Содержание к диссертации
Введение
ГЛАВА 1. Основные направления исследований по тематике территориальной идентичности 10
1.1. Переход от теорий идентичности к территориальной идентичности населения 10
1.2. Междисциплинарный опыт изучения территориальной идентичности населения 15
1.2.1. Территориальная идентичность в политологии и политической географии 16
1.2.2. Территориальная идентичность в контексте социологических и социально-психологических знаний 23
1.2.3. Территориальная идентичность в общественной географии 30
1.3. Территориальная общность людей как объект исследования территориальной идентичности населения 36
1.3.1. Разнобой терминов в концепции территориальной общности людей 39
1.3.2. Вклад понятия «коммьюнити» в становление концепции территориальной общности людей 41
1.3.3. Основные подходы к выделению территориальных общностей людей.. 43
ГЛАВА 2. Теоретико-методологические принципы исследования 47
2.1. Территориальная идентичность населения как аналитическая категория 47
2.2. Ключевые вопросы изучения территориальной идентичности населения
2.2.1. Территориальная идентичность как фактор районообразования 55
2.2.2. Пространственная модель дихотомии «свой-чужой» 61
2.2.3. Экономика (влияние территориальной идентичности на социально-экономическое развитие территорий) и политика (конструирование) территориальной идентичности 64
2.3. Методы исследования и выбор исследовательских случаев 70
ГЛАВА 3. Опыт исследования территориальной идентичности в ключевых точках центральной России 79
3.1. Активная форма территориальной идентичности населения в низовых протестных движениях 79
3.1.1. Антиникелевое движение в Прихоперье 72
3.1.2. Движение «За Раменский парк» (г. Москва) 89
3.1.3. Движение по ул. Мостовая (г. Орел) 92
3.2. Пассивная форма территориальной идентичности населения 98
3.2.1. Опыт исследования городской территории (район Карачарово, г. Москва) 98
3.2.2. Опыт исследования в сельской местности (сельское сообщество в Орловской области) 102
3.3. Официальная и обыденная формы территориальной идентичности населения 109
3.3.1. Результаты изучения вернакулярных районов методом массового социологического опроса (г. Орел) 109
3.3.2. Результаты изучения вернакулярных районов методом глубинных интервью (г. Кимры) 114
3.3.3. Результаты изучения вернакулярных районов методом контент-анализг местной прессы (г. Орел и г. Белгород) 119
Заключение 129
Список литературы
- Территориальная идентичность в политологии и политической географии
- Территориальная идентичность как фактор районообразования
- Движение «За Раменский парк» (г. Москва)
- Результаты изучения вернакулярных районов методом массового социологического опроса (г. Орел)
Введение к работе
Актуальность диссертационного исследования. Изучение процессов территориальной организации общества требуют учета разнообразных факторов, среди которых на стадии постиндустриального развития значительную роль приобретают социокультурные факторы. В результате этого в географических исследованиях акцентируется внимание на изучении многих явлений, долгое время находившихся в тени социально-экономической географии, в том числе и феномена территориального (регионального) самосознания населения. Социальная география и география населения наряду с другими социально-гуманитарными науками вносит свой вклад в изучение такого компонента самосознания населения как территориальная самоидентификация и идентичность.
Актуальность исследования определяется тем, что географическая наука еще не в полной мере реализовала прикладной потенциал изучения территориальной идентичности населения. Территориальная идентичность может выступать ресурсом социокультурного и социально-экономического развития территории. В частности, она связана с маркетингом и брендингом территории, с местным предпринимательством, со становлением гражданского общества и местного самоуправления. Сформированные на основе территориальной идентичности общественные движения местного населения являются фактором развития их территории проживания, причем как положительного, так и отрицательного характера, а народные неофициальные (вернакулярные) районы воздействуют на функционирование рынка городской недвижимости. Вследствие этого наибольший интерес вызывают исследования проявлений территориальной идентичности населения на локальном уровне, уровне непосредственного межличностного и группового взаимодействия, где может наблюдаться географически детерминированная сеть социальных контактов.
Объект исследования - территориальные общности людей локального уровня (локальные сообщества).
Предмет исследования - территориальная самоидентификация и идентичность населения.
Цель диссертационного исследования - представить территориальную идентичность в качестве аналитической категории и выявить географические особенности ее локального проявления.
Для достижения поставленной цели необходимо решить следующие задачи:
1) проанализировать применимость теорий идентичности для изучения территори-
альной идентичности и систематизировать междисциплинарный опыт исследования этого явления;
-
обобщить теоретические знания, сформировав специальный понятийный аппарат концептов территориальной идентичности населения;
-
изучить явление территориальной идентичности как с позиций самоидентификации человека с территорией (и/или территориальной общностью), так и в виде движущей силы общественных процессов;
-
апробировать разработанное понимание территориальной идентичности населения в эмпирических исследованиях.
Поскольку полевые (экспедиционные) исследования проводились на микрогеографическом уровне, то охватить территорию всей Центральной России было труднодостижимой задачей. Произведен выбор исследовательских случаев, в результате территориальными полигонами выступили: ряд городских районов Москвы, город Воронеж, два крупных города Орел и Белгород, два средних города Борисоглебск Воронежской области и Балашов Саратовской области, малые города Кимры Тверской области, Новохоперск и Поворино Воронежской области, Урюпинск Волгоградской области, а также сельская местность Орловской (Знаменский и Орловский районы), Воронежской (Новохоперский и Поворинский районы) и Волгоградской (Урюпинский район) областей.
Теоретическая и методологическая база исследования основывается на трудах отечественных и зарубежных ученых по тематике территориальной идентичности населения, среди которых работы географов: О.И. Вендиной, А.А. Гриценко, Д.Н. Замятина, Н.Ю. Замятиной, В.Н. Калупкова, В.А. Колосова, М.П. Крылова, А.Г. Манакова, С.Г. Павлюка, Н.В. Петрова, К.А. Пузанова, М.В. Рагулиной, Л.В. Смирнягина, В.Н. Стрелецкого, А.А. Ткаченко, Р.Ф. Туровского, У. Зеленского, Э. Рельфа, И-Фу Туа-на, Г. Харда, Р. Хейл и др.; социологов (в том числе социальных психологов и социальных философов, а также культурологов): Е.Е. Горяченко, Л.Н. Гудкова, Д.С. Докучаева, Ю.Л. Качанова, Г.С. Корепанова, Д.С. Котельникова, Е.Н. Мастеницы, Н.Л. Мосиенко, И.С. Самошкиной, Н.Е. Тихоновой, Н.А. Шматко, В.А. Ядова, К. Твиггер-Росс, Д. Уззелла и др.; политологов: В.Я. Гельмана, А.А. Гончарика, М.В. Назукиной, В.И. Пантина, И.Л. Прохоренко, И.С. Семененко, С. Роккана, Д. Урвина и др. Исследования разнообразных сторон идентичности человека, чувства общности содержатся в ра-
ботах: Б. Андерсона, Э. Гидденса, М. Кастельса, Ч. Кули, Дж. Мида, Ф. Тенниса, 3. Фрейда, С. Хантингтона, Я. Щепаньского, Э. Эриксона и др.
В работе использовались историко-географический, сравнительно-географический и картографический методы исследования, а также количественные и качественные социологические методы (массовый опрос населения, контент-анализ средств массовой информации, включенное и невключенное наблюдения, этнографические записки, неструктурированные и полуструктурированные интервью).
Информационной базой исследования послужили полевые исследования автора в период 2009-2014 гг. На протяжении этого времени собрано более 100 глубинных (индивидуальных и групповых) интервью с местными краеведами, активистами низовых социальных движений и представителями районных, городских и сельских администраций, проведен ряд социологических опросов и наблюдений за митингами и другими акциями низовых социальных движений, обработаны архивы местных средств массовой информации (региональных отделений рекламно-информационной газеты «Моя реклама» и районных общественно-политических газет). Информационную базу дополнили: данные похо-зяйственного учета сельских администраций Орловской области, статистические материалы Всероссийской переписи населения 2010 г., данные OpenStreetMap и дистанционного зондирования Земли, научные публикации зарубежных и российских авторов по тематике территориальной идентичности, краеведческие материалы, а также аналитические материалы Всероссийского центра изучения общественного мнения.
Научная новизна работы заключается в формировании понятийного аппарата категории «территориальная идентичность», упрощающего необходимое междисциплинарное взаимодействие при изучении этого сложного явления. Внесены предложения по развитию новых направлений: экономики и политики (конструирования) территориальной идентичности, которые могут способствовать пониманию механизмов функционирования общественных институтов. Впервые в географической науке проведено исследование низовых протестных движений, доказывающее способность территориальной идентичности выступать платформой для активных гражданских действий. Создана методика выявления вернакулярных районов на основе контент-анализа частных объявлений в сфере городской недвижимости. Предложен способ картографирования вернакулярных районов, позволяющий представить обыденное районирование как вариант географического районирования территории.
Практическая значимость. Полученные результаты могут найти применение в устойчивом развитии локальных сообществ, в совершенствовании системы местного самоуправления (в повышении ее эффективности), в оптимизации взаимодействия с местным населением при принятии управленческих и экономических решений (ориентация на выраженность территориальной идентичности и возможное прогнозирование этих результатов), а также в маркетинге и брендинге территорий.
Апробация работы и публикации. Основные положения исследования докладывались и обсуждались: на занятиях X, XI и XII международных научных школ-семинаров молодых ученых «Теория и практика географической конфликтологии» (г. Орел, 2009; г. Санкт-Петербург, 2010; г. Киев, 2011); на X международной межуниверситетской школе-семинаре молодых ученых «Методология и методика региональных исследований: из прошлого в будущее» (г. Смоленск, 2010); в рамках научно-практической конференции «Общие географические закономерности Земли: взгляд молодого ученого» на VIII БГФ (г. Санкт-Петербург, 2011); а также на XX международной конференции студентов, аспирантов и молодых ученых «Ломоносов» в секции «Социология коммуникативных систем» (г. Москва, 2013); на XII международной научно-практической конференции молодых ученых «Векторы развития современной России. Междисциплинарные научные интервенции» (г. Москва, 2013); на научном семинаре кафедры экономической и социальной географии России, семинаре комиссии социальной географии, географии населения и поселений Московского Центра (МГО) Русского географического общества «Постсоветский город» (г. Москва, 2013); на Всероссийской конференции с международным участием «Разнообразие как фактор и условие территориального развития» (г. Саранск, 2013); при работе XIII международной научно-практической конференции молодых ученых «Векторы развития современной России: от формирования ценностей к изобретению традиций» (г. Москва, 2014); в ходе V международной научной конференции сообщества профессиональных социологов «Социальная география, сопиобиология и социальные науки: моделирование и прогностика процессов развития регионов Ближнего Севера России» (Костромская обл., Мантуровский район, дер. Медведево, 2014).
Основные положения диссертации отражены опубликовано 10 статей и тезисов, в том числе в три статьи в журналах, включенных в перечень рецензируемых российских научных журналов для опубликования результатов диссертаций.
Структура диссертации состоит из введения, трех глав, заключения, списка литературы и приложений. Основная часть работы изложена на 147 с. и содержит 26 рисунков и 10 таблиц. Список используемых источников включает 259 наименований.
Территориальная идентичность в политологии и политической географии
«В научной и политической публицистике появилось слово, ставшее в последние годы необычайно частотным. Слово это - "идентичность"» (Малахов, 1998, с. 43). Научное осмысление термина «идентичность» стало актуальным с наступлением информационной сферы , когда общественно-культурная заинтересованность в ее изучении проявилась в полной мере. Исследователи различных социокультурных феноменов зачастую оперировали этим понятием, не осознавая в полной мере его теоретической наполненности. В результате чего оно стало вытеснять из научного лексикона такие понятия, как «самосознание», «менталитет», «самоопределение» и даже «культура», «цивилизация» и «нация». В итоге появились даже призывы отказаться от него в силу научной неоднозначности, множественности коннотаций, и иногда универсальности (Брубейкер, Купер, 2002). Ответом на это выступает мысль П. Бергера и Т. Лукмана о том, что «идентичность остается непонятной, пока она не имеет места в мире» (Бергер, Лукман, 1995, с. 280). Таким образом, и предметом исследования является не территориальная идентичность, как явление само по себе, а ее проекция на социально-экономические процессы, происходящие в обществе.
В силу сложности и неопределенности понятия «идентичность» проведен анализ его использования в работах, посвященных разносторонним аспектам идентичности человека и группы, а также их потенциальной применимости для территориальной идентичности населения (приложение № 1). Анализ показал, что понятие идентичность пришло в научную литературу из психоанализа (психологии). Однако понимание территориальной идентичности населения исходя из выбранного объекта диссертационного исследования должно восходить к концепциям в рамках социальных наук, представители которых также указывали на важность учета пространственных компонентов даже при рассмотрении собственно идентичности («локальности», «пространственно-временных концептов», «географического положения»). Территориальная идентичность в рамках эмпирических исследований будет рассматриваться как вариант коллективной (групповой) идентичности, т.е. как идентичность между членами территориальной общности людей.
Также обратим внимание на различие понятий идентичность/идентификация (самоидентификация). Идентификация - это процесс объединения себя с другим индивидом или группой на основании установившейся эмоциональной связи или включение в свой внутренний мир и принятие как собственных норм, ценностей, образов других людей (Базаров, Кузьмина, 2005). В социальной психологии идентификация - это и «чувство взаимной общности» (Шибутани, 1998, с. 37), что особенно важно, при рассмотрении территориальной идентичности через призму территориальной общности людей. Итак, идентификация - это всегда процесс, длительное действие, иногда даже часто изменяющийся процесс, в то время как идентичность представляет результат этого процесса.
В концепциях идентичности существуют два различных подхода к пониманию ее природы и становления; без акцентирования внимания на них географическое изучение территориальной идентичности теряет целый пласт наработанных ранее теоретических идей. Суть первого примордиалистского (сильного) подхода заключается в рассмотрении идентичности как базисной неизменяемой характеристики личности. Сильный подход концентрируется на роли исторического опыта человека (в случае географических исследований на укорененности индивида с территорией и/или территориальной общностью людей и влиянии продолжительности проживания на одном месте) в закреплении идентичности. Он основывается на теоретических представлениях об идентичности личности Э. Фромма, Э. Эриксона, К. Хорни, Р. Баумайстера. Второй подход - инстру-менталистский (слабый) - рассматривает идентичность как ситуативную и выбираемую (Дж. Мид, Э. Гофман и др.). Характерными особенностями последнего подхода становятся изменчивость, ситуативность идентичности индивида или группы.
Важным с понятийно-терминологической точки зрения является исследование возможных проекций «негативной идентичности» на территориальную идентичность. Исходя из этого выделим четыре подхода к пониманию термина негативная территориальная идентичность. Первый связан с утратой территориальной идентичности, то есть с ситуацией, когда индивид перестает ощущать близость, сопричастность к той или иной территории/территориальной общности (например, выражающаяся в скорой смене территориальной самоидентификации у человека при переезде из сельской местности в город). Второй подход основан на представлениях Э. Эриксона относительно разграничения «позитивной» и «негативной» идентичности. При попытке формирования позитивной идентичности при помощи идеальных ценностей всегда существуют и отрицательные (негативные) ее прототипы. Негативная идентичность находится в постоянном кон фликте с позитивной идентичностью и зачастую проигрывает ей (Лейбин, 2010). Подобным примером негативной территориальной идентичности могут служить отрицательные отношения, эмоции к своей территориальной принадлежности, т.е. «не любовь к родному краю». Третья интерпретация негативной территориальной идентичности встречается в исследованиях приграничного пространства, в случае, когда географические границы жестко выражены в культурной жизни территориальной общности и выполняют барьерную функцию. Последний подход основан на «внешнем воздействии», или проблеме, которая приводит к появлению новых вариантов самоопределения личности и общности или усиливает степень выраженности уже имеющейся («дремавшей») территориальной идентичности. В этом ключе феномен негативной идентичности подробно описан следующим образом: «укрепление самосознания личности и общества на отрицательном основании противодействия чему-либо, когда идентичность формируется не благодаря любви к чему-то своему, а вопреки, на основании ненависти к чему-то неизвестному, чужому» (Сургуладзе, 2010, с. 32). Л.Д. Гудков также объяснял подобные обстоятельства в обществе: «чувство "близости", коллективной общности возникает в результате массовых реакций на ситуации общего напряжения, фрустрации, раздражения, страхов и близких к ним чувств, сплачивающих людей» (Гудков, 2000, с. 35). К исследованию негативной идентичности в трактовке последнего подхода прибегали многие ученные. Классическим примером является описание подъема американской национальной идентичности после событий 11.09.2001 г. С. Хантингтон исследовал проявление этого феномена на примере вывешивания флагов страны на домах, в автомобилях, на фонарных столбах и т.п. (Хантингтон, 2004, с. 22). Аналогичным образом рядом российских социологов объясняется возрастание московской идентичности после террористических актов в столице. В рамках эмпирических исследований в работе рассмотрен последний подход к формированию локальной территориальной идентичности.
Территориальная идентичность как фактор районообразования
Территориальная идентичность в отечественной географической науке имеет уже более чем двадцатилетнюю традицию. Однако остаются по-прежнему не разработанными многие стороны этого явления. В рамках раздела остановимся на рассмотрении некоторых теоретических аспектов, в частности: на проблемной области районирования территории исходя из территориальной идентичности населения, на актуализации дихотомии «свой-чужой» для географических исследований, а также обратим внимание на формирование научного дискурса по вопросу экономики и политики территориальной идентичности. 2.2.7. Территориальная идентичность как фактор районообразования Вопрос районирования территории на основании территориальной идентичности населения в географических исследованиях является актуальным, но вместе с тем и проблема встроенности такого вида районирования в существующие научные школы и парадигмы географического районирования остается открытой. Обращаясь к уже сложившимся представлениям по этой проблеме, сформируем круг вопросов в сфере возможного практического применения этого специального вида районирования территории.
Л.В. Смирнягин при описании этапов развития отечественного районирования отмечает, что все более очевиден переход от природного, аграрного и экономического районирования к районированию общества, где главным фактором является «человек» сам по себе. Именуя эту стадию развития теории районирования «гуманизацией районирования», автор разъясняет, что самоидентификация человека (территориальная идентичность) выступает главным районообразующим фактором (Смирнягин Районирование в общественной..., 2005, с. 78). Схожие представления встречаются и у А.Г. Манакова (Манаков, 1995, с. 20), который указывает на важность учета в общественном районировании фактора «искаженного» представления о географическом пространстве, объективно существующего у проживающих в нем людей.
М.П. Крылов при изучении региональной (территориальной) идентичности выделяет три варианта районирования (культурного) территории: - районирование причин (детерминант) региональной идентичности (например, градиент традиционности, «пассионарности», силы темперамента населения «Север-Юг»); - выделение исследователем историко-культурных регионов на основании собственных научных изысканий, но и принимая во внимание информацию, полученную от респондентов; - изучение «обыденных областей», бытующих в сознании местного населения. По мнению М.П. Крылова, последний вариант районирования несколько специфичен в силу его вероятностного и плюралистического характера, поскольку у каждого индивида представление о неформальных районах собственное и сложно сопоставимое с представлениями другого человека (Крылов, 2004, с. 171-174). Но несмотря на эти трудности, именно третий вариант районирования территории представляется наиболее перспективным и именно в нем реализуется концепт «обыденная территориальная идентичность». Поскольку обыденное районирование является системой территориального членения, то оно должно обладать собственным «районом» (таксономической единицей). Фактически можно говорить, что такая единица является специфическим проявлением «района». В этой связи В.Е. Шувалов указывает, что для гуманитарной географии понятие «район» является субъективной категорией, носящей идеографический характер и обладающей «чертами уникальности, обусловленными индивидуальным характером восприятия пространства отдельными индивидами и малыми социальными группами» (Шувалов, 2013, с. 200). Анализ научной литературы выявил использование разными авторами трех категорий «районов», интерпретируемых как единицы обыденного районирования: «регион», «вернакулярный (обыденный, неформальный) район» и «место». В то же время они могут выступать как базовыми географическими понятиями, так и общенаучными философско-категориальными. Для этого различения используем географическую матрицу пространственности19 Г.Д. Костинского (рис. 7).
Г.Д. Костинский использует модель тетрады пространственных понятий, в которой на полюсах осей установлены границы в физическом пространстве (т.е. «ось деятельности по различению вещей, тел и материальной ткани мира») находятся понятия «территория» и «район», как онтологические категории. На полюсах оси с названием порождение смыслов (т.е. «ось деятельности по осознанию, идентификации смыслов, возникающей над
19 Под пространственностью понимается особый тип упорядоченности мира (Костинский, 1992; 1997). материальной особенностью бытия») располагаются понятия «пространство» и «место». В таком же двузначном положении могут пребывать и понятия «вернакулярный район» и «место», одновременно относящиеся к физическому географическому пространству и пространству географических смыслов и образов.
В понимании Л.В. Смирнягина, вернакулярный район - это «тип географического района», существующий в обыденном сознании населения. Автор отмечает, что только в исключительных случаях вернакулярный район может совпадать с административными районами, поскольку он формируется в результате общей культурной истории общества. Вернакулярные районы могут сложиться на различных иерархических уровнях: от страны до городского квартала (Смирнягин Вернакулярный район, 2013, с. 35-36).
Изучение вернакулярных районов (именуются также «обыденными», «образными», «народными», «перцепционными», «фольклорными», «неформальными», «ментальными», «местными», «будничными»; многим из них было отказано в употреблении, поскольку они не отражали общепризнанный характер этого образования в массовом сознании населения) в отечественной географии связано с зарубежными практиками их исследования (приложение № 5). Впервые переход был применен в исследованиях С.Г. Пав люка (Пав люк, 2006; 2007), где предпринят существенный пересмотр смыслового содержания этого термина. В последующем при разработке этого направления были проведены исследования К.А. Пузанова и Л.В. Смирнягина, Н.Ю. Замятиной. Изучением вернакулярных (обыденных, неформальных) районов в отечественной науке также занимались: М.В. Рагулина, О.А. Лавренова, М.П. Крылов, А.А. Гриценко, Д.Н. Замятин, Р.Ф. Туровский, В.Н. Калуцков, А.А. Высоковский, О.И. Вендина, Н.Л. Мосиенко, И.С. Самошкина, С.Г. Казаков, С.А. Фрейдлин и другие. Это свидетельствует о вхождении понятия в науку как устоявшегося в связи с его распространенным использованием в работах этой тематики.
В настоящее время можно выделить три направления изучения вернакулярного (обыденного) районирования в отечественной географии. Первое направление - это работы Л.В. Смирнягина, С.Г. Павлюка, К.А. Пузанова (МГУ). Другое направление пред «Вернакулярные районы ощущаются и осознаются прежде всего их непосредственными обитателями. Они существуют как часть народной культуры и отражают ментальные карты восприятия территориальной реальности обычных людей» (Dictionary of Human..., 1987).
Движение «За Раменский парк» (г. Москва)
Местное население ощущает социальную дистанцию среди жителей населенного пункта, однако затрудняются пояснить, с какой именно категорией людей. Были предложены варианты ответов: «местные руководители (руководство сельского поселения, школ и др.)», «хозяйственные руководители (руководители совхоза и др.)», «местные фермеры», «местная интеллектуальная элита», «ни с кем». Обозначить однозначного мнение селян о разделении на «бедных» и «богатых» жителей сложно, поскольку имелись различные оценки толкования этого вопроса, начиная от осмысления философских категорий «бедный» и «богатый», заканчивая фразой одного из информантов: «Мы все здесь бедные» (Интервью № 6).
Осведомленность об общественной жизни местным населением оценивается высоко, поскольку все опрошенные высказывались о том, что хорошо информированы о местной жизни села. Люди пенсионного возраста говорили о том, что знают все, что происходит в деревни. Однако на открытый вопрос: «Назовите последнее важное, на Ваш взгляд, событие, произошедшее в населенном пункте», практически все затруднились с ответом. Лишь один информант отметил салют на праздновании Дня Победы, который состоялся в районном центре. Основным источником информации о сельской жизни выступают беседы с селянами. Местные средства массовой информации (районная газета «Земля родная») воспринимаются как малоинформативные. Самооценка степени информированности о деятельности органов местного самоуправления (именно администрации сельского поселения) воспринимается очень низко. Готовность населения к участию в решении местных проблем самими информантами оценивается высоко: практически все респонденты, за исключением одного, хотели бы принять участие в решении проблем села, но не знают, что делать . Однако, на наш взгляд, приступить к конкретным действиям мало кто из них будет готов, поскольку на открытый вопрос о проблемах местного значения, которые местное население может решить самостоятельно, все селяне затруднились с ответом. И только один информант отметил: уборку при-дворовой территории («убрать снег около дома», Интервью № 11). Помимо этого, местное население считает, что управление этим населенным пунктом является делом именно районной администрации, а не их самих или как минимум администрации сельского поселения. При этом местное население не удовлетворено условиями жизни в своем населенном пункте, но отмечает в большинстве своем, что привыкло жить именно так. Индикативным вопросом выступил: «Хотели бы Вы, чтобы Ваши дети остались жить здесь?». Однозначные отрицательные ответы свидетельствуют в том числе и об отношении к существующим условиям жизни.
Для определения потенциальной миграции членов территориальной общности предлагалось рассмотреть гипотетический случай о возможности смены местожительства при условии выбора места предпочтительного проживания. Респонденты в возрасте старше 40 лет, которые прожила в этом селе с рождения, отказалась от возможного переезда, а молодежь без затруднения готова сменить место жительства («Хоть куда-нибудь, только не здесь жить» Интервью № 4).
Во многом общую территориальную самоидентификацию членов местного сообщества, выступающую важным фактором сплочения населения, необходимо рассматривать сопряжено с изучением миграционной активности. Обозначенная проблема стоит наиболее остро в сельской местности Центральной России, население которой сокращается не только за счет отрицательного значения коэффициента естественного прироста, но и за счет проявления различных вариантов миграций в город: миграция молодежи на учебу, постоянная трудовая миграция, а также отходничество. Существующая мобильность населения нами оценивается как высокая, наиболее интенсивно посещаемые территории -это районный и областной центры. Из соседних районов Орловской области выделяется Хотынецкий, где размещаются некоторые административно значимые функции, например, Хотынецкий районный суд Орловской области, который обслуживает население Знаменского района. Во многом ситуация высокой мобильности связана с выгодным транспортно-географическим положением села, а именно на автомобильной дороге
Проведенное исследование для конкретного населенного пункта позволяет сделать ряд выводов. В современных условия сельское сообщество перестало существовать как «община» и «соседство», поскольку главная роль принадлежит именно кровнородственным отношениям. В структуре территориальной самоидентификации преобладает локальный уровень (для данного случая уровень муниципального Знаменского района и самого села), далее следует страновой уровень, а региональный уровень (самоидентификации с Орловской областью) не был установлен. Местным населением их образ жизни не воспринимается как нормальный, но считается характерным для всего сельского населения страны. В случае, если условия жизнедеятельности селян перестанут их окончательно удовлетворять, проявить неформальную местную самоорганизацию для их изменения члены общности не смогут, поскольку в половозрастной структуре преобладает население старше трудоспособного возраста. Единственный возможный вариант - это делегирование своих полномочий активным членам, представителям местной интеллектуальной элиты, некоторые из которых представляют «пассионарные» личности (зачастую к ним прислушиваются больше, чем к работникам сельской администрации).
Социологический опрос населения в г. Орле состоял из двух этапов. Первый этап (2009 г.) определял эффект престижности городской среды, в процессе которого и было установлено неформальное членение города на вернакулярные районы . Второй этап (2010 г.) проводился целенаправленно для выявления вернакулярных районов. На каждом этапе число районов постоянно увеличивалось, следствием чего являлась неоднократная корректировка границ районов. В итоге удалось составить общую картину представлений о внутренней структуре города.
На первом этапе опроса изучался эффект престижности городской среды: респондентам предлагалось оценить район своего проживания в следующих составляющих по 5-балльной шкале: транспортная доступность, криминогенная обстановка, экологическая обстановка, обеспеченность учреждениями образования, обеспеченность учреждениями здравоохранения (рис. 17). В ходе этого этапа были обнаружены 22 вернакулярных района.
Результаты изучения вернакулярных районов методом массового социологического опроса (г. Орел)
Разработано несколько концепций идентичности в зависимости от научных дисциплин. Не касаясь логики, теологии, метафизики и физиологии, подробнее остановимся на рассмотрении психологии (в том числе психоанализа), социологии и социальной психологии, а также социальной философии. На начальном этапе попытаемся определить, какие из имеющихся концепций наиболее приемлемы с методологической точки зрения для изучения именно территориальной идентичности и самоидентификации населения.
Первыми работами по проблематике идентичности, точнее, идентичности личности, являются труды по психологии и психоанализу У. Джеймса и 3. Фрейда, при этом само понятие идентичности ими еще не использовалось. Эти работы посвящены изучению субъективных и бессознательных чувств соотнесения личности и «Я» и затрагивают качества человека, не зависящие от его окружения, поэтому подобные исследования углубленно не подвергаются анализу. Э. Эриксон при изучении человеческого «Я» уделял внимание идентичности как сложному образованию, которое в своей организации имеет три порядка: соматический - стремление сохранить организмом свою целостность и остаться неизменяемой данностью, личностный - игнорирующий внешний и внутренний опыты сознания и поведения (ощущение человеком своей неповторимости) и социальный порядок, отражающий внутреннюю сопричастность к социальным, групповым стандартам и традициям. По Э. Эриксону, идентичность - это субъективное ощущение тождества и целостности самому себе, то есть «вещь в себе». При этом выделением социального порядка в структуре личности он создает предпосылки для дальнейшего развития концепции социальной идентичности.
Соответственно, дальнейшее развитие концепция идентичности получила в трудах социологических школ символического интеракционизма (Ч. Кули, Дж. Мид, И. Гофф-ман, Л. Краппнам, Г. Горфинкель), социальных представлений (С. Московичи, М. Зава-лони), а также когнитивной психологии (X. Тэджфел, Дж. Тернер, Г. Брейкуэлл). Представителями символического интеракционизма общество понималось через совокупность отдельных личностей и их взаимодействия (Савоскул, 2012, с. 85). Отсюда иная трактовка идентичности человека, поскольку она формируется в процессе социальных интеракций. Первопроходцем этого концепта был Ч. Кули, разработавший теорию «зеркального Я» - «the looking-glass Self» (Cooley, 1922). Он полагал, что личность - это совокупность психических реакций человека на мнения о нем окружающих людей, которые постоянно меняются в результате встречи нового человека или в новой жизненной ситуации (Кон, 1967). Его идеи в дальнейшем развил Дж. Мид, создавший синтетиче-скую модель «самости» («Self»), состоящей из «I» и «Me». Первая часть выражается «внутренним Я», вторая - это внешнее «социальное Я», выступающее совокупной установкой «Других» (т.е. организованного сообщества или социальной группы) (Mead, 1934). Представления Дж. Мида легли в основу изучения влияния межиндивидуальных коммуникаций на идентичность личности в микросоциологии. Так, Э. Гоффман акцентирует внимание на трех типах идентичности: социальной, личной и Я-идентичности. Социальную идентичность он понимал как типизацию личности другими людьми на ос нове атрибутов социальной группы, к которой индивид принадлежит (Goffman, 1959). Э. Гоффман также развивает идеи об окружении («Umwelt») как о меняющемся мире привычных, «нормальных» ситуаций, в котором индивид чувствует себя как «дома». Окружающий мир - основа выработки ощущений онтологической безопасности и доверия, без которых невозможна идентичность (Заковоротная М.В., 1999). Подобное рассуждение применимо и для территориальной идентичности, где детерминантой идентификации выступает освоенное пространство человеком и его чувства комфорта и безопасности в этом пространстве. Кроме этого, Э. Гоффман и Г. Горфинкель употребляют понятие «локальность», подразумевая под этим физическое пространство, включенное в сеть социальных взаимодействий. «Локальность» в их понимании имеет определенные географические границы и помогает сконцентрировать взаимодействие в определенном месте (Giddens, 1991).
Итак, кратко проследив изменение интерпретации понятия «идентичность» от психоанализа до социологии можно сделать выводы, что изучение идентичности в рамках психоанализа сосредоточено на рассмотрении тождественности личности самой себе, в то время как последнее направление акцентирует внимание на тождественности личности окружающему миру: во-первых, с социальной группой (как возможный пример -территориальная общность людей) или с отдельным человеком, во-вторых, тождественности с окружением, которым, в том числе, может выступать и географическое пространство.
Основателями концепции социальной идентичности как самостоятельного направления были представители когнитивной психологии Г. Тэджфел, Дж. Тернер, Г. Брейку-элл и др. «Я-концепция» личности по Дж. Тернеру состоит из двух основных подсистем: личностная идентичность (физическая, интеллектуальная) и групповая идентичность (социальная, этническая, профессиональная и др.). В работах других авторов идентичность понималась как когнитивная система, выполняющая роль регуляции поведения с одной из своих подсистем. Такая подсистема именуется социальной и включает принадлежность к расе, полу, национальности (Антонова, 1996). По нашему мнению, одной из составляющих последней подсистемы может быть рассмотрена и территориальная идентичность. Дж. Тернер считал, что развитие социальной идентичности происходит посредством социального сравнения. В таком же ключе к проблеме определения социальной идентичности подходили и последователи школы социальных представлений (С. Московичи, М. Завалони), указывавшие на важность репрезентации людей в публичной сфере (Фадеева, 2011, с. 35). Таким образом, теоретические заделы этой школы применимы и для географических исследований территориальных общностей людей.
Обратим внимание на различие понятий идентичности и идентификации (и/или самоидентификации). Идентификация - это всегда процесс, длительность действия, иногда даже часто изменяющийся процесс, в то время как идентичность представляет собой конечный продукт самоидентификации человека. В исследованиях Н.А. Шматко и Ю.Л. Качанова установлено, что территориальная идентичность формируется как результат двух процессов: объединения и различия (Шматко, Качанов, 1998, с. 94).
В теоретическом плане для дальнейших исследований важным считается и разделение понятий «индивидуальная» и «коллективная» идентичности (и как следствие, отделение индивидуальной территориальной идентичности от коллективной территориальной идентичности). Индивидуальная (личностная, персональная) идентичность в общественных и гуманитарных науках рассматривается сугубо в свете проблемы тождества личности самой себе и совместно с понятиями «личность», «самосознание», «ментальность». Индивидуальная идентичность - «система отношений индивида с различными аспектами его внутреннего мира и значимыми для него аспектами окружающего мира» (Труфанова, 2011, с. 36). Среди прочих (возможно, равных) аспектов окружающего мира выделим и территорию (территорию проживания, место рождения). Именно индивидуальная идентичность личности состоит из множества самоидентификаций, где наряду с биологической самоидентификацией («Я - человек») сосуществует национально-государственная («Я - гражданин страны) и другие. В структуре индивидуальной идентичности психологи М. Кун и Т. Маркпартленд выделяют четыре категории «Я -самоидентификация», среди которых присутствует и «социальное Я»: место в группе, социальная роль (Кун, Маркпартленд, 1984). Зачастую в работах некоторых исследователей встречается путаница этой составляющей личностной идентичности («social me») с коллективной идентичностью человека, но необходимо всегда принимать во внимание диалектическую взаимосвязь этих явлений.
Становление теории коллективной идентичности связано с уже упоминаемыми работами по психоанализу (3. Фрейд, Э. Эриксон), трудами школы символического инте-ракционизма (Ч. Кули, Дж. Мид, Ш. Страйкер) и социального конструктивизма (Б. Андерсон, П. Бергер, Т. Лукман, Н. Луман и др.). Однако в настоящее время подчеркивается неразработанность теории коллективной идентичности, поскольку она труднее всего поддается анализу. Среди работ дофрейдовского периода стоит выделить представление Ле Бона о коллективизме как общности индивидов, управляемых определенной логикой, направленной на сохранение данной общности как таковой (Заковоротная, 1999). 3. Фрейд и Э. Эриксон одними из первых предложили разделить групповую и индивидуальную идентичность. 3. Фрейд к факторам, определяющим групповую идентичность личности, относил исторические перспективы коллектива, материальные средства, коллективное восприятие времени, коллективный жизненный план и даже географические характеристики места, в котором живет группа (Freud, 1949). По Э. Эриксону, коллективная идентичность представлена «сверхидентичностью», т.е. идеалом, к которому должна стремиться личность. Компонентами коллективной идентичности, в понимании Э. Эриксона, выступают: «общее историческое прошлое, историческая память, пространственно-временные концепты, групповая совесть, мифология, религиозные доктрины, общепринятые ритуалы, биосоциальный опыт, система общезначимых моделей-образцов, преобладающие экономические модели, коллективные мнения, ощущения, предрассудки, семейные образцы, порочные и идеальные прототипы, отношение к чужим ценностям, а также географическое местоположение и ощущение жизненного пространства ("Lebensraum")» (Заковоротная, 1999). Таким образом, среди прочих компонентов коллективной идентичности уже на момент становление психоанализа выделяются и ее территориальные основания.