Введение к работе
Актуальность темы исследования. Если признать, что в современной гуманитарной мысли есть лакуны, то проблема религиозного экстремизма, безусловно, относится к ним. Эту проблему можно назвать «неудобной» не только теоретически, но и «политически». Второе связано с тем, что связь религии и насилия, с которыми соотносится современный религиозный экстремизм и терроризм, маргинальна в современной научной мысли, равно как и в политическом, и конфессиональном дискурсе, не по объему публикаций и публичного внимания, а по своему размещению на аксиологической шкале общественного мнения. «Возвышенный объект веры», содержание религий, религиозные принципы и ценности противятся сравнению с экстремизмом или террором. Практика вносит свои коррективы, и потому в научной аналитике и масс-медиа становятся возможными различные варианты соединения религии не только с насилием, но и конфликтами на этнической почве, как, например, в концепте «этнорелигиозный экстремизм».
Некая самоцензура философской и социально-гуманитарной мысли препятствует поиску истоков экстремизма в самой религиозности и максимум на что отваживается, так это на поиск «повреждения» содержания в «плохих» религиях – «нетрадиционных», «маргинальных», «тоталитарных», – словом в любых иных, непривычных и незнакомых. Другая возможность, которую стоит рассматривать как соблазн, состоит в обращении к стереотипам дихотомии «Восток – Запад», с уже привычным номинированием в качестве «экстремистского», прежде всего, ислама или его «сектантских» версий. Наконец, более новым будет другая парадигма анализа борьбы «фундаменталистского Востока» (теперь и православного) против «секулярного Запада».
Градации критичности и объективности подобного анализа отталкиваются от специфичности объекта, который во многом стал terra incognita для европоцентристского сознания. И речь не только о религии, ставшей внешним объектом для рационализированного мышления западного ученого, но также и о самом экстремизме. Что если его сравнение с экстремальностью неверно, а религиозный экстремизм стоит рассматривать именно в его неочевидной «неудобности» для политико-юридического дискурса и самой религии, отвергающей такое содержание? Возможно, что именно сейчас, в эпоху «постсекулярности», мы имеем возможность приблизиться к философско-метафизическому и философско-религиоведческому пониманию религиозного экстремизма.
Степень научной разработанности проблемы. Тематизация экстремизма достаточно широко представлена в мировых дисциплинарных и междисциплинарных исследованиях различной направленности: философии, психологии, социологии, культурологии, юриспруденции, конфликтологии, политологии и др. Поскольку в большинстве случаев работы по экстремизму сопряжены с обращением к понятиям насилия и свободы, власти и нигилизма, то можно в той или иной степени «искать проблему» во всей истории философии и социально-гуманитарной мысли: от Сократа (жертвы «внутреннего религиозного экстремизма») и Платона (производителя интолерантного дискурса «философской религии») до революционного атеизма
К. Маркса или экзистенциального нигилизма А. Камю. Однако, проблемы власти и революции, насилия и политической свободы, религии и свободы совести, выводящие нас на глубинные философские смыслы концепта «религиозный экстремизм», в том или ином контексте действительно достаточно глубоко разрабатывались в работах М.А.Бакунина, О. Бланки, Г. Гегеля, Т. Гоббса, Э. Дюркгейма, И.А. Ильина,
П.А. Кропоткина, П.Л. Лаврова, Д. Локка, В.И. Ленина, К. Маркса, Н. Макиавелли,
Ч. Миллса, К. Поппера, Ж. Сореля, Г. Спенсера, П.Н. Ткачева, Ф. Энгельса и других философских классиков «современности».
Различные аспекты исследования религии и экстремизма, свободы и насилия поднимаются и в неклассическом контексте. Ряд основополагающих идей методологического и гносеологического характера, на которые мы ориентировалась при построении авторской теоретической модели религиозного экстремизма, удалось почерпнуть в трудах Ж. Батая, М. Вебера, Г. Зиммеля, А. Камю, М. Мосса, К. Лоренца, Н. Лумана, Ф. Ницше, Э. Тоффлера, Э. Уилсона, М. Фуко, К. Ясперса и др. Из постсовременных авторов можно отметить имена Дж. Агамбена, Ж. Бодрийяра,
С. Жижека, Р. Жирара, Д. Килкаллена, Дж. Лакоффа, Б. Хоффмана, Г. Шиллера и др. Большое значение в разработке психологических истоков религиозного экстремизма имели труды З. Фрейда, Э. Фромма, Ж. Лакана и др.
Понимание религиозного экстремизма невозможно без обращения к классической философии религии и религиоведению. Темы генезиса и эволюции религиозного сознания, веротерпимости и свободомыслия мы встречаем у Г. Спенсера, М. Вебера, Г.В.Ф. Гегеля, Э. Дюркгейма, И. Канта, А. Кожева, Р. Маретта,
У. Робертсона Смита, Э. Тайлора, А. Швейцера и др. Особый потенциал в разработке проблемы связи экстремизма и мифологического сознания содержится в философском и культурно-антропологическом контексте работ Р. Барта, Р. Кайуа, К. Леви-Стросса, А.Ф. Лосева, М. Мосса, П. Фейерабенда, М. Элиаде, Дж. Фрезера и др.
Проблемы экстремистского поведения и религиозного сознания, научной и философской рефлексии терроризма и насилия, тесно связанных с проблемой экстремизма, освещены в современных исследованиях А.И. Агрономова, К. Бассиюни, Н.А. Грякалова, А.Г. Дугина, Б.Ю. Кагарлицкого, В.И. Красикова, Т.А. Лобсановой,
У. Майнхоф, А.П. Назаретяна, М.П. Одесского, В.В. Остроухова, Ю.В. Попкова,
Л. Свендсена, М.П. Требина, Е.А. Тюгашева, Д.М. Фельдмана, Р. Холмса, Б. Хофмана, М.Н. Шахова, Н.Б. Шулевского, С.В. Юшиной и др.
Большую роль в анализе социально-исторической и социально-психологической природы религии и религиозного экстремизма, проблем современной религиозности, свободы совести и вероисповедания, религиозных противоречий и политико-юридических вопросов в сфере государственно-конфессиональных отношений играют работы отечественных религиоведов: А.Н. Аркадьева, В.И. Алексеева, Е.И. Аринина, Н.В. Баскакова, В.В. Бойко, Г.Л. Воронина, В.И. Веремчука, В.В. Горбунова,
А.В. Григорьева, М.Н. Губогло, О.В. Коркунова, А. Кураева, И.М. Меликова,
Е.М. Мирошниковой, Л.Н. Митрохина, В.Н. Найдыша, Д.В. Поспеловского,
С.А. Токарева, Е.А. Торчинова, Д.М. Угриновича, С.Б. Филатова, Д.Е. Фурмана,
М.Д. Шевченко, И.А. Яблокова и др.
Особенно следует отметить связь проблемы религиозного экстремизма с исследованиями так называемых «нетрадиционных религий» («деструктивных культов», «тоталитарных культов» в отечественной интолерантной номинации) и отметить тот вклад, который внесли, прежде всего, западные специалисты: А. Дик,
А. Баркер, Д. Бекфорд, В. Брайн, Р. Вудноу, Дж. Ричардсон, Т. Роббинс,
Д. Хесселгрэйв и др. «Новая религиозность», порой сопровождающаяся феноменами «религиозного экстремизма» или провоцирующая таковые со стороны традиционных конфессий, ее связь с современными контекстами и текущая религиозная ситуация в целом исследуются и отечественными религиоведами и философами: это работы
Е.Г. Балагушкина, М.В. Воробьева, А.Ю. Григоренко, И.Р. Григулевича,
П.С. Гуревича, А.П. Забияко, С.И. Иваненко, И.Я. Кантерова, Ю.А. Кимелева,
Б.К. Кнорре, Л.А. Кравчука, А.А. Красикова, А.Н. Красникова, Е.Д. Мелешко,
Л.Н. Митрохина, М.П. Мчедлова, К.Б. Привалова, В.Н. Назарова, М.Н. Одинцов,
Д.В. Пивоварова, Д.А. Пратына, А.В. Пчелинцева, Е.В. Субботина, Н.А. Трофимчука, Б.З. Фаликова, С.Б. Филатова, Н.В. Шабурова и др.
Исламский фундаментализм и радикализм, религиозный экстремизм и фундаментализм достаточно широко исследован в работах Ю.И. Авдеева,
Г.Т. Аллисона, Ю.М. Антоняна, К.Н. Бурханова, Ю.С. Горбунова, А.И. Гушера,
И.П. Добаева, А.В. Дмитриева, С.В. Дьякова, С.М. Ермакова, К.В. Жаринова,
Н.В. Жданова, О.В. Зотова, З.И. Левина, А.В. Журавского, Ю. Иванича,
А.А. Игнатенко, А.В. Коровникова, Р. Ланда, С.А. Ланцова, Н.Б. Лебедевой,
Е.Г. Ляхова, А.В. Малашенко, Б. Миркасымова, Л.А. Моджаряна, Л.И. Медведко,
Г.И. Мирского, Э.А. Паина, В.Е.Петрищева, Л.Р. Полонской, В.Н. Пластуна,
Л.Р. Сюкияйнена, И.Ю. Залысина и многих других.
Отдельно психологические и религиоведческие аспекты феномена экстремизма раскрываются в работах Ю.М. Антоняна, Г.И. Белокурова, Д.В. Белых-Силаева,
С.С. Галахова, Д.Я. Гозмана, В.Н. Кудрявцева, Д.В. Ольшанского, Дж. Хоргана,
Е.Б. Шестопала, В.Е. Эминова, Э. Фромма и других. Культурно-антропологическим аспектам личности террориста и, в частности, религиозного террориста посвящены работы Ж. Бодрийяра, С.Н. Борисова, А. Гейфман, М. Латышевой, Б.З. Мусаевой,
М.О. Орлова, Э.А. Павлюченко, М.В. Шульженко, С.И. Чудинова и др.
Политико-правовые основания борьбы с эксремизмом изложены в работах
А.Г. Арбатова, О.А. Белькова, М.И. Дзлиева, Д.Н. Замятина, А.В. Кивы,
И.Ю. Киселева, С.М. Ивлиева, И.Ф. Луппова, А.А. Устинова, В.А. Федорова. Международные нормы в борьбе с экстремизмом и терроризмом можно встретить у таких авторов как А. Брасс, Дж. Энген, П. Джексон, Дж. Русик, Дж. Силверман,
Р. Фридландер и др.
К сожалению, в собственно философских работах концепты «экстремизма» и «религиозного экстремизма» трактуются чаще всего только в плоскости социально-философской, политологической или встречаются в контексте других понятий и дискурсов, т.е. не рассматриваются на уровне философии религии и метафизики (онтологическом и экзистенциальном), а в пространстве социально-идеологической или политико-юридической феноменологии. Хотя в последнее время в дискуссионных материалах конференций и диссертациях (только за последние годы защищены философские диссертации непосредственно по проблемам религиозного экстремизма М.Н. Кузнецовой, В.О. Микрюковым, А.И. Муминовым, Д. Назировым,
Д.В. Новиковым, А.А. Хоровинниковым и др.) эти концепты получают уже более разнообразные значения: понимаются как одна из форм отчуждения, и, прежде всего, отчуждения от культуры, базовых ценностей, культурных традиций; как характеристики психоэмоциональных структур человека и состояний индивида; как побочные продукты экстремального развития ситуаций; как превышение пределов допустимого при наличии злого умысла и т.д.
Вместе с тем, несмотря на определенную исследованность собственно проблемы экстремизма, систематических работ с целью философско-методологической интерпретации религиозного экстремизма, понимания его культурно-антропологических оснований и социокультурных трансформаций в концептуальном пространстве философской онтологии, философии религии и религиоведения фактически нет, что и определило предметное и теоретико-методологическое поле нашего диссертационного исследования.
Исходя из вышесказанного, мы выделили объект нашей диссертационной работы: экстремизм как сложный социокультурный и антропологический феномен.
Предмет исследования – культурно-исторические и антропологические формы религиозного экстремизма.
Цель диссертационной работы – философско-методологическая и философско-религиоведческая интерпретация культурно-экзистенциальных трансформаций религиозного экстремизма.
Реализация поставленной цели обусловила постановку и решение конкретных задач:
дать философско-методологическое понимание основных значений и смыслов концепта «религиозный экстремизм» в современном социально-гуманитарном знании;
определить философско-религиоведческие основания анализа культурно-исторических форм религиозного экстремизма;
реконструировать культурно-антропологические основания формообразования религиозного экстремизма от традиционализма до эпохи модерна;
выявить специфику культурных трансформаций современного и пост/современного религиозного экстремизма.
Теоретико-методологические основы исследования. Мы использовали междисциплинарные, философско-религиоведческие и философско-антропологические методы, подходы и принципы исследования феномена религиозного экстремизма:
– понимание и интерпретация концептов «насилия», «экстремизма» и «религиозного экстремизма» в междисциплинарном поле потребовали применения эпистемологического потенциала различных социально-гуманитарных дисциплин (политологии, социологии, психологии, юриспруденции и т.д.) в их соотнесении с философией и религиоведением, диалектики логического и исторического, дискурс-анализа наличной научной и законотворческой литературы;
– знаково-символическая, коммуникативная и экзистенциальная природа религиозного экстремизма предполагала ориентацию на герменевтические и феноменологические принципы познания, деятельностный метод познания природы человека, культуры и религии;
– сравнительно-историческая, культурно-типологическая, культурно-антропологическая и культурно-семиотическая методология, принцип социально-исторической обусловленности религиозного сознания были важны и использовались в исследовании основных этапов и форм генезиса и эволюции религиозного экстремизма;
– проявления феноменов религиозного экстремизма в современных социокультурных контекстах, связанные с глобализацией, антропологическими рисками и социально-политическими угрозами, предполагали опору на системно-структурный, системно-функциональный, культурно-цивилизационный методы.
Мы старались выйти за идеологические, аксиологические и мировоззренческие ограничения в познании как религиозного экстремизма, так и свободы религий, свободы совести и толерантности, опираясь на принципы достоверности, проверяемости, критичности и объективности в научных исследованиях.
Научная новизна диссертационного исследования состоит в следующих результатах:
дана интерпретация смыслового содержания концептов «экстремизм» и «религиозный экстремизм» в их соотношении с насилием и свободой как онтологическими измерениями человеческого бытия;
осуществлен критический анализ философско-методологических и концептуальных оснований в исследовании религиозного экстремизма, на основе которого предложена философско-религиоведческая модель понимания специфики феномена религиозного экстремизма;
выявлены основные формы религиозного экстремизма и механизм их культурно-религиозной трансформации в пространстве традиционализма и модерна, что позволило более исторично и критично взглянуть на феномены современной религиозности и толерантности;
определена специфика современных и пост/современных форм религиозного экстремизма с учетом как собственной логики развития религий и культурно-религиозного плюрализма, так и культурно-исторических и культурно-цивилизационных факторов в эпоху глобализации.
Основные положения, выносимые на защиту:
-
В современной научной и философской литературе концепты «экстремизма» и «религиозного экстремизма» преимущественно локализованы в политико-правовом дискурсе. Характер номинирования социокультурных (в том числе и религиозных) феноменов в этих дискурсах в качестве экстремистских указывает на такие характерные черты его аксиоматизации как исключение, неопределенность, избыточность, что ведет к параллелям между экстремизмом, насилием и чрезвычайным положением. Это позволяет в свою очередь выявить в пространстве политико-правового дискурса в экзистенциальном контексте универсальные метафизические смыслы феноменов религиозного экстремизма: избыточное исключение (сублимация и рационализация жизненной и социальной энергии), неопределенность (размывание культурных основ бытия человека и социума), жизненную и социальную чрезмерность (чрезвычайная ситуация, кризис, пограничная ситуация).
-
Амбивалентная логика «исключающего включения», объединяющая явления экстремизма, чрезвычайного положения и гонений, дает основание для создания концептуальной религиоведческой модели, в которой религиозный экстремизм есть:
а) «в себе и для себя» – исключаемое избыточное, «голая жизнь» (Дж. Агамбен), «воля к жизни» (Ницше), десакрализованная фигура, выходящая за пределы права; б) «для себя» – интенсивная сакрализация, исключаемое и исключающее одновременно. Как исключаемое религиозный экстремизм «слишком» религиозен (фундаментален или, наоборот, маргинален), несет в себе несанкционированные отличия («новая», или субкультурная религиозность). Как исключающее он не только стремится радикально переделать «скверный» окружающий мир, но также осознает свою недостаточную сакральность, в определенном смысле выводя себя и из сакральной, и из профанной реальности. Это и выражается в культивировании радикальных практик преобразования себя, своего сознания и мира. -
Культурно-религиозная динамика трансформация и преодоление религиозного экстремизма от традиционализма до эпохи модерна определяется механизмами локализации жизненной избыточности и нейтрализации кризисных форм бытия человека, возможностями их снятия: от сублимации в ритуале жертвоприношения в мифологических культах до рационализации в повседневном аскетизме, праве и «служении науке». Новые механизмы рационализации избыточности и преодоления «чрезвычайных ситуаций» характеризуются индивидуализированностью, переходом от расточения к ограничению, от аффекта к локализованной сублимации в рамках праздника, индивидуализированных формах религиозного экстаза. В Новое время избыточность предстает уже не в непосредственном виде агрессии, снятой в ритуале жертвоприношения, не в виде желания, канализированного в средневековом празднике или карнавале, а «вытесняется» в аскетизм труда и сублимируется в энергию накопления капитала, в том числе и «символического» (знание, статус и т.п.), происходит жесткое присвоение жизненной и социальной избыточности бытия человека в производственных, административных, военных, судебных и иных практиках.
-
Противостояние, на фоне которого мы фиксируем экстремизм, и тот контекст, в котором он становится явным, всегда глубоко религиозен и даже можно говорить о религиозной природе любого экстремизма. Религиозный экстремизм в цивилизационном пространстве пост/современности есть столкновение «политеизмов», конкуренция «богов», «правильных» и «неправильных» идентичностей, «истинных» вер и «новой религиозности». Он проистекает из попытки преодолеть рамки институциональной религиозности, «позитивной религии» (Гегель), имеющей внешний характер и поддерживаемой государством или конфессиональным сообществом. Именно в этом разрыве (чрезвычайная ситуация и кризис) возникает экстремизм как недо/определенное правом и не сублимированное (не рационализированное) культурой явление избыточности. Если ранее, при согласованности религии и государства в эпоху средневековья или раннего модерна экстремизма как такового нет, а его место занимает ересь, то в настоящее время религиозный экстремизм возникает как активизация религиозности, «веры», «традиции» «незаконными», нелегитимными, вне юридическими средствами. Религиозный экстремизм современности / постсовременности предстает как механизм сублимации избыточности в радикальном трансцендировании. Он не есть противостояние секулярного и религиозного, а скорее особое состояние религиозности.
Научно-теоретическая и практическая значимость исследования. Положения и выводы, содержащиеся в диссертации, могут применяться в дальнейших философских и социально-гуманитарных исследованиях актуальных проблем насилия, экстремизма и терроризма в комплексном религиоведческом и антропологическом контексте.
Результаты и положения диссертационной работы найдут применение при разработке курсов по религиоведению, истории и философии религии, философской антропологии.
Результаты проведенного исследования могут быть использованы в построении комплексных программ безопасности и противодействия религиозному экстремизму, профилактики антропологических угроз, совершенствования мер борьбы с экстремизмом и терроризмом как на региональном, так и на федеральном уровнях.
Личный вклад соискателя в получение результатов, изложенных в диссертации. Соискателю принадлежит основная идея диссертации, постановка цели и задач работы; непосредственное проведение исследования, обработка и интерпретация данных теоретико-методологического поиска; подготовка текста, полученные результаты, формулировка основных выводов, личное участие в апробации результатов диссертации.
Лично автором или при определяющем участии автора подготовлены основные публикации по выполненной диссертационной работе.
Апробация работы. Основные результаты исследования были изложены в выступлениях на международных и всероссийских конференциях: «Социокультурная среда молодежного экстремизма и ксенофобии: Международная научно-практическая конференция» (Белгород, 2008)»; «Философия и наука поверх барьеров: человек и культурно-исторические типы глобализации: II Всероссийская научная конференция молодых ученых, докторантов, аспирантов и студентов» (Белгород, 2008); «Философия и наука поверх барьеров: культурно-цивилизационные и антропологические кризисы идентичности в современном мире: IV Всероссийская научная конференция молодых учёных, докторантов, аспирантов и студентов» (Белгород, 2009); «Философия и наука поверх барьеров: Философия науки: история и современность. V Всероссийская научная конференция молодых учёных, докторантов, аспирантов и студентов» (Белгород, 2010); «Развитие внутрироссийской мобильности научных и научно-педагогических кадров на базе ведущих научно-образовательных центров в области социально-гуманитарных наук: Всероссийская конференция с элементами научной школы для молодежи» (Белгород, 2010)»; «Философия и наука поверх барьеров: Нации и этнокультурная идентичность в современном мире: VI Всероссийская научная конференция молодых учёных, докторантов, аспирантов и студентов» (Белгород, 2011)»; «Национальный вопрос в России: прошлое, настоящее, будущее: Всероссийская научно-практическая конференция с международным участием» (Белгород, 2011)»; «Когнитивное моделирование: динамика гражданского общества и фактор национально-конфессиональной толерантности: Всероссийская молодежная конференция» (Белгород, 2011). Результаты исследования использовались в проведении занятий по курсам «Философия» и «Философия права» на юридическом факультете НИУ «БелГУ».
По теме диссертации опубликовано 11 научных работ (в том числе 3 статьи в журналах из списка ВАК) общим объемом 2,7 п.л. Диссертация обсуждалась и была рекомендована к защите на заседании кафедры философии НИУ «БелГУ».
Структура диссертации. Диссертация состоит из введения, двух глав и четырех параграфов, заключения и библиографического списка.