Идеология современного западноевропейского неоязычества: социокультурный аспект Луценко Антон Владимирович

Содержание к диссертации

Введение

Глава 1. Идеология современного неоязычества как предмет европейского сравнительного религиоведения 15

1.1. Подходы к идеологии неоязычества, ее генезису и функциям в работах современных представителей западноевропейского сравнительного религиоведения .17

1.2. Идейная основа современного западноевропейского неоязычества в сравнении с ментальностью классического политеизма 37

1.3. Социокультурные идеи в трудах идеологов современного западноевропейского неоязычества .58

1.4. Современное христианское западноевропейское религиоведение обидеологии неоязычества 79

Глава 2. Идеология неоязычества в системе современных западноевропейских социокультурных тенденций .99

2.1. Антиглобалистская тенденция в идеологии неоязычества современной Европы .102

2.2. Идеология западноевропейского неоязычества в отношении к концепции толерантности 121

2.3. Идеология западноевропейского неоязычества в отношении к концепции социальной ответственности .135

2.4. Восприятие идеологии неоязычества западноевропейским общественным сознанием .152

Заключение .174

Библиография

• Идейная основа современного западноевропейского неоязычества в сравнении с ментальностью классического политеизма
• Социокультурные идеи в трудах идеологов современного западноевропейского неоязычества
• Идеология западноевропейского неоязычества в отношении к концепции толерантности
• Восприятие идеологии неоязычества западноевропейским общественным сознанием

Введение к работе

Актуальность темы исследования. Неоязыческая идеология стала

заметным явлением в социокультурной реальности современной Европы. В

первом приближении рост влияния этой идеологии на массовое сознание

легко объяснить теми вызовами, перед которыми стоит европейское

сообщество, но требует ответа вопрос, каким образом достаточно

архаический комплекс верований и идей, часто именуемый «новый

политеизм» или «новая архаика», способен адаптироваться к современным

условиям и влиять на умы вполне цивилизованных людей, включаться в

идеологические противостояния, участвовать в политической жизни

общества. Исследование собственно культовой (религиозно-обрядовой)

стороны современного неоязычества не дает полного ответа на данный

вопрос. Именно поэтому требует рассмотрения идеологическая

составляющая «неоязыческого комплекса», которая и позволяет понять

характер включенности этой формы мифо-религиозного мировоззрения в

социокультурные процессы современности. Но и наоборот, способность того

или иного культа адаптироваться к условиям времени – много говорит о его

содержании, о его соответствии духовным запросам личности. Возможность

понимания неоязычества как особой формы идеологии связана с тем, что

неоязыческий комплекс верований и идей, будучи носителем определенных

социокультурных ценностей, выполняет в социуме базовую идеологическую

функцию обоснования и защиты традиционного (в том или ином

понимании) порядка. Именно специфический характер ценностей,

исповедуемых неоязычеством, обуславливает подчеркнутую идеологичность

этого учения. Можно говорить о том, что неоязычество гораздо более

идеологично, чем христианство, как традиционная религия Европы. Таким

образом, изучение идеологии «новой архаики», дополнительно позволяет

оценить сложность происходящих в современном мире процессов,

способствует выявлению ведущих тенденций, характерных для Западной

Европы, образ жизни которой является, безусловно, показательным и

лидирующим для всего остального мира. В целом актуальность темы

определена необходимостью осмысления современного неоязычества

Западной Европы как одной из форм идеологической реакции архаического

религиозного сознания на социокультурные тенденции современности.

Необходимо отметить, что данное исследование затрагивает

идеологию только тех сообществ и групп, которые сами идентифицируют

себя как неоязыческие, имеют более или менее унитарную культовую и

идеологическую основу, то есть представляют собой единое сообщество,

сохраняющее в своей внутренней структуре определенное своеобразие. Тем

самым, круг исследуемой проблематики значительно сужается, так как

сформированной и ясной идеологической стороной из всего множества

условно «неоязыческих» культов и сообществ обладает только часть.

Рассматриваемые в данном исследовании неоязыческие культы условно

подразделяются на южную и северную «ветви». К южной «ветви» относится

группа общин на территории Греции и Италии, придерживающиеся

возрожденного античного политеизма. Более крупная «северная ветвь»,

включающая неоязыческие общины на территории Центральной Европы и

Скандинавии придерживается, основном, древней германо-скандинавской

культовой практики. Кроме того, в северную «ветвь» европейского

неоязычества традиционно включаются существующие в Румынии

сообщества, возрождающие дакийский культ Залмоксиса, а также некоторые

неоязыческие общины Бретани, реставрирующие кельтскую «веру друидов».

Многие сообщества южной и северной «ветвей» связаны друг с другом по

принципу свободной ассоциации или альянса, регулярно организуя общие

конгрессы и съезды и выпуская общие декларативные документы. Кроме

того, в обеих «ветвях» существуют идеологи и популяризаторы

неоязыческих практик и концепций, основные и наиболее репрезентативные

работы которых составляют источниковую базу данного исследования.

Степень разработанности проблемы исследования. Современное

российское религиоведение в подавляющем большинстве исследует

неоязычество в России и странах СНГ, особо останавливаясь на культовых,
обрядовых, организационных и структурирующих сторонах этого

религиозного движения. При этом идеологическая система современного
славянского неоязычества исследована почти исчерпывающе, в том числе,
затронуты проблемы связи древнеславянских языческих культов с
современными попытками их возрождения. Наиболее значимые

исследования в этой области представляют работы А.Н. Агальцова¹, А.В.
Гайдукова², М.А. Васильева³, В.В. Грибунина⁴, О.И. Кавыкина⁵, В.В.

Милькова⁶, М.В. Силантьевой⁷, В.А. Шнирельмана⁸, Е.С. Элбакян⁹. В
рамках данной работы можно принять в качестве базового определения
неоязычества как религиозного и культурного явления, определение, данное
А.В. Гайдуковым: «Под неоязычеством понимается совокупность

религиозных, парарелигиозных, общественно-политических и историко-культурных объединений и движений, обращающихся в своей деятельности к дохристианским верованиям и культам, обрядовым и магическим практикам, занимающимся их возрождением и реконструкцией»¹⁰. Следует, однако, подчеркнуть, что современное западноевропейское неоязычество в его идеологическом аспекте до настоящего времени остается вне поля зрения отечественного религиоведения и философии религии. Во многом это связано с тем, что типологическая схожесть внешних признаков неоязыческого движения в России и на Западе ведет к заключению об их

¹ Агальцов А.Н. Российское неоязычество как религиозно-нравственный феномен, Тула, 2010.

² Гайдуков А.В. Идеология и практика славянского неоязычества, СПБ, 2000.

³ Васильев М.А. Язычество восточных славян накануне крещения Руси: Религиозно-мифологическое
взаимодействие с иранским миром. Языческая реформа князя Владимира, М., 1999.

⁴ Грибунин В.В. Наука и религия: диалог или конфронтация? Хабаровск., 2011.
Кавыкин О.И. «Родноверы»: самоидентификация неоязычников в современной России, Ин-т Африки РАН,

2007.

⁶ Мильков В. В., Пелюгина Н. Б. Христианство и язычество: проблема двоеверия. // Введение христианства

на Руси, М., 1987

Силантьева М.В. Нравственный, социальный и духовный потенциал религиозного фактора в современном мире // Славянство в современном мире. М., 2007.

⁸ Шнирельман В.И. Русское родноверие: неоязычество и национализм в современной России, М., 2012.

⁹ Элбакян Е.С. Обзор религиозно-конфессиональной ситуации в странах постсоветского пространства и
Восточной Европы. М., 2012

¹⁰ Гайдуков А.В. Молодежная субкультура славянского неоязычества в Петербурге // Молодежные
движения и субкультуры Санкт-Петербурга. Социология и антропологический анализ / Под ред. В.
Костюшева. Режим доступа: .

общей идейной основе. В отечественном религиоведении высказывается, но не анализируется, лишь идея об имманентной связи западноевропейского неоязычества и национализма. В реальности причины оформления западноевропейской неоязыческой идеологии, ее методы и риторика, а также выдвигаемые ею культурно-исторические концепты в корне отличаются от российских «аналогов».

В западноевропейском и американском религиоведении существует давняя и обширная традиция анализа неоязыческих культов не только в специфически обрядовом, но и более широком социокультурном аспекте. Ведущие исследования по данной теме включают в себя работы таких авторов, как Douglas Cowan¹¹, Barbara Ardinger¹², Graham Harvey¹³, Michael Strmiska¹⁴, Rel Davis¹⁵, Sian Reid¹⁶, Herman Slater¹⁷, John Sulak¹⁸ и др. При этом особенности современного неоязычества в его отношении к специфической социокультурной проблематике, характерной именно для Западной Европы, до сих пор не нашла заметного отражения и в трудах иностранных исследователей. Западное религиоведение традиционно рассматривает неоязычество как религиозное и культурное движение, общее для «западного мира» в целом, уделяя крайне скромное место принципиальным различиям между, например, неоязычеством США и европейской «новой архаикой». Соответственно, неоязычество в Западной Европе как полноправная часть современных социокультурных процессов и тенденций, присущих этому региону пока остается вне поля зрения западных религиоведов, тяготеющих к поиску глобальных связей и универсальных моделей, описывающих неоязычество как культовую религиозную систему, единую в своем основании.

Douglas E. Cowan. Cyberhenge : modern Pagans on the Internet. New York, 2004.

Barbara Ardinger. Pagan every day: Finding the Extraordinary in Our Ordinary Lives. London, 2006.

Graham Harvey. Contemporary Paganism: Listening People, Speaking Earth. New York, 1997.

Michael Strmiska. Modern Paganism in World Cultures: Comparative Perspectives, ABC-CLIO, 2005.

Rel Davis. Existential Pagan: Freedom and Responsibility. Old Time Religion Inc., 1998

Sian Reid. Between the Worlds: Readings in Contemporary Neopaganism. Canadian Scholars Press, 2006.

Herman Slater. A Book of Pagan Rituals. RedWheel / Weiser, 2008.

John Sulak. Modern Pagans: An Investigation of Contemporary Pagan Practices. Re/Search, 2001.

Объект исследования: неоязычество в системе социокультурных реалий современной Западной Европы.

Предмет исследования: идеология современного

западноевропейского неоязычества как совокупность социокультурных концепций, отраженных в трудах её виднейших представителей.

Цель исследования: установить существенные признаки, особенности и тенденции развития идеологии современного западноевропейского неоязычества как важного явления в рамках западноевропейского социокультурного контекста.

Достижение данной цели предполагает решение следующих задач:

1. Определить исторические корни формирования идеологии
европейского неоязычества, уделяя особое внимание концепции прямой
преемственности классического политеизма и «новой архаики»;

1. Проанализировать и обобщить подходы к пониманию существенных черт идеологии современного западноевропейского язычества на основе наиболее важных трудов западных исследователей этого вопроса;

2. Выявить отношение идеологии современного западноевропейского неоязычества к важнейшим для Европы вызовам времени: процессу глобализации, концепции мультикультурализма, христианскому и правовому миропониманию с его идеями социальной ответственности и толерантности;

4.Оценить притягательность неоязыческой идеологии для

определенных слоев западноевропейского общества и ее причины;

Источники исследования: В категорию источников входят

собственно труды неоязыческих идеологов, таких. как А. де Бенуа, П.
Шоссар, Р. Повель и др., а также сборники неоязыческих деклараций,
манифестов, коллективных брошюр, публиковавшихся в качестве

приложений к трудам ключевых исследователей феномена

западноевропейского неоязычества, европейских философов и культурологов

- Р. Кронера¹⁹, У.Стернза²⁰, Ж. Сен-Мишеля²¹. Их использование должно обеспечить выводам работы необходимую репрезентативность.

Теоретическая и методологическая основа исследования.

Общие теоретические основы работы опираются на концепции религиоведческие концепции, полнее всего разработанные российскими религиоведами А.Н. Красниковым²² и И. Н. Яблоковым²³. В число этих концепций входит, прежде всего, понимание религии как важного интегрирующе-дезинтегрирующего фактора социальной и культурной жизни. Западноевропейское неоязычество оказывается в этом контексте важным фактором интеграции новых проявлений архаической религиозной ментальности в европейскую культуру, своеобразным «фокусом», в котором сходятся многие концепты и мотивы архаического мировосприятия и мироотношения. Именно эволюция неоязычества как яркого выражения архаики в новых, стремительно меняющихся условиях современного западноевропейского социума, наглядно иллюстрирует процессы интеграции и дезинтеграции определенных типов европейской традиционалистской ментальности. Кроме того, необходимой методологической основой работы является идея органической связи в рамках религии ее культа и идеологии²⁴. В концепции И.Н. Яблокова религия, находящаяся в процессе становления, неизбежно перерастает рамки культовой и обрядовой системы, вторгаясь во внерелигиозную сферу жизни общества, прежде всего, в культурную его сферу. Тем самым, религиозное движение приобретает аспект, обращенный к индивидуумам, ассоциирующим себя с иными религиозными и культурными системами. Возникает необходимость создания идейного комплекса, который бы интегрировал «стороннего» индивидуума в круг проблем и способов их

¹⁹ Основные труды Р. Кронера переведены на английский язык, в частности: R. Kroner, Archaic mentality and
European Faszism, London, 1992; Traditional myth and interpretation chaos. New York, 1997; Ethnical myth and
historical roots of Faszism. London, 1999.

²⁰ W. Stairnes, The structure of Neopaganist ideology. London, 1999.

²¹ J. Saint-Michel, Neopolytheisme et politique global. Paris, 2009.

²² Красников А.Н. Методологические проблемы религиоведения. М., 2007.

²³ Яблоков И. Н. Некоторые дискуссионные вопросы методологии религиоведения // Философско-
методологические проблемы изучения религии. М., 2004.

²⁴ Яблоков И. Н. Основы теоретического религиоведения. М., 1994.

решения, предлагаемых данной, «становящейся» религией. Неоязычество с полным правом может быть отнесено к религиозному движению, находящемуся в процессе активного становления, испытывающему потребность в четко оформленной идеологии, необходимой в условиях закономерной конкурентной борьбы с иными религиозными и культурными идейными системами. Иначе говоря, формирование и само наличие неоязыческой идеологии в рамках данного методологического подхода представляется закономерным.

В определении идеологии автор руководствуется оппозицией
идеологии и утопии, предложенной К. Мангеймом²⁵. Всякая утопия, то есть
трансцендентная по отношению к реальности ориентация, неизбежно
«взрывает» существующий порядок вещей, тогда как идеологию отличает
стремление к сохранению или постоянному репродуцированию

традиционного образа жизни. Основой социокультурных концепций неоязыческой идеологии является именно стремление к репродуцированию архаических норм мировосприятия и мироотношения, противопоставляемых изменчивой и непрочной современности, в которой скомпрометированы все традиционные нормы и ценности.

Немаловажной частью теоретико-методологического фундамента
работы представляется использование сравнительно-исторического метода,
благодаря которому определяются существенные признаки идеологии
современного западноевропейского неоязычества через сравнение с
аксиологической системой ее условного аналогом – политеизма древности.
Для решения этой задачи автор опирается на работы Ф. Гваттари²⁶, А. Гома²⁷.
Автор исходил из утверждения о западноевропейской цивилизации, как
системы, определявшейся до недавнего времени, христианским

персонализмом и гуманизмом, с одной стороны, и римско-правовым отношением к личности, как субъекту универсального права, с другой.

²⁵ Мангейм К. Избранное. Социология культуры. СПБ, 2000.

²⁶ F. Gwattari, Faszism and Paganic ideals. Paris, 2008

²⁷ A. Gaumaut, European culture as an everlasting process, Toronto, 2006.

Современное неоязычество в этой системе координат представляет собой
попытку отказаться от гуманизма и персонализма, как не соответствующих
«вызовам времени». Взамен предлагается перейти к «крови и почве», Как
базовым природным категориям, определяющим онтологическую

полноценность индивида.

Научная новизна исследования:

1. Рассмотрена связь неоязыческого культа и связанной с ним идейно-концептуальной системы, акцентированной на социокультурной проблематике современности.

2. Критически проанализирована концепция прямой преемственности неоязычества и древних политеистических культов в идеологической сфере, путем сравнительного анализа идеологии неоязычества и аксиологической системы классического политеизма.

3. Определены и систематизированы существенные черты отношений и связей идеологии «новой архаики» с основными социокультурными тенденциями современной Западной Европы.

4. Определены значение, уровень и особенности восприятия
неоязыческой идеологии консервативными элементами европейского
общества; выявлены аспекты взаимовлияния идеологии «новой архаики» и
европейского консерватизма.

Положения, выносимые на защиту:

1. Западноевропейское неоязычество находится в стадии становления и неизбежной конкурентной борьбы с иными идейными и концептуальными системами. Появление неоязыческой идеологии обосновано необходимостью создать непротиворечивую мировоззренческую систему, обращенную к современной социокультурной ситуации. Работы ведущих неоязыческих идеологов в полной мере отражают постепенное становление данной системы.

2. Классический политеизм используется идеологией неоязычества не только в контексте утверждения исторической преемственности «древней» и «новой архаики». Гораздо более важным представляется неоязыческая мифологизация аксиологической системы языческих культов древности. Фактически, в неоязыческой идеологии древний политеизм выступает не как историческая реальность, а как отражение этой реальности в идеологии неоязычества.

3. Отношение «новой архаики» к основным тенденциям

западноевропейской социокультурной современности целиком определяется сакральными для неоязычества началами «крови» и «почвы». Признавая общество только в качестве природного моноэтнического объединения (народа), а культуру - только как естественное и непротиворечивое взаимодействие человека и священных сил бытия, неоязыческая идеология противопоставляет такое мировоззрение процессу культурной и социальной глобализации.

4. Неоязыческая идеология выступает значимым фактором общей
эволюции современного европейского консерватизма. Идейная система
«новой архаики» фактически воспроизводит многие консервативные
концепции культуры и социума, придавая им сакральный смысл и
подкрепляя авторитетом архаической религиозной традиции. С этим связана
нарождающаяся привлекательность «новой архаики» для представителей
западноевропейского консервативного дискурса, стремящихся к

утверждению своих идей на более прочных основаниях.

Теоретическая и практическая значимость исследования

Теоретическая значимость определяется подходом к неоязыческой

идеологии как важному индикатору общей социокультурной ситуации

западноевропейской современности. Предпринята попытка системного

анализа основных подходов современного западноевропейского

религиоведения к неоязыческой идеологии, причем последняя выделена для

самостоятельного рассмотрения, как элемент, не уступающий по важности

ритуально-обрядовой практике. Исследованы основные социокультурные концепции в трудах творцов неоязыческой идеологии. Неоязычество в рамках данного исследования рассматривается как религиозное движение, ярко выраженный идеологический аспект которогоявляется свдетельством динамичного развития не только в культурной, но и в социально-политической сфере. Практическая значимость связана с возможностью использования материала диссертации при чтении курсов и спецкурсов по философии религии, истории религии и религиоведению, в которых отражаются проблемы эволюции архаической религиозной ментальности на фоне интенсивно меняющегося социокультурного облика современной Европы. Выводы данного исследования могут служить материалом для дальнейшей разработки исследованной теме в рамках философии религии и религиоведения, с особым акцентом на связь религиозного движения с общей социокультурной динамикой современного ей социума.

Степень достоверности результатов исследования подтверждается
всесторонним анализом актуальных работ, посвященных изучаемому аспекту
современного западноевропейского неоязычества. Выводы данного

диссертационного исследования основаны на системном изучении, анализе и
интерпретации материалов, прямо и непосредственно относящихся к теме
исследования. Исходным материалом исследования являются

соответствующие изучаемой теме источники и научная литература,

опубликованные в период последних 10-15 лет. Данные источники и литература составляют основной библиографический корпус настоящего исследования.

Апробирование диссертационного исследования

Материалы исследования обсуждались на научно-методическом

семинаре кафедры философии ДВФУ, на научной конференции ДВФУ

«Конвенция как методологическая стратегия гуманитарного знания»

(Владивосток, 2013 г.), и на Девятом Международном форуме молодых

ученых стран АТР (Владивосток, 2009 г.); отражены в опубликованных

работах: научных статьях общим объемом 1, 4 п.л. в рецензируемом журнале «Этносоциум и межнациональная культура».

Структура диссертации: работа состоит из введения, двух глав и заключения, а также списка источников и литературы, включающего 175 наименований.

Идейная основа современного западноевропейского неоязычества в сравнении с ментальностью классического политеизма

Начало современному научному пониманию неоязычества как самостоятельного явления западной религиозной и социальной культуры положили исследования германского религиоведа и социолога Д. Шретера. Целью этих работ были, по определению самого Д. Шретера, считавшего себя учеником Д. Бонхеффера, «выявление сумеречного состояния послевоенной европейской культуры путем анализа религиозных и социальных аномалий, сложившихся в результате культурных и социальных итогов Второй мировой войны и длительного тления войны «холодной»».1 Исходя из определения «кризиса веры», предложенного Д. Бонхеффером и развитого некоторыми протестантскими теологами, Д. Шретер увидел в нарождающихся на территории Франции, Германии и Италии неоязыческих культах важный симптом стремительной архаизации и дехристианизации европейского общества. Работы Д. Шретера, относящиеся к концу 60-х-началу 70-х годов ХХ века были тесно связаны с общей культурной, идеологической и политической ситуацией в «западном мире». Так, много внимания исследователь уделял влиянию «метафизического ядерного ужаса на сознание среднего европейца»2, считая этот признак одной из основных причин возвращения многих европейцев к архаике и мифу, обеспечивающим психологическую защиту от ужасов мира, расколотого «холодной войной». Однако некоторые положения его работ сохранили свое значение до настоящего времени и легли в основу философской интерпретации неоязычества в современной науке. Рассматривая неоязычество как социальное и культурное явление, Д. Шретер определял суть феномена как совокупность трех взаимодоплняемых элементов: 1) возвращения к архаике; 2) реакции на эксцессы антиклерикализма и «культуркампфа» середины; 19 века в некоторых странах Западной Европы, в первую очередь, Германии и Франции; 3) обострения такого рода духовных конфликтов, которые не в состоянии разрешить ни христианская церковь, ни светское государство, монополизировавшее часть церковных функций. Последний, третий элемент, исследователь считал основным и определяющим. Подходя к его анализу с позиций максималистской теологии Д. Бонхеффера, Д. Шретер указывал на так называемые «вечные вопросы», призванные разрешить глубинную суть бытия, однако постоянно оказывающиеся в тупике столь же вечных антиномий. Последние порождены неверием в способность религии и светского гуманизма сообщить человеку истину о нем самом и мире, в котором он живет, причем такое неверие Д. Шретер называет закономерным и оправданным итогом постепенной дегуманизации европейской культуры, морали и религии. Поскольку социальные и культурные нормы были дискредитированы двумя мировыми войнами, межвоенным и послевоенным кризисом и последующим противостоянием сверхдержав, правомерно, по мнению исследователя, говорить об ослаблении изначально присущего европейцам «правового сознания» или «римского разума». Сопоставляя нормы Гражданского кодекса Наполеона, как высшего воплощения европейского правового сознания, и положения принятой одной из первых неоязыческих общин в Манчестере «Декларации о намерениях 1966 года», Д. Шретер последовательно доказывает замещение правового понимания личности как субъекта политики, права и культуры архаическим ощущением причастности к определенной общности, в которой миф или примитивный религиозный культ выступают как источники санкции на «отказ от рационализма и обдуманного прагматизма»1.

Так как роль христианства в западноевропейской культуре, по мнению Д. Шретера, крайне незначительна еще с середины 19 века, то о каком-либо

Католическая церковь и протестантские конфессии, по существу, бессильны что-либо противопоставить «возрожденному мифу». Это исследователь связывает с «ничтожной» ролью христианства в главных политических, культурных и социальных катастрофах ХХ века. Указывая на то, что наиболее активной и боеспособной частью европейского Движения Сопротивления являлись коммунистические организации, то есть «представители собственного мифа», противоречащего всему строю гуманистической культуры Запада, Д. Шретер на этом основании постулировал грядущую дегуманизацию и архаизацию европейского общества, в котором жизнеспособный миф неизбежно должен заменить деградировавшие правовые нормы. Относительно религиозной и метафизической подоплеки изучаемого феномена исследователь высказывал только утверждение о том, что европейская религиозная мораль в ее внешнем виде не способна противостоять «новой архаике», иначе говоря, «истины, способной противостоять новому мифу, в настоящее время не существует»1.

Таким образом, наиболее ранний анализ идеологии неоязычества был в большей степени основан на её включенности в совершенно определенные общественно-исторические условия, в которых существовал европейский социум второй половины ХХ века. Однако концепция Д. Шретера положила начало комплексному изучению неоязычества как важного социокультурного явления. Предложенное Д. Шретером определение неоязычства как «новой архаики» сыграло решающую роль в формировании исходных концепций для некоторых существенных подходов к данной проблеме в рамках европейского религиоведения. Под «новой архаикой» Д. Шретер понимал «современные идейно-религиозные системы, направленные на возвращение в том или ином виде к объяснению человека традицией, мифом, и, в конечном счете, заключающие личность в сакрализованные рамки природного детерминизма»1. Д. Шретер полагал, что в контексте «новой архаики» не может идти речь о свободе воли, и, следовательно, свободе выбора, так как человек в этой идейной системе определен своей принадлежностью к трансцендентальному бытию, лишенному трансцендентной причины. Поскольку личность целиком принадлежит трансцендентальной реальности, она не обладает условно христианской свободой воли, делающей человека соприродным Творцу. По сути, Д. Шретер полагал смысл архаики в детерминизме подобного рода, причем в случае с «новой архаикой» имеет место своеобразное «искажение перспективы», когда идейная система, провозглашающая себя носительницей принципа свободы, и, тем самым, стремящаяся освободить человека от «рабства христианских догматов», на самом деле таковой не является. Для Д. Шретера архаика есть власть мифа и связанной с ним традиции. Продолжив это рассуждение, закономерно можно прийти к выводу о том, что стремление к интуитивному познанию единой сущности бытия требует не свободы, а, наоборот, предельной детерминированности, ибо последняя истина мироздания, как и все мироздание, по своей природе циклично и абсолютно устойчиво2. Эту ситуацию символически отражает крайне разветвленный институт социальных, культурных, религиозных и бытовых табу, свойственный любому архаическому мировоззрению. С этим же фактом связан и неизменный симбиоз архаического политеизма и магии, которая представляет собой не что иное, как попытку воздействовать на вечное цикличное бытие столь же неизменным алгоритмом магических действий. Д. Шретер абсолютно оправданно подчеркивал неизбежный утилитаризм как магии, так и архаического мировоззрения, связанный с отсутствием в них понятия свободы, свойственного, например, гуманистическому персонализму.

Социокультурные идеи в трудах идеологов современного западноевропейского неоязычества

Рассматривая природу как «почву», «фундамент» гармонического бытия человека в мире, неоязычество уделяет большое внимание мифу и мифологическому архетипу как компонентам самоидентификации и гармонизации индивида. По мнению сторонников этого течения, глобалистские тенденции в европейском социуме способствуют «размыванию», исчезновению или деградации национального и индивидуального мифов, то есть подрывают корни человеческого существования в качестве «природного существа». Так, А. де Бенуа объявляет глобализацию «мировой нигилизацией»1, подчеркивая тем самым принудительную нивелировку национальных черт, включая нравственные нормы, напрямую связанные с народной общностью. Используя исторические аналогии, идеологи современного неоязычества указывают на «антиглобалистский» характер самой европейской истории. По их мнению, европейским народам германского и скандинавского происхождения было изначально свойственно крайне мощное чувство этнической самоидентификации, которое не было нивелировано латинизацией, как это произошло с племенами Галлии, утратившими свою самобытность. Христианизация Северной и Центральной Европы привнесла в народные культуры этих регионов чуждые им идеи универсализма, однако «не стоит забывать, что всякие попытки объединить Европу и навязать ей искусственный интернациональный строй, всегда производились в большей степени со стороны властителей и узкого круга их приверженцев, а не основной массы народа, который при первом удобном случае с презрением

В качестве примера Р. Повель приводит «империи-химеры» Карла Великого, Священную Римскую империю, Фридриха Прусского, Наполеона Первого, Третий Рейх. Расширяя исторический контекст, неоязыческая идеология настаивает на обреченности не только европейской, но и всякой глобализационной модели вообще, вплоть до самой ранней «версии» глобализации, под которой понимается христианство. Причины этого сторонники неоязычества усматривают в том, что «основу народного духа, живущего кровным родством, народным мифом и традицией, всегда составляет более или менее осознанное, но нерушимо прочное чувство своей отдельности и независимости от иной традиции, крови, культуры»2. Любая попытка насильственно навязать народу и личности экспансионистский вектор развития неизбежно приводит к краху, обусловленному логикой истории. Исторический процесс в интерпретации неоязыческой идеологии, имеет «истинную и ложную» стороны. «Ложным» он оказывается в том случае, если превращается в «суматоху завоеваний, территориальных присоединений, торговых и политических экспансий, кровопролитнейших и абсолютно неоправданных войн»3. Не случайно, по мнению сторонников неоязычества, любая попытка построить военную или торговую империю, основанную на мультикультурном и многонациональном принципе, обречена на тотальную неудачу. Искусственно объединяя представителей различных наций, верований и культур, строители такой империи достигают только прогрессирующей моральной и культурной деградации или неизбежного роста политического сепаратизма, оканчивающихся крушением и распадом имперской системы. Однако, убедительность исторических примеров, подтверждающих эту теорию, крайне разнообразно варьируется, так как, если в случае с империями, построенными исключительно в результате агрессивной завоевательной политики, аргументация создателей теории представляется убедительной, то, например, Британскую империю неоязыческая идеология включает в ряд «искусственно созданных государств, лишенных истинного национального облика»1 гораздо менее убедительным путем2.

Данная концепция тесно связана с общим представлением о «внутренних ресурсах человека народного», характерным для «северной ветви» современного неоязычества в целом. Программная работа П. Шоссара «Миф об Антее как реальность»3, приуроченная к Конгрессу неоязыческих общин Англии 2008 года, наиболее полно иллюстрирует свойственное неоязычеству понимание проблемы глобализации и этнической самоидентификации. Для этого понимания характерно отношение к «крови», то есть народному или этническому единству, и «почве», то есть единству постоянной территории проживания народа, как к священной данности, олицетворяющей глубинные корни народного и индивидуального бытия. Человек «живет полноценно лишь сам, с собственными частями тела, среди собственных соплеменников и сородичей, на собственной земле, в окружении знакомых ему интуитивно, еще до рождения его сознания, символов и примет великой реальности национального мифа»4. Попытка изъять человека из свойственной ему среды приводит к «превращению личности в индивид»5, то есть безликую и лишенную жизненной силы единицу искусственного образования, называемого современным социумом. Это положение призван иллюстрировать миф об Антее, который был непобедим, пока находился на своей земле, дававшей ему чудодейственные силы. П. Шоссар заявляет: «Как только Антей потерял связь со своей землей, он погиб. И станем ли мы усматривать в этом обычную сказку, лишенную всякого значения, когда этот великий символ прямо говорит нам о недопустимости потери собственной крови и почвы, а значит, и собственной судьбы?»1. Глобализация и силы, стремящиеся к ее активному воплощению, понимаются в данном контексте как проявление тенденции искусственного универсализма, характерного для критических периодов европейской истории. Более того, стремление к объединению и взаимной ассимиляции, по мысли П. Шоссара, никогда не было имманентно присуще европейским народам. Все попытки «навязать» Западной Европе коллективную форму политического, культурного и экономического строя предпринимались «либо властителями, испорченными идеями христианского мессианства, которые им внушались с детства, либо чуждыми Европе личностями и сообществами»2. В данном случае, неоязыческий идеолог, в контексте собственной антиамериканской риторики, проводит историческую аналогию европейской современности с планом Вудро Вильсона, предлагавшего создать по окончании Первой мировой войны Соединенные Штаты Европы. «Можно лишь поражаться, насколько американский президент не понимал причин возникновения еще бушевавшей на тот момент войны, возникшей именно из-за стремления европейских правительств первенствовать, захватывать, объединять. Иначе как этим непониманием и изначальной чуждостью Вильсона нуждам Европы нельзя объяснить его предложение, фактически толкавшее европейцев в бездну новых войн»3. Аналогичная ситуация возникает, на взгляд современных неоязычников, в сегодняшней Европе, с той разницей, что «американская культурная и политическая экспансия»4 приобрела гораздо более глобальные и планомерные масштабы.

Идеология западноевропейского неоязычества в отношении к концепции толерантности

По мнению неоязыческого идеолога, эти законы имели своей основой не экономическую или политическую подоплеку, а живое ощущение необходимости исключить из народа те социальные группы, которые, в силу своей маргинальности, перестали входить в народную общность. Учитывая общий масштаб пауперизации городского и сельского населения на рубеже средневековья и Нового времени, христиански гуманное отношение к жертвам этого процесса якобы привело бы к очень быстрому разрушению национальных государств, а, впоследствии, к их тотальному исчезновению.

Суть такого взгляда заключается в особом понимании неоязычеством границ народа и особенностей бытия отдельного человека, включенного в народную общность. Всякий человек, утративший непосредственную связь с «полем силы» по экономическим, политическим или религиозным причинам, тем самым превращается из части единого природного организма в маргинальный и, значит, разрушительный элемент. Наиболее эффективными путями такой маргинализации неоязычеству представляются: принятие индивидуумом «чуждой» политеистическому мировоззрению религии; культурная обособленность личности в силу ее принадлежности к искусственно созданной «элитарной» культуре; либо принадлежность индивидуума к вненациональному политическому или экономическому процессу. Следовательно, поддерживать членов народной общности, подвергшихся подобным деформациям, а значит, переставшим к ней принадлежать, не только бессмысленно, но и разрушительно для нации и тех, кто ее составляет. По утверждению П. Шоссара, «каждый раз, когда мы слышим о социальной ответственности перед преступниками, наркоманами, иждивенцами на шее у общества, зачастую происходящими из абсолютно иных национальных и религиозных групп, мы можем только еще раз указать на то, что ответственностью в данном случае должны быть обременены не здоровые члены общества, а те элементы, которые ставят под угрозу его существование своим образом жизни и агрессией…»1. Особенно абсурдным неоязыческая идеология объявляет принцип помощи тем социальным слоям, которые по своему этническому, культурному и религиозному происхождению не являются представителями данной конкретной нации. Это провоцирует дальнейшее тиражирование принципов социального и этнического паразитизма, на котором, в большинстве случаев, основаны все наиболее значимые межкультурные конфликты в Западной Европе последнего времени. Однако порочным, по представлению современного неоязычества являются не частности функционирования принципа социальной ответственности, а сам принцип как таковой. Его главным недостатком объявляется уверенность социально несостоятельных слоев населения в том, что государство обязано искусственно поддерживать для них более чем приемлемый жизненный уровень. Эта уверенность ведет к появлению и развитию крайне опасного и болезненного внутринационального антагонизма. Преобладающую роль в нем играет не только стремительная «паразитизация» той части общества, которую поддерживает концепция социальной ответственности, но и все более открыто проявляемая неприязнь стабильных и состоятельных представителей нации к тому, кого их заставляют поддерживать и одобрять с помощью собственных доходов. Возникает ситуация, представляющая собой, в рамках неоязыческой концепции, абсолютное зло, то есть разделение монолитного в прошлого народа на социальные страты, к тому же осложненное социальным антагонизмом. Причиной этого объявляется именно не что иное как концепция социальной ответственности, в которой якобы скрыты разрушительные потенции, проявляющиеся при действенном претворении этой концепции в жизнь.

При этом западноевропейское неоязычество настаивает на том, что их подход к проблеме социальной ответственности не имеет ничего общими с теориями социал-дарвинизма, в то время как ряд исследователей-социологов прямо называет неоязыческую доктрину «спиритуальным дарвинизмом»1. Контраргументация представителей «новой архаики» сводится к утверждениям о глубоком различии в дарвинистском и неоязыческом подходе к природе общества и человека. В первом случае природа воспринимается как неодухотворенное сугубо материальное начало, чисто физическим законам которого раз и навсегда подчинен человек. Социальный дарвинизм не отделяет социального поведения личности от аналогичного поведения животных, и, к тому же, всячески пытается сблизить мотивы, которыми руководствуется в общественной и личной жизни человек, с общим законом выживания видов путем естественного отбора. Неоязычество утверждает, что политеистическое мировоззрение не только не основано на принципе «выживает сильнейший», но даже прямо противоположно ему. Признавая закономерную необходимость природного начала в человеке и его социальной жизни, идеология «новой архаики» полагает, что абсолютизацией животного элемента в составе личности и общества их проблематика не исчерпывается. Большое значение в этом случае уделяется культуре, которая представляет собой одновременно природную и надприродную величину. Человек привносит в универсум собственное отношение к бытию как к божественному и эстетически прекрасному началу,. Животные лишены такой причастности, поскольку ими руководит не «божественная интуиция», а только инстинкт. Человек же воспринимает от «великих сил бытия» не только их примитивные природные проявления, но и более глубинные принципы «должного отношения» к жизни и себе подобным.

Восприятие идеологии неоязычества западноевропейским общественным сознанием

В данном случае, разница между правовой нормой и принципом табу оказывается в «понятности» и «жизненности» последнего. Иначе говоря, неоязычество трактует табу как важнейший элемент, определяющий и структурирующий личностную и общественную идентичность. В случае же преступления табу или нарушения запрета кара за это нарушение признается как абсолютно должная и справедливая уже потому, что нарушенными оказываются традиции, поддерживающие «жизненный интерес» народа. К последнему безоговорочно причисляется персональная и национальная самоидентификация, важная, прежде всего, для исторической цельности европейских народов. Тем самым, неоязычество полагает запретительную норму достаточным инструментом для обретения утраченной идентичности. Однако, в обращении к системе архаических запретов как единственному выходу из «глобализационного тупика» заключается органически присущая самой архаической традиции опасность. Система традиционных архаических ценностей является устойчивой лишь тогда, когда она представляет собой «монополию» в культурном, ментальном или социальном пространстве этноса или иной общности. Между тем, «новая архаика» современности изначально представляет собой идеологию, направленную на бескомпромиссную борьбу с глобализацией и космополитизмом. Как показывает исторический опыт, архаическая идеология, вынужденная конкурировать с противоположными ей по всей сути идейными системами, достаточно быстро переходит к радикализации и обострению борьбы с ними. Это происходит в силу охранительской природы самой архаики, которая никогда не была системой ценностей, способной к компромиссу. В архаике идентичность понимается не как разрешение, а как запрет, отделяющий «свое» от «чужого». Всякий индивид, преступающий этот запрет, либо «чужак», вторгающийся в инородную для него среду с иной системой запретов и табу, обречен на наказание, но ни в коем случае не на прощение или интеграцию, как это происходит в рамках христианского или светского гуманизма. Декларируя принципы ненасилия и самоизоляции, неоязычество, прежде всего, противоречит само себе, утверждая идеи, противоположные собственной природе. Радикализация этого движения, происходящая помимо желания его идеологов, все более явственно ощутима в современном европейском обществе (теракт близкого к неоязычеству А. Брейвика и пр.). Для современной «новой архаики» характерно иррациональное ощущение идентичности как свойства, достигаемого только подавлением инаковости.

Все основные проблемы, с которыми сталкивается европейский социум в настоящее время, в интерпретации «новой архаики» приобретают черты «вызовов», лишенных исторической закономерности, а, значит, изначально не являющихся неизбежными. Так, массовая иммиграция жителей Африки и Азии в Западную Европу, в неоязыческом понимании, порождена не объективными экономическими и демографическими обстоятельствами, а общей «порчей» европейского национального начала, которая допустила развитие противоречащей здравому смыслу концепции толерантности, приведшей к ослаблению сопротивляемости влиянию извне. Объявляя христианизацию и либерализацию главными причинами кризиса «европейского духа», «новая архаика» тем самым не принимает материальный прогресс вне его смыслового наполнения. В отличие от большинства современных западноевропейских политических и религиозных движений, неоязычество отрицает возможность примирения материального или духовного на основе любого компромисса. Прогресс и его блага имеют смысл, согласно постулатам неоязыческой доктрины, лишь в том случае, если непосредственно связаны с бессмертным духом народа и вечным началом бытия, в противном случае никакой прогресс не оправдан и не нужен. Любая эпоха, в которой произведения цивилизации достигали определенной критической массы, порождают учения или мировоззрения, основанные на отрицании этих ценностей. Примером, подтверждающим этот факт, могут служить учение киников и эпикурейцев в эпоху постепенного распада античной культуры, а также теория Ж.Ж. Руссо о «естественном человеке». Неоязычество имеет сходный с этими учениями генезис, однако, в отличие от них, оно опирается не на рационалистические концепции будущего человека и общества или провокационные попытки вернуть «естественность» внешним «приближением к природе», а на традицию и миф, как архетипический фундамент человеческого бытия. Возрождением внимания и интереса к интуитивному постижению реальности и его выражению в мифологических символах неоязычество кардинально отличается от доктрин и учений, с которыми его объединяют другие, менее важные черты. По сути, имеет место противопоставление мифа и связанного с ним политеистического миропонимания рационалистической культурной традиции, которую сторонники «нового политеизма» воспринимают как производное порожденной христианством цивилизации. Такая конфронтация неизбежно привлекает к себе интерес и внимание общества, озабоченного поисками решения наиболее острых проблем и кризисов, порожденных гуманистическим и рационалистическим сознанием. Неоязыческие идеи по своему существу апеллируют к эмоциональной и биологической основе человека, обращаясь напрямую к инстинктивному чувству собственности, «природной» ксенофобии, изначального неприятия личностью абстрактного понятия общей справедливости в ущерб субъективному или узконациональному. Очевидно, что, в контексте общей социокультурной ситуации в современной Западной Европе неоязычество постулирует отказ принять ситуацию новой глобализированной Европы. При этом подчеркивается, что невыгодные для коренных европейцев социокультурные обстоятельства были не имманентны европейским культурам, а искусственно привиты им чуждыми любому национальному началу силами. Место, которое «новая архаика» занимает в современной социокультурной жизни Западной Европы, определяется, прежде всего, этой позицией.