Содержание к диссертации
Введение
Часть I. Устная история монголов как источник этногенетического исследования
Глава I. Об устной истории монголов 11
Глава II. Связь родословной Чингис-Хана с устной историей 21
Глава III. Хронологическая и топонимическая информация в устной истории 40
Глава IV. Род и племя в устной истории 70
Часть II. Этногенетические аспекты устной истории монголов
Глава 1. Тюрки и монголы 108
Глава II. Татары и монголы 146
Глава III. Монголы-дарлекины и хамуг монгол улус 164
Заключение 174
Библиография 178
- Об устной истории монголов
- Хронологическая и топонимическая информация в устной истории
- Тюрки и монголы
- Монголы-дарлекины и хамуг монгол улус
Введение к работе
Актуальность темы. Изучение этногенеза и этнической истории монголов имеет важное научное и общественно-политическое значение. Актуальность темы проистекает из того положения, что в современном монголоведении нет единого мнения по таким фундаментальным вопросам, как происхождение этнонима"монгол", о первоначальном месте обитания племени "монгол", о процессе формирования хамут-мон-гольского племенного объединения и его этнокультурных связях с соседними кочевыми племенами и их объединениями. Разные мнения исследователей о родоплеменной организации средневековых монголов настоятельно требуют изучения вопроса с акцентом на этнические процессы. Последний аспект не получил должной разработки в исторических исследованиях по Монголии и в ретроспективном плане становится более важной задачей, чем поиски предков монголов среди кочевников хуннского и сяньбийского политического объединения. Существующее положение требует дальнейшего всестороннего исследования этногенеза монголов по всем аспектам (историческим, этнографическим и т.д.) с максимальным использованием разных источников. Среди источников по информативности не последнее место занимают устные исторические пре -дания монголов. Ценность устных исторических преданий и рассказов как источника по этногенезу монголов тем выше, чем неразрывнее они связаны с этническим самосознанием и содержат сведения о начальных этапах формирования общности.
Изученность темы. Впервые устные исторические предания монголов исследовал X. Пэрлээ и опубликовал в 1969 г. свою работу "По следам устной истории монголов Трехречья", которая до сих пор остается единственной специальной работой по данной теме. В ней автор использовал устные исторические предания как источник для изучения этногенеза монголов, а также сопоставил эти предания с археологической культурой, фольклором и этнографическими данными.
Важным шагом в его работе стало обсуждение достоверности и признание их историчности. Другие монголоведы, хотя и не изучали специально устные исторические предания, но частично использовали их для исследования. Д. Гонгор пользовался устными преданиями при работе над историей халхас-
ского ханства и происхождения халхасцев (Ц. Гонгор, 1970). Вслед за ним Г. Сухбаатар обращался к ним в ходе исследования тобаской историографической традиции и сопоставил их предания с монгольскими (Г. Сухбаатар, 1971). Ш. Вира при исследовании историографической традиции монголов проводил сравнительный анализ устных исторических преданий всех центрально-азиатских кочевников, известных по письменным источникам (Ш. Вира, 1978).
Из зарубежных монголоведов Л.Р. Кызласов (Кызласов, 1975) и Е.И. Кычанов (Кычанов, 1980) частично использовали устные предания для выяснения средневековой культуры, первоначальной родины монголов и путей их миграции. Если перечислить труды, которые более или менее коснулись устного исторического предания монголов средневековья, исключая работы X. Пэрлээ, то список их, в основном, ограничивается вышеперечисленными публикациями.
Другим аспектом нашей работы является исследование родословной Чингис-хана, которая непосредственно соприкасается с этногенетическими преданиями монголов. Российский монголовед Л .Л. Викторова при изучении раннего периода этногенеза и происхождения народа рассматривала родословную Чингисхана, как "имеющую значение первоисточника" (Викторова, 1980). Монгольский историк X. Пэрлээ посвятил специальную статью хронологическим вопросам родословной Чингис-хана (X. Пэрлээ, 1956). Тем не менее, родословная вместе с устным историческим преданием составляет одно из слабоизу-ченных мест в монголоведении.
Цели и задачи. Основная цель работы заключается в том, чтобы проанализировать информацию, заключенную в устном историческом творчестве монголов, и на этой основе изучить их этногенез. Поставленная цель предполагает решение следующих взаимосвязанных задач:
-
обоснование целесообразности использования исторических преданий, рассказов и генеалогии для этногенетичес-кого процесса с ориентацией на результаты исследований современных фольклористов и этнографов;
-
анализ и классификация исторических преданий, рассказов и генеалогии;
3) сравнительное изучение вариантов эргунэ-кунского
предания и исторических рассказов для идентификации топонимов, выяснения этимологии этнонима "монгол" и приблизительного определения хронологических рамок событий;
-
сопоставление полной генеалогии Чингис-хана по всем известным источникам и последующая проверка достоверности методом исключения, в основе которой лежит демографическая константа (средний срок смены одного поколения);
-
выяснение терминологии, понятия рода и племени по историческим рассказам и роли родоплеменных группировок в этнических процессах населения МонголииХ-ХШ вв.;
-
изучение исторических рассказов монголов конца XIII в. об этногенетических связях монголоязьгчных и тюркоязыч-ных племен и об общности названия "тюрки";
-
сравнительный анализ преданий рода Ашина, данных о переселении племени "тюрк" и кимакского племенного объединения с монгольскими письменными источниками;
-
выяснение роли татарских племен в историимонголоя-зычных племен и этногенезе монголов;
-
обобщение устной истории монголов и на этой основе исследование этногенеза монголов, его периодизации и разграничении от истории племени "монгол".
Научная новизна работы. Представленную работу можно рассматривать как дальнейшее продолжение исследований известного монгольского ученого X. Пэрлээ и попытку использования новых методов и теоретических положений последних лет, разработанных российскими этнографами и антропологами. Сравнительное изучение устных исторических рассказов, преданий, генеалогий и письменных источников позволяет сделать новые выводы по истории ранних монголов и этногенезу монголов в целом.
Источники. Основными источниками являются устные исторические рассказы, предания и генеалогии, запечатленные в "Сокровенном сказании" и "Сборнике летописей" Рапшд-ад-дина.
Практическая значимость. Результаты исследования могут быть использованы для дальнейшего изучения этногенеза монголов и их этногенетических связей с кочевниками Монголии тюрко-уйгурского периода.
Апробация основных положений диссертации отражена в серии научных статей в ежегодниках и докладах на международном конгрессе и конференциях. Диссертация обсужда-
лась на заседании сектора бронзы и железа Института археологии и этнографии СО РАН.
Структура работы. Работа состоит из введения, 7 глав, заключения и списка литературы.
Об устной истории монголов
Существование устного исторического творчества и историографической традиции у монгольских племен средневековья признается многими исследователями (Владимирцов,1934,с.7-8; Козин, 1941 ,с.35,46,50-51,60; Петрушевский, 1952,с.26-30; Вира, 1978,с.52-53,146-147). Устное историческое творчество монголов больше всего отражено в «Сокровенном сказании» и «Сборнике летописей» Рашид-ад-дина.
Можно считать установленными то, что начальные части двух названных источников написаны по устной родословной и устным преданиям, передававшимся из поколения в поколение. Если рассмотрим те части наших двух источников, которые изначально передавались устно, то по содержанию историческую память монголов средневековья можно разделить на две темы. Во-первых, это родословная предков Чингис-хана от Буртэ-Чино и Гоа Марал. Во-вторых, этногенетическое предание о поражении племени монгол и о бегстве его остатков в Эргунэ-Кун, сообщаемое в «Сборнике летописей».
Это предание получило название в трудах нашего историка Х.Пэрлээ «сстной истории монголов», и мы будем использовать этот термин в дальнейшем. Примечательным фактом является то, что последнее предание отсутствует в «Соковеенном сказании и других монгольских источниках. Устная история монголов имеется, кроме Сборника летописей, в «Шаджар-и тюрк» («Родословное древо тюрков») Хивинского хана Абу-л-Гази (1603-1664), прямого потомка Чингис-хана и в «Рооссловной туркмее» Хондемира (1475-1535) почти в том же виде, только с некоторыми хронологическими подробностями. Очевидно, что этногенетическое предание, зафиксированное в разных источниках разного времени, имеет общие источники. Поэтому самые ранние из них заслуживают большего внимания. Как известно, «Сборник летописей» не является трудом одного Рашид-ад-дина, а произведением целого коллектива (Петрушевский,1952,0.26; Вира,1978,с.133-136). По словам Шемс-ад-дина Кашани, Пулад-чинсан и Рашид-ад-дин систематически, изо дня в день занимались вместе, как учитель и ученик: «счастливый эмир рассказывал, ученый визирь записывал с его слов» (цит. по Петрушевскому,1952,с.26). По сообщению А.Тогана, в рукописях сочинения Рашид-ад-дина «Беседы с Улджейту-хаганом» говорится, что Сборник летописей вместе с другими работами Рашид-ад-дина были первоначально написаны на монгольском языке. По его мнению, «монгольская книга», упоминаемая Рашид-ад-дином как один из источников, является монгольским оригиналом Сборника летописей, написанным Пулад-чинсаном и другими монгольскими летописцами в Тебризе. Рашид-ад-дин же перевел эту книгу на персидский язык, сопроводив перевод примечаниями и стихами (цит. по Вира,1978,с.134-135). Исторический труд Рашид-ад-дина написан по инициативои указу монгольских ханов в Иране Газана и Улджейта. Рашид-ад-дин писал, что «... он (Газан-хан) соизволил дать свое славнейшее указание в том смысле, чтобы ... - все летописи о монгольском происхождении и генеалогии всех тюркских, родственных монголам, и разъединенные рассказы и повествования о них, которые находятся в цветущих государственных казнохранилищах, а некоторые вверены эмирам и приближенным величества, и до последнего времени ничья рука не дерзала собрать их воедино, никому еще не споспешествовало счастье привести их в порядок, и каждый историк добрую половину из них передавал без знания исторического положения, со слов народа, таким способом, который больше всего соответствовал вкусу историка, действительность же свершившегося никому не была известна и никем не проверена, - так, чтобы вышеупомянутый Рашид, Хамаданский врач, подвергнув исправлению и критике, внимательному рассмотрению и взвешиванию точности свидетельств этих записей, собрал их и привел в должный порядок, изложив все в безупречных выражениях, ... то, что будет сокращено или подробно не изложено в этих записях, то он наведет об этом соответствующие справки у ученых мудрецов китайских, индийских, уйгурских, кипчакских и других народов и у их знатных людей, ... особенно у великого эмира, командующего войсками Ирана и Турана, руководителя государствами мира, Пулад-чинсана ...»(Р.А.,т.1,кн.1,с.67).
Таким образом, современные ему монголы, в частности такие выдающиеся знатоки старины, как Пулад-чинсан и Газан-хан внесли большой вклад в этот труд. Они имели репутацию несравненных знатоков монгольской истории, первый «... во всей населенной части мира не имеет равных себе в осведомленности о видах различных искусств, в знании происхождения тюркских племен, их истории, особенно истории монголов» (Р.А.,т.1,кн.1,с.67), второй «\.. тоже считавшийся выдающимся знатоком монгольской старины, уступавший лишь одному Пуладу-джэн-сяну ...» (Петрушевский,1952,с.52). Главной целью составителя Сборника летописей была точность передачи и правдивость изложений устных и письменных источников и «он изложил в ней без всяких изменений, переделок и вольностей все то, что он нашел написанным в известных книгах каждого народа из того, Что у него существовало в популярной изустной передаче, и из всего того, что его авторитетные ученые и мудрецы изложили согласно своим воззрениям» (Р.А.,т.1,кн.1,с.50). Исследователями была отмечена текстуальность передачи устных и письменных источников по монгольской истории в Сборнике летописей (Петрущевский,1952,с.27; Бира,1978,с.140-141). В.В.Бартольд писал: «аашид-ад-дин сознательно старался излагать исторические предания так, как передавали представители соответствующих народов. Не прибавив ничего от себя и не вдаваясь в оценку достоверности отдельных известий. Его труд, таким образом, не был научно-историческим произведением в современном смысле, но как свод материалов по общности плана до сих пор занимает соверщенно исключительное место в мировой литературе» (Бартольд,1918,с.861). Именно точность, текстуальность передачи устной истории монголов в труде Рашид-ад-дина привлекают наше внимание для исследования самой устной истории.
Вопрос о достоверности устной истории, обсуждаемый современными историками, поднял в свое время Рашид-ад-дин. Во вступительном слове он излагает свое отношение к двоякого родд» устным историческим рассказам. По его мнению, один из них, «... когда сведения передаются из уст в уста и которая является причиной науки, в сведениях такой передачи нет никакого сомнения, подобно тому, как у нас на основании всеобщей молвы не вызывает сомнений существование пророков, царей и знаменитых мужей, бывших в прежние столетия, и наличие далеких городов, вроде Мекки, Каира и других отдаленных известных мест» (Р.А.,т. 1,кн.1,с.48). В другой, в большей части истории и рассказов, «отторые предпочитает народ , он включает те устные исторические рассказы, которые «еез строгой преемственности в передаче» (там же,с.49). Он обращает внимание читателей на такие случаи, где даже вчера случившееся происшествие, передаваемое его очевидцами или участниками, совершенно не соответствует действительности. В правдивости таких рассказов Рашид-ад-дин менее уверен, но его подход к устным историческим преданиям вполне перекликается с методическими установками современных этнографов и фольклористов.
Историк рассуждает: «ссли по этой причине историки перестанут писать и устно излагать исторические сведения, думая «не дай бог, чтобы люди критиковали их и они бы им не понравились», - то во всяком разе все истории, известия и положения, [имевшие место] в мире, были бы заброшены, и все люди были бы лишены [приносимой ими] пользы» (там же,с.49). По его мнению, как бы не считать истинными исторические сведения в Сборнике летописей, он не может привести доказательство, кроме как ссылаться на рассказы людей или книг, считает это главной возможной причиной искажения истины, если такое обнаружится в труде, а ответственность за это переносит на «еередатчика» (Р.А.,т. 1 ,кн. . ,с.49-90)0
Хронологическая и топонимическая информация в устной истории
В настоящей главе мы предприняли попытку проанализировать некоторые хронологические данные и географические названия, сообщаемые в Сборнике летописей Рашид-ад-дина и Родословном древе тюрков Абу-л-гази бахадур хана.
Выще уже говорилось, что в нащих источниках история монголов начинается с устного предания о поражении племени, которое «... в древности называли монгол...» и о бегстве его остатков в Эргунэ-кун (Р.А.,т.1,кн.1.с.153-154). Хотя его важное значение для изучения истории монголов до эпохи Чингис-хана признано большинством исследователей (Н.Я.Бичурин, Ю.Я.Владимирцов, С.А.Козин, Х.Пэрлээ,Ш.Бира), до сих пор остается много неясного и спорного в хронологической интерпретации устной истории. Это обстоятельство требует от монголоведов тщательного анализа каждого устного исторического предания, и тогда они могут быть осмыслены заново и могут пролить дополнительный свет на историю древних монголов, на их происхождение. В упомянутом предании содержится хронологическая информация о бегстве предков монголов в Эргунэ-кун, около 2000 лет до написания Рашид-ад-дином своего труда. Согласно этому сообщению древнемонгольское племя потерпело поражение от соседей около 600 г. до н.э. Дата двухтысячелетней давности от времени Рашид-ад-дина привлекла внимание монгольских историков Х.Пэрлээ, Д.Гонгор, Г.Сухбаатар, Ш.Бира. По поводу этой даты наши историки имеют различные мнения.
В частности, Х.Пэрлээ, отмечая немаловажное значение настоящей устной истории для исследования этногенеза, считает, что она сильно отличается от простой легенды и имеет важные элементы историзма. Кроме того, он сравнивает эту дату с датировкой археологических памятников Монголии и относит к 700-600 гг. до н.э. или к концу бронзового века, началу периода плиточных могил (Пэрлээ,1969,с.14-17). Д.Гонгор связывает эргунэ-кунский период древнемонгольского племени с периодом VI - VIII вв., когда упоминание о потомках хунну и дунху, отмеченных до VI в. под названием сяньби, муюн, тоба, жужан вдруг почти исчезает со страниц китайских исторических хроник (Гонгор,1970,0.44). Г.Сухбаатар высказал мнение о хронологической относительности сообщаемых дат, о том, что даты 2000 лет и 400 лет дают лишь представление об их примерной древности.
Его точка зрения базируется на сравнительном анализе настоящего предания с тобаским преданием о переселении и он считает, что они типологически полностью совпадают (Сухбаатар,1971,с.135), и что тобаский Мао и Маодунь шаньюй хуннов один и тот человек (там же, с.59-63). По его мнению, тобасцы переселились после падения государства основанного Мао или Маодунь шаньюем, а датируется это событие I в. до н.э. (там же,с. 135-136). Ш.Бира в ходе анализа устной историографической традиции древних монголов по отношению к обсуждаемому преданию допускает возможность сохранения отзвуков действительных событий, связанных с историей расселения, и датирует I тысячелетием до н.э. (Вира,1978,с.20). Таким образом хронологические интерпретации наших историков довольно сильно расходятся. Рассмотрим основные положения датировок прежних исследователей. Как мы видим, Х.Пэрлээ и Ш.Бира принимают дату, сообщаемую в предании. Датировка Д.Гонгора основана на общем обзоре китайских исторических хроНИК что ТРУДНО комментировать или оспорить
Что касается датировки Г.Сухбаатар, то его обоснование наталкивается на целый ряд противоречий. Рассмотрим детали двух преданий:
а) в эргунэ-кунском предании подробно рассказывается о причинах бегства, именно бегства после поражения. А тобаское предание сообщает нам только о переселении;
б) история расплавления горного склона, состоящего из железной руды, и выхода из Эргунэ-куна описывается ярко и живо. А у тобасцев переселение происходит без каких-либо событий, связанных с расплавлением железа (Сухбаатар,1971,с.133-136);
в) местности, описываемые в двух преданиях сильно отличаются: Эргунэ-кун - долина или падь («здоровая степь») среди лесистых гор, а местность пребывания тоба «была темной, котлообразной и болотистой», у большого озера (цит. по Бира,1978,с.61);
г) утверждение о том, что тобаский Мао и Маодунь шаньюй хуннов одно и то же лицо, и что переселение тоба на юг связано с падением государства, основанного им, не соответствует данным источника.
Согласно преданию тоба, зафиксированному в Ганму и Вэй-шу, Сюаньди Туйинь потомок Мао в четвертом колене. Источник сообщает, что имена потомков хуннского Маодуня в четвертом колене Юй би и Увэй, а не Туйинь, а хуннская держава во времена их правления еще не утратила своего могущества (см. Бичурин, 1950,с.1,с. 63-70).
Таким образом, разбор датировок прежних исследователей выявляет противоречия в обосновании хронологической увязки с теми или иными историческими событиями, зафиксированными в китайских летописях. Но исследователи единодушны в признании историчности изложенного Рашид-ад-дином предания. Если судить по выводам Л.Р.Кызласова и Е.И.Кычанова, то они также не отрицают достоверной основы Эргунэ-кунского предания монгольского племени. Однако историки оставляют без внимания хронологическую информацию предания и не дают оценку датам 2000 и 400 лет. Главное внимание в предании они уделили событиям выхода из Эргунэ-куна и связывают это с процессом Щаш6:а расселения всех монголоязычных племен по территории Монголии. Л.Р.Кызласов считает, что «за 200 лет (около 8 поколений отделяющих, по Ращид-ад-дину, Чингис-хана от его предков, живших на Аргуни), т.е. относительно короткий промежуток времени, монголы из пеших, в основном лесных рыбаков, охотников и коневодов стали кочевниками-скотоводами, вытеснили тюркоязычных степняков на запад» (Кызласов,1975,0.173).
Далее, ссылаясь на работы лингвистов-тюркологов, он заключает: «собсввенные термины для домашних животных относятся лишь к собаке, лошади и свинье. Весь скотоводческий лексикон, термины для обозначения быков, овец, верблюдов, мулов монголы полностью заимствовали у тюрок» (там же, с. 171), а Е.И.Кычанов, анализируя работы Комаи Есиаки, Тамуро Дзицудзо и Луи Амбиса, приходит к выводу «... именно в конце X - начале XI вв. происходили процессы расселения собственно монгольских и монголоязычных племен по территории современной МНР и сопредельным районам, и эти процессы были связаны с вытеснением и уходом тюркоязычных племен» (Кычанов,1980,0.143). Кроме того, он считает, что «... началом какого-то передвижения монгольских племен...» была вторая половина УIII в. (там же, с. 139). Нужно отметить, что в работах Л.Р.Кызласова и Е.И.Кычанова, хронологическая информация использована без анализа и в отрыве от всего содержания устного исторического предания монгольского племени.
Рассмотрим повнимательнее дату 2000-летней древности и попытаемся проверить по другим хронологическим сведениям. Рашид-ад-дин неоднократно возвращается в своем труде к эргунэ-кунскому преданию и дает еще одну хронологическую информацию: 0 названных народах известно, что начало их происхождения пошло от тех двух человек (т.е. от Нукуза и Кияна, Л.В.), которые ушли на Эргунэ кун, путем рождений и размножения их род стал многочисленным.
Слово «монгол» стало именем их рода, и это название переносят теперь на другие народы, которые похожи на монголов потому, что начало обобщения сего слова с другими народами произошло с эпохи монголов, последние же были одним из тюркских народов. Так как к ним была проявлена божественная помощь, то за время около четырехсот лет (?) от них (от Нукуза и Кияна, Л.Б.) произошло множество ответвлений и по своей численности они превысили другие народы» (Р.А.Т.1,кн.1,0.77). Нужно отметить, что никто из прежних исследователей не рассматривал эту дату в взаимосвязи с другой хронологической информацией, тогда как данные 400-450 лет и 2000 лет могут быть взаимодополняющими или взаимоисключающими ориентирами. Вышеприведенный устный исторический рассказ поясняет ряд важных моментов этногенетического характера.
Тюрки и монголы
В устной истории, сообщаемой в «боорнике летописей», содержится информация о расселении степных кочевых народов, об их родоплеменных названиях, происхождении, языке и внещнем облике, собирательное имя которых «тюрки» (РА.,т.1,кн.1,с.73-75). Перечисленные в ней географические названия охватывают всю степную полосу Евразии, от Южнорусских степей до Маньчжурии, от Ангары до Великой Китайской стены. Исследователи «боорника летописей» подчеркивали, что «...тюрки - термин не столько этнический, сколько социально-бытовой...» (Петрушевский,1952,с.28), или «... тюрки - не этнический и лингвистический, а социально-бытовой термин: кочевникк» (Р.А.,т.1,кн.1,с.92, прим.1). Однако этот постулат противоречит характеристике Рашид-ад-дина, данной на основе устных сообщений самих кочевников, выражающейся в том, что «...племена и колена арабов он называет «кочевниками», а их социально-бытовое сходство с кочевниками «тюкками» подчеркивается особо» (там же, с.73). Таким образом в основе обобщения кочевых племен под названием тюрки лежит не только социально-бытовой уклад или социально-экономическая категория. В таком случае возникает вопрос: что служило основой обобщения кочевых племен под названием «тюрки»? Трудно объяснить данный подход территориальной общностью, ибо области заселявшиеся ими слишком велики - земли «...Дешт-и Кипчака, русов, черкесов, башкиров, Таласа, Сайрама, Ибира и Сибири, Булара и реки Анкары,... Туркестана и Уйгуристана, Кок-Ирдыш (Синий Иртыш), Ирдыш (гора), Каракорум, горы Алтай, река Орган, в области киргизов и Кэм-Кзмджиутов, в местностях с многочисленными летовками и зимовками, известных под именем Могулистана (т.е. страны монголов - A.C.) и принадлежавших народу кераит...» (Р.А.,т.1,кн.1,0.74). Этническая история народов мира позволяет определить закономерность, состоящую в том, что территориальная разобщенность была одним из главных факторов этнической дифференциации у человечества. В нашем случае громадное пространство заселения кочевых племен скорее служило фактором разделения, чем объединения. Составитель и информаторы Сборника летописей считали, что различие во внешнем облике и языке тюркских племен обусловлено климатическими и географическими особенностями занимаемых ими территорий, как антропологи современности считают это одним из факторов появления расовых различий у человечества.
Однако зафиксированное Рашид-ад-дином изменение внешнего облика тюрков, переселившихся в страны Мавераннахра и Ирана, очевидно, обусловлено смешением, ибо нет такого примера, чтобы антропологические признаки за несколько столетий изменились под влиянием климато-географических условий. Народная память тюркских кочевников, а также возможно, и их соседей рисует нам картину смешения, как пришлые кочевники-тюрки стали похожи на таджиков, т.к. они не были таджиками, то стали называть их туркменами (туркман) или «тюркоподобными» (Р.А.,т.1,юг.1,с.85). Наш источник утверждает, что одна часть кочевых племен произошла от двадцати четырех сыновей Огуза,и автор труда именует их то тюрками, то туркменами (там же, с.85). Рашид-ад-дин возводил родословную Огуза к Яфету, сыну библейского Ноя: «на основании того, что упомянуто в мусульманской истории и записано в пятикнижии» еврейского народа, пророк Ной (Нух) - ... разделил землю с севера на юг на три части. Первую часть от дал одному из сыновей Хаму, который был родоначальником чернокожих, вторую Симу (Сам), ставшему предком арабов и персов, третью часть предоставил Яфету (Яфес) - праотцу тюрков. Монголы и тюрки рассказывают об этом то же самое, но тюрки назвали и продолжают называть Яфета Булджаханом (Абулджа-хан) и достоверно не знают, был ли этот Булджа-хан сыном Ноя или его внуком, но все они сходятся на том, что он был из его рода и близок к нему по времени. Все монголы, племена тюрков и все кочевники (букв.: обитатели степей) происходят от его рода ... У Булджа (Абулджа-хана) был сын по имени Диб-Якуй (Диб-Бакуй), ... Он имел четырех сыновей с такими именами: Кара-хан, Op-хан, Коз-хан и Гур-хан» (Р.А.,т.1,кн.1,с.80-81). Далее, по нашему источнику, у Кара-хана родился необычный сын по имени Огуз, который стал родоначальником всех тюркоязычных племен. С этим трудно согласиться с точки зрения современного знания исторической науки. Вероятнее всего мы имеем дело с контаминацией этногенетического предания. Можно только догадываться о том, что последняя часть предания вышла из среды огузских племен, и в определенные промежутки исторических времен стала господствующей среди большинства тюрко-язычных племен. Однако не вызывает сомнения то, что предание об Огуз-хане утверждает об этногенетической близости тюркоязычных племен. Ценность данного предания состоит в том, что оно основано на преемственном знании своего родословия, родоплеменной истории и их генетических связей с другими этническими группами. В целом, предание о Яфете можно охарактеризовать как синтетическое, вобравшее в себя разновременные предания, рассказанные самими кочевниками. По заказу монгольских ильханов в Иране, перед Рашид-ад-дином была поставлена цель осветить всю историю кочевников и классифицировать их. При классификации тюркских кочевников монгольские племена причислены к племенам с неизвестными родовыми разветвлениями от дядей Огуза, Ор-хана, Коз-хана, Гур-хана, из-за древности истории (там же, с.77). Следовательно прямой родословной связи с правящим родом монголов не устанавливается. Устная история монголов твердо указывает на то, что «... начало их происхождения пошло от тех двух человек, которые ушли на Эргунэ-Кун...» (там же, с.77). Рашид-ад-дин классифицирует группу степных кочевых племен, которые не относились к монгольским и огузским, на два подразделения: первое - племена, которые во времена автора называли самих себя монголами, ..., но в древности у каждого (из них) было особое имя и прозвание...» (Р.А.,т.1,кн.1,с.53). Перечислены названия этих племен: джалайр, супит, татар, меркит, курлаут, тулас, тумат, булагачин, курэмучин, урасут, тамгалык, таргут, ойрат, баргут, кори, теленгут, кесутами, урянка, куркан и сукаит (там же, 0.77). Второе - племена, которые не так давно по отношению к временам Рашид-ад-дина получили название «онггол», но «... с монгольскими племенами большой связи и родства не было, хотя по типу и языку они были к ним близки... ; кераит, найман, онгут, тангут, уйгур, бекрин (или мекрин) киргиз, карлук, и кипчак (там же, с. 126-151). Нужно отметить, что в последнем подразделении включены некоторые огузские племена (по классификации того времени), такие как уйгур, кипчак и карлук по той причине, что оно недавно получили название монгол (Р.А.,т.1,кн.1,с.74-75,77,80-91). Здесь информаторы Рашид-ад-дина за основу «вяязей и родства» неогузских племен взяли генеалогический принцип, распространенный у средневековых кочевников. Если сказать точнее, это был принцип родства от одного предка, который основал династию племенного хана или хана их союза. В тесной связи с ним возникает и другой критерий классификации вышеперечисленных племен, признаками которых служили: первый имели раньше отдельное политическое бытие и независимых предводителей (татары, меркиты и др.), второй - имели государственные объединения и племенные союзы (кераиты, найманы и др.) (Петрушевский,1952,0.23). Итак, в нашем источнике, кочевые племена с неизвестными родовыми разветвлениями от дядей Огуза группируются особняком от огузских племен и прямых родословных связей между их правящими родами не наблюдается. Однако это не мешало монголоязычным, тюркоязычным и другим кочевникам сообщить Рашид-ад-дину, что у их ханов был общий предок. Таким образом, во времена Рашид-ад-дина в историческом сознании монголоязычных и тюркоязычных кочевников Центральной Азии существовало определенное представление о своих этногенетических связях. Это сознание нашло отражение в предании о праотце их - Яфете (Абулджа хане). Можно предположить, что такое общее сознание возникло под мощным военно-политическим давлением монголов после их завоевания. Но наш источник свидетельствует об обратном.
Достаточно вспомнить послание монгольских полководцев Джэбэ-нойна и Субэдэй-бахадура к кипчакам: «мы и вы - одного племени и из одного рода, а аланы нам чужие. Мы с вами заключим договор, что не причиним друг другу вреда, мы дадим из золота и одежд то, что вы пожелаете, вы же оставьте нам [аланов]» (Р.А.,т.1,кн.2,с.229).
Монголы-дарлекины и хамуг монгол улус
Устное историческое предание об Эргунэ-куне имеет многочисленные подтексты, подтверждающие его основное содержание. Они создают целостную картину реально существовавшей племенной группировки под названием «могоолов-дарлекинов». По классификации Рашид-ад-дина, «настоящими монголами являлась племенная группировка нирун, во главе которой стояли трое сыновей: Алан-Гоа, Буха-хатаги, Бухату-салджи и Бодончар-мунхаг. Он подчеркивал: «под монголами дарлекин имеются в виду монголы вообще, ... и они являются отраслями и племенами ведущими свое происхождение от остатков монгольских племен нукуз и кият некогда ушедших на Эргунэ-кун (Р.А.т. 1 ,кн. . ,с,с52)2 Трудно оказать ьочную юронологию юормирования племенной группировки монголов-дарлекинов но не вызывает сомнения то что начало возвышения и распространения военно-политического влияния их на соседей связано с добычей железа и выходом из Эргунз-куна одного или нескольких обоков. Открытие рудника и обработки железа давало им широкие возможности в военном и экономическом отношении
В сходных условиях находилось и племя Ашина, что стало причиной смешения двух исторических преданий - тюркского и эргунэ-кунского. Хотя между тюркским и монгольским преданиями наблюдается чисто внешнее сходство, в их содержании имеются различия принципиального характера. Возьмем событие бегства. Бегство Ашина из Ганьсу в Гоби-Алтай зафиксировано очень подробно, со всеми причинами и в контексте исторических событий, происходивших в районе их первоначального кочевания. В сущности это не бегство, а организованное переселение одного маленького, сплоченного племени ради спокойного существования. Видимо для этого они признали (или вынуждены были призанть) власть над собой жужанского кагана. Этот случай переселения можно назвать термином «вытеснение» и рассматривать как один из эпизодов процесса происходивщего тысячелетиями на границе кочевников и китайских земледельцев. В этом проявляется возможная достоверность события описанного в предании, не противоречащая с общим ходом исторических процессов.
Тогда как эргунэ-кунское предание ясно указывает на то, что военный конфликт был между кочевыми племенами, а бежало незначительное количество людей, скорее всего, представители аристократического рода. В самом предании сказано, двое людей -Нукуз и Киян. Этот случай также не противоречит с типичным явлением бегства главарей кочевых племен, «с несколькими людьми», многократно упоминаемых в рассказах монголов «Сборника летописей» и «Сокровенного сказания». Что касается кузнечного дела и исхода из племенной земли, описанные в обоих преданиях, то в истории много примеров того, что одинаковое социально-экономическое условие служило причиной сходного культурно-исторического явления. Не подлежит сомнению то, что добыча и обработка железа были важным фактором увеличения военно-экономической силы любой общности в среде себе подобных. Может быть, открытие железного рудника было случайным, но значение его в жизни племени, влияние на его общественно-экономический престиж не может быть случайным. Таким образом, жители Эргунэ-куна нашли «иного пути для своей славы» и начали подчинять окружающие племена. Выход из своей племенной территории можно рассматривать как начало экспансии эргунэ-кунского племени и возникновения племенной группировки монголов-дарлекинов.
Может возникнуть возражение на том основании, что в тюркском предании также имеется сюжет истребления племени-предка соседним племенем (первый вариант), от которого спасся всего один хуннский мальчик. В конце концов враги убили и мальчика, а волчица стала прародительницей рода Ашина. В этом варианте сходства с эргунэ-кунским преданием меньше чем различия. В тюркском предании нет подробностей периода начала усиления, но можно предположить, что мало чем отличалось от монголо-дарлекинской истории.
Как известно, конечные результаты этнических процессов происшедших в двух государственных объединениях кочевников -тюркского и монгольского, сильно различаются. В первом случае, кочевники двух тюркских каганатов не сложились в этнос. Рунические тексты говорят о том, что известная конгломератность кочевых племен сохранилась до падения второго тюркского каганата. Камнеписная история уйгурского периода (745 - 840 гг.), сообщающая о тех же уйгурских и огузских племенных объединениях, также свидетельствует об этом. В пользу сказанного можно привести и свидетельство историка конца этой эпохи - Махмуда Кашгарского, о многоязычности кочевников региона. Тем не менее, трехсотлетнее (552 - 840 гг.) государственное объединение племени монгольских степей под властью тюркской и уйгурской династий не могло пройти и не прошло бесследно в этнической истории кочевников. За этот период сформировалась общность материальной культуры, отчетливо прослеживаемая в археологических памятниках, общность языка, образец которого сохранился в рунических текстах Монголии. Обобщение кочевников монгольских степей под названием «тюрк» и «татар» в устных исторических рассказах «Сборника летописей» можно рассматривать как непосредственное отражение и результат этнических процессов, происходивших в VI - IX вв. Причем устные и письменные источники прямо или косвенно указывают на то, что монгольские племена были составной частью сообщества племен, с общим названием «тюрки» и «татары». На этот раз роль объединителя кочевых племен Центральной Азии брала на себя одно или по другой версии рассказов, несколько племен, вышедших из Эргунэ-Куна.
Один из важнейших источников этногенетического исследоания устные исторические предания и рассказы живых представителей потомков племени монгол» говорят об увеличении численности обитателей Эргунэ-куна, приведшее к возникновению этносоциального образования по названию «обок». По всей видимости, этот обок имел аристократическую верхушку, родоначальниками которых являлись те же Нукуз и Киян. К исходу из Эргунэ-куна, данный обок имел свои подразделения, видимо готовые к самостоятельному существованию в условиях общественно-экономической жизни степи. По рассказам потомков, с уверенностью можно сказать, что в Эргунэ-куне были следующие подразделения: кият. нукуз, урянкат и кунгират, причем последние два являлись ответвлением двух предыдущих. Видимо другие племена получившие общее название «монголы-дарлекины», т.е. «монголы теснины», появились после выхода из «теснины».
Последнюю тюркскую кальку можно расшифровать «монголы теснины Эргунэ-Куна», потомков которых называют также «коренными монголами» (Р.А.,т. 1,кн.1,0.78), или его ответвление «нирун» упоминают каждый раз как «собственно монголы». Наш источник твердо указывает на то, что главной ветвью эргунэ-кунского обока были потомки Кияна, впоследствии образовавшие обок «кият». Трудно сказать что-либо определенное по отношению к именам Нукуз и Киян, которые могли быть прозвищем, названием обока перенесенные на их предводителей или наоборот. Таким образом, среди разных версий исторических рассказов, более правдоподобной выглядит то, что из Эргунэ-Куна вышло одно племя, имевшее свои подразделения. Они же утверждают что среди вышедших был Буртэ-Чино, который прибыл на Бурхан-Халдун, в истоках рек Керулена, Онона и Толы. Здесь нужно особо подчеркнуть, что событие переселения на Бурхан-Халдун отмечено во всех монгольских источниках. Точно неизвестно, какому подразделению эргунэ-кунского обока принадлежит Буртэ-Чино. Но монгольские информаторы Рашид-ад-дина утверждают, что его прямой потомок Добу-мэргэн (Добун-баян, род. 944 г.), «происходит из рода Кияна» (Р.А.,т.1,кн.1,с.154). Тут же сообщается «...племя нирун и предки Чингиз-хана, ... все принадлежат к одной ветви и к роду тех двух людей (т.е. Нукуза и Кияна, Л.Б.), которые некогда ушли на Эргунэ Кун» (там же, с. 155). Однако эту туманность проясняют представители чингисидской историографии Абу-л-Гази бахадур-хан и Хондемир со своими сообщениями о родственных связях между двумя родоначальниками. Согласно их сообщениям Нукуз был либо племянником, либо двоюродным братом Кияна (Бичурин,1950.с.222-225). Поэтому они могли принадлежать к одному роду. Здесь также прямо или косвенно подчеркивается старшинство Кияна.