Исторический метод в экономической социологии Петров Александр Викторович

Содержание к диссертации

Введение

Глава 1. Социология и историческая наука. Методологические основы исторической социологии

1. Вклад социологов и историков в формирование методологических основ историко-социологических исследований хозяйства 28

2. Вклад экономистов в создание методологии историко-социологических исследований хозяйства 53

Глава 2. От исследования динамики к постижению истории: функцио-налистская «социологическая история» и «новая» экономическая история 85

1. Функциональный анализ эволюции экономики и общества 86

2. Неоинституциональпый анализ социально-исторического процесса 104

Глава 3. Структуралистская историческая социология: исследования экономического развития и зависимости в системе современных обществ 123

1. Социально-исторический контекст формирования методологии парадигмы зависимости 124

2. Структурный ипституционализм и неомарксистский исторический структурализм: историко-социологические исследования экономического развития в условиях зависимости 147

Глава 4. Структуралистская социальная история: изучение цивилизаций, миров-экономик и современной мировой системы

1. Методологические основы и проблематика структуралистской социальной истории 169

2. Струкгурпо-исторический подход к исследованию цивилизаций, миров-экономик и современной мировой системы 179

Заключение 215

Литература 224

Приложение 235

• Вклад социологов и историков в формирование методологических основ историко-социологических исследований хозяйства
• Функциональный анализ эволюции экономики и общества
• Социально-исторический контекст формирования методологии парадигмы зависимости
• Методологические основы и проблематика структуралистской социальной истории

Введение к работе

Актуальность темы. Экономическая социология, несмотря на несколько десятилетий своего существования в качестве академической дисциплины, — та отрасль социологических исследований, предмет и метод которой по-прежнему трудно однозначно определить. Точнее, попыток дать им определение так много, что уже требуются сложные классификации теоретико-методологических направлений, сторонники которых пытаются сформулировать «однозначные» определения. Как представляется, отчасти и этой потребностью вызваны многочисленные попытки исторического анализа теоретических идей и методологических основ экономической социологии, предпринятые в последние два десятилетия . Таким

Веселов Ю. В. Экономическая социология: история идей. СПб., 1995; Его же. Теория экономической социологии / Социология экономики и управления: Сб. статей. СПб., 1998. С. 6-19; Его же. История формирования и развития экономической социологии // Автореферат диссертации на соискание учен. ст. д. с. н. СПб., 1998; Радаев В. В. Экономическая социология: Курс лекций. М., 1997; Его же. Экономическая социология: учеб. пособие для вузов. М, 2005; Соколова Г. Н. Экономическая социология. Минск, 2000; Верховин В. И. В поисках предмета экономической социологии // Социологические исследования. 1998. № 1. С. 45-55; Верховин В. И., Зубков В. И. Экономическая социология: Монография. М., 2002; Hillmann К.-Н. Allgemeinc Wirtschaftssoziologie; cine grundlegendc Einfuhrung, Munchen, 1988; Mar-linelli A., Smelscr N. J. Economic sociology: historical threads and analytic issues I Mar-tinelli A., Smelser N. J. (eds.). Economy and Society: Overviews in Economic Sociology II Current Sociology. 1990. Vol. 38. Num. 2/3. P. 149: Swedberg R. Major Traditions of Economic Sociology// Annual Review of Sociology. Vol. 17. 1991. P. 251-276; Smelser N. J., Swedberg R. The Sociological Perspective on the Economy I Smelser N. J., Swedberg R, (eds.). The Handbook of Economic Sociology. Princeton, 1994. P. 3-26; Wirtschaftssoziologie / hrsg. von Gcrd Rcinhold. Munchen, 1997; Swedberg R., Granovetter M. Introduction to the Second Edition I Granovetter M., Swedberg R. (eds.). The Sociology of Economic Life. 2"^d ed. Boulder, CO, 2001. P. 1-28; Guillen M. P., Collins R., England P., Marshall M. (eds.). The New Economic Sociology: Developments in an Emerging Field. New York, 2002. P. 1-60; Swedberg R. Principles of Eco-

образом складывается впечатление, что предмет и метод экономической социологии может быть определен, исключительно исходя из теоретико-методологических предпочтений исследователя, а также целей и задач конкретного исследования. Теоретико-методологические предпочтения складываются на основе существующих парадигм втом направлении социальных исследований, к которому себя относит ученый. Для социологии это такие парадигмы, как — исторический материализм, позитивизм, «понимающая» социология, структурно-функциональный анализ, феноменология; для экономической науки — классическая политэкономия, неоклассические экономические теории, теории рационального выбора, институ-ционализм и неоииституционализм. Объединяет указанные выше социологические парадигмы то, что экономика рассматривается их представителями как часть более широкой социальной системы , независимо от способа ее изучения и включения в структуру социальных отношений. Предмет экономической социологии в таком случае можно было бы определить как применение социальной методологии к ис-следованию экономических объектов"*. Парадигмы экономической науки объединяет то, что при множестве отступлений от исходной модели экономических явлении, а также существующей в се рамках критике ориентации исследователей па модель homo economiciis, «все же сохраняется приверженность усредненному подходу к человеку, действия которого заданы сетью безличных обменных или контрактных отношений», а социальные институты «выводятся из некой "натуры человека"...»⁴, В таком случае, предметом экономической социологии может быть социальная детерминация поведения человека в сфере хозяйственных отношений .

nomic Sociology. Princeton, N.J., 2003. P. 1-52; Dobbin F. The Sociological View of the Economy / Dobbin F. (ed.). The New Economic Sociology: A Reader. Princeton, NJ,

1. P. 1-48; Smclscr N. J., Swcdberg R. Introducing Economic Sociology I Smclser N. J., Swedbcrg R. (eds.). The Handbook of Economic Sociology. 2^nJ ed. Princeton, N.J..

2. P. 3-6.

² Веселов Ю. В. Экономическая социология... С. 7.

' Веселов Ю. В. Теория экономической социологии... С. 6.

Радаев В. В. Экономическая социология: учеб. пособие для вузов. М., 2005. С. 36.

Или, как определяет предмет экономической социологии В. В. Радаев "в духе М.

Определение сущности специально-научного метода экономической социологии — более сложная задача, чем определение предмета. Здесь появляется необходимость ответить на вопрос, что мы понимаем под методом экономической социологии. Если при его определении исходить из позитивистской интерпретации, то формирование единого метода экономической социологии невозможно. С точки зрения позитивизма метод трактуется как совокупность техник и приемов сбора, обработки и анализа эмпирической информации о социальной реальности. В каждой из названных выше парадигм в таком случае будет использоваться не один, а несколько методов в зависимости от объекта, предмета, целей и задач каждого конкретного исследования. Подобный подход к определению метода, безусловно, имеет право на существование. Однако, если экономическая социология является наукой, располагая своим специфическим объектом и предметом, то автоматически возникает проблема формирования «единого» метода, направленного на постижение специфического объекта и предмета. По следует особо подчеркнуть, что подобное «единство» не может быть достигнуго путем механического объединения методологических достижений различных парадигм экономсоциологических исследований. Объединение необходимо и возможно только на основе формирования такого метода изучения социально-экономической реальности, который позволил бы разрешить противоречия и максимально избавиться от несовместимости ряда положений уже существующих методологических направлений, не отвергая знания, полученного в их рамках. Таким образом, метод рассматривается нами не просто как конкретная техника или прием или совокупность техник, приемов, применяемых для сбора, обработки, анализа эмпирической информации и моделирования социальной реальности. Метод — это прежде всего совокупность определенных установок, норм, правил, позиций, взглядов, методологических принципов, непосредственно воздействующих на выбор исследователем конкретных методик, техник, приемов исследования хозяйства и общества. А эти конкретные методики и техники могут быть созданы представителями различных направлений, порой ка-

Вебера": "Экономическая социология изучает экономическое действие как форму социального действия". — Радаев В. В. Экономическая социология: Курс лекций. М., 1997. С. 53.

6 жущихся абсолютно несовместимыми в общеметодологическом плане. Итак, исходя из сказанного выше, метод рассматривается нами как общая стратегия экономической социологии, которая призвана, в определенной мере, преодолеть аморфность целей, а также подходов к возможностям их достижения, задать вектор исследованиям конкретных социально-экономических явлений и процессов в дайной отрасли социологии, Формирование подобной общей стратегии невозможно на пустом месте. Следовательно, актуальность приобретает не только и не столько формирование специально-научного метода экономической социологии, но и поиск уже существующих концепций, теоретико-методологических подходов, идей, которые могли бы стать основой для создания подобного метода как общей стратегии для экономсоциологических исследований.

Именно исторический подход, необходимость которого никогда не отрицал ни один исследователь взаимодействия экономики и общества, может стать основой для формирования «единого» метода экономической социологии. Исторической.метод в экономсоциологических исследованиях — это метод, который ориентирован прежде всего на выявление, моделирование и изучение генетических связей социальных и экономических явлений. Исторический метод — такой исследовательский путь, в рамках которого основу объяснения составляет исторический детерминизм, а историческая перспектива при изучении разнообразных аспектов взаимодействия экономики и общества является базовым методологическим принципом.

Но нужно ли говорить об отдельном «историческом» методе в экономической социологии, если ни один из представителей ее основных теоретико-методологических направлений никогда не отрицал (хотя бы в декларациях об исследовательских намерениях) необходимость изучения социально-экономических явлений в исторической перспективе? Во-первых, анализ существующих в социологии и экономической науке теоретико-методологических направлений, объяснительных конструкций и, главное, полученных на основе их использования результатов позволяет говорить о том, что в трудах многих исследователей историческая перспектива была лишь намерением. Причем намерением, по большей части, но тем или иным причинам не реализованным. Во-вторых, здесь не предлагается рассматривать исторический метод как отдельный путь познания социально-

экономических явлений, существующий, например, наряду со структурно-функциональным анализом, феноменологией или неоииституциоиальным подходом и противостоящий им. В данном случае мы рассматриваем исторический метод как систему общих требований к исследованию, независимо от того, в рамках какого теорети ко-методологи чес ко го направления оно проводится. И главное из этих методологических требований — рассмотрение социально-экономических структур и явлений в исторической перспективе.

Таким образом тема, избранная для диссертационного исследования, является актуальной и в теоретико-методологическом, и в практическом плане. Актуальность темы определяется как необходимостью создания общей концепции исторического метода для формирующегося направления отечественной социологии — экономической социологии, так и поиском концептуальных теоретико-методологических основ для построения этого метода.

Степень разработанности темы. Решение задачи создания исторического метода в экономической социологии напрямую связано с важнейшей философско-пюссологичсской проблемой — проблемой историзма. На протяжении ХІХ-ХХ вв. многие исследователи, труды которых теперь относят к сфере экономической социологии (даже если они сами никогда не заявляли о принадлежности к данному направлению социальных исследований), предлагали разные, порой, весьма своеобразные пути «решения» проблемы историзма в исследованиях экономики и общества. Все эти «решения», безусловно, заслуживают самого пристального внимания специалистов, особенно занимающихся историей экономической социологии. Но целью нашего исследования является попытка выявления теоретико-методологических идей, которые могли бы стать реальной основой для формирования исторического метода в экономической социологии и продвинуть специалистов дальше по пути решения проблемы историзма, к построению моделей, адекватно отражающих динамику все усложняющейся социальной реальности XXI в.

Однако возникает вопрос: почему история, несмотря па десятилетия (и даже столетия) усилий многих ученых — экономистов, социологов, антропологов, культурологов, — так и не стала главным предметом экономсоциологических исследований, а историзм — основным методологическим требованием (или скорее,

s принципом ) экономической социологии? Ответ на этот вопрос — в истории развития социологической и экономической мысли. В XIX в., когда были в основном сформированы основы этих двух наук об обществе, в философии безраздельно господствовал т. н. «органический» взгляд на общество, закрепившийся на многие десятилетия в социальных науках. Этот подход, в конечном итоге, повлиял па искусственное разделение проблематики всех социальных наук, на создание основного методологического требования социальных исследований — изучать общество (и все его системы, в том числе экономику) в статике и динамике. В социологии это разделение теоретически оформил О. Копт, предложив тогда еще новой молодой науке — социологии разделить предмет исследований на социальную статику и социальную динамику. Как отмечает Р. Арон, социальная статика у О. Конта предполагает анатомический анализ структуры общества «на конкретный момент» и анализ элементов, определяющих общественный консенсус, делающих из множества институтов единство. При этом социальная статика заставляет заниматься поиском универсальных элементов, интегрирующих любые общества, в ущерб изучению разнообразия исторических обществ. Социальная динамика служит изначально лишь для простого описания последовательных этапов развития, которые проходят разум, человек и общество. Причем описания не в стиле историков, которые, как полагал Копт и позитивисты, лишь коллекционируют факты (пли наблюдают за преемственностью учреждений). У Конта, справедливо подчеркивает Р. Арон, «динамика подчинена статике. Ведь понимание того, что есть история, начинается с постижения порядка любого общества... В начале анализа статика и динамика суть просто изучение, с одной стороны, сосуществования, а с другой — последовательности. В конце анализа они суть изучение порядка в отношениях между людьми и основного порядка в обществе, их изменения и развития».⁷ Таким образом, проблема историзма в социологии со времен О. Конта оказалась сведенной в основном

⁶ Например, П. Штомпка определяет принцип историзма просто как необходимость
обращения для понимания любого современного явления к его истокам и процес
сам, которые его породили. — Штомпка П. Социология социальных изменений.
М., 1996. С. 13.

⁷ Арон Р. Этапы развития социологической мысли. М, 1992. С. 110-111.

к проблеме определения четкого соотношения социальной статики и социальной динамики в исследовании общества при фактически абсолютном приоритете интереса при решении этой проблемы к изучению статики в ущерб постижению динамики. И именно это сведение (или в некоторых случаях даже фактическое противопоставление статики и динамики) стало во второй половине XX в. одной из основных причин кризиса в объяснении социологами все усложняющейся социальной реальности.

Реакцией на прогрессирующий внеисторизм социальных исследований стали исторически ориентированные теории становления «современности» и историко-эмпирическая социология. К теоретикам, изучавшим «современность», опираясь на анализ исторических фактов, постоянно соотнося настоящее состояние общества с его прошлыми состояниями, можно отнести К. Маркса, В. Зомбарта, Э. Дюркгейма, Ф. Тенниса, Т. Парсонса. Основной целью их социальных исследований был анализ современной им социально-экономической системы — «буржуазного» общества, «капитализма», общества «модерна», или «современного» общества. Несмотря на то, что анализ прошлого был для этих ученых вторичным по отношению к анализу структуры современного индустриального общества (Западной Европы и Северной Америки) и служил в основном средством для подтверждения адекватности созданных ими конструкций, объясняющих «современность», именно благодаря их усилиям в общественных науках возникло и начало укрепляться стремление к изучению социально-экономических явлений в исторической перспективе. Хотя следует отметить, что историзм присущ трудам и теоретическим конструкциям этих исследователей в разной степени.

Теоретические и методологические основы историко-эмпирической социоло-

гни заложил М. Вебер . В рамках созданной его усилиями «понимающей» социологии он исследовал влияние социальных структур и институтов на механизмы социального поведения в различных сферах жизни — экономике, политике, культуре. «Каждая паука, изучающая духовные и социальные связи, — писал Вебер, — все-

Подробиес см.: Тёрнквист Р. Историко-эмпирическая социология / Монсон П. Современная западная социология: теории, традиции, перспективы. СПб., 1992. С. 260-303.

10 гда есть наука о человеческом поведении...»⁹ Однако в построении своих идеально-типических конструкций, объясняющих это влияние и эти механизмы, он не ограничивался простым поиском и моделированием причинно-следственных связей па основе общих, универсальных закономерностей. Вебер полагал, что адекватные объяснительные конструкции можно строить исключительно на основе конкретно-исторического материала, эмпирических фактов исторической науки. В «чистой» экономической теории, по его мнению, лишь создаются предпосылки, едва ли полностью достигаемые в реальности, но встречающиеся в том или ином приближении... Экономическая теория исходит из чисто экономических интересов и исключает влияние таких факторов, как политическая власть или иные внеэкономические ориентации индивидов. Однако, кроме построения идеально-типических конструкций и установления отдельных причинно-следственных связей, экономическая наука, по Веберу, должна решать и другие задачи. Экономическая наука должна изучать всю совокупность социальных явлений под углом зрения их обусловленности экономическими причинами, то есть с точки зрения влияния экономики на историю и общество. С другой стороны, ее задача — установить обусловленность экономических процессов и хозяйственных форм социальными явлениями в зависимости от различных их видов и стадий развития. И эту задачу, по мнению М. Вебера, должна решать история и социология хозяйства. По его определению, история хозяйства «должна ближайшим образом исследовать смену различных видов разделения и соединения экономических функций во времени», при этом уделяя пристальное внимание изучению элементов внеэкономического порядка¹¹, т. с. социальной истории. Его последователи — Ч. Р. Миллз, Р. Арон, Р. Бендикс, Б. Мур, М. Крозье, К. Маннгсйм, Э. Шиллз — в своих социологических исследованиях в той или иной мерс пытались и пытаются следовать в указанном Вебером методологическом направлении.

В российской социологии и исторической науке стремление к преодолению внеисторизма социальных исследований п построению адекватных историко-

⁹ Вебер М. Избранные произведения. Пер. с нем. М., 1990. С. 592.

¹⁰ Там же. С. 598.

" Вебер М. История хозяйства. Город / Пер. с нем. М., 2001. С. 21.

li социологических концепций развития хозяйства проявилось в трудах М. М. Ковалевского, В. Ф. Левицкого, И. М Кулишера, П. Маслова, М. Ростовцева, Н. И. Ка-реева, а также И. В. Лучницкого, А. С. Трачевского, В. О. Ключевского, П. Г. Виноградова, П. Н, Милюкова, А. С. Лаппо-Данилевского, Д. М. Петрушевского. В советских общественных науках интерес к методологическим изысканиям в указанном направлении проявляли в основном историки-экономисты М Н. Покровский, Д. П. Маковский, С. Г. Струмилин, А. Л. Шапиро.

Но несмотря на усилия классиков социологии и их последователей, им так и не удалось предложить удовлетворительное решение проблемы историзма в социальных исследованиях, что и повлияло во второй половине XX в. на интенсификацию исследовательских усилий в направлении создания новых подходов к решению этой проблемы. Ряд ученых, в той или иной степени опираясь на наследие классиков исторического подхода в социологии, предложил собственные, весьма своеобразные, решения проблемы историзма, которые оказывают влияние на методологию экономсоциологических исследовании и по сей день. Условно эти подходы к решению проблемы историзма в социологии и экономической социологии можно разделить на два направления — коїщепции девелопментаризма (или теории социального развития) и историческая социология.

Представители дебслопиептаристских теорий " ориентируются па изучение социальных и экономических систем в статике, по при этом большое внимание уделяют исследованию социальной динамики с помощью различных моделей социального развития, построенных прежде всего на основе концепции рационалистически понимаемого прогресса. Как и классики исторического подхода к изучению общества, они по-прежнему анализируют «современность» и динамику факторов, структур и институтов, сё сформировавшую. При этом основная цель изучения становления «современности» девелопмсптаристами заключается в выявлении основных «параметров», повлиявших на успешное осуществление процесса «модернизации» в развитых индустриальных странах, и в разработке на этой основе «ре-

В данном случае мы принимаем трактовку методологической сущности деве-лопмешариетских теорий, данную, например П. Штомпкой. — Штомпка П. Указ. соч. С. 15-16, 135-166.

комендаций» для эффективной реализации модернизационных программ в развивающихся странах. Теоретико-методологические основы девелопментаристских концепций заложены в трудах, например, таких исследователей, как Л. Уайт, Дж. Стюард, Г. Ленски, М. Леви, Д. Лернер, Ш. Эйзенштадт, У. Ростоу, Дж. К. Гэл-брейт, А. Турен, Д. Бэлл, О. Тоффлер.

Историческая социология — такое направление в современных социальных исследованиях, представители которого пытаются преодолеть ограниченность искусственного разделения социологической проблематики на статику и динамику и его последствия. Задачу современных социологических и социально-экономических исследований они видят в построении таких моделей, которые отразили бы множество постоянно осуществляющихся процессов, изменяющих жизнь общества в целом и каждого его элемента, показали бы процессуальность социальной структуры, «погруженность» каждого социального института в пространство социальных отношений, трансформирующееся во множестве временных ритмов, в системе социального времени. Историческая социология сформирована усилиями многих ученых, которые в рамках социологии, исторической науки, экономической теории предложили различные варианты преодоления статичности объяснительных конструкций «традиционных» социальных наук и решения проблемы историзма. Их усилия приближают нас к адекватному восприятию сложных взаимоотношений в системе современных обществ явно не сводимых, например, к вопросам о возможности или невозможности осуществления модернизационных проектов в том или ином обществе.

Историческая социология не является наукой с монолитной предметной областью и четко очерченными исследовательскими задачами. Историческая социология — намерение (или скорее, намерения) исследователей преодолеть предметную границу между социологией и историей, воздвигнутую развитием социальных наук в XIX - первой половине XX вв., границу явно искусственную и поэтому все больше мешающую решению огромного количества исследовательских проблем как теоретико-методологического, так и прикладного характера, с которыми сталкиваются социологи, историки и экономисты. Проблематика исторической социологии сформировалась па основе требования преодолеть эту искусственную границу. Его в наиболее радикальной форме сформулировал Л. Гольдмап: «Социология

13 может стать конкретной [наукой], только если она будет исторической».

Историческая социология включает много исследовательских направлений и научных школ. Среди них наиболее значимыми для становления и развития исторического метода в экономической социологии являются: функционалистская «социологическая история», неоинституциональная социально-экономическая история, или «новая» экономическая история, структуралистская социальная история, нео- и постмарксистская социальная история. Представителями этих направлений являются такие ученые, как: Т. Парсонс (прежде всего, труды последнего периода его научной карьеры), Н. Смслсер, Р. Мергон, М. Олсон, Д. Порт, Дж. Ходжсон, Р. У. Фогель, П, Р. Маклелланд, Л. Дэвнс, С. Эигсрман, Дж. Тревсльян, А. Стинчкомб, Ш. Тилли, Ф. Абраме, Н. Элиас, Э. Хобсбаум, К. Гири, П. Бёрк, Ф. Бродель, Э. Лабрусс, Э. Ле Руа Ладюри, Ж. Ле Гофф, Ж. Дюби, И. Валлерстайн, А. Г. Франк, С. Амин, Р. Пребиш, Ф. Э. Кардозо, Э. Фалетто.

В экономической науке также существует разделение предмета на экономическую статику и экономическую динамику, и проблема статичности моделей, создаваемых экономистами-теоретиками, тоже является одной из главных теоретико-методологических проблем. Как справедливо отмечает В. В. Радасв, «большинство экономистов остаются на принципиально внеисторических позициях. Никго особенно не возражает прошв того, чтобы учитывать факт развития. По многие вслед за К. Менгером считают это требование банальностью, полагая, что исторические формы и так даны нам сегодня в своем снятом виде».¹⁴ Тем не менее, даже в рам-

^ь Goldman L. Gesellschaftswissenschatten und Philosophic Frankfurt am Main, 1971. S. 19. Или. как доказывает в своей книге о возможностях взаимодействия исторической науки и социологии Ф. Абраме, большинство наиболее серьезных проблем, с которыми сталкиваются в своих исследованиях социологи, необходимо решать в историческом ключе. А мнимые различия между социологией и историей как академическими дисциплинами, на самом деле вовсе не стоят на пути таких решений. — Abrams Ph. Historical Sociology. Somerset, 1982. P. IX, см. также Abrams Ph. History, Sociology, Hislorical Sociology II Past and Present. 1980. Num. 87. P. 3-5. Ту же мысль подтверждает и П. Бурке. — Burke P. Sociology and History. London, 1980. Радаев В. В. Экономическая социология: учеб. пособие... С. 37.

ках сугубо внеисторических парадигм экономической науки исследователи не только не отрицают необходимость изучения динамики экономических явлений, структур, институтов, но и пытаются создавать собственные «чистые» теории экономической динамики. Например, А. Маршалл, благодаря усилиям которого окончательно оформилась неоклассическая экономическая парадигма, настаивал на том, что экономическая наука —- это наука, изучающая динамику явлений. Конечно, «Меккой экономиста, — пишет он в "Принципах экономической науки", — является, скорее, экономическая биология, нежели экономическая динамика... Но в действительности наше исследование целиком посвящено силам, порождающим движение, и основное внимание в нем сосредоточено не на статике, а на динами-ке».¹⁵

Рассуждая о предмете экономической науки, Дж. Р. Хикс указывает, что экономической статикой следует называть раздел экономической теории, где предполагается, что исследователя не беспокоит вопрос об указании времени, а экономической динамикой — раздел, в котором всякое количество должно быть отнесено к определенному времени¹⁶. Таким образом, предполагается, что в экономической науке изучение статики не может происходить в ущерб изучению динамики (и уж тем более противопоставляться ему). Высоко оценивая намерения А. Маршалла

^b Маршалл А. Принципы экономической науки. Т. 1. М., 1993. С. 53. Здесь же он отмечает, что даже если экономическая паука и ориентируется преимущественно на изучение статики, то "фрагментарные статические гипотезы используются в качестве временных вспомогательных инструментов для выработки динамических — или, скорее, биологических — концепций, но в центре экономической науки, даже когда речь идет только об се основах, должны находиться живое действие и движение'*.

¹⁶ Хикс Дж. Р. Стоимость и капитал. М., 1993. С. 216. Поясняя эту идею, Хикс указывает на то, что, исследуя экономическую статику, мы полагаем, что предприниматель применяет столько-то и столько-то факторов производства, изготавливая с их помощью столько-то и столько-то продуктов. Исследуя экономическую динамику, мы задаемся вопросом, когда применяются эти факторы и когда завершается изготовление продукции.

решить проблему изучения трансформации экономических явлений и настроить экономистов именно на ее постижение, Хикс предложил свою версию теории экономической динамики. При этом он в достаточно резкой форме выступил против категории «стационарного состояния», использование которой хоть и играет большую роль в экономической мысли, но, по его мнению, приводит только к уклонению от изучения истинного предмета экономической пауки. «Стационарное состояние, — подчеркивает Хикс, — есть тот особый случай динамической системы, когда вкусы людей, уровень развития техники и количество ресурсов остаются неизменными во времени».¹⁷ Однако при создании собственной теории экономической динамики Дж. Р. Хикс всё же стремился к тому, чтобы, не придавая модели экономики статичности, сохранить инструментарий статического анализа. Это позволило ему трактовать процесс изменений как процесс, состоящий из серии состояний временного равновесия, и позволяет, по его убеждению, применить анализ равновесия к динамическим процессам. Как и в социологии, в экономической науке подобное, весьма распространенное (до сих пор) убеждение приводит к наличию фундаментального противоречия между исследовательскими намерениями и реальным результатом изучения динамики¹ .

Там же. С. 219. И далее он рассуждает: "Хотя во всех случаях следует признать, что в действительности экономика не бывает стационарной, сторонники теории стационарного состояния... изображали экономику так, будто она «стремится» к стационарности. Существование подобной тенденции более чем спорно (курсив мой. — Л. П.)". — Там же. С, 222.

Примечательно, что в заключении своего фундаментального труда "Стоимость и капитал" Дж. Р. Хикс сам подчеркивает существование этого противоречия: "Мы начали исследование динамической экономики с отказа от концепции стационарного состояния как аналитического инструмента. Мы отказались от пес, поскольку она представлялась нам не более чем специальным случаем, который не дает каких-либо возможностей для обобщений. В конце концов мы пришли к тому, что ставим под сомнение возможность трактовки стационарного [состояния] даже как специального случая, и к подозрению, что система экономических отношений, которую мы изучали, есть не более чем одна из форм прогрессирующей экономики".

Таким образом, в экономической теории экономическая динамика преимущественно рассматривается как совокупность моментов связанных с рациональным использованием, применением в производственном процессе факторов производства, т. е. как совокупность статичных равновесных состояний. А изменения в этих состояниях трактуются в основном как нарушения и восстановления равновесных состояний в определенные моменты времени и под влиянием разнообразных экономических обстоятельств. Следовательно, изучение экономической динамики предполагает лишь исследование конъюнктурных колебаний экономической системы и фактически исключает интерес к экономико-историческим процессам, развертывающимся в социальной среде. Не отрицая необходимости взаимодействия экономической науки с другими науками об обществе, экономисты преимущественно предпочитают оставаться в рамках статической экономической теории. Но любые попытки движения за ее пределы в сторону изучения экономической динамики и изучения влияния на псе социальных факторов обычно приводят к открытиям, важным для всех общественных наук.

Одним из направлений решения проблемы изучения экономической динамики в экономической науке стало обращение к исследованию экономического развития и циклических процессов в экономике, а вместе с ними и к экономической истории. Несмотря на преимущественный интерес к изучению статики, «стационарных состояний», экономисты всегда уделяли много внимания экономической истории. Трудно назвать хоть один труд, написанный экономистами, где бы они в той или иной степени не пытались использовать факты экономической истории либо из «недавнего», либо из «далекого» прошлого для подтверждения своих гипотез о строении и функционировании «современной» экономики*. Во второй половине XX в. экономисты даже предприняли попытки построения теории экономической истории . Но бесспорного успеха они достигли в изучении циклических процессов

— Там же. С. 422.

Еще Л. Маршалл призывал экономистов обращать больше внимания на необходимость изучения истории экономики для эффективного анализа настоящего. См.: Маршалл А. Указ. соч. Т. 3. С. 215-220. ⁰ Напр.: Hicks J. A Theory of Economic History. Oxford, 1969.

и экономической конъюнктуры. Огромный вклад в создание теории экономических циклов внесли такие исследователи, как Дж. Гобсои, А. Шпитгоф, А. Афтальон, К. Викселль, М. Тугаи-Бараиовский, Ж. Лескюр, У. Митчелл, Дж. В. Кларк. Однако наибольшей популярностью в социальных науках пользуется теория Больших Циклов экономической конъюнктуры Н. Д. Кондратьева. Исследования Кондратьева представляют большой интерес не только потому, что он создал концепцию циклических колебаний в экономике, описав циклы конъюнктуры в 50-60 лет. В своих трудах он заострил саму проблему историзма в экономических исследованиях. Полагая, что «статическая теория бессильна выяснить изменения уровня [курсив Н. Д. Кондратьева. —- А. П.] экономических элементов, а также механизм и направление их изменения» , Кондратьев обратил внимание на необходимость создания не просто теории экономической динамики, но теории отражающей процес-суальность изменения экономических явлений² . Причем его совершенно не устраивал узкоэкономический подход к решению этой задачи, и поэтому он приступил к построению «теоретической социальной экономики» на основе не столько анализа экономической динамики, сколько принципиально нового для экономической науки метода «социально-экономической генетики». ^J Остается только сожалеть,

Кондратьев Н. Д. Основные проблемы экономической статики и динамики: Предварительный эскиз. М., 1991. С. 15.

²² Определяя задачи экономической динамики, Кондратьев подчеркивает, что "для
динамической точки зрения наиболее характерной будет концепция процесса из
менений экономических элементов и их связей". — Кондратьев Н. Д. Большие
циклы конъюнктуры и теория предвидения. Избранные труды. М., 2002. С. 10.

²³ Кондратьев Н. Д. Основные... С. 147, 273-339. Однако есть и иные интерпрета
ции попыток построения Кондратьевым метода социально-экономической генети
ки. В. И. Маевский полагает, что понятие эволюционных процессов в экономике у
Кондратьева восходит к понятиям термодинамики и скорее формирует основы для
создания эволюционной концепции смены технологических укладов. Таким обра
зом, важнейшим аспектом экономических исследований должно стать не только
изучение связей между технологическими укладами и построение макротраектории
экономической эволюции, но и внутренние механизмы возникновения и развития

18 что ему так и не удалось по известным причинам реализовать это намерение. Тем не менее, его труды оказали существенное влияние на формирование историческо-

го подхода в современных экомомсоциологических исследованиях .

В большей мере исторически ориентированный подход к изучению развития хозяйства удалось реализовать представителям немецкой исторической школы в политэкономии — В. Рошеру, Б. Гильдсбранду, К, Кнису, Г. Шмоллеру, К. Бюхеру и В. Зомбарту, с трудами которых обычно принято связывать исторический метод в экономической науке, а также институциоиализма — Т. Всблену, У. Митчеллу, Дж. Коммонсу и неоинституциопализма — М. Олсону, Д. Норту, Дж. Ходжсону. Огромное влияние на трансформацию проблематики исследований экономистов оказал историко-антропологический подход К. Поланьи²⁵.

Непосредственно в экономической социологии, если ее истоки отнести к «эпохе Дюркгейма и Вебера», как практический, так и теоретико-методологический интерес к истории проявился еще в исследованиях Ф. Симиаиа . Во второй половине XX в. активизировался процесс институционализации экономической социологии и она, наконец, была признана в качестве академической дисциплины. В этот

технологических укладов, то есть механизмы, которые составляют генетический уровень экономической эволюции. — Маевский В. И. Кондратьевские Циклы, экономическая эволюция и экономическая генетика. М., 1994. С. 4-5, 19. ²⁴ Например, И. Валлерстайн попытался использовать Большие Циклы конъюнктуры для изучения трансформационных процессов в рамках системы исторического капитализма, или капиталистического мира-экономики. См.: Wallerstein I. Коп-dratieff Up or Kondratieff Down? II Review. 1979. Vol. 2. №4. I\ 663-673; Idem. Long Waves as Capitalist Process//Review. 1986. Vol. 7. №4. P. 559-575. ^ъ Polanyi K. The Great Transformation. N.Y., 1944; Idem. Dahomey and the Slave Trade: an analysis of an archaic economy. Seattle, 1966; Polanyi K., Arensberg Conrad M., Pearson Harry W. Trade and Markets in Early Empires. Glencoe, IL, 1957.

Simiand F. Methodc historique et science sociale II Revue de synthese historiquc. 1903. Vol. 6. P. 1-22, 129-157 (Historical Method and Social Sciense II Review. 1985. IX. 2. P. 163-213); Idem. La salairc, revolution sociale ct la mounaie-essai de theorie experimentale du salaire. P., 1932.

период интерес к исторически ориентированным исследованиям спорадически возникал у экономсоциологов, но так и не превратился в постоянное стремление к следованию принципу историзма в объяснении социальной реальности. Однако все же следует обратить внимание на усилия, предпринятые в данном направлении Н. Смелсером, Ф. Э. Кардозо (чей вклад в развитие исторического метода в экономической социологии анализируется в диссертационном исследовании), а также А.

Стинчкомбом, Р. Свсдбсргом и В. Зелизер .

В начале XXI в. зарубежные представители экономической социологии уделяют внимание истории по-прежнему лишь в связи с необходимостью описания сложных процессов формирования и фунщионированая «современной» социально-экономической системы — «глобального капитализма», не стремясь к созданию сложных аналитических объяснительных конструкций на основе историко-генетического подхода² . Некоторый интерес к проблематике социально-

Smelser N. J. Social Change in the Industrial Revolution: An Application of Theory to the Lancashire Cotton Industry 1770-1840. L., 1959; Cardoso F. II. Empresario Industrial с Desenvolvimento Economico. Sao Paulo. 1964; Cardoso F. II., Faletto E. Dcpcndcncia у dcsarrollo en America Latina. Santiago dc Chile, 1967.

²⁸ Stinchcombe A. L. Theoretical Methods in Social History. N. Y., 1978; Idem. Eco
nomic Sociology. N. Y., 1983; Swedbcrg R. Economic Sociology: Past and Present II
The Journal of the International Sociological Association, 1987. Vol. 35. № 1. P. 1-40;
Idem. International Financial Networks and Institutions I Martinelli A., Smelser N. J.
(eds.) Economy and Society: Overviews in Economic Sociology II Current Sociology.
1990. Vol 38. Num. 2/3. 259-321; Zclizer V. A. Morals and Markets: The Development
of Life Insurance in the United States. New Brunswick, 1983 (1979); Idem. The Social
Meaning of Money: Pin Money, Paychecks, Poor Relief, and Other Currencies. Prince
ton, N.J., 1997 (1994); Idem. Human Values and the Market: The Case of Life Insurance
and Death in 19th-century America I Granovetter M., Swedbcrg R. (eds.). The Sociology
of Economic Life. 2^nd cd. Boulder, CO, 2001. P. 146-162.

²⁹ Напр.: Джереффи Г. Международное хозяйство и экономическое развитие
(перевод М.С. Добряковой) // Экономическая социология. Том 5, № 5, 2004. С. 35-
62. ; Dobbin F. Comparative and Historical Approaches to Eco-

исторических исследований хозяйства среди отечественных экономсоциологов в основном вызван той же причиной — стремлением к описанию процессов становления и функционирования современной социально-экономической системы Рос-chh^j . Тем не менее, следует отметить, что ни в зарубежной, ни в отечественной экономической социологии до сих пор пет специальных теоретико-методологических исследований, направленных на поиск пути решения проблемы историзма и формирования исторического метода. Современная экономическая социология пока не располагает никаким специальным, исторически ориентированным направлением исследований изменений в экономике и обществе, пользуясь в основном результатами, полученными в рамках иных наук. Эти результаты, носящие во многом разрозненный и разнонаправленный характер, безусловно, нуждаются в интеграции и синтезе для получения нового знания, позволяющего сформировать на его базе междисциплинарный и комплексный подход к изучению взаимовлияния социальной среды и экономического развития, что также подтверждает актуальность предпринятого диссертационного исследования.

Таким образом, в современных общественных науках, в частности в экономической науке и в социологии, присутствую!' теоретико-методологические направления, представители которых предлагают, на наш взгляд, весьма интересные идеи, связанные с решением проблемы историзма в исследованиях хозяйства и общества. Ближе всего подошли к решению этой проблемы и к построению моделей, отражающих процессуальность структуры экономических и социальных отношений, представители интегрального интеллектуального течения в социальных пауках — исторической социологии. Л поскольку в современной экономической социологии

nomic Sociology I Smelser N. J., Swedbcrg R. (eds.). The Handbook of Economic Sociology. 2^nd ed. Princeton, N. J., 2005. P. 6-48; Nee V., Swedberg R. (eds.). The Economic Sociology of Capitalism. Princeton, N. J., 2005.

³⁰ Напр.: Гордон Л. А., Клопов Э. В. Потери и обретения в России девяностых: Ис-торико-социологические очерки экономического положения народного большинства. В 2-х т. М., 2000-2001; Барсукова С. ТО. Неформальная экономика: экономико-социологический анализ. М, 2004.

по-прежнему отсутствует сколько-нибудь целостное видение концептуальных основ и структуры исторического метода, то в данном исследовании предлагается опереться именно на теоретико-методологические достижения представителей исторической социологии.

Цель и задачи исследования. Основной целью диссертационного исследования является создание общей концепции исторического метода в экономической социологии на основе достижений существующих в социальных науках теоретико-методологических направлений, входящих в такую интеллектуально-эпистемологическую традицию как историческая социология.

В ходе исследования предполагается решить следующие задачи;

1. Проанализировать основные методологические достижения представителей
различных направлений исторической социологии связанные с решением пробле
мы историзма в изучении хозяйства и общества.

2. На основе анализа методологических основ исторической социологии сформулировать основные положения и требования, составляющие сущность общей концепции исторического метода в экопомсоциологических исследованиях.

3. Определить возможности практического применения основных положений и требований исторического метода для объяснения процессов социально-экономических изменений.

4. Рассмотреть возможности использования исторического метода для формирования новой интегральной отрасли экономической социологии — социологии экономических изменений.

Теоретико-методологические основы, основные принципы и границы исследования. Решая основные задачи исследования, мы исходим из нескольких методологических принципов:

Во-первых, как представляется, восполнить теоретико-методологический пробел в современном изучении трансформации экономики и общества, заключающийся в фактическом игнорировании принципа историзма, может переориентация методологии экономической социологии на развитие исторических исследований. Поскольку такая переориентация не может осуществляться па пустом месте, важнейшим аспектом развития методологии экономической социологии должен стать синтез нового знания на основе существующих историко-социологичсских

исследований.

Во-вторых, подобный синтез может быть осуществлен па основе формирования исторического метода в экономической социологии, который, не должен восприниматься как некий «особый путь» познания хозяйства и общества, а представляет собой систему общих требований к исследованию, независимо от того, в рамках какого теоретико-методологического направления (существующего в современной экономической социологии) оно проводится.

В-третьих, мы исходим из того, что статичсско-динамический подход может быть преодолен в рамках уже существующих в экономической науке и социологии теорий и методов, обладающих методологическим потенциалом проведения исторически ориентированных исследований. Такими теоретико-методологическими направлениями, как это доказано в данном исследовании, являются функционали-стская «социологическая история)), пеоинституциональная социально-экономическая история, или «новая» экономическая история, структуралистская социальная история, нео- и постмарксистская социальная история. Это важнейшие элементы той аптипотттистской интеллектуальной традиции (сложившейся в XX в.), которую мы назвали исторической социологией (традиции, включающей идеи ис только социологов, занимающихся проблемами экономического развития, но и экономистов, изучающих историю трансформации институциональных условий экономического роста, а также историков, занимающихся проблемами трансформации хозяйства и общества).

В-четвертых, представители каждого из указанных направлений внесли свой вклад в создание исторического метода в экономсоциологических исследованиях. Их усилия объединяет стремление к постижению влияния глубинных социальных структур на формирование условий для деятельности в сфере хозяйственной жизни и социально-экономического развития.

В-пятых, проблема формирования исторического метода в экономической социологии состоит из ряда методологических вопросов и задач, носящих универсальный характер. Это такие вопросы и задачи, которые в определенной последовательности решает каждый ученый, представляющий ту или иную парадигму в экономсоциологических исследованиях. И от того, насколько удачны попытки их решения, зависит эвристическая ценность предлагаемой версии метода. К числу

этих «вечных» методологических проблем следует отнести: проблему поиска и/или формирования социально-философской основы исторического взгляда на взаимодействие экономики и общества; проблему адекватности моделей реальным историческим процессам; проблему субстантивности метода (или проблему онтологического обоснования метода); проблему преодоления антиномии деятельностного и субстанциального подходов к изучению социальной реальности; проблему соотношения общего и частного, универсального и локального; проблему соотношения статики и динамики в исследовании (или проблему отражения процессуальное общества в объяснительных конструкциях), а также проблему соотношения случайного и закономерного в процессах социально-экономических изменений³¹. Безусловно, решение всех этих проблем важно на том или ином этапе формирования методологии и проведения исследования, но главной все же остается проблема выбора философской, или интеллектуальной, основы метода. Именно от этого выбора будет зависеть решение указанных выше методологических задач и, в конечном итоге, эвристическая ценность созданного метода.

Основные методологические принципы диссертационного исследования дополнены специфической логикой изложения материала. Концептуальный подход к изложению материала диссертационного исследования заключается в описании и анализе трансформации методологических основ изучения хозяйства и общества в направлении преодоления длительное время доминировавшего в экономической социологии статическо-динамического подхода к исследованию социально-экономических изменений и замены его историко-генетическим подходом, базирующимся на постижении структур длительной временной протяженности.

Методологической основой диссертации являются функциональный анализ Т. Парсонса, Н. Смслсера, неоинстнтуциоиальиый анализ Д. Норта, М. Олсона, структуралистский институциоиализм Р. Пребиша, неомарксистский исторический

Подробнее вопрос о методе и основополагающих методологических проблемах в структуре социологии рассмотрен в труде профессора Б. Я. Ельмссва «Социологический метод: теория, онтология, логика» (СПб., 1995). В данном диссертационном исследовании мы исходим, в частности, из его интерпретации основных методологических проблем социологии.

24 структурализм Ф. Э. Кардозо, Э. Фалетто и Ж. Серра. Особое внимание уделено использованию возможностей методологии структуралистской социальной истории Ф. Броделя и И. Валлерстайна.

В работе также использован опыт теоретических и методологических исследований, накопленный факультетом социологии Санкт-Петербургского государственного университета, в частности теоретико-методологические идеи Ю. В. Весе-лова, В. Я. Ельмеева, В. Г. Овсянникова.

Диссертационное исследование носит междисциплинарный характер. Оно проведено на стыке интересов социологии, экономической теории и исторической науки.

Источниковая база исследования. В процессе проведения диссертационного исследования использованы работы как отечественных, так и зарубежных авторов на русском, английском, французском, немецком языках. Список литературы включает 158 источников, из них 71 на иностранных языках.

Научная новизна и результаты исследования заключаются втом, что в нем впервые разработана общая концепция исторического метода в экономической социологии па основе учета достижений существующих в социальных науках теоретико-методологических направлений, входящих в такую интеллектуально-эпистемологическую традицию, как историческая социология.

Научная новизна конкретизируется в следующих результатах:

1. Проанализированы основные методологические достижения представителей таких направлений исторической социологии, как функционалистская «социологическая история», нсоинстигуциональная социально-экономическая история, или «новая» экономическая история, структуралистская социальная история, псо- и постмарксистская социальная история, связанные с решением проблемы историзма в изучении хозяйства и общества. При этом особое внимание уделено анализу процесса трансформации методологических основ изучения хозяйства и общества в направлении преодоления длительное время доминировавшего в экономической социологии статическо-дипамичсского подхода к исследованию социально-экономических изменений и замены его историко-геистическим подходом, базирующимся на постижении структур длительной временной протяженности.

2. На основе анализа методологических основ исторической социологии, как

специфического антипозитивистского интеллектуального течения в социальных науках, разработаны положения и требования, составляющие сущность общей концепции исторического метода в экоиомсоциологических исследованиях. Сущность исторического метода в экономической социологии заключается, прежде всего, в том, что историческая перспектива при изучении разнообразных аспектов взаимодействия экономики и общества должна быть базовым методологическим принципом, а основу объяснения должен составлять исторический детерминизм.

3. Сформулировано основное положение исторического метода, которое заключается в реализации требования о необходимости и возможности формирования целостного взгляда на любую экономическую структуру и институт, воспринимаемый как часть социальной структуры, на основе «тотального» охвата всех сторон социальной жизни этой структуры или института с целью создания «глобального» видения, получения картины «глобальной истории» социальных процессов и явлений, определяющих движение данной структуры или института. При этом требование «тотальности» заключается в необходимости отражения процессуальное социальной структуры, достигаемой в моделировании социальной реальности путем реализации идеи «исторического синтеза» па основе комплексного подхода и помещения социальной структуры в пространственно-временные рамки.

4. Определены возможности практического применения основных положений и требований исторического метода для объяснения процессов социально-экономических изменений. Эти возможности заключаются прежде всего в формировании нового взгляда на многие аспекты процесса социально-исторической трансформации экономических отношений, составляющие специфику трансформационного потенциала основных компонентов системы современных обществ.

5. Рассмотрены возможности использования исторического метода для формирования новой интегральной отрасли экономической социологии — социологии экономических изменений, чьим предметом может стать изучение процессов трансформации экономических систем, рассматриваемых в социально-историческом измерении, т. е. через призму трансформации структур длительной временной протяженности.

Научно-теоретическое и практическое значение диссертации определяется необходимостью создания адекватной современности общей концепции историчс-

ского метода в экономической социологии, а также поиском основ для ее конструирования на базе достижений уже существующих в социальных науках теоретико-методологических направлений. Основные теоретические и методологические выводы и материалы, содержащиеся в работе, могут использоваться для дальнейших научных исследований по теории и методике экономической социологии, а также для изучения социальных закономерностей экономического развития, социально-экономических групп и структур, социального содержания и условий экономической деятельности, социального воспроизводства в экономическом процессе. Теоретические и методологические положения диссертации могут быть использованы в практике преподавания специальных дисциплин: «Экономическая социология», «Социология экономического развития», «Социальная история хозяйства», «Социально-экономические проблемы развития современного общества» и других, связанных с экономсоциологическнми исследованиями.

Апробация результатов исследования. Диссертация обсуждалась на заседании кафедры экономической социологии факультета социологии Санкт-Петербургского государственного университета. Основные выводы и положения работы излагались в докладах на Первой Международной научно-практической конференции, организованной НИИКСИ и Советом молодых ученых СІІ6ГУ (апрель 1997 г.), па Вторых Петербургских Кареевских чтениях по новистике (апрель 1997 г.), на заключительной конференции проекта Темпус (Тасис) (июнь 1997 г.), па Первом Всероссийском социологическом конгрессе «Общество и социология: новые реалии и новые идеи» (сентябрь 2000 г.), на международной научно-практической конференции «Таможня и бизнес» (апрель 2001 г.), на 13-ой международной конференции молодых ученых «Человек. Природа. Общество. Актуальные проблемы» (декабрь 2002 г.), на российско-китайской конференции «Сравнительный анализ проблем социально-экономического развития» (Пекин, КИР, ноябрь 2003 г.) и на международной конференции «Политическая реформа и социальная стабильность» (Нанкин, КНР, ноябрь 2004 г.). Основные положения диссертации использовались для разработки программ и чтения лекций по таким курсам, как «Социология» (для студентов экономических специальностей), «Социальная история хозяйства», «Экономическая история», «Социология экономического развития», «Теория социально-экономического развития», «Международная оргапиза-

27 ция труда» (для студентов обучающихся по специальности «Экономика труда», факультета социологии СПбГУ), «Социально-экономические проблемы развития современного общества» (для магистрантов обучающихся по направлению «Социология»), а таюке для подготовки и чтения курса «Экономическая социология» на факультете социологии СПбГУ. Содержание диссертации нашло отражение в ряде научных публикаций, двух монографиях, а также в учебных пособиях «Основы экономической социологии» (1998 г.) и «Экономическая социология» (2005 г.).

Структура работы. Диссертация состоит из введения, четырех глав, разбитых на параграфы, заключения, списка использованной литературы и приложения.

2S ГЛАВА 1. СОЦИОЛОГИЯ И ИСТОРИЧЕСКАЯ НАУКА.

МЕТОДОЛОГИЧЕСКИЕ ОСНОВЫ ИСТОРИЧЕСКОЙ СОЦИОЛОГИИ

1. Вклад социологов и историков в формирование методологических основ

историко-социологических исследований хозяйства

Взаимоотношения представителей социологии и исторической науки, развивающиеся вот уже почти два века, сложны и многогранны. Социология появилась гораздо позднее исторической пауки. И это во многом обусловило «особенности» их взаимоотношений в XIX-XX вв. В XIX в. тогда еще очень молодой и ігепри-знанной социологии предстояло доказать свое право на существование и в теоретико-методологическом, и в практическом плане. Позитивистская философия изначально сориентировала социологию па постоянное противопоставление (или, вернее, противостояние) другим наукам о человеке и обществе. Противостояние проявилось в попытке самоутверждения социологии путем экспансии в направлении предметных областей иных наук, экспансии, на которую социология имела полное право как, по мнению О. Конта и позитивистов, фактически единственная социальная наука, основывающаяся на идеи постижения общества и законов его функционирования методами естественных наук. Противостояние зашло так далеко, что социология была объявлена позитивистами социальной «метанаукой», которой остальные науки о человеке и обществе обязаны предоставлять фактический материал для его обобщения и создания на этой основе всеохватывающих и всеобъяс-пяющих моделей общества в статике и динамике. В наиболее мягкой форме эту идею сформулировал Э. Дюркгсйм. Говоря о социологии, он отмечал, что, конечно, «молодая наука не должна быть очень амбициозной, и она внушает тем больше доверия людям науки, чем с большей скромностью вступает в жизнь». Но, в то же самое время, рассматривая, например, взаимоотношения между исторической наукой и социологией, Дюркгсйм подчеркивал: «Если... историк относится ко всем... фактам одинаково, без разбора, он оказывается в плену бесплодной эрудиции... Чтобы осуществить отбор [фактов], он нуждается в руководящей идее, в критерии, который он может востребовать только у социологии... Социология поставит перед ним вопросы, которые будут ограничивать его исследования и указывать им путь; в ответ историк снабдит ее элементами ответа, и обе науки извлекут одну

лишь пользу из этого обмена добрыми услугами».

Изначальный мощный импульс, который придал социологии позитивизм, позволил ей занять достойное место в ряду социальных наук, но, с другой стороны, методология позитивизма, сориентировавшая социологию на изучение социальной статики, резко ограничила интерес социологов к историческим исследованиям. А интерес к истории был на долго сведен исключительно к анализу социальной динамики, построению динамических моделей в русле теории социальной эволюции, сформулированной на основе идеи общественного прогресса. Сам процесс социальной эволюции интересовал социологов исключительно для выявления и анализа основных черт «современного», «индустриального», «буржуазного», «капиталистического» общества, как правило, противопоставляемого в целях построения адекватной модели его функционирования «несовременному», «традиционному», «доиидустриалыюму» обществу (или обществам).

Справедливости ради следует отметить, что у социологов, даже если бы у них и возникло такое желание, в конце XIX - начале XX вв. не было возможности опереться на сколь-нибудь пригодную методологию моделирования и исследования социальной реальности в исторической перспективе в связи с тем, что историческая наука также испытала мощное всеподавляющее воздействие позитивизма. «Запрещенный» позитивистской методологией как неправомерный анализ историками социальных связей и закономерностей, спровоцированный позитивизмом отказ от оценки явлений и событий прошлого (и уж тем более настоящего), привели к тому, что история все больше превращалась в науку, изучающую лишь наиболее яркие события (в основном из политической жизни общества) или жизнь великих людей (оставивших значительный след в политической истории) на основе элементарного коллекционирования фактов прошлого и «нанизывания» их в строго хронологическом порядке на «нить» социальной эволюции.

Целостный взгляд на общество, к которому стремились позитивисты, создав новую «метанауку», или «науку наук» — социологию, был утрачен надолго. Потребовались десятилетия усилий многих социологов, историков, экономистов, что-

Дюрктейм Э. Социология. Ее предмет, метод, предназначение. М., 1995. С. 168, 196.

бы преодолеть искусственно созданные барьеры между социальными науками, в том числе, между социологией и историей. В частности в России конца XIX - начала XX вв. многие социологи и историки уделяли большое внимание изучению возможностей взаимодействия социологии и исторической науки. Правда, их рассуждения в основном также не выходили далеко за рамки позитивистского восприятия основных проблем этого взаимодействия. Здесь, прежде всего, следует обратить внимание на труды М. М. Ковалевского и Н. И. Кареева³³.

Однако предпримаемые многими исследователями усилия по преодолению позитивистского подхода постепенно все же сформировали специфическую проблематику социальных исследований, которая стала предметом такого направления как историческая социология. Историческая социология — не просто намерение преодолеть искусственную границу между социологией и исторической наукой, появившуюся в процессе развития социальных наук в ХІХ-ХХ вв. Это направление

^JJ Например, М. М. Ковалевский, трактуя взаимоотношения социологии и истории (точнее, философии истории) в позитивистском ключе, отмечал, что "социология, в отличие от истории, необходимо отвлекается от массы конкретных фактов и указывает лини, общую их тенденцию, никогда не теряя из виду основной своей задачи — раскрытия причин покоя и движения человеческих обществ, устойчивости и развития порядка в разные эпохи в их преемственной и причинной связи между собой". — Ковалевский М. М. Социология. Т. I. Соч. в 2 т. / Под ред. А. О. Боро-поева. СПб., 1997. С. 40. Непосредственно историческому анализу развития хозяйства и общества посвящены, например, такие его труды, как; Ковалевский М. М. Развитие народного хозяйства в Западной Европе. СПб., 1899; Его же. Экономический рост Европы до возникновения капиталистического хозяйства. Т. I- III. М, 1898-1903; Его же. Экономический строй России. М., 1900. II. И. Кареев, рассматривая историю становления социологии в России, много внимания уделил анализу вклада в создание основ социологии таких социологически ориентированных представителей российской исторической науки, как И. В. Лучшщкий, Л. С. Трачев-ский, В. О. Ключевский, П. Г. Виноградов, П. Н. Милюков, А. С. Лашю-Дапилевский, Д. М. Петрушевский и др. — Кареев Н. И. Основы русской социологии. СПб., 1996. С. 151-186.

31 социальных исследований"¹ , представители которого, независимо от принадлежности к разным, порой противоположным теоретико-методологическим школам, стремятся к синтезу нового знания на основе интереса к анализу исторических фактов и процессов. Каждый по-своему, опираясь на постулаты своей парадигмы, они реализуют идею «исторического синтеза» A. Beppa^j5, ставшую еще в начале XX в. в определенной мере символом усилий представителей разных социальных наук, направленных на интеграцию теоретических, методологических идей, эмпирических данных и придание им междисциплинарного характера.

Историческая социология — не просто теоретико-методологическое направление, а многогранная интеллектуальная традиция, включающая достижения множества направлений разных социальных наук. Нас в данном случае интересуют лишь те направления, у представителей которых присутствует ярко выраженный интерес к формированию исторического подхода в исследовании экономсоциоло-гической проблематики, интерес, проявившийся как в их теоретико-методологических идеях, так и в конкретных исследованиях социально-исторического процесса. На наш взгляд, такими направлениями в социологии, экономической и исторической науках являются функционалистская «социологическая история», неоинституциональная социально-экономическая история, или «новая» экономическая история, структуралистская социальная история, нео- и по-стм ар кс и стекая социальная история. Несмотря на разницу в теоретических и методологических взглядах представителей этих направлений, иногда проявляющуюся во взаимном неприятии концептуальных идей, несмотря на существенные различия

Б данном случае историческая социология трактуется нами в широком смысле, то есть как интеллектуальное течение в социальных науках, а не как отраслевое направление социологии. О современных дискуссиях по поводу исторической социологии как отрасли социологии см. напр.: Черных А. И. Историческая социология на Западе (конец XX в.) // Социологические исследования. 2002, № 2. С. 87-92; Историческая социология: опыт и перспективы // Социологические исследования. 2005. № 1.С. 41-53.

^J3 См. напр.: Вегг Н. Geschichte und Gcschichtsschrcibung. Moglichkciten, Aufgaben. Methoden. Texte von Voltaire bis zur Gcgcnwart. Munchcn. 1966.

в трактовках исторических фактов и процессов, их объединяет стремление к адекватному решению проблемы историзма в социальных и экономсоциологических исследованиях.

Во второй половине XX в. наиболее существенной задачей на пути решения проблемы историзма стало преодоление позитивистского статическо-динамического подхода и замена его постпозитивистским истор и ко-генетическим взглядом, отражающим все разнообразие, всю специфику процессов социально-экономических изменений. В рамках каждого из указанных направлений историко-социологических исследований предлагаются разные варианты решения этой проблемы. На наш взгляд, ближе всего в процессе создания адекватного историко-генетического подхода на основе постпозитивистской методологии продвинулись представители структуралистской социальной истории, а также представители других направлений, которые в своих объяснительных конструкциях смогли максимально отразить влияние глубинных социально-исторических структур на развитие общества и экономики, при этом не упуская из виду деятельность людей, формирующих эти мощные структуры и, преодолевая их давление, тем не менее создающих условия для того, что в «традиционных» теориях развития называется «социальным прогрессом».

Процесс становления постпозитивистского историко-гепетического подхода растянулся па многие десятилетия научных дискуссий, постепенного избавления социальных наук от всеподавляющего влияния позитивистской методологии и про-ірессистско-девелопментарнстских взглядов па социальные изменения. Существенное влияние на становление исторической социологии и историко-гепетического подхода как системы идей, специфической интеллектуальной традиции в общественных науках, оказали труды К. Маркса и М. Вебера. Несмотря па то, что историко-социологичсскис концепции К. Маркса и М. Вебера формировались в русле концепции прогресса, трактуемого как процесс перехода от «досовре-менного», «традиционного» общества к «современному», став основой различных девелопментаристских концепций, в частности, формационного подхода и теорий модернизации, именно благодаря их усилиям удалось обратить внимание ученых на необходимость исследования воздействия долговременных структур на социальные изменения и экономическое развитие.

«Классическая» марксистская социология всегда была предметом научных и в еще большей степени идеологических дискуссий. За многочисленными наслоениями интерпретаций теории и методологии К. Маркса уже не просто обнаружить то истинное значение, которое придавал своим концептуальным идеям сам автор. Однако на протяжении всего XX в. марксистский взгляд на природу социальных конфликтов, марксистские теории классовой борьбы, отчуждения» эксплуатации, присвоения прибавочного продукта всегда пользовались популярностью среди нетривиально мыслящих исследователей и стали основой пео- и постмарксистских социологических концепций. Исторический метод подвергался мощной критике, пожалуй, как ни один из элементов марксистской социологии, и не избежал многочисленных попыток создания на его основе прогрессистских теорий социального развития. Однако, исторический метод К. Маркса нельзя свести лишь к линеарным схемам поэтапного социального прогресса ⁶, хотя и внешне логичным, но по боль-

^j6 Впрочем, справедливости ради, следует отмстить, что Маркс сам подталкивает исследователей к подобным упрощенным интерпретациям его взглядов на историю. Например, характеризуя исторический путь, пройденный человечеством, представляя его как непрерывный, связный, кумулятивный процесс, он отмечает: ''История есть не что иное, как последовательная смена отдельных поколений, каждое из которых использует материалы, капиталы, производительные силы, переданные ему всеми предшествующими поколениями; в силу этого данное поколение, с одной стороны, продолжает унаследованную деятельность при совершенно изменившихся условиях, а с другой — видоизменяет старые условия посредством совершенно измененной деятельности. Но в искаженно-спекулятивном представлении делу придается такой вид, будто последующая история является целью для предшествующей, будто, например, открытие Америки имело своей основной целью помочь разразиться французской революции". — Маркс К., Энгельс Ф. Немецкая идеология. М., 1988. С. 34. Однако, дальнейшие размышления Маркса по поводу сущности социально-исторического процесса лишь запутывают его логику истории. "В общих чертах, азиатский, античный, феодальный и современный, буржуазный, способы производства, — рассуждает Маркс, — можно обозначить, как прогрессивные эпохи экономической общественной формации. Буржуазные произ-

шей части абсолютно не отражающим куда более многообразную и сложную социальную реальность. Важнейшим достижением методологии изучения истории «классической» марксистской социологией стал отказ от позитивистского взгляда на социально-исторический процесс, фактически отождествлявшего законы истории и законы природы. История природы — сфера действия слепых и бессознательных сил, история же общества — результат деятельности людей, осуществляющейся по куда более сложным согщапьным законам. Соответственно для постижения этих законов необходим специфический исторический метод, существенно отличающийся от методов предлагаемых в естественных науках. При этом исторический метод должен быть направлен не па описание последовательности стадий социального прогресса, а на выявление и объяснение диалектической сущности истории. Диалектическая сущность заключается в определении соотношения между социальной деятельностью и историческими условиями, которые создаются этой деятельностью"' . Таким образом, одним из важнейших достижений методологии К. Маркса является его обращение к постижению глубинных социально-исторических процессов, определяющих социальную жизнь, но также и зависящих

водствениые отношения являются последней антагонистической формой общественного процесса производства... Поэтому буржуазной общественной формацией завершается предыстория человеческого общества'¹. — Маркс К. К критике политической экономии. М., 1990. С. 5-6. При этом Маркс не утруждает себя пояснением того, что он в данном случае понимает иод "эпохами" (не говоря уж об "экономической общественной формации", в немецком издании "okonomische Gesell-shansformation". — Marx К. Zur Kritik der politischcn Okonomie ! Marx K., Engcls F. Werke. Bd. 13. Berlin, 1961. S. 9), тем самым оставляя пустым огромное интеллектуальное пространство, заполненное впоследствии многочисленными интерпретациями в духе линейно-стадиальных прогрессистско-девелоимептаристских концепций.

⁷ Например, К. Маркс подчеркивает, что "люди сами делают свою историю, но они ее делают не так, как им вздумается, при обстоятельствах, которые не сами они выбрали, а которые непосредственно имеются налицо, даны им и перешли от прошлого". — Маркс К. Восемнадцатое брюмера Луи Бонапарта. М., 1987. С. 8.

от усилий людей по преодолению их мощного влияния.

В свое время историко-эмпнрическая социология М. Вебера возникла как попытка создания новой версии объяснения социально-исторического процесса, которую противопоставляли как позитивистскому подходу, так и «классической» марксистской социологии. Тем ие менее, как и всем линейно-стадиальным концепциям социальных изменений, чьи методологические корни уходят в социальную философию «эпохи Просвещения», подобно О. Конту, Г. Спенсеру, К. Марксу, взглядам М. Вебера на социально-исторический процесс свойственна очевидная тслеологичность. Подобно многим исследователям общества, его предшественникам и современникам, объяснительные конструкции М Вебера основываются па идее противопоставления «современного» (индустриально развитого, рационального общества Западной Европы и Северной Америки) «традиционному» обществу (до индустриальном у, досовремешюму, опутанному традициями и обычаями). Процесс социального развития трактуется М Вебером соответственно как «восхождение» разных обществ к «современности» под влиянием процесса становления рациональности (западного типа). Особенности же этого «восхождения», зависевшие от специфического типа рациональности, присущего тому или иному обществу (например, обществам Запада и Востока), определяли и особенности модернизации, и ее результаты (проявившиеся, в конечном счете, в «отставании» одних обществ от других, прежде всего, в экономическом развитии). Таким образом, особенности социальной модернизации определяются не только спецификой структуры производства или обмена, присущей той или иной системе экономических отношений. Экономическая система, согласно М Веберу, — это также система мыслительных привычек, традиций, ценностей, норм существенным образом влияющих на социальную, а, следовательно, и на экономическую деятельность, что также определяет особенности процессов социальной модернизации в различных обществах.

Важнейшим достижением методологии нсторико-эмпирической социологии М. Вебера стала попытка объяснения особенностей модернизации на осноие идеально-типического конструирования социально-исторических процессов и явлений. Именно метод идеальных типов позволил М. Веберу избежать онтологизации его объяснительных конструкций, сохранив при этом целостность взгляда на изу-

чаемый процесс . Метод идеального типизирования позволил Веберу анализировать сущность конкретного изучаемого процесса, не вырывая его из общего контекста социально-исторического процесса (как это обычно происходит при создании построенных на основе формальной логики абстрактных моделей). Например, в своих трудах Вебер на основе конструирования идеального типа экономического действия — капиталистического действия, смог предложить своеобразное объяснение влияния социально-исторических условий на особенности осуществления процесса накопления капитала в различных обществах разных эпох . Эти и многие другие методологические идеи М. Вебера легли в основу ряда концепций социоло-

Характеризуя возможности идеалыю-типического сравнения античного полиса и средневекового города, М. Вебер подчеркивает, что "критическое сравнение стадий развития... было бы благодарным делом и плодотворным, конечно, только в том случае, когда оно не является целью и на манер теперь модных построений общих схем развития не охотится за «аналогиями» и «параллелями», но, как раз наоборот, только тогда, коіда его цель заключается в выяснении особенностей каждой из обеих, в конечном счете столь различных, эволюции и в установлении причті различного их хода". — Вебер М. Аграрная история Древнего мира / Пер. с нем. М, 2001. С. 466.

^ Что позволило ему подтвердить правоту Т. Моммзена и М. Ростовцева, которые исследовали капитализм уже в античных обществах. "Пет ничего опаснее, чем представлять себе отношения античного мира на «современный лад»...", однако Вебср утверждал, что "если понятие «капиталистического хозяйства» не ограничивать совершенно немотивированно определенным способом эксплуатации капитала — именно эксплуатацией чужого труда путем договора со ((свободным» рабочим, — не вносить, следовательно, социальных признаков, по вкладывать в это понятие чисто экономическое содержание и признавать наличие «капиталистического хозяйства» везде там, где объекты владения, составляющие предмет оборота, эксплуатируются частными лицами с целью приобретения прибыли способами, присущими меновому хозяйству, — тогда пет ничего бесспорнее далеко идущего «капиталистического» отпечатка, лежащего на целых — и как раз на «величайших» — эпохах античной истории". — Там же. С. 105, 111.

37 гов, историков, экономистов, которые внесли огромный вклад в развитие историко-эмпирической социологии и исторического подхода в экоиомсоциологических исследованиях.

Как уже было отмечено выше, социологии, даже в позитивистском варианте, всегда был свойственен (в той или иной мере) интерес к историческим исследованиям, но, тем не менее, методологические построения социологов XIX - первой половины XX вв. в основном носили внеисгорический характер. Внеисторизм проявлялся в отказе от непосредственного анализа эмпирических данных исторической науки и в подмене их анализа логическими построениями, разнообразными моделями социальной эволюции или социального развития (созданными, как правило, в русле теорий прогресса). Однако, все же понимая необходимость изучения конкретных исторических фактов — слагаемых «современного» общества и реализации прогностической функции науки, социологи предпринимали многочисленные попытки построения собственной историко-социологичсской теории и методологии, существенно отличающихся от теоретико-методологических изысканий представителей исторической науки, но позволяющих реализовать хотя бы стремление строить объяснительные конструкции по возможности адекватно отражающие реальность. К проблематике исследований долговременных социально-экономических структур социологи обратились под влиянием методологии К. Маркса, М. Вебера, а также Э. Дюркгейма, для каждого из которых, без преувеличения можно сказать, путь к построению всеобъемлющих социологических конструкций проходил через постижение социальной и экономической истории. И именно их влияние сказалось впоследствии на возможности появления экономической социологии, а также интереса к историческому анализу в се рамках.

В этой связи следует обратить внимание на методологию того направления социологии, благодаря которому собственно и возникла экономическая социология — на методологию функционального анализа. Вектор развития данного направления был задан структурным функционализмом Э. Дюркгейма и историко-эмпирической социологией М. Вебера. Методология функционального анализа, основы которой были заложены в трудах Т. Парсонса, изначально подвергалась критике за невнимание к вопросам изучения социальных изменений и фактический внеисторизм моделей функционирования социальной системы и ее подсистем.

Восполнить этот очевидный пробел в методологических построениях Т. Парсонс и его последователи, среди которых хотелось бы особо отметить Н. Смелсера, попытались, создав функциональную теорию социальных изменений и, на этой основе, функциональную «социологическую историю».

Как известно, парсоновский метод изучения социальных изменений базируется на основных постулатах эволюционизма, т. е. на сравнении социальной эволюции с эволюцией органической, поскольку эволюция общества, согласно взглядам Парсонса, входит в состав более общей эволюции живых систем (изучаемых биологией). Все общества, представляя собой реально существующие социальные системы, с древнейших времен прошли сложный путь эволюции от фазы к фазе, от стадии к стадии в направлении повышения общей адаптивной способности, достигнув в результате осуществления процессов структурной и функциональной дифференциации состояния «современности». Эту «современность» Парсонс называет «системой современных обществ»⁴⁰, поясняя, что «многочисленные современные общества — не какие-то случайные разновидности, а в определенном смысле — некая система, части которой дифференцированы друг от друга и в то же время интегрированы друг с другом на основе взаимозависимости».⁴

Чтобы постичь процесс становления «современности», мало просто построить

Функциональному анализу этой "современной" системы посвящены практически все основные труда Т. Парсонса, например: Parsons Т. The Social System. Chicago, 1951; Idem. Toward a General Theory of Action. Cambridge, Mass., 1962; Idem. Sociological Theory and Modern Society. N. Y„ 1967. Idem. The Structure of Social Action; A Study in Social Theory with Special Reference to a Group of Recent European Writers. 2 Vols. N. Y., І968; Idem. The System of Modern Societies. N. J., 1971, а также важный для экономической социологии труд: Parsons Т., Smelser N. J. Economy and Society: A Study in the Integration of Economic and Social Theory. Glencoe, IE, 1956.

Парсонс Т. Система современных обществ. / Пер. с англ. Л. А. Седовой и А. Д. Ковалева. Под ред. М. С. Ковалевой. М., 1998. С. 10. При этом Парсонс особо подчеркивает, что взаимозависимость вовсе не подразумевает только устойчивость состояния социальной солидарности, "взаимозависимость включает в себя и факторы напряженности и конфликта, столь очевидные в реальной жизни".

описательную модель истории социальной эволюции, необходимо объяснить функционирование основных механизмов изменений структуры социальной системы. Именно на решение этой задачи и направлены вес методологические усилия Т. Парсоиса . История социальной эволюции в его интерпретации должна лишь подтвердить основные выводы и правильность функционалистских объяснительных конструкций. Важнейшим аспектом изучения процессов социальной эволюции стала попытка объяснить причинный механизм структурных изменений, которые, по мнению Парсоиса, и являются основой тотальной трансформации социальных систем, ведущей к становлению системы современных обществ.

Структура системы в соответствии с функционалистской методологией рассматривается как ряд свойств компонентов и их отношений или комбинаций, который для многих аналитических целей логически и эмпирически может трактоваться как постоянная величина, и, соотнося с которой динамику различных элементов системы, можно изучить специфику их изменений в пространстве и времени. Рассматривая, таким образом, постоянство структуры как «непроизвольное методологическое допущение», любую социальную систему, с одной стороны, «можно представить как структуру, т. е. ряд единиц или компонентов со стабильными свойствами..., а с другой стороны, как события, процессы, в ходе которых "нечто происходит", изменяя некоторые свойства и отношения между единицами». Стабильность рассматривается Пареоисом как определяющая характеристика структуры и эквивалентна понятию «стабильного равновесия» (которое может также трактоваться и как «статичное», и как «подвижное»). Стабильное равновесие системы

Обращение Т. Парсоиса к решению этой задачи стало также попыткой отстоять интересы функционального социологического анализа и ограничить экспансию экономистов-институциопал истов в предметную область социологии, прежде всего, в направлении исследований социальных изменений. Как отмечают В. И. Верховий и В. И. Зубков, "Парсонс выступил против монополизма представителей утилитаристской традиции и неонпституционалистских интерпретаторов социально-экономических процессов, которые расширяли неоклассическую парадигму, используя, в том числе, методы неэкономического анализа". — Верховин В. И., Зубков В. И. Экономическая социология: Монография. М., 2002. С. 65.

поддерживается постоянными процессами, происходящими в ее рамках, нейтрализующими как существенные внешние, так и внутренние изменения, которые могут привести к радикальной трансформации системы и к переходу в новое состояние. Таким образом, стабильность структуры вовсе не означает состояние покоя. Воспроизводство структуры социальной системы зависит от постоянной динамики составляющих ее единиц. Однако радикальная, тотальная трансформация социальной системы осуществляется только тогда, когда существуют условия для структурных изменений. Эти условия складываются веками, но могут реализовываться в хо-де конъюнктурных отклонений от состояния стабильного равновесия ^J. Условия для структурных изменений формируются как «внутри», так и «вне» системы. Однако, поскольку «структура социальных систем в общем состоит из институционализированных стандартов нормативной культуры», то тотальная трансформация социальной системы возможна, только если происходят радикальные изменения в системе норм и ценностей, которые регулируют отношения между единицами социальной системы . Радикальные структурные изменения, составляющие сущность социальной эволюции, эволюции систем, происходят лишь при одновременном функционировании четырех основных механизмов «прогрессивной» эволюционной трансформации: дифференциации, повышения адаптивной способности, включения и генерализации ценностей (применительно к социальным системам)⁴³. Однако, структурная дифференциация рассматривается в рамках функционального анализа как фактически основной механизм структурных изменений социальной системы. Дифференциация представляет собой процесс деления единицы или

^ъ "Есть основания предполагать, — отмечает Парсонс, — что эволюционный путь от древнейших человеческих обществ к сегодняшним сопровождался определенными скачками в развитии их адаптивной способности... Возникновение системы современных обществ в ходе сложного, занявшего несколько столетий процесса развития представляло собой один из таких скачков". — Там же. С. 13.

Парсонс Т. Функциональная теория изменения / О структуре социального действия. М., 2000. С. 699-721.

Для иллюстрации функционирования указанных механизмов Парсонс часто пользуется примерами из истории эволюции экономических отношений.

РОССИЙСКИ її ГССУ^..7- СТ.?.УЛ,.\

структуры в какой-либо социальной системе на две (или более) единицы и структуры, различающиеся по своим характеристикам и функциональной значимости для системы. «Однако, — подчеркивает Парсонс, — процесс дифференциации имеет своим результатом появление более развитой социальной системы только в том случае, если каждый вновь дифференцировавшийся компонент обладает большей адаптивной способностью, чем прежний компонент, выполнявший ее функ-

цию».

Несмотря на очевидную методологическую уязвимость сведения социально-исторического процесса исключительно к эволюции социальных систем, осуществляющейся на основе реализации структурной дифференциации, этот подход стал основным для функционального анализа социальных изменений. Теоретико-методологические основы такого подхода были определены еще Э. Дюркгеймом, который на основе анализа всего лишь одного из подпроцессов социальной дифференциации — разделения труда — сформулировал закономерность ее развертывания в ходе социальной эволюции и определяющего влияния на эволюционный процесс . Таким образом, формирование системы современных обществ, согласно функционалистскому подходу, представляет собой совокупность процессов и под-

⁴⁶ Парсонс Т, Система современных обществ... С. 44.

"Как получается, — задастся вопросом Дюркгейм, — что индивид, становясь все более автономным, в то же время сильнее зависит от общества? Как может индивид быть одновременно и более личностным, и более связанным? Ибо не подлежит сомнению, что оба эти движения, какими бы противоречивыми они ни казались, совершаются параллельно. Такова вставшая перед нами проблема. У нас сложилось представление о том, что разрешение этой мнимой антиномии кроется в изменении социальной солидарности, происходящем вследствие все большего разделения труда". И далее, "наиболее поразительное следствие разделения труда состоит не в том, что оно увеличивает производительность разделенных функций, по в том, что оно делает их солидарными. Роль его во всех этих случаях не просто в том, чтоб украшать или улучшать существование общества, но в том, чтобы сделать возможными общества, которые без пего не существовали бы". — Дюркгейм Э. О разделении общественного труда. М, 1996. С. 45,67.

процессов социальной эволюции, развертывающихся благодаря всепроникающей тенденции к структурной дифференциации социальной системы.

Исследования истории эволюции экономических и социальных институтов с позиции функционального анализа, социологической теории структурной диффе-ренциацни, предпринятые Т. Парсонсом, продолжил Н. Смелсер . Несмотря на приверженность в методологии изучения социальных изменений неоэволюционистской модернизационной традиции, Н, Смелсеру свойственен иной, чем Т. Пар-сонсу, взгляд на взаимодействие истории и социологии. Оставаясь в рамках функ-ционалистской методологии, он стремился перейти от анализа динамики структурных изменений, от изучения истории эволюции (в целях подтверждения эвристической ценности абстрактных функционалистско-иеоэволюционистских объяснительных конструкций) к непосредственному применению модели структурной дифференциации для исследования конкретных фактов и процессов экономической и социальной истории. Например, для изучения индустриальной революции в Англии, ее роли в историческом процессе и социальных изменений, которые были ею вызваны и которые привели к существенной трансформации социальных отношений, сіруктур, институтов в Англии и Европе⁴⁹.

В исторической науке еще в начале XX в. появилось новое антипозитивистское направление — социальная история, которая к середине века, благодаря усилиям многих ее представителей, стала наиболее популярным и перспективным направлением развития методологии структурализма. Основу структуралистской со-

Smclser N. J., Swedbcrg R. The Sociological Perspective on the Economy I Smclser N. J., Swedbcrg R. (eds.) The Handbook of Economic Sociology. Princerton, 1994. P. 16. ⁴⁹ Smelser N. J. Social Change in the Industrial Revolution: An Application of Theory to the Lancashire Cotton Industry 1770-1840. L., 1959. H. Смелсер отмечает, что задачей данного исследования стала попытка применения социальной теории к изучению истории на основе создания модели социальных изменений как части общей теории социального действия и се проверки с использованием эмпирических данных о росте производства в хлопкопрядильной промышленности Великобритании (конца XVIII - начала XIX вв.) и трансформации семейной структуры рабочего класса. — Ibid. Р. 2.

циалыгой истории составляют труды представителей школы «Новой исторической науки»⁵⁰. В рамках этой научной школы сформировалось два взаимодополняющих теоретико-методологических направления — история социально-экономических структур, включающая труды М. Блока, Э, Лабрусса, Ф. Броделя, Э. Ле Руа Ладю-ри, П. Шопю, Ф. Фюре, и история ментальных структур, включающая труды Л. Февра, Э. Ле Руа Ладюри, Ж. Ле Гоффа, Ж. Дюби⁵¹. «Новая историческая паука» —

"Новую историческую науку" (La Nouvclle Histoire) принято также называть школой "Анналов" по названию журнала "Annales d'histoire cconomiquc et sociale" ("Анналы экономической и социальной истории"), который основали в 1929 г. французские историки Л. Февр и М. Блок. С этим журналом сотрудничали многие известные историки, социологи, философы — П. Видаль де Ла Благи, III. Рист, А. Зигфрид, М. Хальбвакс и др. — которые стремились к преодолению последствий позитивистского влияния на социальные науки, к разрушению искусственных границ между науками о человеке и интеграции их достижений на основе социальной истории, воплощения идеи "исторического синтеза". Л. Февр и М. Блок предлагали осуществить подобную интеграцию на основе формирования проблемно-ориентированной исторической науки (rhistoirc-probleme), которая, опираясь на знания имеющиеся во всех социальных науках, должна была, подобно социологии, объяснить генезис и становление современной социальной реальности. Например, как отмечает Ф. Бродель, Л. Февр сожалел о том, что философы создали слово "социология", которое бы подошло, как ему казалось, именно для социальной истории. — Бродель Ф. Материальная цивилизация, экономика и капитализм. XV-XVIII вв. Т. 2. Игры обмена. М., 1988. С. 460. А М Блок, отстаивая идею о том, что историческая наука прежде всего призвана объяснять '"современность", например, писал: "Общность эпох настолько существенна, что познавательные связи между ними и впрямь обоюдны. Незнание прошлого неизбежно приводит к непониманию настоящего. По, пожалуй, столь же тщетны попытки понять прошлое, если не представляешь настоящего..." — Блок М. Апология истории, или Ремесло историка. М, 1973. С. 27.

^я Подробнее о вкладе представителей "Новой исторической пауки" в развитие теории и методологии социально-исторических исследований см. напр.: Соколова М.

сложное и многогранное направление как в эмпирических, так и в теоретико-методологических исследованиях. Каждый из ученых первых трех поколений этой школы оставил весьма глубокий след не только в развитии исторического знания, но и социальных наук в целом. Однако наибольшего внимания для изучения основ исторического подхода в экопомсоциологических исследованиях, на наш взгляд, заслуживают труды лидера этой школы в 1950-60-е гг. Ф. Броделя⁵ .

Начав свою научную деятельность как историк-эмпирик, Бродель постепенно пришел к выводу о необходимости создания собственной теории и метода социальной истории, с помощью которых можно было бы обобщить большое количество фактов из истории экономики, политики, культуры, социально-иерархических отношении. Однако главным мотивом его творчества в сфере развития теории и методологии обществознания стала идея о необходимости объяснения всего многообразия фактов социальной истории медленной трансформацией глубинных структур общества, влияние которых, как правило, не принималось во внимание ни позитивистской исторической наукой, пи позитивистскими социальными науками в целом. Обобщив наследие основателей «Новой исторической науки», опираясь на

Н. Современная французская историография. Основные тенденции в объяснении исторического процесса. М, І 979; Афанасьев Ю. Н. Историзм против эклектики. Французская историческая школа "Анналов" в современной буржуазной исто-риоірафии. М., 1980; Далии В. М. Историки Франции ХІХ-ХХ вв. М., 1981; Гурс-вич А. Я. Исторический синтез и Школа "Анналов". М.. 1993; Erbe М. Zur neucrcn franzosischen Sozialgeschichtsforschung. (Die Gruppe um die "Annates"). Darmstadt, 1979; Burke l\ Offene Geschichte. Die Schule dcr "Annates". Berlin, 1991; Dosse F. L'histoire en mieltes: Dcs "Annates" a la "nouvelle historic". P., 1987; Burke P. Offene Geschichte. Die Schule dcr "Annates". Berlin, 1991; Ludz R, Die Frben von Bloch und Febvre: Annates — Geschichtsschrcibung und nouvelle histoire in Frankreich 1945-80. Stuttgart, 1994.

^2,2 Braudel F. La Meditcrranee et le Monde mediterranean a l'epoque de Philippe II. P., 1949; Idem. Ecritcs sur l'histoire. P., 1969; Idem. Civilisation matcrielle, economic et capitalisme, XVc-XVIIIe sicclc. 3 Vol. P., 1979; Idem. La dynamique clu capitalisme. P., 1985; Idem. L'ldentite de la France. 2 Vol. P., 1986.

методологические идеи современников, пригодные для реализации своего основного замысла, Бродель сумел создать собственный, специфический структурно-исторический метод, а на его основе теорию «глобальной (тотальной)» истории, объясняющую взаимовлияние многообразных процессов социальной истории, теорию социального времени, объясняющую социальные изменения трансформационными процессами структур длительной временной протяженности и теорию социально-экономических изменений, объясняющую генезис и воспроизводство сложных систем геосоциальных отношений в разные исторические эпохи. Важным для экономической социологии аспектом творчества Ф. Броделя⁵^ является то, что процесс социальной трансформации он рассматривает через призму медленно меняющихся структур хозяйственной жизни общества и, прежде всего, материальной культуры как одной из граней структур повседневности, формирующих среду социальных отношений, социальной деятельности. Рассматривая общество с позиции структурализма как «множество множеств» (rensemble des ensembles), понимая под этим всё, что люди могут делать или думать, всё, что зависит от их индивидуальной или коллективной деятельности⁵ , Бродель создал собственный вариант структурного анализа. Общество, согласно Броделю, включает в себя огромное количество временных ритмов — социальное время и «сумму живых реальностей» — социальное пространство. Искусственно выделить каждую подсистему этого «множества множеств» невозможно. Но поскольку любому исследователю общества необходимо проводить типологизацию фактов, он вынужден пойти на подобное искусственное разделение социального пространства в ходе моделирования социальной реальности⁵³. И именно от эффективности метода, на основе которого осу-

Подробнее о возможностях применения теории и метода структурной социальной истории Ф. Броделя в экономической социологии см.: Петров А. В. Экономическая социология и социальная история Фернана Броделя. СПб., 2004. ³⁴ Braudel К Economic ct societe: reflexions d'un historien de la modemite II Economia e sociela Nella Magna Grecia: atti del dodicesimo Convegno di Studi sulla Magna Gre-cia,Taranto8-14ottobre l972.Napoli, 1972. P. 10-11.

⁵⁵ "He существует историка, нет экономиста или социолога, — подчеркивает Бродель, — который не проделывал бы такого рода разделения, хоть все они изначаль-

ществлястся структурный социальный анализ, зависит результат — получение «глобальной» картины явления или структуры при «тотальном» охвате всех сторон ее существования и трансформации в пространстве и во времени. Поэтому основной особенностью броделевской версии структурализма является моделирование в пространстве и во времени долговременных экономических, политических и социокультурных структур — структур «la longue duree» («длительной временной протяженности») . Благодаря Броделго, la longue duree стала основной интегральной категорией дискурса структуралистской социальной истории. С помощью этой категории он обозначил структуры, накладывающие ограничения на деятельность людей и определяющие направленность развития различных обществ и человечества в целом . Моделируя и изучая структуры длительной временной протяженно-

но искусственны'*. — Бродель Ф. Материальная цивилизация... Т. 2. С. 461-462.

⁵⁶ Бродель при этом подчеркивает, что "под структурой исследователь понимает
упорядоченную систему, взаимосвязь, достаточно постоянные отнонгсния между
реальностью и социальными силами. Для нас, историков, структура является ко
нечно же архитектурным конструктом, и более чем реальностью, которая мало из
меняется и прогрессирует во времени"'. — Brandcl F. Gcschichte der Soziahvissen-
sehaft — die "longue duree" II Wehlcr M.-U. Gcschichte und Soziologie. Koln. 1972. S.
194.

⁵⁷ Бродель поясняет, что "длительная временная протяженность — это история...,
измеряемая веками, история длительных, даже очень длительных временных про
межутков". — Braudel Г. On History. Chicago, 1980. P. 27. Но это время, которое, по
мнению Броделя, лишь кажется неподвижным. В его рамках протекает жизнь от
дельного человека в его непосредственном окружении. Длительная временная про
тяженность — это сама история, которая медленно течет и изменяется, которая,
зачастую, состоит из настойчивых повторений, из циклов, без конца возобновляю
щихся, история, лежащая почти вне времени, связанная с неодушевленными пред
метами, история, которая медленно трансформируется и очень неохотно раскрыва
ет свои тайны исследователю. Таким образом броделевские структуры длительной
временной протяженности не представляют собой некие неподвижные или вечные
детерминанты человеческой жизни (l'histoirc immobile). Они лишь кажуться

47 ста, в особенности структуры повседневности, материальной культуры (которые наиболее полно представлены в исторических источниках), можно проникнуть в глубинные пласты истории и объяснить истинный смысл и значение многих событий и процессов, в том числе тех, которые определяют развитие «современного» общества. Однако Бродель утверждает, что «история — это диалектика временной

протяженности» , это продукт деятельности людей, в результате которой формируются структуры длительной временной протяженности и, при благоприятных социально-исторических условиях, благодаря которой преодолеваются накладываемые ими на социальное развитие ограничения.

Ориентируя свой структурно-исторический метод на постижение трансформации основ хозяйственной жизни общества, материальной культуры, Бродель провозгласил необходимость выстраивания «новой экономической истории», предметом которой должна стать именно эта, почти неподвижная, история структур длительной временной протяженности⁵⁹. Однако новая экономическая история Ф. Броделя вовсе не ограничивается чисто экономической проблематикой. Она ira-

неиодвижиыми и вечными человеку, чья жизнь чудовищно коротка по сравнению с жизнью этих мощных структур. Процесс их трансформации невозможно наблюдать непосредственно как быстротечные события. Именно для вскрытия и анализа этих структур, их движения Бродель и прибегнул к моделированию социального времени разделив его на структурное (la longue duree), конъюнктурное и событийное, тем самым создав специфическую теорию множественных временных ритмов.

⁵⁸ Ibid. Р. 69. Во французской социологии на проблему изучения социального вре
мени, моделирования социальной реальности во множестве временных протяжен-
ностей и на основе множественности диалектических путей исследовния (метод
'Тинер-эмиирической диалектики") обратил внимание еще Ж. Гурвич. Gurvitch G.
Le concept de structure sociale // Cahiers internationaux de sociologic. 1955, Vol. XIX.
P. 3-44; Gurvich G. Sociologic ct dialectique. P., 1962; Gurvitch G. The spectrum of
social time, Dordrecht, 1964.

⁵⁹ Бродель Ф. Средиземное море и средиземноморский мир в эпоху Филиппа II: В 3
ч. Ч. 3: События. Политика. Люди. М., 2004. С. 427.

48 правлена на постижение истории всего общества, всех его подмножеств (sous-ensemble) (включающих социокультурные, политические, социально-иерархические отношения), но на основе изучения процессов трансформации материальной жизни, материальной культуры.

«Материальная культура» — особая категория в методологии структурной социальной истории Ф. Броделя. Она не сводима, как это может показаться на первый взгляд, лишь к материальному производству, а включает также систему вещей и систему идей, позволяющих обществу эффективно адаптироваться к окружающей реальности, создавая благоприятные структурно-исторические условия для социального воспроизводства. В обществе Ф. Вродсль ищет структуру, которая бы соответствовала его определению длительной временной протяженности. И определяет, что такой структурой является материальная цивилизация (культура). Материальная культура — это многообразная, рутинная, самодостаточная жизнь, связанная с удовлетворением прежде всего материальных потребностей, «это та элементарная "базовая" деятельность, которая встречается повсеместно и масштабы которой просто фантастичны»⁶ . Материальная жизнь — это совокупность фактов на первый взгляд заурядных и, как правило, остающихся за бортом современной истории. Материальная жизнь является одной из граней структур повседневности, повседневной жизни, се экономической гранью. «Повседневность — та сторона жизни, в которую мы оказываемся вовлечены, даже не отдавая в том себе отчета, — привычка, или даже рутина, эти тысячи действий, протекающих и заканчивающихся как бы сами собой, выполнение которых не требует ничьего решения и которые происходят, по правде говоря, почти не затрагивая нашего сознания, Я полагаю, — продолжает Вродсль, — что человечество более чем наполовину погружено в такого рода повседневность. Неисчислимые действия, передающиеся но наследству, накапливающиеся без всякого порядка, повторяющиеся до бесконечности, прежде чем мы пришли в этот мир, помогают нам жить — и одновременно подчиняют нас, многое решая за нас в течение нашего существования. Здесь мы имеем дело с побуждениями, импульсами, стереотипами, приемами и способами дейст-

Бродель Ф. Материальная цивилизация, экономика и капитализм. XV-XVIII вв. Т. 1. Структуры повседневности: возможное и невозможное. М., 1986. С. 34.

вия, а также различными типами обязательств, вынуждающих действовать, которые порой, причем чаще, чем это можно предполагать, восходят к самым незапамятным временам. Это очень древнее, но все еще живое многовековое прошлое вливается в современность подобно тому, как Амазонка выбрасывает в Атлантический океан огромную массу своих замутненных вод».⁶¹ Таким образом, структуры повседневности, формируемые бесчисленными действиями многих поколений людей, осуществляемых ими на протяжении столетий, медленно трансформируясь в длительной временной протяженности, определяют процессы социально-экономического развития, создавая структурные ограничения для изменений в экономике, политике, культуре, социальной стратификации, предпосылки которых также образуются в ходе осуществления людьми социального действия. Понятие «повседневности» помогает Броделю связать воедино хозяйственную, культурную, политическую, социально-иерархическую основы осуществления социального действия, а материальная культура, являясь частью социальной субстанции, выполняет функцию онтологической основы структурно-исторического метода Броделя.

Медленная трансформация материальной культуры, которая осуществляется в результате реализуемой людьми деятельности в сфере хозяйственных отношений и сопутствующих им сфер социальной жизни, составляет основу для воспроизводства гсосоциальных систем — обществ, живущих в определенных природно-географических условиях. Трансформирующаяся в длительной временной протяженности материальная культура не универсальна для каждого из этих обществ, а напротив, определяет специфику каждой гсосоциапьной системы. Вот почему исследование именно материальной культуры позволяет изучить своеобразие каждого общества, ведь именно это своеобразие (или структурно-исторические особенности) определяет социально-экономическое развитие в каждом конкретном случае. Для исследования этих особенностей Бродель применил универсальную «центр-периферическую» модель, отражающую гсосоциальную, геоэкономическую иерархию, существующую в отношениях между разными обществами, регионами, странами. Центральной категорией этой модели стала категория «мир-экономика» («Veconomie-monde»). Бродель полагает, что «мир-экономика» — это

Бродель Ф. Динамика капитализма. Смоленск, 1993. С. 13-14.

«...экономически самостоятельный кусок планеты, способный в основном быть самодостаточным, такой, которому его внутренние связи и обмены придают определенное органическое единство».⁶² Однако, следует особо подчеркнуть, что «мир-экономика» вовсе не означает некий «мир» («цивилизацию» или «общество»), который формируется, вырастает на основе определенного типа экономики и целиком в своем развитии определяется этим типом экономики. Бродсль использует данный термин, чтобы уйти от экономического редукционизма в описании социально-экономических изменений, присущего многим концепциям развития, сохранив, при этом, взгляд на общество с точки зрения изучения прежде всего экономической деятельности человека, как такой деятельности, от которой в истории осталось больше всего следов и исследуя результаты которой можно реконструировать социальную структуру любого общества, любой эпохи⁶''. Бродель, обращая внимание на антиредукционистский характер категории «мир-экономика», отмечает: «сколь бы очевидным ни были случаи экономической зависимости, каковы бы пи были их последствия, было бы ошибкой [курсив мой. — А. II.] представлять себе порядок мира-экономики управляющим всем обществом в целом, в одиночку определяющим прочие порядки общества».⁶⁴

Используя эту модель и категорию, Бродель представил всемирный социально-исторический процесс как систему централизованных, обладающих индивидуальностью, самовоспроизводящихся геосоциальных систем, или ряд сосуществовавших веками (во всемирной временной протяженности, или «времени мира») миров-экономик, отличавшихся друг от друга наличием своих специфических

Бродель Ф. Материальная цивилизация, экономика и капитализм. XV-XVIII вв. Т. 3. Время мира. М., 1992. С. 14, 16.

^6j Чтобы особо подчеркнуть антиредукциопистскую суть термина «Гесопотіе-mondc», один из критиков структуралистского метода Ф. Бродсля Ф. Фурке предложил такую интересную модификацию этого термина, как «l'ecomonde». То есть, «мир-экономика» — это «мир» («общество»), рассматриваемый прежде всего с точки зрения его экономической жизни, а не экономика, которая формирует некий «мир в себе». — Fourquet F. Un nouvel espace-temps / Lire Braudcl. P., 1988. P. 76. ⁶⁴ Бродель Ф. Материальная цивилизация... Т. 3. С. 39.

форм социально-экономической, социально-политической, социокультурной жизни, динамикой своих особых капиталистических суперструктур и институциональной инфраструктурой рыночных отношений. И даже кажущаяся унификация социально-исторического процесса, осуществляющаяся на основе успешной экономической и военно-политической экспансии с XV в. европейского (западного) мира-экономики, вследствие определенных социально-исторических обстоятельств опередившего к XVII - XVIII вв. в борьбе за мировое доминирование другие, не смогла стереть особенности геосоциальных систем, существующие и по сей день.

Исследуя генезис и природу геосоциальных систем, Ф. Бродель фактически стал основателем не только нового варианта структурно-исторического метода⁶⁵, но и принципиально нового подхода к изучению социальной истории — системно-исторического, или миросистемного. Этот подход получил развитие в социологии в последней четверги XX в. Представителями системно-исторического подхода являются И. Валлсрстайи, Т. Хопкинс, К. Чейз-Данн и др. И. Баллерстайи и его сторонники творчески развили идеи Броделя, что позволило им представить прин-

Что касается перспектив структурно-исторического метода в рамках дальнейшего развития методологии школы "Анналов'', то многие историки третьей "волны" этого направления поддержали тезис М. Фуко о невозможности "глобальной (тотальной)" истории и необходимости конструирования сферы деятельности историков посредством деконструкции исторической практики. Вместе с идеей деконструкции истории, или идеей множества историй, третье поколение школы "Анналов" восприняло и постструктуралистскую идею децентрации человека. Если для Блока, Феира и Броделя несмотря на интерес к изучению социально-экономических, гсосоциальпых, ментальных структур центральной катеїориеи все же оставался человек, то для их последователей человек отходит на шорой план и главным объектом становятся ментальные структуры. — Dosse F. Gcschichte ties Strukturalismus. Band 2. Die Zcichcn der Zeit, 1967-1991. Hamburg, 1997. S. 318-326.

Иммануил Баллерстайи — экс-президент Международной Социологической Ассоциации, директор Центра по изучению экономик, исторических систем и цивилизаций им. Фернана Броделя, Бингемтонский университет (штат Нью-Йорк, США), hup://fbc.binghamton.edu/index.htm

ципиально новое объяснение генезиса, функционирования и развития капитализма, или современной капиталистической мировой системы. Суть этого подхода сформулировал в своих исследованиях И. Валлерстайн⁶⁷. Социально-исторический процесс И. Валлерстайн представляет как процесс формирования современного мирового порядка, современной мировой системы — исторического капитализма. Эта система, характеризуется экстенсивным развитием, осуществляющимся за счет включения разными способами (зависящими от структурно-исторических особенностей каждого присоединяемого общества) различных стран и регионов в капиталистический способ производства (который Валлерстайн рассматривает в том же методологическом ключе, что и марксисты). При этом капиталистический способ производства рассматривается как главный механизм воспроизводства исторического капитализма. Исторический капитализм — это ограниченная во времени и пространстве система производственной деятельности, в рамках которой происходит бесконечное накопление капитала, что становится экономически объективным процессом или, по-другому, принимает форму закона, управляющего хозяйствен-ной деятельностью . Иначе говоря, это система, чьи институты призваны выделять из общей массы и поощрять тех, кто в своей деятельности ориентируется прежде всего на накопление капитала, и наказывать тех, кто пытается следовать другим приоритетам. Совокупность институтов, которые обеспечивают функционирование капиталистического мира-экономики, включает в себя: структуру товарных связей, сеть государственных структур, подоходно дифференцированные семейные хозяйства и гсокультуру⁶⁹. Таким образом, предметом структуралистской социальной истории И. Валлсрстайна становится мировая система, трактуемая как система гео-социалыюй иерархии регионов мира, воспроизводство которой зависит от нерав-

Wallerstein I. The Capitalist World-Economy. Cambridge, 1979; Idem. Historical capitalism. London, 1983; Idem. The Modern World-System. Vol. 1-3. N. Y._; San Diego, 1974-1989; Idem. Unthinking Social Science, The Limits of Ninteenth-Century Paradig-mes. Cambridge: Polity Press, 1991; Idem. After Liberalism. N. Y., 1995.

⁶⁸ Wallcrstein I. Historical capitalism... P. 18.

⁶⁹ Валлерстайн И. Социальное изменение вечно? Ничто никогда не изменяется? //
Социологические исследования. 1997. № 1.С. 17.

53 поправного международного разделения труда и возможностей осуществления капиталистического способа производства, ограниченных наличием слаборазвитых экономик и обществ периферии этой системы.

2. Вклад экономистов в создание методологии историко-социологических исследований хозяйства

Для большинства представителей экономической науки, в частности, сторонников неоклассической и иеоинституциональной парадигмы, несмотря на весьма существенную теоретико-методологическую основу, заложенную еще в трудах представителей немецкой исторической школы в политэкономии , изучение социально-исторического процесса никогда не являлось основным предметом. Этот факт можно объяснить не только изначально присущему экономическим исследованиям разделением предмета на статику и динамику и, соответственно, сведением всех экономических процессов исключительно к динамике факторов производства, по и задачами прикладного характера. Главной их них на уровне макроэкономических исследований стала задача изучения процесса создания и воспроизводства условий для устойчивого экономического роста в той или иной стране (или же ре-

⁷⁰ Анализируя методологические достижения представителей данной школы, Й. Шумпетср отмечает, что "отличительной особенностью методологии исторической школы был принцип, согласно которому корпус экономической науки должен в значительной степени (вначале считалось, что полностью) состоять из результатов или обобщений, полученных из исторических монографий. Что касается научной стороны его занятий, то экономист должен прежде всего овладеть историческим методом. Вооружившись этим методом..., он погружается в океан экономической истории, дабы исследовать определенные структуры или процессы во всех жизненных деталях.,. В этом изначально состояло ядро того, что стало известно как «исторический метод» в экономической науке. Вытекающая отсюда позиция и программа есть то, что экономисты разных убеждений называли «историзмом»". — Шумпетср И. История экономического анализа: В 3-х т. / Пер. с англ. Т. 3. М., 2001. С. 1064.

гионе)⁷¹. Социальная история, а точнее, лишь часть ее — история правовых и политических институтов, экономистов по-прежнему интересует в основном лишь в качестве контекста экономического роста, контекста, определяющего специфику формирования предпосылок для его успешного осуществления в каждом конкретном случае. Тем не менее, по мере того как экономическая наука все больше сталкивалась с явлениями и процессами, объяснить которые, опираясь только на традиционные одномерные математико-статистичсские модели и изучение чисто экономических факторов, факторов материального производства, оказалось невозможно, методология экономической науки постепенно начала трансформироваться в направлении исследования долговременных изменений хозяйственных отношений, которые престали отождествляться исключительно с экономическим ростом. Ди- ^ намические процессы в экономике перестали трактоваться только как процессы, составляющие сущность экономического роста. На первый план в экономических исследованиях вышло понятие «экономическое развитие», которое, благодаря прежде всего усилиям Й. Шумпетера, трансформировалось в многогранную категорию, не совпадающую с категорией экономического роста. Ее многогранность заключается в том, что категория «экономическое развитие» призвана отражать не столько сущность процессов в производственной системе, приводящих к росту благосостояния нации, сколько трансформацию потенциальных возможностей экономической системы той или иной страны в течение длительного периода времени,

Впрочем, по поводу определения категории "экономический рост' среди экономистов пет однозначного мнения. Интерпретации данной категории включают целый спектр мнений: от приравнивания к количественной характеристике роста выпуска продукции за определенный период времени, отождествления с процессом увеличения реального ВНП или темпами роста национального дохода на душу населения до интегральных определений, включающих все указанные выше параметры и даже институциональные и идеологические условия изменения этих параметров. Но, так или иначе, экономический рост рассматривается как многогранная "генетическая" категория, "включающая в себя взаимодействие статико-пространственных и динамико-временных аспектов''. — Кузнецова Н. П. Экономический рост в историческом контексте- СПб., 1996. С. 7-15.

позволяющую создавать благоприятные или неблагоприятные условия для внутренних перемен, приводящих к изменениям в производстве и объясняющих неравномерность экономического роста. А неравномерность необходимо объяснять с помощью изучения и моделирования циклических процессов экономической динамики⁷ . Именно категория «экономическое развитие» позволяет вскрыть принципиально важные, по Шумпетеру, изменения в хозяйственной системе, связанные не с количественным ростом производства и благосостояния, а с качественной трансформацией, осуществляемой экономически наиболее активной социальной группой — предпринимателями, осуществляющими «новые комбинации» в производстве, которые позволяют обществу двигаться по пути прогресса экономических возможностей "\

ТУ ^щ"^г

И. Шумпстср подчеркивает, что "обычный рост экономики, выражающийся в увеличении населения и богатства... не рассматривается... как процесс развития, поскольку он не порождает новые в качественном отношсеши явления, а всего-навсего дает толчок процессам их приспособления, подобно тому, как это происходит при изменении природных показателей... Мы относим такой рост просто к изменению показателей". И далее, "развитие в нашем понимании... есть особое, различимое на практике и в сознании явление, которое не встречается среди явлений, присущих кругообороту [т. е. простому циклическому изменению. — А. П.] или тенденции к равновесию, а действует на них лишь как внешняя сила. Оно представляет собой изменение траектории, по которой осуществляется кругооборот, в отличие от самого кругооборота, представляющего собой смещение состояния равновесия в отличие от процесса движения в направлении состояния равновесия..." — Шумпетер И. Теория экономического развития. (Исследование предпринимательской прибыли, капитала, кредита, процента н цикла конъюнктуры). М, 1982. С. 154,157.

"Производить, — отмечает Шумпетер, — значит комбинировать имеющиеся в нашей сфере вещи и силы... Форма и содержание развития в нашем понимании в таком случае задаются понятием «осуществления новых комбинаций»". — Там же. С. 158-159. Во многом благодаря И. Шумпетеру, в дальнейших исследованиях основных вопросов экономического развития (которое он считал предметом эконо-

Использование категории «экономическое развитие» в методологии экономической науки существенно расширило горизонты исследований процессов трансформации хозяйственной системы общества. Ряд экономистов пришли к выводу о том, что условия для устойчивого экономического роста во многом, а зачастую и в целом, определяются политическими, правовыми и социокультурными факторами экономического развития. Л основой экономического развития является не только динамика материально-технической базы экономической деятельности, но и изменения в мотивации этой деятельности. В свою очередь изменения в мотивации зависят от изменений в системе формальных и неформальных норм и ценностей, присущих тому или иному обществу в ту или иную эпоху. И именно изучение генетики и эволюции политической, правовой и социокультурных систем, их взаимовлияния с системой экономической деятельности, несмотря на все сложности, связанные с тем, что неэкономические факторы плохо поддаются количественному, мате мати ко-статисти чес ком у анализу и их трудно вписать в рамки существующих привычных экономико-математических моделей, должно существенным образом дополнить предмет экономических исследований развития.

Важным этапом развития методологии экономической науки стала идея о том, что экономику нельзя изучать как изолированную от общества систему, как механизм формируемый исключительно рациональной деятельностью homo economicus. Экономическую систему необходимо рассматривать как часть общества, социальных коммуникаций, проникающих во все сферы хозяйственной деятельности и существенным образом их трансформирующих не только па основе экономической рациональности, но и на основе эмоций, а также норм, традиций, ценностей, определенного устойчивого образа мысли и жизни, составляющих социальные институты и зачастую противостоящих экономической рациональности. Эта идея стала основой для формирования Т. Всблспом институционального подхода и институционально-эволюционной теории экономики. Он полагал, что «эволюция общественного устройства явилась процессом естественного отбора соци-

мической истории) и экономисты, и социологи всегда уделяли особое внимание феномену предпринимательства и роли предпринимательской активности в радикальных трансформационных процессах хозяйства и общества.

альных институтов», а «развитие институтов есть развитие общества» . Она также послужила основой для ряда эмпирических и теоретических исследований процессов трансформации структуры хозяйственных отношений, предпринятых К. Пола-ньи. Он предложил свою версию структурно-институционального подхода, создав основы для анализа экономики как институционального процесса, «погруженного» в систему социальных коммуникаций. Тем самым Поланьи еще раз обратил внимание экономистов на то, что в моделировании и объяснении экономического развития необходимо уделять больше внимания неэкономическому контексту структурных изменений⁷⁵. Именно эти концепции привели к революционной трансформа-

Веблен Т. Теория праздного класса. М,, 1984. С. 200-201. Обращая внимание на исключительную важность исследования истории, Веблеп отмечает, что "институты — другими словами, привычный образ мысли, руководствуясь которым живут люди, — наследуется... от прежнего времени... Институты — это результат процессов, происходящих в прошлом, они приспособлены к обстоятельствам прошлого и, следовательно, не находятся в полном согласии с требованиями настоящего времени". "Структура общества изменяется, развивается, приспосабливается к изменяющейся обстановке лишь вследствие перемены в образе мысли некоторых социальных групп, или в конечном счете но причине изменения, происходящего в привычном образе мысли составляющих общность личностей. Эволюция общества является по существу процессом адаптации, происходящим под давлением обстоятельств в умах отдельных людей, уже больше не терпящих привычного образа мысли, сложившегося в прошлом при другом стечении обстоятельств и с ними сообразующегося".— Там же. С. 201-203.

² Поланьи К. Великая трансформация. Политические и экономические истоки нашего времени. М, 2002. Как отмечает Д. Норт, именно благодаря "интуитивному гению" К. Поланьи, экономисты и, прежде всего, сторонники институционального анализа, исследователи трансакцнонпых издержек, обратили внимание на необходимость идентификации и объяснения различных распределительных систем, характеризующих экономическую организацию прошлых веков. — North D. С. Markets and Other Allocation Systems in History: The Challenge of Karl Polanyi // The Journal of European Economic History. Spring 1977. Vol. 6. Num. 1. P. 715.

ции методологии экономической науки, в том числе, открыв экономическому дискурсу новый путь к историзму.

Интерес к истории в рамках экономической науки возродился в 1950-60-е гг. в связи с дальнейшим развитием неоклассического направления экономической теории и появлением пеоинституционалыюго анализа (разных его направлений и школ). Важным этапом на пути проникновения историзма в методологию экономической науки стало появление «новой» экономической истории. Методология «повой» экономической истории противопоставила «старой», традиционной экономической истории, с присущей ей ориентацией на эмпиризм и фактической утратой социологического элемента в объяснении экономической деятельности и процессов, новый взгляд на возможность и необходимость исследования роли демографии, социально-классовой структуры, социальных институтов, политико-правовой системы и идеологии в истории хозяйства. «Новую» экономическую историю можно охарактеризовать как междисциплинарную систему исследовании, включающую два основных направления — клиометрию и «новую» институциональную экономическую историю. Клиометрия , с которой часто отождествляют «новую» экономическую историю вообще, — направление экономических исследований, или «прикладного Экономикса», призванное па основе неоклассической экономической теории, с помощью статистических данных квантитативной истории, экоиометрических процедур и помологической дедуктивистекой эпистемологии описать и объяснить длительные изменения в структуре хозяйственных отношений. Впрочем, исследование прошлого экономики и общества как такового не являегся предметом клиометристов. Главным для них стала проверка современных экономических теории на основе эмпирических данных из истории хозяйства. Ее основателями стали такие экономисты, как Дж. Хыогс, II. Л. Дэвис, С. Ритер, 1\ Фогель, Дж. Мепер, Л. Конрад, Д. Н. МакКлоски и многие другие. С годами работ в рамках данного направления экономисторических исследований сформировалось определение, в соответствии с которым клиометрия — это «применение экоиомн-

Клиометрия, слово, составленное из двух іреческих: klio — муза истории, в древнегреческой мифологии классического периода одна из девяти богинь-покровительниц наук и искусств и metred — измеряю, мерю.

59 ческой теории и количественных методов для описания и объяснения исторических процессов и явлений в сфере экономического развития». При этом, отмечает С. Уильямсон, клиометристы часто используют обширные массивы данных, которые представители традиционной экономической и социальной истории считают непригодными, неинтересными или не относящимися к описанию прошлого. От традиционной экономической истории, которая ориентирована в основном на описание уже произошедших событий, метод клиометристов отличает стремление к использованию дедуктивного анализа, то есть стремление выяснить, почему то или иное экономическое событие имело место в процессе развития хозяйства того или

иного общества . Каковы основные методологические достижения клиомстрии? По мнению Д. Н. МакКлоски, главное достижение клиомстрии заключается в попытке переосмысления традиционного метода и превалирующих стандартов Экономикса, которых явно недостаточно для осуществления сложных задач, стоящих перед современными экономическими исследованиями, а также в избавлении общественного сознания от эрзац-экономикса (Ersatz Economics) — околонаучных, паукообразных суждений, бытующих в обыденных дискуссиях о динамике хозяйства и имеющих мало общего с точной наукой. Второе достижение заключается в существенном расширении расчетов, связанных с историей становления современной экономической системы. Эти расчеты поставили под сомнение расхожие метафоры традиционной экономической истории вроде тех, что гласят: «внешняя торговля была спасительной питью Британии», «изобретение паровой машины придало импульс индустриальной революции», «гражданская война в США взрастила промышленность» или «экономический рост в России 1890-х гг. осуществлялся благодаря доминирующему влиянию иностранных инвестиций». Третье достижение заключается в аккумуляции идей, па основе которых стало возможным переосмысление американской экономической истории, избавление ее исследований от застарелых догм, а также возрождение интереса историков-экономистов к исследованию проблем экономического роста в США XIX в., системы рабовладения, при-

Уильямсон С. История клиометрики в СИГА / Экономическая история. Обозрение. Вып. 1.М., 1996. С. 78.

60 чин Великой Депрессии, процесса индустриализации и др.

Методология клиометрии испытала огромное влияние со стороны эпистемологии логического эмпиризма, в особенности версии К. Гемпеля, который полагал, что единственным истинно научным является лишь номологическии дедуктивный метод объяснения реальности. А неоклассическая теория рационального действия обеспечила методу клиометрии наличие сформулированных законов, на основе которых можно осуществить дедукцию мотивов поведения человека в экономике. Таким образом, клиомстрия представляет собой одну из форм бихевиористского подхода, который ориентирует исследование на частично наблюдаемые стимулы среды и определение условий для реализации принципа максимизации полезности в деятельности людей. Но такой метод анализа не предполагает учет воздействия ментальных и социальных факторов на поведение. Как и неоклассический экономике клиомстрия уделяет крайне мало внимания вариативности человеческой природы, изучению влияния непредсказуемых намерений людей, а также роли непосредственно не наблюдаемых, но оказывающих существенное воздействие на эко-

комическое поведение социальных и культурных структур .

Стало ли появление клиометрии революционным изменением в методологии исследования истории хозяйства и общества? Па этот счет есть разные точки зрения. Как и все, что кажется ультрановым или сознательно представлено как нечто ультрановое, клиометрия с самого начала вызвала дискуссии по поводу се необходимости и роли в развитии методологии экономической науки и исторических исследований. В отзывах присутствовал весь спектр оценок: от восторгов по поводу ее появления до фактически полного неприятия ее методологии. Наиболее радикальные критики, по словам самих же сторонников этого направления, считали клиометрию «заговором молодых "технарей'' против уважаемых ученых» или «показным новшеством, ненаучным в своих процедурах и ошибочным по своей логике», имеющим ограниченную сферу применения «из-за пестроты исторических документов и сложности и двусмысленности исторических перемен». Однако, в соот-

McCloskey D. N. The Achivments of the Cliometric School // The Journal of Economic History. 1978. Vol. XXXVIII. Num. 1. P. 15-26. ⁷⁹ Lloyd Ch. The Structures of History. Oxford, 1993. P. 75.

61 ветствии с наиболее взвешенными оценками клиометрию стали считать продолжением того стиля исследовательской работы в русле развития теоретическо-квантитативной традиции, которой иные историки-экономисты занимались и пре-

жде .

Если клиометрия и была «революцией, которую ждали», то это была скорее революция не в методологии, а в намерениях исследователей дополнить кейнсиан-скую макроэкономику. Кейнсианская макроэкономика, в структуре которой традиционная экономическая история воспринималась как один из наиболее «неточных» разделов, вытеснила в послевоенный период проблематику институциональной экономики, проблематику бизнес-циклов и изучения экономического роста и развития в русле исследования институциональной эволюции. Экономисты сосредоточили свое внимание на денежно-кредитной и финансово-налоговой политике, а экономический рост стал определяться как «увеличение производства продукции на душу населения, измеренное национальной статистикой доходов и объясняемое [исключительно] математическим моделями факторов производства и темпов накопления. Вопрос о том, что послужило причиной индустриализации эволюционировал в то, как поддержать индустриализацию в наше время и как помочь наименее развитым сейчас странам» . Однако, по мнению С. Уильямсоиа, именно усилия клиомстристов по квантнфикации и математизации экономической истории помог-

ли её сохранить как отрасль экономической науки (во всяком случае в США) ".

В целом разделяя стремление клиометристов к расширению использования мате мати ко-статистических методов и экономической теории в экономической истории, Д. Норд, тем не менее, обратил внимание на ограниченность клиомстричс-ской методологии, проявившуюся в попытках простого применения основных по-

Уильямсон С. Указ. соч. С. 79-80.

Одним из результатов эскалации такой "технократической" тенденции в исследованиях экономического развития стала, например, теория стадий роста У. У. Ростоу, фактически превращенная в модель, на основе которой должны были формулироваться рекомендации по проведению экономической модернизации стран "третьего мира'*. ⁸² Уильямсон С. Указ. соч. С. 89-90.

ложений неоклассического Экономикса и данных статистики для объяснения исто-рии . Базовое бихевиористское допущение неоклассического Экономикса об индивидуалистическом, насквозь рациональном и калькулируемом выборе ограничивает возможность экономической науки и экономической истории в изучении широкого круга важных проблем, связанных с пониманием истинных мотивов человеческого поведения в сфере хозяйственных отношений. Л в соответствии с неоинституциональной методологией эти мотивы во многом определяются воздействием

исторически установленных институтов и идеологических систем . Таким образом, параллельно клиометрическим исследованиям развитие получило такое направление, как нсклсометрическая «новая» институциональная экономическая история, представленное прежде всего трудами М. Олсона и Д. Норта⁸⁵.

Неоинституциональный анализ и «новая» институциональная экономическая история стали еще одной попыткой создать альтернативу неоклассической парадигме в экономической науке, чья методология опирается па ряд допущений, явно снижающих эффективность исследований реальных экономических взаимодействий⁸⁶. Традиционная неоклассическая парадигма исходит из идеи примата экопо-

^J North D. С. Economic History: Its Contribution to Economic Education, Research, and Policy//The American Economic Review. May 1965. Vol. LV. Nu. 2. P. 86-91. ^u North D. Comment // The Journal of Economic History. 1978. Vol. XXXVIII. Num. 1. P. 78.

^ Olson M. The Logic of Collective Action. Public Goods and the Theory of Groups. Cambridge, Mass., 1965; Idem. The Rise and Decline of Nations. Economic Growth, Stagflation, and Social Rigidities. New Haven, London, 1982; North D. C. Growth and Welfare in the American Past. A New Economic History. Englewood Cliffs, N. J., 1966; Idem. Structure and Change in Economic History. N. Y., 1981; Idem. A Theory of Institutional Change and the Economic History of the Western World / Ilechter M. (ed.) The Microfoundations of Macrosociology. Philadelphia, 1983; Idem. Institutions, Institutional Change, and Economic Performance. Cambridge, 1990.

^У6 В частности, Д. Норд отмечает, что благодаря именно институциональному анализу, история заняла центральное место в экономических исследованиях. Центральное, потому что (институциональные) структуры, в рамках которых осущест-

мики как автономной от общества реальности, формируемой в процессе хозяйственной деятельности изолированными друг от друга рационально ориентированными индивидами и группами (организации, фирмы). Индивиды и группы осуществляют выбор из предлагаемых обстоятельствами альтернатив в условиях наличия у них полной информации об изменяющейся экономической ситуации, ничем не ограниченных возможностей познания окружающей экономической реальности и максимизируя полезность свободно, т. е. без политического, идеологического и социокультурного влияния, которое очевидно игнорируется методологией неоклассической парадигмы. Подобный подход позволил представителям неоклассических теорий построить «чистые» модели экономического взаимодействия и на их основе попытаться объяснить феномены производства, распределения, обмена и потребления так, как если бы они были созданы ничем не опосредованными в пространстве и времени индивидуальными и коллективными решениями и действиями. Как отмечает М. Олсон, такая «экономическая теория... более похожа па ньютоновскую механику, чем на биологию Дарвина. К ней необходимо добавить эво-люциоппый и исторический подходы».

В целом, следуя в русле присущего традиционной неоклассической парадигме методологического индивидуализма, представители псоинститупионального направления приложили усилия для того, чтобы расширить рамки анализа за счет включения в него исследований влияния на экономическую деятельность комплексности и ограниченности выбора. Подобная комплексность и ограниченность задаются возникающими па основе взаимодействия индивидов и групп системами

вляется выбор, являются производными от прошлого и без понимания того, как эти структуры эволюционировали, невозможно будет понять современную структуру выбора. Поэтому только изучение экономической истории (разумеется, в неоип-ституциональном ключе) обеспечит экономистам возможность моделирования и адекватного понимания современных институциональных структур... — North D. С. Institutions and Their Consequences for Economic Performance / Cook N. S., Levy M. (eds.). The Limits of Rationality. Chicago, 1990. P. 400.

Олсон M. Возвышение и упадок народов. Экономический рост, стагфляция, социальный склероз/Пер. с англ. Новосибирск, 1998. С. 215.

устойчивых в пространстве и времени связей, формируемых специфическими со-циальными структурами . Эти специфические социальные структуры, вслед за Т. Вебленом, иеоинституционаписты называют институтами. Например, в интерпретации Д. Норта институты «представляют собой структуру, которую люди накладывают на свои взаимоотношения, определяя таким образом стимулы, наряду с другими ограничениями (бюджетными, технологическими и т. п.) очерчивающие границы выбора, а они, в свою очередь, задают рамки функционирования экономи-ки и общества в течение того или иного периода времени». Основными методологическими проблемами неоинституционалыюго анализа являются проблемы объяснения процесса взаимодействия и взаимовлияния экономических систем, их институциональных структур и экономического поведения (или экономического действия) индивида и группы (организации), а также проблема объяснения структурных институциональных изменений.

Д. Норт и М. Олсон, объясняя различия между экономическим поведением и

Иногда подобный подход характеризуют как методологический дуализм, присущий институциональному анализу. Методологический дуализм проявляется в определении характеристик элементов системы хозяйственных отношений. Каждый элемент обладает и "независимыми" свойствами подобно автономной единице, стремясь их поддерживать и функционировать как "целое", и "зависимыми'' свойствами, определяемыми принадлежностью элемента к системе. Таким образом, система определяет свойства входящих в нее элементов не полностью, а частично. В свою очередь, свойства системы вбирают в себя особые характеристики образующих их элементов, но имеют и особые свойства, которые не представлены ни в одном из элементов. — Нестеренко А. Современное состояние и основные проблемы институционально-эволюционной теории // Вопросы экономики. 1997. № 3. С. 45-46. Однако столь специфический подход институционалистов к определению и анализу подобных систем, существенно отличающийся от холистской методологии социологического реализма, позволяет говорить скорее о наличии явного противоречия в их методе, чем о дуализме.

Порт Д. Институциональные изменения: рамки анализа // Вопросы экономики. 1997. №3. С. 6.

институциональной структурой, исходят из того, что институты оказывают воздействие на функционирование экономики, а не только ее внутренние структурные взаимодействия. Таким образом, экономику они трактуют в неоклассическом ключе, т. е. как сферу индивидуальных рациональных решений и действий, форму которым, правда, придают институты идеологии, собственности и социально-политической системы. Однако институты они трактуют в противоположность функциональному анализу не в социологическом ключе, как структуры социальных позиций, ролей, взаимодействий или социально-классовых отношений, а как правила индивидуального и коллективного рационального поведения, как «правила игры». Таким образом, по мнению К. Ллойда, в методологии неоинституционального анализа подобное различие между рациональным действием и институтом ведет скорее к бессвязанности в объяснительных конструкциях институциональной структуры, поскольку допускается, что действие может развертываться отдельно от институциональной структуры .

Объяснение структурных изменений в рамках методологии «новой» институциональной экономической истории строится на основе институционально-эволюционной концепции. Суть этой концепции заключается в попытке отрицания

Lloyd Ch. The Structures of History... P. 58-59. Предложив именовать неоинститу-циональншй подход "неоклассическим институциопалнзмом", К. Ллойд обращает внимание на существование иной версии институционального анализа, представленной трудами Дж. Ходжсопа, в которых предпринята попытка решить проблему противоречия между институциональной структурой и поведением путем замены модели рационально действующего субъекта более комплексной моделью мотивации и поведения, взятой из теории когнитивной психологии. См. напр.: Hodgson G. М. Institutional economic theory: the old versus the new // Review of Political Economy. 1989. Vol. 1. Num. 3. P. 249-269. Здесь Дж. Ходжсон называет версию институционального анализа, представленную Нортом, Олсоном, а также Познером и Томасом в трудах по исследованию экономического развития и истории, близкой к ортодоксии неоклассического подхода, особенно в адаптации их методологии к стандартной, механистической версии теории рационального действия при отсутствии серьезного анализа проблем ограниченности информации. — Ibid. Р. 252-253.

66 постулата неоклассической теории о постоянном стремлении экономики к поддержанию состояния равновесия. Равновесное состояние экономики, напротив, трактуется как нетипичное и кратковременное. Процесс структурных изменений рассматривается как непрерывный, а стремление экономики к равновесию постоянно нарушается под влиянием эндогенных и экзогенных факторов. Главный эндогенный фактор изменений — инновационная деятельность в сфере хозяйственных отношений. А главным агентом институциональных изменений является индивид, принимающий важные для формирования условий экономического развития решения. Таким индивидом, по традиции, берущей начало еще в работах И. Шумпетера, является предприниматель, осуществляющий непрерывную ' инновационную деятельность в определенном, созданном предшествующими усилиями институциональном (формальные и неформальные правила игры) контексте. Как отмечает Д. Порт, «механизм институциональных изменений запускается путем объединения внешних изменений и внутреннего накопления знаний»⁹². Когда дальнейшее существование «старой» институциональной структуры становится невыгодным, предприниматель направляет все ресурсы на трансформацию этой структуры, меняя

Непрерывность, или бесконечность, структурної! трансформации в соответствии с институционально-эволюционной моделью изменений объясняется сформулированным еще Т. Веблсном эффектом '"кумулятивной причинности" ("cumulative causation''), суть которого заключается в том, что действия, направленные на достижение человеком цели, могут осуществляться им до бесконечности, так как в процессе достижения цели меняется и человек, и сама цель. — Нестеренко А. Указ. соч. С. 46. Накапливающиеся в ходе осуществления деятельности по достижению цели опыт и знания, с одной стороны, могут привести к стабильности (и к тому, что Д. Порт назвал "эффектом блокировки" или даже к тому, что М. Олсон назвал "институциональным склерозом"), но, с другой стороны, не приводят к этому состоянию, так как непрерывность изменений поддерживается постоянным стремлением предпринимателей к созданию на основе этого опыта и знаний новых моделей осмысления окружающей среды, в конечном счете являющихся основой непрерывных изменений. " Порт Д. Институциональные изменения... С. 8.

формальные правила (право) и неформальные ограничения (систему норм и личных соглашений). Однако, несмотря на диффереицированность опыта и знаний, а также формальных правил и неформальных ограничений, структурные изменения осуществляются вовсе не хаотично и разнонаправлено. Направленность изменений задается траекторией социально-экономического развития. Л эта траектория и ее специфика определяются особенностями трансформации политических и экономических организаций, образовавшихся вследствие существования в течение определенного исторического периода институциональной матрицы и стремящихся сохранить институциональную структуру этой матрицы. На направление эволюции экономики и общества воздействуют изменения внутриоргаиизационных, внутри-ірупповьіх стимулов. Под влиянием внешних социально-исторических обстоятельств и внутренних инновационных действий активных хозяйствующих агентов неэффективные организации ослабевают и усиливаются эффективные, тем самым меняя траекторию институциональных изменений и социально-экономической эволюции.

Организационно-институциональная, или, как ее называет М. Олсоп, «коалиционная», структура общества может оказывать существенное влияние не только па траекторию и особенности экономического развития разных стран в разные эпохи, но и на динамику, и темпы экономического роста. Таким образом, в рамках методологии «новой» институциональной экономической истории была предпринята попытка объяснения специфики экономического роста и развития особенностями не только политико-правовых, но и социальных отношений. Особенности экономического развития и его политико-правовой среды М. Олсон объясняет спецификой распределительных отношений, определяющейся, в том числе, наличием в обществе специфических социальных групп, которые он называет «распределительными коалициями» (distributional coalitions), или «группами с особыми интересами» (special-interest groups). Формирование этих групп и реализация ими групповых интересов подчиняется своей особой логике, логике коллективного действия⁹³.

Однако взгляды Олсона на действия социальных групп остаются все же чисто экономическими. См.: Olson М. The Logic of Collective Action. Public Goods and the Theory of Groups. Cambridge, 1965. P. 2-3.

М. Олсон, действуя в русле методологического индивидуализма, построил модель группового поведения, фактически проведя аналогию между поведением рационально действующего и максимизирующего полезность индиБида и группы с особыми интересами. Главный из интересов — повышение доходов, создание и сохранение институциональных условий, позволяющих группе сохранять высокий уровень доходов и выгодное положение в обществе (в социальной системе распределения) как можно дольше. В соответствии с этой моделью формирующиеся в обществе распределительные коалиции, включающие индивидов, фирмы, организации с собственной системой ценностей (отличной от ценностной системы общества), расширяясь до масштабов, позволяющих им достичь успеха в перераспределении национального дохода, начинают оказывать существенное влияние на экономическое развитие. В соответствии с неоинституциональной моделью структурной институциональной эволюции процессы, вызывающие радикальные социально-экономические изменения и становящиеся импульсом для интенсификации экономического развития, такие, например, как промышленная революция в Великобритании, приводят к формированию новой институциональной структуры, новых экономических и политических организаций, способствующих экономическому прогрессу. Но возникающие параллельно распределительные коалиции, формируя выгодную им институциональную структуру, постепенно на основе перераспределения в свою пользу увеличивающегося в процессе экономического развития национального дохода, увеличивают экономическую мощь и политическое влияние, усложняя систему регулирования, увеличивая роль (работающего на них) государства в рыночной экономике и возможность достижения договоренностей (complex understanding). С их усилением динамика экономических изменений и темпы экономического роста замедляются, чем и объясняется отставание в развитии и росте одних стран от других. Отставание, как правило, длится до тех пор, пока в ходе истории снова не сложится ситуация, при которой радикальное изменение институциональной структуры не разрушит или существенно не снизит влияние на экономическое развитие распределительных коалиций.

Важным аспектом методологии «новой» институциональной экономической истории стало описание процессов формирования условий для экономического роста, анализ причин роста и его специфики в различных странах и в различные

эпохи. При этом особенности динамики факторов роста в рамках неоинституцио-нального анализа объясняются структурно-историческими, институциональными условиями. Важным методологическим вкладом представителей «повой» институциональной экономической истории стала попытка отказа от объяснения причин экономического развития ad hoc , базирующегося па универсальных, но монокаузальных моделях многих «историков-универсалистов» (вроде Шпенглера, Тоинби и др.). Подобные универсально-монокаузальные объяснения, отмечает Олсон, не могут дать удовлетворительные ответы на многие вопросы исследований, так как обычно не проверяемы на основе достаточно широкого круга данных. Объяснения ad hoc, как правило, строятся на основе единственной характерной для той или иной страны особенности, и из этой особенности выводится вся специфика се социально-экономического развития. Это приводит к постоянному переписыванию истории разных стран и эпох, и не столько из-за обнаружения новых исторических источников или появления новых методик сбора эмпирической информации, сколько из-за отсутствия определяемого методологией ограничения на «длину объяснения» и правил отбора необходимых объяснений. Согласно Олсону, убедительность любой объяснительной конструкции, любой теории «зависит не только от того, как много фактов эта теория объясняет, но и от того, сколь разнообразны объясняемые факты». При этом, однако, необходимо гарантировать, «что объяснение не будет подтверждаться свидетельствами просто потому, что исследовались именно те случаи, которые соответствовали рассматриваемой теории». Такой подход порождает методологическую предвзятость к важным для исследования, но противоречащим подобной ad hoc теории фактам. И даже если подобные ad hoc теории частично правильны, то они не создают основу для объяснения «ключевых причинно-следственных связей», не являясь серьезным руководством к действию. Следовательно, в методологических построениях следует ориентироваться по возможности па наиболее универсальные объяснительные конструкции, способные объяснить «многое малым», но всегда необходимо учитывать «множественность причинных факторов» и, соответственно, стремиться к созданию универсалыю-

Adhoc — лат., буквально "к этому", для данного случая, для данной цели.

70 мультикаузальных моделей социально-экономического развития ⁵. Что и попытались сделать в своих трудах по экономической истории Д. Порт и М. Олсоп.

Большой вклад в развитие методологии исследования социально-экономических изменений и социально-исторического процесса становления современной мировой системы внесли представители, появившейся в 1950-е гг. теории (или, вернее, теорий) зависимости. Представители этой парадигмы экономсо-циологических исследований сориентировали свои методологические изыскания в направлении создания моделей, на основе которых можно было бы сформулировать адекватное объяснение причин устойчивости состояния underdevelopment — слаборазвитости стран «третьего» мира («развивающихся» стран, или стран «периферии» мировой экономической системы), а также предложить возможные пути преодоления этого состояния. Проблематика данной парадигмы разрабатывалась преимущественно представителями социальных наук развивающихся стран. Они попытались противопоставить универсалистским объяснениям ученых развитых стран собственное оригинальное объяснение причин слаборазвитости. «Традиционные» объяснительные конструкции, созданные, например, в рамках неоклассического подхода в экономической теории или структурно-функционального анализа в социологии, ориентированные на универсальные модели модернизации хозяйства и общества, в силу того, что рекомендации, сформулированные на их основе не привели к ожидаемым результатам, представители «парадигмы зависимости» не считают конструкциями, адекватно отражающими социальную реальность развивающихся стран. Опираясь на критику основных постулатов теории и методологии, созданных экономистами и социологами индустриально развитых стран Западной Европы и Северной Америки, и отчасти отталкиваясь от них, представители теорий зависимости предприняли многочисленные попытки построения собственных объяснительных конструкций, отличающихся весьма значительным методологическим своеобразием.

Методологическое своеобразие проявляется прежде всего в том, что в рамках парадигмы зависимости отсутствует единая методологическая база, которая бы позволяла говорить о единой теории зависимости. Единство проблематики теорий

ОлсонМ. Указ. соч. С. 18-38.

зависимости не сопровождается единством методологии. Парадигма зависимости включает порой несовместимые друг с другом в идеологическом, теоретическом и методологическом планах научные школы и политические течения . Это, па наш взгляд, является скорее достоинством этой парадигмы экономсоциологических исследований, чем ее недостатком. О существовании и развитии парадигмы зависимости нам позволяет говорить основанное на многообразии методологических взглядов единство проблематики теорий зависимости, формирующее единый дискурс, присущий исследованиям в рамках данного направления научной мысли. Единство этому дискурсу придает основная категория, с помощью которой представители данной парадигмы объясняют причины воспроизводства во времени и пространстве состояния underdevelopment, — категория «зависимость». Эта категория обладает той же методологической значимостью, что и категория «институт» для неоинституционального анализа или «la longue duree» для структурной социальной истории и миросистемного подхода.

Еще одной существенной методологической особенностью парадигмы зависимости является ярко выраженный в трудах многих ее представителей эмпиризм, причем, что важно для нашего исследования, в ряде случаев исторически ориентированный. Многие модели слаборазвитости и зависимости построены на основе анализа статистических материалов по новой и новейшей истории стран Латинской Америки. Ориентация на принцип историзма в разной степени присуща методологии исследователей зависимости. По, следует отмстить, что наиболее существенных успехов в изучении причин устойчивости состояния underdevelopment добились именно тс латиноамериканские исследователи, которые смогли, дистанцируясь от «классических» статическо-динамических моделей, созданных в западноевропейской и североамериканской экономической науке и социологии, построить собственные объяснительные конструкции на основе историко-эмпирического подхода и принципа исторического детерминизма.

Важнейшим методологическим принципом теоретиков зависимости стал принцип междисциплипариости, причем междисциплинарности не декларативной,

Давыдов В. М. Что такое "теория зависимости"? //Латинская Америка. 1985. № 4. С. 108.

72 а вполне реальной. Междисциплинарпость латиноамериканских социологов проявляется в том, что их исследования часто основаны на весьма глубоком экономическом и одновременно социально-политическом анализе, а труды латиноамериканских экономистов представляют собой практически эссе но экономической социологии. Ведет ли междисциплинарпость к комплексности в социально-экономических исследованиях теоретиков зависимости? — Ответить на этот вопрос однозначно сложно. Тем не менее, ориентация на принцип междисциплинар-ности, во-первых, помогла многим исследователям зависимости за долгие десятилетия методологического самоопределения уйти от технико-экономического детерминизма, навязанного прогрессисте ко-девелопментаристскими концепциями ученых индустриально развитых стран. И даже если развитию техники и технологий в странах периферии мировой экономической системы теоретики зависимости уделяют (по вполне попятным причинам) особое (а зачастую и основное) внимание, то объяснение причин слаборазвитости они не сводят исключительно к отсутствию производственно-технологических условий для устойчивого экономического роста в этих странах. Во-вторых, междисциплинарпость позволила теоретикам зависимости реализовать в своих объяснительных конструкциях принцип мульти-каузалыюсти. Тем самым в рамках методологии данной парадигмы был открыт путь к анализу влияния на экономическое развитие структурных социальных и социально-исторических условий, сохраняющих отсталость, и, что еще более важно, к поиску основ устойчивого развития в условиях зависимости (а также возможностей его преодоления в будущем).

По, пожалуй, главной особенностью парадигмы зависимости является ее «методологическая пестрота», вызванная как многообразием теоретико-методологических подходов, лежащих в ее основе, так и трансформацией социально-исторической среды ее становления. В основе разнообразных подходов к объяснению слаборазвитости и зависимости лежат идеи неоклассиков, Дж. М. Кейнса и кейисиапцев, Ф. фон Хайека, М. Фридмена и неолибералов. В периоды пика их популярности в индустриально развитых странах они были популярны и в развивающихся странах, а посему воспринимались в них почти буквально как руководство к действию. Но затем, по причине явных провалов созданных на их основе моделей модернизации и макроэкономического регулирования, подвергались жесткой кри-

тике даже их некогда горячими приверженцами. Существенное влияние на становление методологии парадигмы зависимости оказал функциональный анализ Т. Парсонса и Р. Мсртона, концепция «сателлизации» и линейной, или структурной, зависимости А. Г. Франка, разнообразные версии неомарксизма, среди которых следует отметить теорию «слаборазвитости» П. Барана, структурный неомарксизм Л. Альтюссера и Э. Балибара. Методологическая «участь» их влияния на парадигму зависимости аналогична судьбе концепций созданных экономистами развитых стран. Особое влияние на становление методологии парадигмы зависимости оказал «классический» марксизм, представленный трудами собственно К. Маркса и Ф, Энгельса, а также их последователей, среди которых неизменным интересом у теоретиков зависимости пользовались труды Р. Люксембург и Н. Бухарина по теории империалистической экспансии (индустриально развитых стран), Парадигма зависимости испытала также существенное идеологическое влияние как со стороны различных версий либерализма (североамериканского, западноевропейского), так и различных версий социализма (советского, китайского). По мерс нарастания такого влияния в рамках парадигмы зависимости возрастало и сопротивление ему (вплоть до полного неприятия принесенных извне версий этих идеологических систем) . Кроме того, становление и развитие теорий зависимости в странах Латинской Америки происходило под влиянием собственных интеллектуальных традиций — де-саррольизма и индепендентнзма . причудливое сочетание которых в идеях и трудах многих латиноамериканских экономистов и социологов тоже ответственно за «методологическую пестроту» данной парадигмы.

Парадигма зависимости состоит из множества направлений и школ. Их мето-

Как, например, отмечал еще в 1960-е гг. С. Фуртадо, представители той и другой идеологий навязывают во внутренней полигике странам Латинской Америки "ложную дилемму'*, заключающуюся в "неизбежном выборе между индивидуальной свободой и быстрым материальным развитием'". — Furtado С. Brasil: What Kind of Revolution // Foreign Affairs. 1963. № 3. P. 6. Цит. но: Шестопал А. В. Леворадикальная социология в Латинской Америке. М., 1981. С. 51.

⁹⁸ Десаррольизм и индепендентизм, от ней. desarrollo — развитие и independencia — независимость.'

дологическое разнообразие, сформировавшееся под влиянием выше названных причин, а также частая и, порой, радикальная смена их представителями основных методологических ориентиров не позволяет представить устойчивую и сколь-нибудь пригодную для нашего исследования классификацию этих направлений и школ. В данном случае следует говорить скорее не о классификации, а об истории идеи латиноамериканских социологов и экономистов . 1ем не менее, все же можно выделить те направления и школы, появление которых стало наиболее существенным этапом становления методологии парадигмы зависимости. Наиболее существенными для нашего исследования являются три направления, представители которых изначально строили свою методологию, руководствуясь (в той или иной мере) принципом историзма. Это появившийся в конце 1940-х гг. сспализм , или «школа ЭКЛА», а в конце 1960-х гг. неодепепдептизм и историко-структурный подход.

Сепалисты, или представители «школы ЭКЛА», стали инициаторами формирования новой методологии исследования процессов социально-экономического развития стран Латинской Америки, ориентированной на объяснение устойчивости состояния слаборазвитости зависимым положением этих стран от индустриалыю развитых держав Северной Америки и Западной Европы. Основателем этой школы принято считать знаменитого аргентинского экономиста Р. Пребиша, исполнительного секретаря ЭКЛА с 1949 по 1963 гг. К первому поколению «школы ЭКЛА» от-

Исследование процесса становления теорий зависимости в стиле истории идей представлено, например, в таких работах, как: Ярошевский Б. Е. Теория периферийного капитализма. М, 1973; Шестопал А. В. Миражи Эльдорадо в XX веке. Критические очерки буржуазной социологии в Латинской Америке. М., 1974; Его же. Леворадикальная социология в Латинской Америке. М., 1981; Сантсш Т. Буржуазные и "новолевые" теории мирового капиталистического хозяйства. М, 1984 и др.

¹⁰⁰ Наименование данного направления социально-экономических исследований происходит от аббревиатуры ЭКЛА — Экономическая комиссия ООН для Латинской Америки (основана в 1948 г.) — Comision Economica Para America Latina (у el Caribe) (CEPAL) (исп.).

75 носятся такие ученые, как С. Фуртадо, О. Сункель, А. Пинто, Ж. Чончоль, X. Ау-мада¹⁰¹. Процесс создания собственной методологии изучения процессов социально-экономического развития сепалисты первоначально пытались ориентировать на синтез «всего лучшего», что создано ведущими североамериканскими и западноевропейскими учеными в экономической теории и социальном анализе . Особой популярностью среди представителей первого поколения «школы ЭКЛА» в начальный период становления их методологии пользовались идеи Дж. М. Кейнса, Т. Парсонса, Л. Альтюссера. А критиковали сепалисты, прежде всего, неоклассический подход к исследованию международных экономических отношений, провозгласивший «взаимозависимость» богатых и бедных стран, возникающую на основе реализации принципа свободной международной торговли, главным условием их успешного (совместного) экономического развития. Критике также подверглось неоклассическое объяснение причин устойчивости состояния underdevelopment, сведенных исключительно к внутренним условиям — несовершенству социально-экономической структуры развивающихся стран, мешающей оптимальному распределению ресурсов в мировой экономике и, следовательно, нуждающейся в мо-дерпизации ^J. В неоклассическом подходе к изучению мировой экономики теорс-

К первому поколению этой школы относят также X. Эчаварриа, А. Перера Мена, В. Уркиди, X. Нойола, X. Майобрс, и первого исполнительного секретаря ЭКЛА А. Бал ьтра Кортеса.

¹⁰² Например, О. Сункель, обратив внимание на необходимость использовать все наиболее продуктивные идеи европейских и североамериканских ученых, у нс-оклассиков предлагал взять идею о том, что "неравенство в потреблении — катализатор развития", у кейнсианцев — "положение о высоком жизненном уровне как норме планируемого капиталистического общества", а у марксистов — идею о возможности социальных преобразований как инструменте преодоления неравенства в распределении доходов, возникающего при капитализме. — Sunkcl О. Е1 Concepto de desarrollo. Santiago, 1966. P. 27. Цит. по: Шестопал А. В. Леворадикальная социология... С. 47.

^ltb Основным объектом критики стал классический и неоклассический взгляд па международное разделение труда и внешнюю торговлю, основывающийся на тео-

тиков зависимости не устраивала не только и не столько его очевидная методологическая ограниченность, проявившаяся в сведении всех международных экономических отношений лишь к проблемам внешней торговли, или в равновесности теории сравнительных преимуществ и статичности принципа сравиительных издержек, сколько игнорирование влияния структурного социально-исторического контекста на экономическое развитие. В процессе методологического самоопределения сепалисты постепенно отказались и от «слепого следования» основным постулатам иных подходов — кейнсианства и структурно-функционального анализа — популярных в экономической науке и социологии индустриально развитых стран на первоначальном этапе формирования «школы ЭКЛА», противопоставив им социально-исторические теории периферийного капитализма и зависимого развития бедных стран.

Огромную, все увеличивающуюся разницу в результатах экономического развития представители теории периферийного капитализма, прежде всего се основатели 1\ Пребиш и С. Фуртадо¹⁰\ связали со спецификой социально-исторических

рии сравнительных преішугцестє (ти сравиительных издержек), восходящей к трудам Д. Рикардо, существенно дополненной теорией Э. Хекшера и Б. Олина, а также знаменитой теоремой П. Самуэльсоиа, который, несмотря па существенную критику даже в рамках самой неоклассической парадигмы (например, В. В. Леонтьевым и Б. Минхасом), долгое время оставался в экономической пауке практически незыблемым абсолютом, почти аксиомой.

Их наиболее значимыми работами являются: Prebisch R. Introduction a Keynes. Mexico, 1947; Idem. The Economic Development of Latin America and Its Principal Problems. U. N., N. Y., 1950; Idem. Commercial Policy in the Underdeveloped Countries // American Economic Review. 1959. № 2; Idem. Economic Development or Monetary Stability: the False Dilemma 11 Economic Bulletin for Latin America. 1961. № I; Idem. Towards a New Trade Policy for Development. N. Y., 1964; Idem. Transformation у Desarrollo. Santiago de Chile, 1970; Idem. Capitalismo periferico. Crisis у transformation. Mexico, 1981. Furtado С Capital Formation and Economic Development // International Economic Papers. 1954. № 4; Idem. Brasil: What Kind of Revolution II Foreign Affairs. 1963. № 3; Tdctn. Dialectica del desarrollo. Mexico, 1965; Teoria у poli-

условий трансформации капитализма в индустриально развитых и развивающихся странах¹⁰⁵. Эта специфика, по их мнению, заключается в изначально существующей, исторически обусловленной разнице в развитии индустрии и передовых индустриальных технологий в развитых и в развивающихся странах. Исторически обусловленная разница привела за два века после промышленной революции к разделению системы современных обществ и мировой экономики на господствующий «центр» (представленный национальными экономиками развитых стран) и подчиненную, эксплуатируемую «периферию» (представленную развивающимися странами). Универсалистская методология «традиционных» неоклассических, кейнси-анских, функционалистских концепций на самом деле направлена исключительно на объяснение процессов социально-экономических изменений в индустриально развитых странах (да и там имеет весьма ограниченную эвристическую ценность). А изменения в экономиках и обществах развивающихся стран представители дан-пых концепций трактуют по аналогии с развитыми и не объясняют реально существующие центростремительные тенденции мировой системы капитализма. Не объясняемые общепринятыми теориями центростремительные тенденции (опи-

tica del dcsarrollo cconomico. Mexico, 1968; Obstacles to Development in Latin America. N. Y., 1970; External Dependence and Economic Theory. Dakar, 1971. ^Itb Параллельно исследованиям латиноамериканских экономистов и социологов изучением проблем неравноправного международного разделения труда и геоэкономического неравенства занимались ученые и из развитых стран, например, Г. Мюрдаль, Г. Зингер, Т. Балог, У. А. Лыоис, А. Хиршман, Ф. Перру. См.: Myrdal G. An International Economy. N. Y., 1956; Idem. Economic Theory and Underdeveloped Regions. L., 1957; Idem. Asian Drama. An Inquiry into the Poverty of Nations. N.Y., 1968; Singer II. International Development: Growth and Change, McGraw-Hill, 1964; Balogh T. Unequal Partners. 2 Vols. Oxford, 1963; Lewis W. World Production Prices and Trade 1870-1960 // The Manchester School of Economic and Social Studies, 1952, № 22; Idem. Economic Development with Unlimited Supplies of Labor. The Economic of Underdevelopment. Oxford, 1958; Hirschman A. The Strategy of Economic Development. Yale, 1958; Idem. Latin America, a viharsarok. Bp., 1972; Perroux F. L'economie duXXsiccle.P., 1964.

78 рающиеся па способность индустриально развитых стран сохранять монополию на результаты прогресса технологий), исторически обусловленное «запаздывание» в процессе осуществления индустриализации, ведут к специфической деформации экономической, социальной и политической структур обществ развивающихся стран¹⁰⁶. Именно эта деформация определяет траекторию и особенности социально-экономического развития стран периферии, где под влиянием социально-исторических условий складывается принципиально иная, чем в странах центра, социально-экономическая система — система периферийного капитализма. Таким образом, сепалисты стали одними из первых, кто обратил внимание не только на необходимость изучения специфики социально-экономической системы развивающихся стран, но и на создание методологии, адекватной исследовательской задаче подобной сложности.

Реакцией на неоправдавшую надежды экономическую и социальную модернизацию, проводимую в начале 1960-х гг. при теоретическом обосновании представителями «школы ЭКЛА», стала методология неодспендентизма и историко-структурного подхода, построенная па критике идей сеиалистов первого поколения и направленная на выявление возможностей развития в условиях зависимости. С. Фуртадо, чьи методологические изыскания изначально были ориентированы па изучение внутреннего потенциала стран периферийного капитализма для успешного самостоятельного социально-экономического развития и преодоления отсталости, пришел к выводу о том, что трансформация стран Латинской Америки по пути индустриальной модернизации является преимущественно результатом влияния внешних факторов, а вовсе не глубинных внутренних процессов структурных изменений и обдуманной (независимой) политики . Модернизация не привела к формированию институциональных условий для раскрытия латиноамериканскими обществами потенциала самостоятельного развития, а, напротив, с расширением притока иностранного капитала и проникновением ТНК, лишь укрепила структуру периферийного капитализма и усилила зависимость развивающихся стран вплоть

Пребиш Р. Периферийный капитализм: Есть ли ему альтернатива? М., 1992. С. 312-313. ¹⁰⁷ Шестопал А. В. Леворадикальная социология... С. 16-18, 24.

до фактической потери ими экономического суверенитета и превращения в «зависимую подсистему» мировой капиталистической системы.

В целом разделяя подобные идеи, сторонники неомарксистской концепции

«новой зависимости» Т. дос Сантос, В. Бамбирра, Р. Мауро Марини , а также М. Каплан, Т. Амадео Васкони, Э. Торрес Ривас, Р. Писарро попытались дополнить методологию «классического» марксизма, ограниченную «взглядом из центра», методологией, направленной на создание адекватных объяснений зависимого положения стран периферии. Именно благодаря усилиям неодепендентистов, «зависимость» окончательно оформилась в основную эпистемологическую категорию рассматриваемой нами парадигмы, став неотъемлемой частью ее научного дискурса. Если сепалисты сводили объяснение зависимости к изучению проблем внешней торговли периферийных стран и их социально-экономических последствий, то пе-одепендентисты обратили внимание на внутриструктурный аспект зависимого развития. «Зависимость, — отмечал Т. дос Сантос, — важнейшая черта социально-экономической системы слаборазвитых стран. Международная ситуация характеризуется растущей взаимосвязью между национальными экономиками в мировом масштабе при гегемонии одного или нескольких доминирующих центров. Последние трансформируют это развитие в накопление богатства и власти для себя, в ущерб широким массам в мире. Такая ситуация в доминируемых странах имеет внутренний аспект [курсив мой. —- А. П.], который не является... лишь проекцией внешних факторов... Зависимость есть специфический способ капиталистического производства в условиях наших стран. Это также форма организации структуры латиноамериканских обществ. Зависимость — ситуация, которая обуславливает наше развитие и придает ему специфическую форму в мировом контексте — форму зависимого капиталистического развития. Такое развитие следует собственным законам, обусловленным данной ситуацией... Концепция зависимости...— необходимый инструмент для выявления законов, по которым развиваются наши обще-

См.: Dos Santos Т. La crisis nortcamericana у America Latina. Buenos Aires. 1971; Idem. Dependencia у cambio social. Caracas, 1977; Bambirra V. Teon'a dc la dependen-cia: una anticritica. Mexico, 1978; Marini R. M. Subdesarrollo у revolucion. Mexico, 1976; Idem. La acumulacion capitalista mundial у el subimperialismo. Mexico, 1977.

ства...».¹⁰⁹ Соответственно развитие методологии парадигмы зависимости должно быть направлено на установление в итоге этих специфических социально-экономических законов периферийного зависимого развития. Усилия в этом направлении и предприняли иеодепендентисты в историко-эмпирических исследованиях и методологических построениях.

«Активная научно-теоретическая и политическая полемика

[нео]депендептистов с представителями школы ЭКЛА, — приходит к выводу В. М. Давыдов, — помогла рассеять иллюзии "автономного развития национального капитализма" в умонастроениях демократической интеллигенции латиноамериканских стран»¹' и сориентировала сторонников парадигмы зависимости на анализ не только внешней, но и внутренней структуры этого явления, создав условия для появления, например, концепции «сверхэксплуатации» (Р. Мауро Марини) и развития историко-структурного подхода.

Методология историко-структурного подхода сформировалась в дискуссиях с сспалистамн, нсодспендентистамн и исследователями отсталости из развитых стран. К основным представителям этого подхода, как правило, относят Э. Фалет-то, Ж. Серра и Ф. Э. Кардозо"¹. С конца 1960-х гг. Ф. Э. Кардозо стал признанным

Dos Santos Т. Socialismo о fascismo. El nuevo caracter de la dependencia у el dilema latinoamericano. Santiago de Chile, 1972. P. 44-45. Цит. no: Давыдов В. M. Что такое "теория зависимости"? // Латинская Америка. 1985. №4. С. 119-120.

¹¹⁰ Давыдов В. М. Что такое "теория зависимости"? // Латинская Америка. 1985. №
4. С. 123.

¹¹¹ См.: Cardoso F. Н., Falctto Е. Dependencia у dcsarrollo en America Latina. Santiago
dc Chile, 1967; Cardoso F. H. Empresario Industrial e Dcscnvolvimento Economico. Sao
Paulo. 1964; Idem. Notas sobre el estado actual dc los estudios sobre dependencia I De-
sarrollo latinoamericano. Ensayos criticos. Mexico, 1974; Idem. El dcsarrollo en el blan-
quillo // Comercio exterior. Mexico, 1980, № 8; Idem. Notas sobre la estructura de clases
en las sociedades capitalistas de hoy 11 Comcrcio exterior. Mexico, 1982, № 2; Cardoso
F. II., Serra J. Las desventuras de la dependencia // Revista mexicana de sociologfa.
Mexico, 1978, numero especial; Scrra J. La problematica de subdesarrollo latinoameri
cano I Dcsarrollo latinoamericano. Ensayos criticos. Mexico, 1974; Cardoso F. H., Pre-

81 лидером данного направления социально-экономических исследований¹¹². Являясь сторонником идей С. Фуртадо, Ф. Э. Кардозо пытался выявить не только внешние, по и внутренние причины слаборазвитости и зависимости стран периферии миро-вой экономической системы \ Но вскоре убедившись в методологической ограниченности подхода сепалистов и неодепендентистов, он и его сторонники предприняли усилия для развития специфического метода социально-исторического анализа, с помощью которого можно было бы придать исследованиям зависимости конкретно-исторический характер в соответствии с динамикой реальных процессов в экономике и обществе . Основным объектом критики существующих концепций зависимости стал внеисторизм их методологических оспоп. Ф. Э. Кардозо подверг критике за отказ от опоры на конкретно-исторические исследования как структурно-функциональный анализ процесса модернизации, так и структурный неомарксизм, которые характеризуются подменой исторического анализа логическими конструкциями социального развития. Не видел он перспектив и у «механистической» концепции структурной зависимости, абсолютизирующей проблему зависимости при отождествлении отношений между социальными классами внутри страны с внешними отношениями¹¹³. Разделяя стремление неодепендентистов к анализу внутренних причин зависимости и ориентацию их методологии на марксистскую диалектику, Ф. Э. Кардозо и его единомышленники видели основной недостаток теорий «новой зависимости» в поверхностном восприятии «классической»

bisch R. Пп torno al Estado у al dcsarrollo. Mexico, 1982.

Фернандо Эприкс Кардозо, наряду с Н. Смслссром и А. Мартинелли, стал также одним из основателей и президентов исследовательского комитета "Экономика и общество" (основан в 1978 г.) Международной социологической ассоциации. ^|Ь Одну из таких причин он поначалу видел, например, в отсутствии рационального, национально ориентированного предпринимательского класса в развивающихся странах.

¹¹⁴ Desarrollo latinoamericano. Ensayos criticos. Mexico, 1974. P. 333, Цит. по: Давы
дов В. M. Что такое "теория зависимости"? // Латинская Америка. 1985. № 9. С. 57.

¹¹⁵ Cardoso F. П. Politica с desenvolvimento en sociedades dependentes. Rio de Janeiro.
1971. P. 37. Цит. по: Шестопал А. В. Леворадикальная социология... С. 191.

марксистской социологии и невнимании к историческому материализму. Преодолеть методологическую ограниченность указанных выше подходов они предложили, сформулировав свой вариант неомарксистского историко-структурного метода. Суть данного варианта историко-структурпого метода сводится к попытке, по словам Ф. Э. Кардозо и Э. Фалетто, «восстановить интеллектуальную традицию общественных наук, базирующихся на осмыслении действительности». Это осмысление основывается на восприятии взаимосвязи общественно-политической и экономической жизни, восходящем к политэкономии XIX в. и нашедшем свое наиболее яркое воплощение в трудах К. Маркса, чья методология позволяет наиболее эффективно анализировать «власть в ее связи с экономикой». Социальная действительность испытывает воздействие глобальных, относительно устойчивых структур, определяющих условия развития. По «в истории, — подчеркивают Ф. Э. Кардозо и Э. Фалетто, — помимо структурной "определенности", есть место альтернативам». Наличие этих «альтернатив» и, главное, возможность их выбрать и ими воспользоваться зависит от коллективного поведения людей, продуктом которого и являются социальные структуры. Социальные структуры ограничивают общественные процессы, воспроизводя существующие формы поведения. Но они также порождают противоречия и социальную напряженность, создавая возможности для исторической трансформации структур под воздействием социальных конфликтов, движений и юшссовой борьбы. Зависимость, таким образом, не является вечным, неизменным, устойчивым, воспроизводящимся структурным состоянием. Зависимость нельзя сводить к общей, одинаковой для всех, универсальной ситуации и к универсальной категории. Зависимость — «определенный уклад структурных отношений — специфический способ взаимодействия классов и групп в ситуации господства, которая обеспечивает структурную связь с внешним миром». Специфика же определяется конкретными структурными социально-историческими условиями этого взаимодействия. Исторические формы зависимости могут меняться. Значит задачей социально-экономических исследований становится определение структурных возможностей изменений с указанием существующих альтернатив зависимости в данный исторический момент . Историко-структурный метод стал

Кардозо Ф. Э., Фалетто Э. Зависимость и развитие Латинской Америки. Опыт

основой созданной Кардозо и его сторонниками концепции «зависимо-ассоциированного общества», в соответствии с которой в развивающихся странах, несмотря на их (кажущуюся почти вечной) отсталость и периферийное положение в мировой капиталистической системе, возможен не только экономический рост, по и радикальные структурные изменения, приводящие к реальному развитию.

Представители проанализированных выше направлений историко-соцнологических исследований — социологи, экономисты, историки — сформулировали ряд теоретико-методологических идей, с помощью которых по-новому решают «вечные» проблемы развития метода. Именно этим исследователям, на наш взгляд, ближе всех удалось подойти к решению главной проблемы экономсоциоло-гических исследований — проблемы историзма в объяснении трансформационных процессов хозяйства и общества. Представители указанных направлений предложили разные подходы к решению этой проблемы, но объединяет их то, что они попытались выйти за рамки позитивистской парадигмы в социальных науках и теории социальных изменений. Именно благодаря представителям той интеллектуальной традиции, которую мы (весьма условно) обозначили как историческая социология, появилась возможность для развития исторического метода в экономсоцио-логических исследованиях, возник ряд принципиально новых методологических ходов и идей. Главная идея — постижение влияния глубинных социальных структур на формирование условий для деятельности в сфере хозяйственной жизни и социально-экономического развития. Обращение к изучению влияния глубинных структур позволило, наконец, обратить внимание на особенности социально-исторических условий экономического развития разных обществ в разные «эпохи», предоставило сложный методологический инструментарий для постижения этих особенностей и сформировало уникально благоприятные методологические условия для преодоления позитивистской статическо-динамической концепции и перехода к созданию постпозитивистского историко-гепстического подхода к изучению социально-экономического развития. Несмотря на присущее многим представителям исторической социологии стремление к построению универсальных объясни-

социологической интерпретации. М, 2002. С. 15-21,.62.

тельных конструкций, объясняющих «многое малым», именно в рамках данной интеллектуальной традиции удалось избавиться от различных форм детерминизма, редукционизма, а также от присущего прогрессистско-девелопментаристским концепциям примитивизма и этноцентризма в объяснении особенностей развертывания социально-исторического процесса. Теперь обратимся к тому, как представителям исторической социологии удалось реализовать свои методологические идеи на практике.

Вклад социологов и историков в формирование методологических основ историко-социологических исследований хозяйства

Взаимоотношения представителей социологии и исторической науки, развивающиеся вот уже почти два века, сложны и многогранны. Социология появилась гораздо позднее исторической пауки. И это во многом обусловило «особенности» их взаимоотношений в XIX-XX вв. В XIX в. тогда еще очень молодой и ігепри-знанной социологии предстояло доказать свое право на существование и в теоретико-методологическом, и в практическом плане. Позитивистская философия изначально сориентировала социологию па постоянное противопоставление (или, вернее, противостояние) другим наукам о человеке и обществе. Противостояние проявилось в попытке самоутверждения социологии путем экспансии в направлении предметных областей иных наук, экспансии, на которую социология имела полное право как, по мнению О. Конта и позитивистов, фактически единственная социальная наука, основывающаяся на идеи постижения общества и законов его функционирования методами естественных наук. Противостояние зашло так далеко, что социология была объявлена позитивистами социальной «метанаукой», которой остальные науки о человеке и обществе обязаны предоставлять фактический материал для его обобщения и создания на этой основе всеохватывающих и всеобъяс-пяющих моделей общества в статике и динамике. В наиболее мягкой форме эту идею сформулировал Э. Дюркгсйм. Говоря о социологии, он отмечал, что, конечно, «молодая наука не должна быть очень амбициозной, и она внушает тем больше доверия людям науки, чем с большей скромностью вступает в жизнь». Но, в то же самое время, рассматривая, например, взаимоотношения между исторической наукой и социологией, Дюркгсйм подчеркивал: «Если... историк относится ко всем... фактам одинаково, без разбора, он оказывается в плену бесплодной эрудиции... Чтобы осуществить отбор [фактов], он нуждается в руководящей идее, в критерии, который он может востребовать только у социологии... Социология поставит перед ним вопросы, которые будут ограничивать его исследования и указывать им путь; в ответ историк снабдит ее элементами ответа, и обе науки извлекут одну лишь пользу из этого обмена добрыми услугами».

Изначальный мощный импульс, который придал социологии позитивизм, позволил ей занять достойное место в ряду социальных наук, но, с другой стороны, методология позитивизма, сориентировавшая социологию на изучение социальной статики, резко ограничила интерес социологов к историческим исследованиям. А интерес к истории был на долго сведен исключительно к анализу социальной динамики, построению динамических моделей в русле теории социальной эволюции, сформулированной на основе идеи общественного прогресса. Сам процесс социальной эволюции интересовал социологов исключительно для выявления и анализа основных черт «современного», «индустриального», «буржуазного», «капиталистического» общества, как правило, противопоставляемого в целях построения адекватной модели его функционирования «несовременному», «традиционному», «доиидустриалыюму» обществу (или обществам).

Справедливости ради следует отметить, что у социологов, даже если бы у них и возникло такое желание, в конце XIX - начале XX вв. не было возможности опереться на сколь-нибудь пригодную методологию моделирования и исследования социальной реальности в исторической перспективе в связи с тем, что историческая наука также испытала мощное всеподавляющее воздействие позитивизма. «Запрещенный» позитивистской методологией как неправомерный анализ историками социальных связей и закономерностей, спровоцированный позитивизмом отказ от оценки явлений и событий прошлого (и уж тем более настоящего), привели к тому, что история все больше превращалась в науку, изучающую лишь наиболее яркие события (в основном из политической жизни общества) или жизнь великих людей (оставивших значительный след в политической истории) на основе элементарного коллекционирования фактов прошлого и «нанизывания» их в строго хронологическом порядке на «нить» социальной эволюции.

Целостный взгляд на общество, к которому стремились позитивисты, создав новую «метанауку», или «науку наук» — социологию, был утрачен надолго. Потребовались десятилетия усилий многих социологов, историков, экономистов, что зо

бы преодолеть искусственно созданные барьеры между социальными науками, в том числе, между социологией и историей. В частности в России конца XIX - начала XX вв. многие социологи и историки уделяли большое внимание изучению возможностей взаимодействия социологии и исторической науки. Правда, их рассуждения в основном также не выходили далеко за рамки позитивистского восприятия основных проблем этого взаимодействия. Здесь, прежде всего, следует обратить внимание на труды М. М. Ковалевского и Н. И. Кареева33.

Однако предпримаемые многими исследователями усилия по преодолению позитивистского подхода постепенно все же сформировали специфическую проблематику социальных исследований, которая стала предметом такого направления как историческая социология. Историческая социология — не просто намерение преодолеть искусственную границу между социологией и исторической наукой, появившуюся в процессе развития социальных наук в ХІХ-ХХ вв. Это направление социальных исследований"1 , представители которого, независимо от принадлежности к разным, порой противоположным теоретико-методологическим школам, стремятся к синтезу нового знания на основе интереса к анализу исторических фактов и процессов. Каждый по-своему, опираясь на постулаты своей парадигмы, они реализуют идею «исторического синтеза» A. Beppaj5, ставшую еще в начале XX в. в определенной мере символом усилий представителей разных социальных наук, направленных на интеграцию теоретических, методологических идей, эмпирических данных и придание им междисциплинарного характера.

Историческая социология — не просто теоретико-методологическое направление, а многогранная интеллектуальная традиция, включающая достижения множества направлений разных социальных наук. Нас в данном случае интересуют лишь те направления, у представителей которых присутствует ярко выраженный интерес к формированию исторического подхода в исследовании экономсоциоло-гической проблематики, интерес, проявившийся как в их теоретико-методологических идеях, так и в конкретных исследованиях социально-исторического процесса. На наш взгляд, такими направлениями в социологии, экономической и исторической науках являются функционалистская «социологическая история», неоинституциональная социально-экономическая история, или «новая» экономическая история, структуралистская социальная история, нео- и по-стм ар кс и стекая социальная история. Несмотря на разницу в теоретических и методологических взглядах представителей этих направлений, иногда проявляющуюся во взаимном неприятии концептуальных идей, несмотря на существенные различия в трактовках исторических фактов и процессов, их объединяет стремление к адекватному решению проблемы историзма в социальных и экономсоциологических исследованиях.

Во второй половине XX в. наиболее существенной задачей на пути решения проблемы историзма стало преодоление позитивистского статическо-динамического подхода и замена его постпозитивистским истор и ко-генетическим взглядом, отражающим все разнообразие, всю специфику процессов социально-экономических изменений. В рамках каждого из указанных направлений историко-социологических исследований предлагаются разные варианты решения этой проблемы. На наш взгляд, ближе всего в процессе создания адекватного историко-генетического подхода на основе постпозитивистской методологии продвинулись представители структуралистской социальной истории, а также представители других направлений, которые в своих объяснительных конструкциях смогли максимально отразить влияние глубинных социально-исторических структур на развитие общества и экономики, при этом не упуская из виду деятельность людей, формирующих эти мощные структуры и, преодолевая их давление, тем не менее создающих условия для того, что в «традиционных» теориях развития называется «социальным прогрессом».

Функциональный анализ эволюции экономики и общества

О методологии функционального анализа и функциональной теории изменений, созданных Т. Парсонсом, Н. Смелсером, Р. Мертопом, за многие десятилетия дискуссий по их поводу создано множество критических работ и различных вариантов интерпретаций. И здесь нет никакого смысла вновь пересказывать как содержание этой теории, так и суть этих дискуссий. Нас в данном случае интересует методологический аспект использования функциональной теории изменений для объяснения социально-исторического процесса и подпроцессов, его составляющих. Функционалистская методология исследования и объяснения социальных изменений важна еще и потому, что именно в рамках данной парадигмы изначально осуществлялся процесс институционализации экономической социологии и, соответственно, были заданы определенные императивы изучения долговременных исторических процессов трансформации хозяйства и общества. И эти императивы по-прежнему оказывают существенное влияние как на проблематику, так и па методологию экономсоциологических исследований, хотя они и составляют сущность метода изучения социальных изменений т. н. «старой» экономической социологии, которой в последние десятилетия все больше противопоставляется методология и достижения «новой» экономической социологии .

Важнейшей методологической задачей функционального анализа в исследовании социальных изменений стало изучение исторического процесса (или, скорее, процессов) эволюции различных обществ, объяснение причин и моделирование основных механизмов становления «современности» или, пользуясь своеобразной терминологией Т. Парсонса. «системы современных обществ». Следует, однако, согласиться с К. Ллойдом, который утверждает, что Парсопс никогда не был историком, оставаясь «великим абстрактным теоретиком» социальных изменений, чья теория построена на основе органической (квазидарвианской) концепции социальной структуры, как самоподдерживающейся, саморегулирующейся, самоорганизующейся системы, находящейся в состоянии (стабильного) равновесия . И тем не менее, история социальной эволюции, изучение долговременных исторических изменений стали предметом его научных изысканий на завершающем этапе построения общей теории социальной системы.

Главным для Парсопса стал ответ на вопрос о том, как возникла «современность», как сформировалась та система современных обществ, в которой мы существуем? Именно для ответа на этот вопрос он предложил использовать метод функционального анализа социальных изменений, представив на его основе свою интерпретацию истории социальной эволюции.

Основным механизмом социальной эволюции является процесс структурной дифференциации. Анализируя суть этого процесса, Парсонс указывает на существование трех «контекстов», в которых «должно сказаться непосредственное воздействие движущих сил структурного изменения, если в результате происходит дифференциация первоначально слитой структуры». Прежде всего, это процесс «освобождения» в процессе дифференциации определенных единиц структуры системы от «предписанное», от «аскриптивной привязанности к предопределенному способу существования», процесс, зависящий от наличия необходимых для «освобождения» структурных условий. Далее, в соответствии с циклом структурной дифференциации, необходимо осуществление «поддержки» исполнения функций нового отдифференцировавшегося элемента структуры системы, поддержки, которая зависит от восприятия этого нового элемента общественным мнением. И третья проблема — легитимизация нового элемента структуры системы, состоящая «в обосновании или в политическом отношении с точкой зрения институционализированных ценностей данной системы к основной структуре организации социально важных функций». По главной проблемой понимания процесса структурной дифференциации является проблема объяснения изменения в изначально заданной нормативной структуре, в ее институтах, то есть то, каким образом «модальности объектов выступают как области зарождения изменения». Парсонс решает данную методологическую проблему путем постулирования изменения «в отношении социальной системы к ее окружению, которое сначала выражается в изменении определения ситуации одним или несколькими классами действующих внутри единиц и которое затем начинает оказывать давление па нормативные институциональные стандарты в сторону их изменения».119

Подтверждая логику функциональной теории изменений, Парсонс свел историю социальной эволюции к процессу появления «современного типа общества», который, по его мнению, «возник в единственной эволюционной зоне — на Западе, который, по сути, представляет собой часть Европы, ставшую наследницей западной половины Римской империи к северу от Средиземного моря». Подобная логика исторического процесса, в соответствии с которой западная буржуазная, капиталистическая, индустриальная цивилизация является кульминацией истории, высшей стадией эволюции, присуща всем концепциям, построенным на основе теории прогресса (если не принимать во внимание незначительные различия в объяснении деталей ее функционирования и динамики, которые обычно преподносятся как принципиальные). Однако, предвидя уязвимость своей объяснительной конструкции из-за явного ее этноцентризма, Т. Парсонс обращает внимание, во-первых, на то, что хотя западная цивилизация и сумела создать социальную систему, отличающуюся наибольшей адаптивной способностью (это, собственно, и объясняет ее первенство и доминирование), «адаптивная способность необязательно является верхом человеческих ценностных устремлений»; во-вторых, тезис об адаптивном превосходстве системы современных обществ вовсе не исключает возможности возникновения новой «постсовременной» фазы социального развития на совершенно иной социальной и культурной основе, нежели социальные и культурные основы западной цивилизации; в-третьих, поскольку культуры обществ открыты для внешних контактов, воздействий и заимствований (например, современные общества включают в себя разнородные культурные элементы, имеющие, в том числе, и незападнос происхождение), то «окончательная версия современной системы может оказаться менее локально самодостаточной...».120

Социально-исторический контекст формирования методологии парадигмы зависимости

Как уже было отмечено в первой главе, проблематика парадигмы зависимости построена на основе исследования материалов по новой и новейшей истории стран Латинской Америки. Соответственно исторические события и процессы, свидетелями осуществления и непосредственными участниками которых стали представители структуралистской исторической социологии, существенным образом повлияли на динамику их основных теоретико-методологических идей. Необходимость не только наблюдать, описывать и объяснять, но и принимать непосредственное участие в разработке и реализации экономической и социальной политики государств Латинской Америки, оказала существенное влияние на своеобразие процесса формирования методологии парадигмы зависимости ". Главной особенностью построения методологии стала ориентация на исследование сущности трансформации во времени социальных структур, оказывающих определяющее влияние на траекторию (порой весьма бурно проявляющихся) изменений, происходящих в латиноамериканских обществах. При этом особым способом постижения этих структур стала постоянная работа по формулированию и поиску путей решения как стратегических, так и текущих проблем развития. Причем подобный способ построения теории и метода осложнялся тем, что решение текущих проблем зачастую вступало в явное или скрытое противоречие с общестратегическими задачами развития (провозглашенными представителями парадигмы зависимости). Тем не менее, несмотря на все сложности выработки собственных идей, латиноамериканским исследователям проблем слаборазвитое и зависимости удалось, ломая устоявшиеся в экономической теории и социологии догмы и стереотипы, опровергая широко распространенные идеологические мифы, создать свои варианты структурно-исторического метода и теории социально-экономического развития.

Латиноамериканская экономическая мысль ведет отсчет с середины 30-х годов XX в. Но первые работы латиноамериканских авторов, в которых они попытались отказаться от свойственного исследователям индустриально развитых стран евроцентризма, появились лишь после второй мировой войны. Они появились фактически параллельно возникновению первых идей западных ученых о том, что «изучать проблемы экономически отсталых стран с позиций интересов США или Западной Европы — значит создавать ложную деформированную картину этих районов мира». Необходим был новый, исторически ориентированный взгляд «изнутри», местная точка зрения на проблемы развития региона (и, шире, стран «третьего» мира) .

То, что концепции периферийного развития появились именно в Латинской Америке — во многом следствие социально-исторических условий, под влиянием которых страны этого обширного региона были включены в мировую экономическую систему в качестве поставщиков сырья и потребителей товаров Западной Европы и Северной Америки. Получив независимость немногим позднее Североамериканских Соединенных Штатов (большая часть Ибероамерики освободилась к 1825-30 гг.), Латинская Америка оказалась не в состоянии противостоять экономической и политической экспансии поначалу Англии, а затем и США. Периферийный характер развития экономик латиноамериканских стран был предопределен крайней слабостью местного промышленного производства, а значит зависимостью от импорта, архаичностью аграрного сектора, отсутствием прочных политических и экономических связей между бывшими колониями. Еще во время войны за независимость вмешивавшиеся во внутриполитические процессы Ибероамерики Англия и США, поддерживая креольскую знать, стремительно распространили свое влияние в этом регионе. Страны региона не располагали необходимым для самостоятельного развития экономическим потенциалом, находясь под мощным политическим влиянием развитых стран. Действия представителей местной социальной элиты, фактически еще во время войны за независимость начавшей внутреннюю борьбу за власть и контроль над ресурсами, быстро поставили молодые латиноамериканские государства в зависимое положение. Социальной элите (к каким бы внутриполитическим течениям — «либеральному» или «консервативному» — не принадлежали ее представители) в целом было выгодно присутствие иностранного капитала. Терзаемые внутренними распрями, находясь постоянно в состоянии политической и экономической нестабильности, молодые независимые государства постоянно нуждались в займах, притоке новых товаров и технологий, а также в сохранении и, по возможности, расширении традиционного экспорта (от объемов которого напрямую зависела власть тех или иных іруппировок социальной элиты). Уже в XIX - начале XX вв. вытеснение независимых государств Латинской Америки на периферию мировой экономической системы, со всеми вытекающими отсюда социально-экономическими последствиями — низким уровнем жизни основной части населения, ограниченными условиями для развития местного предпринимательства, неудовлетворительным развитием (ориентированного па внутренний рынок) промышленного производства, диспропорциями хозяйственной системы, связанными с укреплением отраслей, ориентированных исключительно па экспорт, финансовой нестабильностью, монополией латифундистов на землепользование (влекущее усиление эксплуатации крестьян), недемократичностью политической структуры, полностью подконтрольной немногочисленной диктаторско-олигархической верхушке социальной элиты, — стало свершившимся фактом. Формальная независимость государств Латинской Америки была практически нивелирована реальной экономической, а за ней и политической, и социокультурной зависимостью от индустриально развитых стран.

Дальнейшая периферизация латиноамериканских экономик и обществ привела к усилению и без того непрекращавшихся социальных конфликтов (наиболее ярко проявивших себя, например, во время мощной, длительной и опустошительной мексиканской революции 1910-1917 гг.). Попытки хоть как-то повлиять на неблагоприятную тенденцию социально-экономического развития, избегая экстремального мексиканского варианта, инициировали предприниматели — представители национально ориентированных отраслей производства и либерально настроенная часть общества некоторых латиноамериканских стран. Но их «противоречия с агроэкспортиой олигархией и иностранным капиталом вылились в умеренно-реформистские формы, в борьбу за частичные перемены, скорее за "место под солнцем" в системе и ее постепенную эволюцию». Например, реформы партии Радикальный гражданский союз в Аргентине (1916-1930 гг.) или правительства А. Алсссандрн в Чили (1920-1925 гг.). Специфическая система периферийного социально-экономического развитии в странах Латинской Америки продолжала укрепляться.

Мощный удар по экономике стран региона, способствуя укреплению этой системы, нанес мировой экономический кризис 1929-1933 (который в США получил название «Великой Депрессии»), Экономика стран Латинской Америки, зависевшая от экспорториептированиых отраслей, понесла существенный урон из-за резкого сокращения спроса на мировом рынке (вызванного стагнацией производства в индустриально развитых странах и протекционистской таможенно-тарифной политикой их правительств)163.

Методологические основы и проблематика структуралистской социальной истории

Как уже было отмечено в первой главе, основу структуралистских социально-исторических исследований составляют труды представителей «Новой исторической науки», двух ее направлении — истории социально-экономических структур и истории ментальных структур. Представители этих направлений решают проблему субстаитивности метода, предлагая рассматривать в качестве социальной субстанции социальные структуры длительной временной протяженности — либо социально-экономические структуры, либо структуры ментальності! (что важно, без их противопоставления в социальных исследованиях).

Важным аспектом методологии структуралистской социальной истории, наряду с изучением социальных сіруктур в их временной протяженности, является изучение общества в его пространственной протяженности. В данном случае речь идет не просто о географии, а о географии социальных отношений, социальных структур, т. е. о социальной географии, или о такой географии, которую также называют экологией человека, исследованием экосоциосистем. Эти эко- или гсосо-циосистсмы формируют пространственные пределы осуществления социально-экономической деятельности, становясь в соответствии с методологией структуралистской социальной истории и объектом, и моделью историко-социологических исследований. В трудах различных исследователей — сторонников структуралистской социальной истории — геосоциосистемы представлены по-разному, с использованием разных категорий, разных моделей и придается разное значение их роли в социально-историческом процессе. Однако главной целью всех представителей указанного методологического направления исторической социологии является использование пространственно-временной системы координат, основывающейся на моделях геосоциосистем и структур длительной временной протяженности, для построения адекватных объяснительных конструкций современной мировой системы. Современная мировая система в соответствии с основными методологическими постулатами данного направления рассматривается как система сосуществования, взаимодействия в географической и временной протяженности различных обществ, с различными экономическими, политическими и социокультурными структурами и институтами.

Эти различия сторонники дсвслопментаристских концепций, которым противостоит методология структуралистской социальной истории, обычно используют в качестве основных характеристик, объясняющих причины «отклонения» от общего для всех эволюционного пути социального прогресса, и, соответственно, «отставания» в развитии (прежде всего экономическом) одних обществ от других. Именно этими «отклонением» и «отставанием» девелопментаристы, как правило, объясняют вес проблемы (застойной бедности, зависимости, слаборазвитости, или underdevelopment), которые свойственны развивающимся странам в современной мировой системе. Основу девелопментаристских объяснительных конструкций составляет фактическое отождествление всемирно- или социально-исторического процесса с социальным прогрессом как единым процессом социальных изменений, представляющим всеобщее поступательное движение человечества к лучшему, более предпочтительному, почти идеан.иому состоянию цивилизации, к которому, так или иначе, смогут прийти все общества, приобщившись к достижениям науки и техники, делающим жизнь людей век от века, от десятилетия к десятилетию все более комфортной и универсальной, и разрешив тем самым вес основные социальные противоречия. Подобная интерпретация социально-исторического процесса приобрела популярность в XIX в. в рационалистической философии, а затем распространилась па литературу, искусство и науку. Этому в немалой степени способствовал «дух романтического оптимизма» XIX в., вера в бесконечное величие разума и могущество человека. Сформировалось устойчивое представление о том, что развитие науки и техники — производных разума — способно гарантировать постоянное улучшение жизни людей218. Эта интеллектуальная атмосфера стала основой для проникновения идеи прогресса в исследования социально-исторического процесса, тем более, что эта идея довольно логично вписывалась во многие созданные европейскими учеными модели однолинейно направленной трансформации общества, служа им хорошим подтверждением. В результате в XIX - начале XX в. в европейской науке сформировалась доктрина механистически понимаемого прогресса общества как однолинейного, единонаправленного, кумулятивного и рационального процесса. Этот процесс может осуществляться либо эволюционным путем по возрастающей от стадии к стадии, либо революционным путем через периодические качественные «этапы». Как правило, он осуществляется на основе формально-логических «законов истории», подобных законам функционирования физического мира, по западноевропейской модели и под воздействием какого-либо детерминирующего и объясняющего «сущность» социальных изменении эндогенного фактора (экономика, производство, техника, культура или этика и т. п.). В соответствии с данной доктриной существует только один тип хозяйства, одна культура, один тип социального и политического устройства — тот, который присущ западной (европейской) цивилизации. Весь окружающий мир — лишь в той или иной степени, на том или ином уровне — воспроизводит процесс становления этой цивилизации. Эта доктрина стала основой для эволюционистской и марксистской концепций социально-экономического развития в их классических вариантах и всех, созданных в их русле девелопментаристских теорий — от теорий модернизации до формациоппого подхода. Тем самым была надолго определена основная проблематика и заданы весьма жесткие теоретико-методологические рамки исследований социальных изменений219.

Отождествление социально-исторического процесса с социальным прогрессом подвергалось критике всегда. Однако проблемы безудержного индустриального роста западной цивилизации, обострившиеся в XX в. (и проявившиеся в дорогостоящей гонке вооружений, разрушительных мировых войнах, мощных экономических кризисах, по-разному сказывающихся па национальных экономиках развитых и развивающихся стран, экологических бедствиях, кризисе «массовой культуры», основывающейся на системе ценностей западного общества и многое другое), а также явно проявляющееся своеобразие путей развития культур и цивилизаций, существующих одновременно с западной, поставили под сомнение метафору прогресса и возникшие на ее основе универсальные модели социально-экономического развития, а вместе с ними и привычный, устоявшийся, удобный, казавшийся незыблемым категориальный аппарат, с помощью которых они были построены. Они вывели на первый план в социологических исследованиях многовариантность и многофакторность развития общества.