Содержание к диссертации
Введение
1 Концептуальная модель рынков аддиктивных товаров 24
1.1 Позиционирование рынка аддиктивных товаров в парадигме теории благ 24
1.2 Субъектно-объектная структура организации рынков аддиктивных товаров 45
1.3 Концепция аддиктивного потребительского поведения населения 63
2 Взаимодействие спроса и предложения на рынках аддиктивных товаров 99
2.1 Типовые формы функционирования рынков аддиктивных товаров 99
2.2 Специфика формирования спроса и предложения на рынках аддиктивных товаров 119
2.3 Теневые формы реализации механизмов взаимодействия спроса и предложения аддиктивных товаров 137
3 Развитие системы государственного регулирования рынков аддиктивных товаров 158
3.1 Эволюция институтов и механизмов государственного регулирования аддиктивного рынка 158
3.2 Концепции государственного регулирования сферы обращения рынков аддиктивных товаров 184
3.3 Теоретическая база развития системы государственного регулирования современных рынков аддиктивных товаров 211
4 Институциональный потенциал системы государственного регулирования рынков аддиктивных товаров 233
4.1 Дихотомия эффективности и этичности правил обращения аддиктивных товаров 233
4.2 Установление институционального паритета участников рынков аддиктивных товаров 246
4.3 Механизм институционального регулирования рынков аддиктивных товаров 262
5 Инструментарно-методический аппарат совершенствования государственного регулирования рынков аддиктивных товаров России 282
5.1 Оценка эффективности опыта государственного регулирования алкогольного рынка 282
5.2 Сценарный подход к совершенствованию институционального регулирования рынков аддиктивных товаров 300
5.3 Перспективы реализации альтернативных сценариев институционального регулирования рынков аддиктивных товаров 316
Заключение 346
Список литературы 358
Приложения 433
- Позиционирование рынка аддиктивных товаров в парадигме теории благ
- Эволюция институтов и механизмов государственного регулирования аддиктивного рынка
- Установление институционального паритета участников рынков аддиктивных товаров
- Перспективы реализации альтернативных сценариев институционального регулирования рынков аддиктивных товаров
Позиционирование рынка аддиктивных товаров в парадигме теории благ
Несмотря на устойчивое применение понятий блага и экономические блага в экономической науке, бытуют спорные моменты в трактовке их содержания, что показывает проведенный анализ их определений с XVIII в. до современных трактовок – Ф. Форбонне [233], А. Шторх [232, С.66], Ж.-Б. Сей [233], К. Маркс [224, С.44,47], А. Маршалл [228], К. Менгер [243, С.172], Е. Бем-Баверк [553, С.253], Д. Пирс [464, С.207], Т. Сорокин [473], А. Чернявский [72].
Е. Бем-Баверк считал, что экономическое содержание блага точнее отражает набор свойств, которое оно проявляет в окружающей среде. Свойства предметов – это и есть полезность и не следует их рассматривать в отрыве от самого предмета. Блага – это, как у К. Маркса, потребительная стоимость, предмет обладающий полезностью. Или, как справедливо отмечено у Ж.-Б. Сея, А. Маршалла, Р. Нуреева, средства (вещи и услуги), удовлетворяющие потребности. Т. Сорокин говорит «о поле внимания», что не корректно, поскольку получение полезности или извлечение пользы, использование, ассоциируется с полем использования. Однако, блага часто отождествляются с товарами и услугами [27, С.63]. При таком подходе благами являются вещи, произведенные не только для обмена, но и для личного потребления. Также А. Чернявский считает, что экономическое благо – «не просто продукт какого-то производства, а именно товарного производства» [552]. Здесь неясно, чем же экономическое благо отличается от товара. В интерпретации английского словаря современной экономической теории блага включают только вещественные предметы [464, С.207], необоснованно, исключая нематериальные предметы. Также не вполне некорректными представляются определения экономических благ, включающие в их состав условия человеческого благосостояния, как, например, у Аристотеля [233], О. Бем-Баверка, Д. Пирса.
К. Менгер причинами, по которым блага неэкономические становятся экономическими, называл «или рост потребностей, или уменьшение количества, доступного распоряжению» [243, С.179]. В соответствии с представлениями К. Менгера, экономические блага, имеющиеся в ограниченном количестве для удовлетворения потребностей, представляют собой ценность в отличие, от воздуха, воды, имеющихся в неограниченном количестве [232, С.125-130]. Из этого следует, что ограниченность благ придает им ценность, а ценность, в свою очередь, переводит их в разряд экономических благ. Как это, например, произошло с землей, которая из дарового блага стала экономическим благом. Р. Нуреев разграничил блага на неэкономические и экономические через признак ограниченности.
Следует согласиться с А. Шторхом, что полезность предметов делает их благами. Однако, при рассмотрении рынков благ, как по К. Менгеру, из поля исследования выпадают фундаментальные проблемы экономики: что, как и для кого производить. В своем определении блага, которое становится таковым при совпадении четырех условий, К. Менгер не показал, что: определение человеком соответствия предмета потребностям (условие 2) – действия, которые являются трудом; познание причинной связи (условие 3) – труд; распоряжение предметом (условие 4) – труд. Не отражено, что блага искусственно создаются трудом человека и имеют в качестве свойства затраты. Отсутствует необходимость производства и распределения естественных даровых благ (солнечный свет, воздух и т.п.), поскольку их предложение настолько велико, что цена равна нулю. Предметы, относимые к даровым благам, являются условиями жизни.
Важным моментом в определении Р. Нуреева является акцент на блага, как средства, которые могут существовать вне товарной формы производства и во время товарного производства, могут быть не товарами или продуктами, а могут быть и товарами. Следовательно, и блага двойственны: могут оцениваться и принимать на рынке товарную форму, а вне рынка (для собственного потребления) могут ее не принимать, оставаясь продуктами [457, С.59]. Экономические блага являются полезными, ограниченными и трудовыми.
В зарубежной и отечественной экономической литературе в последние годы получило широкое распространение понятие антиблаго, как диалектическая противоположность благу. Новый термин используется главным образом в связи с отрицательными внешними эффектами (загрязнение окружающей среды, шум в производственных помещениях и жилых районах, вибрация, запахи и т.д.).
У.Джевонс в противоположность товару ввел определение антитовара, который не приносит удовольствия и доставляет страдание, представляет собой материю или действие, от которых нужно избавиться [287]. П. Гужвин в качестве свойств антиблаг отмечает: потребитель предпочитает при потреблении меньшее количество большему; благо может превратиться в антиблаго после достижения точки насыщения; для каждого потребителя антиблаго индивидуально [80]. Дж. Бьюкенен применяет «теорию общественных антиблаг» при анализе причин эрозии институтов «закона и порядка» и разрушения окружающей среды [299]. Р.Нуреев «в теории общественного выбора» также рассматривает производство общественных антиблаг [300]. Например, не платя налога, загрязняя воздух выхлопными газами автомобиля, т.е. производя «общественное антиблаго», индивид действует экономически рационально, потому что в этом лично заинтересован. Чтобы показать, что социально-поведенческая среда также важна для качества жизни человека, как и естественная окружающая среда, весь анализ Дж. Бьюкенен предлагает свести под общую рубрику – теория «поведенческого загрязнения». Загрязнение окружающей среды считают антиблагом также О. Коробова [178, С.153], А. Кульчицкий и А. Гоц [190, С.934]. Т. Меркулова с учетом мнения Дж. Бьюкенена и К. Викселля, относит к антиблагам налоги, которые затрачиваются на деятельность, не соответствующую интересам плательщиков или даже противоречащую им [234]. Л.Тимофеев, исходя из общественного характера отрицательных внешних эффектов нелегального рынка наркотиков (медицинских, социальных, нравственных, правовых и т.д.), предлагает считать наркотики «отрицательным общественным благом» [159, С.243-245].
М.Колосова считает кокаин антиблагом, оказывающим отрицательную полезность для человека в случае употребления его в больших дозах [175]. По данной логике, многие вещи и услуги, вызывающие привыкание можно считать общественными антиблагами, поскольку цена, которую платит общество ради сокращения негативных внешних эффектов потребления алкогольной продукции, табачных изделий, наркотиков, по сути, представляет собой цену избавления от отрицательных экстерналий, и схожа с ценой «избавления от мусора». И тогда в область теории «поведенческого загрязнения» можно включить потребление табачных изделий, алкогольной и спиртосодержащей продукции, энергетических напитков, наркотиков, азартных игр. Табачный дым оказывает прямой вред здоровью не только курильщика, но и окружающих. Внешними негативными последствиями потребления алкогольной и спиртосодержащей продукции, наркотиков являются несчастные случаи, рискованное сексуальное поведение, снижение производительности труда, медицинские издержки и др. Игровая зависимость потребителя может сопровождаться такими же негативными внешними эффектами, как при алкоголизме и наркомании. Можно сказать, что имея личную заинтересованность в потреблении данных благ, индивид действует экономически рационально, при этом производя «общественное антиблаго».
С. Кудрявцева «институциональными антиблагами» называет монолитные иерархические организационные структуры, институциональные барьеры [188, С.225]. Не имеет отношения к термину антиблага, а звучит, как лозунг, определение М. Третьякова и Е.Карловской, которые говорят о производстве антиблаг тоталитарным государством, в смысле присвоения права производства благ, навязывания населению услуг по произвольным ценам и объемам [505].
В экономике антиблага также применяются и к сфере частных благ. Так Дж. Бьюкенен замечает, что согласно критерию индивидуальной полезности, любое ограничение поведения индивида - для него «антиблаго». Исходя из чего, например, Ю. Иода (2011 г.) антиблагом считает наказания [140, С.121-122]. Х. Вэриан называет антиблагом товар, который потребителю не нравится [62]. При рассмотрении кривых безразличия, товар или оба товара становятся антиблагами, когда у потребителя его или их «слишком много». Товар есть безразличное благо, если потребитель к нему совершенно равнодушен. Следует не согласиться с определением антиблага Х. Вэриана, поскольку, если товар бесполезен и не способен удовлетворять потребности (полезность равна нулю), он не является для индивида благом, а если товар хоть в какой-то степени способен удовлетворять потребности (полезность больше нуля), то он является благом. В ситуации, приводимой Х. Вэрианом, можно обойтись без антиблага. Однако, если индивида заставить приобрести и употребить товар, который ему не нравится и в котором он не испытывает потребности, вероятно, тогда он станет для него антиблагом. В словаре Макмиллана понятие «антиблаго» представляется, как товар или продукт, обладающий отрицательной полезностью для потребителя [464, С.37].
Эволюция институтов и механизмов государственного регулирования аддиктивного рынка
Эволюция государственного регулирования рынков аддиктивных товаров – процесс развития государственных органов и их образований в зависимости от целей регулирования и состояния объектной области, сопровождающийся изменением форм воздействия, их состава и соотношения; созданием и инновацией методов и инструментов, их модификацией или ликвидацией; переориентацией или полной трансформацией системы в целом.
Эволюцию государственного регулирования аддиктивного рынка рассмотрим на примере рынка крепкой алкогольной продукции [450]. На основе экономической истории построена периодизация, целью которой является выделение временных интервалов по критерию типа рынка алкогольной продукции, преобладающим целям, методам и средствам государственного регулирования.
Первый этап (1174-1473 гг.) отражает зарождение рынка крепкой алкогольной продукции и возникновение отдельных протекционистских инструментов государственного регулирования производства и реализации водки в Древней Руси.
Прообразом российского промышленного производства алкогольной продукции стала первая на Руси винокурня, созданная в 1174 г. [145, С.41]. Появление водки А. Смирнов относит к 1250 г. [122, С.35], В. Похлебкин к периоду 1448-1478 гг. [361, С.12]. В этот период появляются первые элементы протекционизма на рынке крепкой алкогольной продукции. В 1429 г. царь Василий III Темный запретил ввоз виноградного спирта в Россию из Флоренции [122, С.38]. В XIV-XV вв. в литературе встречаются факты негативного воздействия нового более тяжелого опьянения на поступки, действия людей, на общество. С. Соловьев описывает сдачу в 1382 г. Москвы хану Тохтамышу [361, С.39] и пленение в 1433 г. Василия Темного небольшим войском своего дяди Юрия Звенигородского [361, С.39], как происшедшие из-за пьянства.
Таким образом, в период с 1174 по 1473 гг. на смену кустарному производству хмельных напитков приходит промышленное винокурение, происходят значительные изменения в составе этих напитков (появляется продукт – водка), вводятся элементы протекционистской политики, усиливается негативное воздействие на организм человека, появляется первый опыт общественных потерь.
На втором этапе (1474-1589 гг.) формируется устойчивое представление о необходимости государственного регулирования производства и реализации водки с целью пополнения бюджета, зафиксированное в форме первой государственной «питейной монополии».
Государственное регулирование было направлено на решение первоочередной государственной задачи – аккумулирование финансовых средств на содержание армии. Водка начинает рассматриваться государством как источник значительных финансовых средств, с целью получения которых отменяется многовековая привилегия церкви на производство водки. Функционировали преимущественно две различные системы государственного регулирования: «питейная монополия» государства и «продажа питей на вере». Первая государственная монополия 1474-1553 гг. [361, С.221], введенная Иваном III, обеспечила существенную консолидацию финансовых средств, необходимых для создания единого государства и ведения военных действий. С 1552 г. Иваном IV учреждаются «царевы кабаки» и запрещается свободная торговля. В отличие от доходов корчем, которые складывались естественным образом, на каждый кабак органами государственного управления был наложен определнный размер выручки, который должен был собираться при любых условиях и обязательно «с прибылью против прежних лет». Однако доход постепенно перераспределяется из государственной казны к вельможам и боярам, которые получили контроль над кабаками. «Продажа питей на вере» привела к коррупции, злоупотреблениям в области финансов, алкоголизации населения [361, С.201]. В период становления Московского царства в 1505 г. впервые отмечен экспорт русской водки в Швецию, Эстонию, в земли Ливонского ордена.
Третий этап (1590-1862 гг.) характеризуется развитием институциональных структур и регулятивных механизмов в формах «продаж на вере», государственной монополии, государственно-частного партнерства (откупной системы) для реализации фискальных и политических целей.
Характерной чертой данного продолжительного эволюционного периода является исключительное преобладание фискальной цели государства или частной прибыли бизнес-элиты над социальными интересами. Поступления от реализации водки составляли от 30-40 % всех государственных доходов.
Многие инструменты государственного регулирования того периода адаптированы к современной практике: специальные государственные службы для выполнения финансовых и иных отраслевых обязанностей («целовальники»), а также выявления и борьбы с корчемством («выемные головы»); поверка и пломбирование оборудования («клеймение кубов и казанов»); запрет передачи оборудования в аренду (клейменных кубов и казанов); декларирование мощностей по производству («Сказки» (сведения) о кубах и казанах); установление единой («равной») во всей стране цены; ограничения на продажу в особых условиях (местностях размещения горных заводов и рудников, в выходные и праздничные дни, военнослужащим расквартированным в городах и селениях на зимнее время); реализация водки в емкостях определенного объема (ведрами, кружками и укупоренными чарками); передача некоторых функций по регулированию рынка местным властям (перевоз водки в другие города откупщиками при получении специального документа); письменные обязательства («порученные записи») о сроках и объемах поставки водки казне; сбор за патент на право розничной торговли алкогольной продукцией; ограничения по времени продажи водки и др.
С целью быстрого привлечения денежных средств, необходимых для ведения военных действий, финансирования крупных реформ, государственное регулирование отрасли многократно видоизменялось в рамках следующих основных форм: государственная монополия на различных стадиях товародвижения; откупная система производства и продажи водки; сосуществование и конкуренция двух систем - казнной и откупной. В XVIII в. действовала преимущественно откупная система в условиях строгого государственного контроля, основы которого заложены в период петровских реформ. Форма рынка близка к частной монополии по территориальному принципу. С одной стороны, винные откупа и частное винокурение способствовали первоначальному накоплению капитала, оживлению хозяйственной жизни, в т.ч. в провинции. С другой стороны, государственный контроль обеспечил высокую бюджетную эффективность откупной системы, позволяя решать многочисленные финансовые задачи. Значительным достижениям в области качества продукции способствовали разработанные и утвержденные государством правила приготовления, а также развитие винокурения в имениях российской аристократии. Очевидными провалами государственного регулирования стали: концентрация капитала у представителей алкогольного предпринимательства; совмещение бизнеса и государственной службы.
В условиях начала кризиса феодальной системы хозяйства в первой половине XIX в. предоставление большей свободы откупщикам (увеличение территории откупа, расширение прав на открытие заведений «по своему усмотрению) и ослабление государственного контроля винных откупов привели к росту злоупотреблений и снижению экономической и социальной эффективности откупной системы: казна несла серьезные убытки; снижалось качество продукции; росло пьянство, разорение, бедность; приходило в упадок сельское хозяйство.
Система регулирования отрасли подвергалась серьезным изменениям: вначале реформировалась действующая откупная система (организация межведомственной комиссии, квотирование выпуска продукции, ведение книги ежедневной выделки и отпуска водки по сортам, выделение продажи пива в отдельный откуп, ужесточение требований к производству пива); на некоторое время устанавливалась оптовая казенная продажа алкогольной продукции (1819-1826 гг.); происходил возврат к откупной системе с ограничением по увеличению числа питейных мест (с 1826 г.); апробировалось государственно-частное партнерство в форме «акционерно-161 откупного комиссионерства» (1844-1862 гг.). Трехкратное повышение цен на спиртное привело в 1858-1860 гг. к водочным бунтам, охватившим более 30 губерний, оголив проблему массовой алкоголизации населения, для решения которой при поддержке церкви стали создаваться общества трезвости. Однако финансовые интересы возобладали над социальными и последовал запрет министерства финансов пропаганды воздержания и умеренного потребления алкогольной продукции [89]. На торгах 1859 г. откупная сумма составляла 38 % общих государственных доходов [385, С.21].
Установление институционального паритета участников рынков аддиктивных товаров
Механизм реализации разнонаправленных экономических интересов на рынках аддиктивных товаров является сложной противоречивой системой, ядро которой составляют социально-экономические институты.
Возникновению институтов способствует укоренение привычек и правил, что лежит в основе определения «институтов», приводимого представителями институциональной теории. По мнению, Т. Веблена институты являются результатом привычки, а рост культуры совокупным следствием привыкания [46, С.204]. У. Митчелл указывал, что институты – это господствующие и в высшей степени стандартизированные общественные привычки [247, С.12]. Дж. Ходжсон считает, что если «индивидуальные привычки разделяются обществом или группой и укрепляются в этих пределах, они принимают форму социально-экономических институтов» [545, С.55]. Трактовка понятия «институт» В. Тамбовцева охватывает «стандартизированные общественные привычки» [45, С.48], В. Гугняк – «устойчивые рамки действия, устойчивые правила социальной игры, коллективных привычек» [79, С.36]. Таким образом, институты связаны и находятся в иерархии с привычками. Однако, институциональной теорией не раскрывается и не уточняется связь и подчиненность институтов и «вредных» привычек.
В экономической литературе приводится определение привычки Ч. Кеймика, с которым солидарен Дж. Ходжсон, – «более или менее самоподдерживающаяся склонность или тенденция к следованию предустановленной или благоприобретенной форме поведения» [81, С.16]. Е. Клишова считает, что привычка – «форма поведения, алгоритм действия, рутинным образом самовоспроизводящийся независимо от состояния окружающей среды и создающий для индивида возможность экономии на познавательных усилиях. Привычки часто формируются на основе правил, представляющих собой формальный либо неформальный образец поведения, следование которому одобряется большинством агентов» [167, С.37]. В психологии и аддиктологии привычка рассматривается как проблемное явление – вредная, пагубная [172], [408, С.8], [550]43.
Очевидно, что определение привычки Ч. Кеймика и Дж. Ходжсона не явным образом, но все же охватывает и вредные привычки, которые являются следствием «предустановленного» – «заранее определенного» [30] или «благоприобретенного» – «лично приобретенного» потребления аддиктивных товаров, становящихся объектом патологической зависимости потребителя. Потребление таких аддиктивных товаров, как алкогольная продукция, наркотики, сигареты, прогнозируемо приводит людей к совершению повторяющихся действий, следование которым не требует значительных затрат времени на поиск информации и выбор вариантов действий. «В этой ситуации люди используют механизмы, позволяющие осуществлять выбор без сложных вычислений и обдумываний» [206, С.46]. Патологически зависимый потребитель примет решение в пользу действий, направленных на удовлетворение потребности в аддиктивных товарах. Однако, «более или менее самоподдерживающаяся склонность…», о которой говорят авторы, не совсем соответствует природе «вредных» привычек, которые в своей основе наряду с выработанным поведенческим автоматизмом, имеют катализаторы в виде психоактивных веществ.
Определение привычки Е. Клишовой также не в полной мере охватывает вредные привычки. Широко известно, что приобретение вредных привычек, как, впрочем, в той или иной степени и полезных привычек, имеет высокий уровень зависимости «от состояния окружающей среды». И в случае с вредными привычками, потребитель не получает «возможность экономии на познавательных усилиях», например, ради рациональной цели, мгновенного и сложного выбора наиболее приемлемого, с его точки зрения варианта действия, в условиях многообразия потребностей и ограниченности ресурсов. А потребитель, в полной зависимости от тех или иных неодолимых пристрастий, оказывается в ситуации без выбора, когда купит только один существующий для него товар – аддиктивный, отдав за него любое другое свое или украденное благо. К тому же вредные привычки часто формируются не «на основе правил, представляющих … образец поведения, следование которому одобряется большинством агентов», а скорее против правил, поддерживаемых большинством и под влиянием заинтересованного индивида или группы заинтересованных индивидов, поэтому одобряются в рамках узких формальных и неформальных заинтересованных групп. Это согласуется с выводом Г. Беккера, что желаемым эффектам от употребления наркотических веществ «надо научиться и прочувствовать их в процессе группового взаимодействия. Человек привыкает не только и не столько к наркотику, сколько к группе, и в группе делает своеобразную «девиантную карьеру» [159, С.216].
С внесенными уточнениями разнокачественные привычки (полезные и вредные) – склонность к следованию способу поведения, осуществление которого приобретает для индивида (или группы, общества) характер потребности. В свою очередь склонность может быть врожденной или приобретенной. Поведение охватывает действия, которые предпринимают люди во время приобретения, потребления товаров, освобождения от них. Потребности могут быть естественными жизненными, а могут не являться естественно-обусловленными.
В контексте вредных привычек кажется спорным утверждение Т. Веблена о том, что «…рост культуры – это совокупное следствие привыкания…». Исходя из того, что культурой называют позитивный опыт и знания человека или группы людей, ассимилированный в одной из сфер жизни [420], следствием вредных привычек является снижение культуры. По мнению В. Похлебкина водка своим появлением, как продукт и товар «разрушала одним ударом как социальные, так и старые культурные, нравственные, идеологические табу» [361, С.72]. В то время, когда церковь уже выступала против пьянства и сопутствующих ему дерзости и безбожия, целовальники получали предписание «питухов от царевых кабаков отнюдь не отгонять» и «кружечный сбор сдавать в цареву казну против прошлых с прибылью», т.е. призывали расширять сбыт водки [361, С.73]. Все это находило отражение в общественных конфликтах. Данное утверждение применимо и для других аддиктивных товаров. Таким образом, в отличие от полезных привычек, продолжением которых являются институты и, например, рост культуры, вредные привычки в большинстве ситуаций оказывают разрушающее влияние на устоявшиеся институты и приводят к снижению культуры.
Институциональную структуру экономики аддиктивных товаров можно представить набором формальных и неформальных институтов, определяющих поведение, ограничения, координацию институциональных субъектов, система упорядоченных отношений между которыми проявляется в определенных формах их деятельности.
По мнению, Т. Веблена, У. Митчелла, Дж. Ходжсона, В. Тамбовцева, В. Гугняк социально-экономические институты являются как бы продолжением, развитием и модификацией привычек, разделяемых группой и обществом. Однако данный подход требует некоторого уточнения, поскольку диапазон привычек, исходя из принципа социальной одобряемости, варьируется от вредных до полезных. В отличие от полезных привычек вредные привычки, как правило, не находят широкого социального одобрения у общества, поэтому поддерживаются в рамках узких формальных и неформальных заинтересованных групп (например, бизнес-сообществ, зависимых потребителей, организованных преступных групп, коррумпированных чиновников). Вредные привычки могут оказывать разрушающее влияние на устоявшиеся формальные институты, например, семью, и, наоборот, развивать неформальные институты, такие как, групповое потребление, традиционное потребление по праздникам, организованная преступность. Групповые и индивидуальные вредные привычки вступают в противоречие с общественными интересами. Для разрешения противоречия индивидуальных (групповых) вредных привычек с общественными интересами создаются формальные институты, регламентирующие взаимодействие и обеспечивающие возможности достижения целей всеми участниками институционального процесса. Функцией формальных институтов является ограничение, подавление вредных привычек. Таким образом, социально-экономические институты формируются не только, когда «индивидуальные привычки разделяются обществом или группой и укрепляются в этих пределах», как считает Дж. Ходжсон, но и вследствие несовпадения индивидуальных, групповых привычек с интересами общества.
Перспективы реализации альтернативных сценариев институционального регулирования рынков аддиктивных товаров
В сфере аддиктивных товаров государственное регулирование в отношении цен, объемов производства и прибыли, потребления может принимать различные формы. Официальные анализы последствий действий органов власти сосредоточены преимущественно на узком диапазоне инструментов налогообложения и регулирования цен без учета условий реализации и недостаточно внимания уделяется случаям применения их и других инструментов в условиях различных форм функционирования рынков аддиктивных товаров. Важно изучить тенденции и закономерности воздействия инструментов государственного регулирования на спрос и предложение аддиктивных товаров в определенных сценарных условиях.
Использование количественных математических и статистических методов сценарного прогнозирования развития рынков аддиктивных товаров ограничено дефицитом статистической информации, долгосрочностью прогнозирования. Возможности строго логических и формальных путей решения проблемы перевода качественных понятий в количественные значения параметров рассматриваемой системы ограничены. Поэтому последующая интерпретация альтернативных сценариев развития прогнозируемой системы будет проводиться на основе качественных методов, сосредоточенных на определении основных тенденций развития сценариев, оценки соответствия их оптимальной траектории и целевым направлениям изменения индикаторов, их описании и объяснении свойств. Реализация этой итеративной процедуры связана с решением проблемы перевода качественных понятий в тенденции, направления изменения целевых индикаторов. Для решения данной задачи целесообразно использовать исторические аналогии, опыт, интуицию и представления о неформализуемых аспектах механизма функционирования рассматриваемой системы. Определяемые на каком-либо этапе этой процедуры индикаторы, или диапазоны их значений, или направления изменений управляющих параметров системы необходимы для последовательного сравнения выдвигаемых альтернативных сценариев, позволяющих государству и обществу сделать выбор.
Среди научных исследований преобладают описания эффективности мер сокращения бремени проблем, связанных с потреблением алкогольной продукции и табачных изделий, т.е. с точки зрения здравоохранения, и некоторых вопросов экономики главным образом, связанных с налогообложением и теневой деятельностью в отдельных сферах предложения аддиктивных товаров. Однако отсутствуют исследования эффективности мер регулирования, направленных в комплексе на сокращение вреда, причиняемого потреблением аддиктивных товаров и адекватное использование экономического потенциала рынков.
Р. Рум выделил эффективные меры сокращения бремени проблем потребления аддиктивных товаров [409]:
1. Меры государственной политики регулирования рынка алкогольной продукции: возрастное ограничение покупки; государственная монополия на розничную торговлю; ограничение по часам или дням продажи; ограничение количества точек продажи; акцизы.
2. Меры против пьянства за рулем: посты проверки трезвости; снижение допустимого уровня алкоголя в крови водителей; временное изъятие прав; постепенное лицензирование начинающих водителей; краткие вмешательства в жизнь злоупотребляющих алкогольной продукцией.
А также меры, которые не имеют практически никакого влияния на характер потребления алкогольной продукции и тяжесть проблем: добровольные соглашения алкогольной отрасли (например, правила обслуживания в барах); введение курса изучения действия алкоголя в школах; предупреждающие надписи; антиалкогольная реклама; реклама альтернатив – безалкогольных мероприятий и развлечений; специализированные водительские услуги для нетрезвых водителей.
Д. Чисхолм, Дж. Рем, М. ван Оммерен, М. Монтейро [673] провели анализ экономической эффективности регулятивных мер потребления алкогольной продукции с точки зрения их рентабельности. В результате были рассмотрены и отброшены проекты «введения курса по изучению действия алкоголя в школах и обращения государственных служб» [409, С.24], которые оказались неэффективными. Мерами, рентабельность которых подтвердилась на практике, оказались: акцизы на алкогольную продукцию; запрет на рекламу; запрет на продажу в выходные дни; выборочные проверки дыхания для выявления пьяных за рулем; выявление с помощью тестирования и краткая медицинская консультация злоупотребляющих алкогольной продукцией.
Г. Эдвардс [7] и др. выделили эффективные меры, которые в перспективе приведут к уменьшению уровня проблем, связанных с потреблением алкогольной продукции: обеспечат эффект в краткосрочной перспективе (налогообложение; контроль физического доступа; меры против вождения в пьяном виде; первичная помощь и лечение); обеспечат эффект в отдаленной перспективе (просвещение общественности; ограничение рекламы; программы действий на местном уровне).
К. Данишевский эффективными мерами по контролю табакокурения считает [83, С.352]: налогообложение; борьба с контрафактом / контрабандой; ограничение доступности по возрасту, месту, времени; ограничение возможностей употребления (в общественных местах); полный запрет рекламы, особенно косвенной; денормализация курения; озлобление лояльных клиентов против индустрии, рассекречивание и объяснение маркетинговых ходов и иных циничных действий; судебное преследование табачных компаний. Мерами, которые имеют ограниченную эффективность влияния на табакокурение, являются: объяснение вреда населению; лечение уже зависимых от никотина; частичные запреты рекламы; демонстрация поврежденных органов с целью устрашения.
По выводам НАА «Magram Market Research» в 2017 г. аргументами в пользу сокращения количества выкуриваемых сигарет или отказа от них являются запрет на курение в общественных местах (40% опрошенных) и повышение акцизов, которое привело к увеличению цены на табачные изделия (33%) [503]. 83% респондентов сказали, что на интенсивность их курения и решение бросить эту привычку никак не повлияло ограничение на показ сцен с сигаретами в кинофильмах. 78% отметили, что ничего не изменила продажа сигарет в закрытых витринах.
Эффективные меры сокращения бремени проблем, связанных с потреблением алкогольной продукции и табачных изделий, схожи и актуальны при государственном регулировании потребления и других аддиктивных товаров. В аспекте сценариев (A, B, C, D) рассмотрим реализацию наиболее эффективных комплексных мер, применяемых в международной практике государственной политики по сокращению бремени проблем, связанных с потреблением аддиктивных товаров, и адекватному использованию потенциала отраслей: сокращение теневой экономической деятельности и реализации продукции домашней выработки, суррогатов; регулирование экономической и физической доступности; ограничение рекламы, спонсорства, стимулирования продаж; воздействие на изменение поведения потребителей в условиях, связанных с повышенным риском; профилактика, диагностика, лечение, реабилитация.
В таблице 19 представлен анализ основных факторов низкой эффективности мер государственного регулирования спроса и предложения на основных разрешенных отечественных рынках аддиктивных товаров. Из таблицы следует, что ни одна из традиционно эффективных в международной практике мер минимизации негативных экстерналий и адекватного использования экономического потенциала отраслей в полной мере не работает в России, поскольку они применяются в условиях существования значительного неформального и теневого предложения, коррупции в органах власти, лоббирования, административных барьеров, низкого уровня административной и предпринимательской этики. На рынках аддиктивных товаров эффективность реализации любой потенциально успешной меры и системы мер по сокращению бремени проблем, связанных с их потреблением, не будет достигнута, либо будет значительно снижена, пока будет оставаться на столь высоком уровне теневая деятельность. Поэтому первоочередной задачей в рамках инерционного, модернизационного, госмонопольного и прогибиционистского сценариев является реализация комплекса общих и частных мер, направленных на сокращение теневой экономической деятельности, реализации продукции домашней выработки, суррогатов.