстетическими качествами, чем те, которые формировались до этого. Однако наполнение сюжетов преданий историческими фактами влекло собой частичное вытеснение мифологических и собственно эпических элементов из поэтической системы народной несказочной прозы.
Согласно традиции жанра, исторические предания, как и исторические песни, возникают не на вымышленной основе, а имеют в своей основе четко очерченные, вполне реальные факты далекого или недалекого про шлого. Для определения историчности текстов, а также сопоставления их с хронологическими событиями, обратимся к тревожным годам из истории Дагестана первой половины ХУШ века. Эти трагические события героической летописи дагестанцев, защищавших свою независимость от персидского владычества, стали основой и базой для возникновения великолепных эпических творений патриотического характера. Этот период нaшeЙJICтo-рии, к сожалению, достаточно хорошо еще не изучен, но имеющиеся исторические сведения и обобщающие труды дагестанских историков могут быть весьма полезными для исторической иллюстрации сведений из табасаранских преданий того периода.
Дагестан в ХУШ веке представлял собой ареной борьбы между Российской империей и Великой Персией. Каспийский поход Петра 1 в 1722 году на время укрепил позиции России на Кавказе. Однако Русско-турецкая война 1735- 1739 годов вынудила Россию уходить из Дагестана на время. В то же время почти во всех феодальных образованиях Северного Азербайджана и Страны гор начались восстания против персов.
Задача очередного покорения Дагестана и усмирения непокорных этносов была возложена шахом Надиром на родного брата Ибрагим-хана и кахетинского царя Теймураза. Ценой больших потерь к концу 1737 года Ибрагим-хан вытеснил дагестанцев из Грузии, но тут восстали белоканцы Азербайджана и народы Южного Дагестана. Убедившись в неподкупности горцев, Ибрагим-хан решил покорить восставшие «вольные общества». И летом 1738 года в бою с захватчиками местные ополченцы и объединенные силы дагестанских общин разгромили чужеземцев и убили Ибрагим-хана. После краха Белоканского похода персов борьбой против иранского влады чества охватили многие районы Дагестана и Азербайджана. Особенно упорной она была в зоне Дербентского прохода, Кубы и Табасарана.83
Эти трагические дни по-своему отразились в народном творчестве табасаранцев. Героизм горских узденей магала Дирич народ запечатлел в предании «Гюрдишан-кала».84 Поскольку предание не изучалось, приведем его перевод полностью.
«Крепость Гюрдишан-кала с давних пор стояла недалеко от селения Хуредж над пропастью. Она была сильно укреплена. Ворота ее были сделаны из огромного камня и запирались при опасности. Воду провели в крепость керамическими лотками, и жители могли долго обходиться, не выходя из укрепления. (И теперь старожилы показывают керамические водоводы и выемку в скале, где стояли ворота крепости).
Однажды летом в крепость пришло тревожное известие. Гонцы сообщили, что родной брат персидского шаха Надира Ибрагим-хан, покорив Белоканы, двинулся в Табасаран с огромными войсками. На пути в горы персы сжигали и уничтожали все живое.
Бытовые и топонимические предания
В отличие от исторических преданий на героико-патриотическую тематику бытовые отражали общественные или бытовые конфликты, а также необычные жизненные явления, оставившие в памяти народа своеобразный отпечаток. В некоторых из них персонажи и их поступки носили социально-политическую окраску. Это были «народные заступники» и «благородные разбойники», боровшиеся против социальной несправедливости, защищая бедняков от произвола беков, ханов и мулл. Предания и легенды о «разбойниках» и «благородных разбойниках» широко были популярны в творчестве народов Дагестана, в том числе и у табасаранцев. Они были в центре народной героики, о них слагали песни и легенды, предания и устные рассказы, воспевая их отвагу, любили их как защитников обездоленных и униженных.
Под «благородными разбойниками», как правило, подразумевали борцов за справедливость в феодальный период развития общества. Герои в таких эпических произведениях «заступались за народ», грабили «только богатых» и награбленное имущество раздавали бедным и нищим. Даже поверхностное изучение текстов о «благородных разбойниках» позволяет заметить, что они возникли относительно поздно, в период обострения социальных отношений между богатыми и бедными. Вполне можно согласиться с фольклористом Н.А. Криничной: «Мотив происхождения разбойников, включающий в себя образ идеализируемого героя, является сравнительно поздним, и потому социальное содержание проявляется в нем с достаточной определенностью. При этом структура данного мотива претерпевает заметные количественные и качественные изменения: в ней усиливаются элементы, связанные с изображением разбойника как жертвы социальной несправедливости и с трактовкой разбойничества как своего рода протеста против существующего неравенства». О позднем происхождении изучаемых преданий говорил и дагестанский фольклорист М.М.Курбанов, отметивший, что «социальная заостренность конфликта, хотя и сохраняет признаки магии и волшебства, наводит на мысль о позднефеодальном происхождении произведений, когда в сказаниях аналогичного направления произошел процесс демифологизации его основных элементов и наполнения их социальными и историко-бытовыми реалиями».
Таким борцом за социальную справедливость был и «благородный разбойник» Ленге Шябан (или Нигар Шябан), живший в ХУШ веке в сожженном персидскими «кызылбашами» селении Чіиллар, о котором сложилось в ХУШ веке одноименное табасаранское предание.142 «Жил в Табасаране храбрец Ленге Шябан. Однажды казикумухский хан Сурхай, услышав легенды о храбреце-разбойнике, хвастливо заявил: «Не верю я этим слухам и небылицам о Ленге Шябане! Если он такой герой, то пусть покажет мне что-нибудь такое необычайное, а то все это - одни хабары143». Молва об этом случае дошла и до Ленге Шябана. Оскорбленный Шябан решил проучить хвастливого Сурхай-хана.
На следующий день Шябан отправился в казикумухские владения. В горах он встретил конюха и табун лошадей Сурхай-хана. За полночь Ленге Шябан прибыл в Кумух, и, оставив свою лошадь в соседнем лесу, тайно вошел в аул. Нетрудно было ему узнать дворец Сурхая среди каменных хибарок его подданных. Дворец был окружен высоким забором и охранялся семью привязанными овчарками и двумя сторожами. Долго думал Шабан, что делать, и, наконец, решил громко читать аяты из Корана, которые могли бы усыпить окружающих. Через некоторое время овчарки и сторожа действительно заснули как убитые. Связав собак веревкой, Ленге Шябан повесил их вниз головой. Затем он поднялся на второй этаж в спальню Сурхая. Хан с женой спали на перинах. На стене висели его шашка с золотой рукояткой, ружье и револьвер. Шябан быстро переоделся в дорогую ханскую одежду, взял оружие, оседлал лучшего скакуна хозяина и выехал в лес, где оставил свою лошадь. На заре он уже был у табуна Сурхай-хана. Связав ханского конюха, Ленге Шябан к вечеру пригнал лошадей в Табасаран и роздал их беднякам.
Утром казикумухский хан проснулся и сразу заметил, что нет на месте ни оружия, ни одежды. Когда прибежавшие к Сурхай-хану визири сообщили ему об увиденном во дворце, тщеславный хан был удивлен дерзостью этого разбоя. В это время пришел старший слуга хана, который сообщил ему, что украден и лучший скакун хозяина. Визири строили самые разные версии о ворах. Но один из них сказал, что на такое способен только Ленге Шябан Табасаранский.
Любопытство и обида хана не имели предела. И тогда он решил отправить в Табасаран двух лучших визирей, чтобы они пригласили Шябана к нему в гости. Через день посланники Сурхая были у Шябана. Когда гости передали ему просьбу своего хозяина, Шябан пошел на годекан посоветоваться с народом и перед аксакалами заметил: «Если я не поеду к Сурхаю, то он примет меня за труса».
Через день, оставив визирей хана в качестве заложников, Ленге Шябан отправился в Кумух. К удивлению гостя, Сурхай принял его с почестями, угостил жирным пловом. После светской беседы хан попросил Шябана вернуть лошадей и заявил при этом, что одежду, коня и оружие дарит ему в знак восхищения за такую дерзкую храбрость. Говорят, что после этого случая Сурхан-хан перестал хвастаться.
Перед смертью Ленге Шябан попросил джамаат только об одном, чтобы похоронил его отдельно от людей, потому что он «грешник и много крал». И теперь стоит его могила вдали от кладбища в селении Чиллар».
Хотя сюжетообразующим в предании служит мотив дерзости «благородного разбойника», произведение включило в себя и ряд популярных в эпическом творчестве мотивов и элементов, составляющий традиционную композиционную схему: 1 .Хвастовство Сурхай-хана казикумухского. 2.Отправка героя к обидчику. 3.Ночной грабеж хана. 4.Похищение лучшего коня обидчика. 5.Приглашение героя в гости к хану. б.Обращение героя к аксакалам за советом. 7.Встреча героя с обидчиком и угощение хана. 8. Завещание «благородного разбойника».
Схожие сюжетные мотивы табасаранского предания встречаются и в аварских сказаниях о легендарном Хочбаре, побывавшем в «гостях» у хун-захского нуцала. Коварство хунзахского правителя вынудило героя совершить страшную месть, бросившись в пылающий костер с наследниками нуцала.