Геопространство в традиционной и современной культуре : российский контекст Соколова, Александра Александровна

Содержание к диссертации

Введение

Глава 1. Геопространство и культура в контексте информационно-географического исследования 22

1.1. Геопространство в научной географической картине мира 22

1.1.1. Геопространство в античной географии 23

1.1.2. Геопространство в географии Средневековья - Нового времени 24

1.1.3. Геопространство в географии Нового времени - модерна 28

1.2.1. Геопространство в географии постмодерна 38

1.2. Информация о геопространстве как компонент культуры 43

1.2.1. Понятия традиционной и современной культуры 45

1.2.2. Информация о геопространстве в системе культуры 51

1.3. Этапы становления и основные направления информационно географических исследований 56

1.3.1. Инвентаризационная стадия исследования географической информации 57

1.3.2. Аналитическая стадия исследования географической информации 60

1.3.3. Направления современных исследований: концепция информосферы и пространственно-временной анализ распределения информации 66

1.4 Информационно-географические исследования в системе географических наук 69

Глава .2. Методологические основы информационно-географического исследования 73

2.1. Источники и методы пространственно-временного анализа языковой информации 73

2.1.1. Источники языковой информации 75

2.1.2. Систематизация и количественный анализ языкового материала 79

2.2. Источники визуальной информации и методы работы с виртуальными глобусами и картами 94

2.3. Понятийный аппарат информационно-географического исследования 101

Глава 3. Опорные структуры геопространства в культурах традиционного и современного типа 104

3.1. Природный и транспортный каркас геопространства в народной географической терминологии 104

3.1.1. Оро- и гидросеть 105

3.1.2. Сухопутные коммуникации 115

3.1.3. Природная зональность и ее аналоги 123

3.1.4. Высотная поясность геосистем 140

3.2. Природный и транспортный каркас геопространства в современной культуре 149

3.3. Системы расселения и поселения в традиционной и современной культурах 160

3.3.1. Системы расселения в традиционной культуре 160

3.3.2. Морфология и структура поселения сельского поселения 172

3.3.3. Системы расселения в современной культуре 176

3.3.4. Морфология и структура городского поселения 177

Глава 4. Отрасли аграрно-промыслового сектора в народной географической терминологии и представлениях горожан 183

4.1. Терминология природных условий и ресурсов в народной географической терминологии 184

4.1.1. Погодные условия и агроклиматические ресурсы 184

4.1.2. Почвенные ресурсы 187

4.1.3. Ресурсы растительного покрова 197

4.1.4. Промысловая фауна 205

4.2. Сельское хозяйство в народной географической терминологии 217

4.2.1. Земледелие 218

4.2.2. Скотоводство 223

4.3. Охотничий и рыболовный промысел 231

4.4. Лесной промысел 236

4.5. Территориальная структура аграрно-промыслового землепользования в культурах традиционного типа 240

4.6. Сельское хозяйство и сельская местность в культурах современного типа 242

Глава 5. Горные промыслы и обрабатывающая промышленность в народной географической терминологии, речи горожан и микротопонимии 251

5.1. Горное дело и металлургия в системе традиционной культуры 252

5.1.1. Горнозаводская промышленность 253

5.1.2. Золотой промысел 261

5.1.3. Добыча неметаллических полезных ископаемых 267

5.2. Горные промыслы и добывающая промышленность в современной культуре .271

5.3. Обрабатывающая промышленность в традиционной и современной культуре 275

5.3.1. Крестьянская кустарная и мануфактурная промышленность 276

5.3.2. Обрабатывающая промышленность в городской культуре 285

Глава 6. География сферы услуг и рекреации в традиционной и современной культуре (по данным топонимии и микротопонимии, лексики разговорной речи и фотоизображениям) 291

6.1. Торговля и общественное питание 291

6.1.1. Торговля, общественное питание и транспорт в народной культуре 291

6.1.2. Торговля, общественное питание и транспорт в современной культуре 300

6.2. Рекреация и религиозно-обрядовая деятельность 304

6.2.1. Рекреация и религиозно-обрядовая деятельность в народной культуре 305

6.2.2. Рекреация и туризм в современной культуре 311

Глава 7. Геопространство - ойкумена в культурах традиционного и современного типа 323

7.1. Морфология геопространства - ойкумены в традиционной и современной культуре 323

7.1.1. Человек и антропоморфное геопространство в традиционной культуре 323

7.1.2. Человек и антропоморфное геопространство в современной культуре 327

7.1.3. Дом и одомашненное геопространство в традиционной и современной культуре 329

7.2. Структура ойкумены 338

7.2.1. Малая большая ойкумена в традиционной культуре 339

7.2.2. Малая большая ойкумена ойкумена современного горожанина 349

7.3. Границы ойкумены в традиционной и современной культуре 356

7.4. Геопространство-ойкумена в системе культурологических координат 364

7.4.1. Переменная масштабность и ориентация в пространстве 364

7.4.2. Внутренняя дифференциация 368

7.4.3. Ойкумена в развитии и динамике 372

7.5. Транскультурные понятия. Лингвотопы 375

Заключение 378

Список литературы 384

Приложения 419

• Геопространство в географии Средневековья - Нового времени
• Природная зональность и ее аналоги
• Охотничий и рыболовный промысел
• Транскультурные понятия. Лингвотопы

Введение к работе

Актуальность темы исследования. Современный этап развития географии отмечен включением в сферу исследования человека как субъекта восприятия географического пространства и культуры как хранилища географической информации, формирующейся в процессе познания и освоения геопространства, в ходе хозяйственной, обрядовой, рекреационной и иных видов деятельности.

В условиях превращения информации в движущую силу развития общества акцент на изучении пространства в культуре чрезвычайно важен. Развитие интернет и ГИС-технологий привело к появлению новых источников данных о восприятии, реальном и виртуальном (информационном) освоении земной поверхности, к которым относятся фотографии пользователей геосервисов, инкорпорированные в виртуальные глобусы и карты, и так называемые «народные карты». Большой объем информации о восприятии географических объектов субъектами, принадлежащими к различным территориальным общностям (языковым, социальным, культурным), содержат языковые источники материалы диалектной, топонимической и микротопонимической лексикографии, словари разговорной речи, введение которых в сферу социальной и культурной географии требует поиска новых географических приемов обработки и представления результатов.

Особую актуальность приобретает сопряженное изучение географических объектов, систем и структур и их языковых и визуальных воплощений, осуществляемое на базе комплексного географического подхода с учетом ландшафтной, природно-ресурсной и социально-экономической специфики территории. Такая постановка задачи исследования отвечает интегративным тенденциям в географии, способствует включению в сферу социальной и культурной географии предметов исследования других областей знания (диалектологии, топонимики, этнолингвистики, культурологии и др.) и, наряду с этим, предотвращает размывание границ между географией и науками гуманитарного блока.

Определение состава, структуры и объема географической информации, аккумулированной в культурах традиционного типа и современной повседневно-бытовой культуре, в так называемой «народной» географии, имеет теоретическое и прикладное значение. Исследования подобного рода составляют основу историко-географических построений, важны для дальнейшего развития социальной, культурной, рекреационной географии. Для России, где природопользование на протяжении столетий осуществлялось в рамках культур традиционного типа и ландшафтноориентированной этноэкономики, большое значение имеет изучение народной географической терминологии и топонимии. На протяжении техногенного этапа развития цивилизации и в процессе становления современного информационного общества все компоненты традиционного мироустройства и мировосприятия неоднократно подвергались трансформации. Вместе с тем, активно развивающиеся в информационном обществе реклама, брендинг, пиар широко используют ключевые понятия и географическую лексику «народной» географии, а сами подходы к восприятию географической реальности и упорядочиванию информации реализуются в повседневной жизни и сельскими жителями, и горожанами.

Выявление особенностей восприятия и оценки населением среды проживания и рекреации необходимое условие для осуществления конструктивного диалога между обществом и властью на локальном и региональном уровнях. Прикладное значение имеет инвентаризация природного и культурного наследия с учетом восприятия территории местным сообществом, географический анализ хозяйственного и экологического опыта коренного населения.

Все вышеизложенное свидетельствует о необходимости совершенствования методологии исследования географической информации и разработки методов комплексного изучения геопространства как объективно существующей и субъективно воспринимаемой географической реальности, причем не только в статике (казуальность, корреляционные отношения), но и в динамике, в историческом развитии.

Степень разработанности темы. В настоящее время сложились три подхода к изучению взаимодействий в системе «геопространство культура»:

исследования геокультурного пространства культуры в пространстве (Ю. А. Веденин, Т. И. Герасименко, Ал. А. Григорьев, Ю. Д. Дмитревский, А. Г. Дружинин, М. П. Крылов, А. Г. Манаков, Д. В. Николаенко, В. Н. Стрелецкий, Р. Ф. Туровский, Э. Л. Файбусович, В. С. Ягья и др.);

исследования пространства в культуре, выполненные на основе физико-географической (Г. А. Исаченко, Е. Ю. Колбовский, В. А. Николаев, Е. Г. Петрова) или культурно-ландшафтной дифференциации территории (Б. Ц. Гомбоев, В. Н. Калуцков, И. И. Митин, Т. Д. Скрынникова и др.);

исследования систем, имеющих реально-идеальное содержание (культурный ландшафт в трактовке Ю. А. Веденина, этнокультурный ландшафт В. Н. Калуцкова, этнокультурный территориальный комплекс Т. И. Герасименко, территориальная культурная система И. И. Митина).

Развиваемое автором направление, определенное как лингвогеоиконика (Соколова, 2005), близко к разрабатываемой американскими и австралийскими исследователями этнофизиографии, в основе которой лежат сходные подходы к изучению народного знания (классификация, графическое и картографическое представление результатов) (Turk, Mark, Stea, 2010). Имеются пересечения с исследованиями географической составляющей СМИ и интернет (М. В. Грибок, Н. Ю. Замятина, Д. В. Заяц, В. А. Колосов, В. Л. Мартынов, Д. Б. Орешкин, В. С. Тикунов, В. В. Чихичин и др.), духовных компонентов культурных ландшафтов (К. Зауэр, С. Шама; Ю. А. Веденин, Д. Н. Замятин, Н. Ю. Замятина, В. Н. Калуцков, Е. Ю. Колбовский, О. А. Лавренова, И. И. Митин), вернакулярных районов (Р. Хейл, Т. Джордан, У. Зелинский; Л. В. Смирнягин, С. Г. Павлюк и др.), работами, посвященными информационному и социокультурному освоению территорий посредством кадастров и путеводителей (Т. В. Илюшина, И. И. Руцинская и др.), лингвистическими исследованиями диалектной производственной терминологии.

Большой вклад в понимания взаимосвязей между культурой и пространством (социальным, культурным, языковым, этническим, конфессиональным) внесли исследования, выполненные в рамках географии и наук гуманитарного блока:

разработка концепций геопространства (А. Геттнер, А. Ф. Асланикашвили, А. М. Берлянт, Ю. Н. Гладкий, В. М. Гохман, Г. Д. Костинский, Ю. Г. Липец, Я. Г. Машбиц, В. С. Преображенский, Б. Б. Родоман, Ю. Г. Саушкин А. М. Смирнов, А. М. Трофимов, А. И. Чистобаев, М. Д. Шарыгин и др.) и научной географической картины мира (А. Г. Исаченко, А. М. Колотиевский, В. П. Максаковский, У. И. Мересте, Н. К. Мукитанов, С. Я. Ныммик, Ю. Г. Саушкин и др.);

исследования понятийного аппарата и языка географической науки (Э. Б. Алаев, Т. Д. Александрова, Ю. Н. Гладкий, И. М. Забелин, А. Г. Исаченко, В. М. Котляков, Б. И. Кочуров, И. В. Круть, Ф. Н. Мильков, В. С. Преображенский, Ю. Г. Симонов, Д. А. Тимофеев и др.);

работы по идентификации и упорядочиванию народной терминологии и топонимии, выполненные географами (Л. С. Берг, В. В. Докучаев. В. П. Семенов-Тян-Шанский; В. С. Жекулин, В. А. Жучкевич, Э. М. Мурзаев, Ф. Н. Мильков, М. Н. Мельхеев, Н. Н. Михайлов, В. А. Никонов и др.) и лингвистами (Е. Л. Березович, О. И. Блинова, А. А. Бурыкин, В. Л. Васильев, А. С. Герд, В. Л. Колосова, Н. В. Лабунец, А. К. Матвеев, В. М. Мокиенко, И. И. Муллонен, С. А. Мызников, М. А. Рут, Н. И. Толстой, Ю. И. Чайкина);

исследования восприятия и оценки объектов природы (В. П. Семенов-Тян-Шанский; А.-Р. А. Будрюнас, К. И. Ирингис, В. А. Николаев и др.) и городской среды (Дж. Голд, К. Линч, П. Хаггет, Н. Ф. Дмитревская, А. Е. Левинтов и др.);

создание моделей мифологического (мифопоэтического) пространства (Э. Кассирер, Ю. М. Лотман, В. Н. Топоров и др.); этнической картины мира как суммы представлений, сформировавшейся на основании этнических констант и ценностных доминант (С. В. Лурье); языковой картины мира и языкового пространства (Ю. Д. Апресян, Н. Д. Арутюнова, Е. Л. Березович Й. Л. Вайсбергер, А. Вежбицкая, Т. И. Вендина, А. А. Зализняк, Г. В. Колшанский, А. Ф. Лосев, Э. Сепир, Б. А. Серебренников, Н. И. Толстой, Б. Уорф, А. А. Уфимцева, Т. В. Цивьян и др.);

реконструкции мировосприятия и географического кругозора человека прошлого, представленные в трудах лингвистов, историков, географов (М. Блок, Ф. Бродель, Ж. Ле Гофф, А. Я. Гуревич, В. фон Гумбольдт, В. С. Жекулин, Д. Н. Замятин, О. А. Лавренова Л. Леви-Брюль, К. Леви-Стросс, М. Коул, Е. А. Мельникова, Дж. К. Райт, С. Скрибнер, С. Шама, М. Элиаде и др.);

исследования в области этноэкологии (И. Ю. Гладкий, К. Б. Клоков, И. И. Крупник, П. М. Шульгин).

Знакомство с публикациями, близкими по тематике к диссертации, показало, что предметом изучения в работах российских и зарубежных ученых становится преимущественно один тип культуры (традиционной в ее региональных и локальных вариантах или элитарной, художественной). Ограниченно используются статистический и картографический метод, хотя необходимость в количественных показателях и картографическом представлении результатов исследований признается всеми специалистами.

Большой опыт изучения географической лексики, формирующейся на различных этапах освоения территории, накоплен в диалектологии и топонимике. Однако кросс-культурный и сравнительно-исторический анализ систем народных и научных понятий используются ограниченно. Основное внимание уделяется частным классификациям (формы земной поверхности, растительность, животный мир, поселения, сельскохозяйственные угодья и т. п.), поэтому логико-понятийные модели (Герд, 1976) не отражают в полной мере сложный комплекс взаимосвязей между компонентами природы, расселением, хозяйством, объектами материальной и духовной культуры. Различное толкование имеют в лингвистике и географии понятия топонимического пространства и таких пространственных свойств как неоднородность, наличие сгущений и высокоорганизованных участков (Топоров, 1962; Бондалетов, 1974; Березович 1992). Основное различие между лингвистическим и географическим видением рассматриваемой проблемы обусловлено тем, что объект внимания лингвиста – название (имя), а не называемое (денотат имени). Таким образом, весь комплекс взаимосвязей в системе «геопространство культура» не может быть раскрыт вне географии.

Объект исследования географическое пространство и географическая информация, аккумулированная в культурах традиционного и современного типа.

Предмет исследования — материально-вещественная и информационная освоенность геопространства; свойства геопространства и геопространственных систем, составляющие содержание «народной» географии и нашедшие отражение в языке как центральном компоненте культуры и современных виртуальных формах представления географической информации (фотоизображения, инкорпорированные в виртуальные глобусы и карты).

Цель исследования: выявление на основе информационно-географического подхода взаимосвязей в системе «геопространство — культура» и раскрытие общих и культурно обусловленных особенностей восприятия, языковой номинации и визуализации геопространства в культурах традиционного и современного типа.

Для реализации целей поставлены следующие задачи:

1. формирование понятийного аппарата информационно-географического исследования; обоснование выбора и критический анализ источников;

2. разработка методов систематизации, качественного и количественного анализа и картографического представления языковой и визуальной информации, способов изучения информационной освоенности территории;

3. выявление узловых элементов геопространства, выступающих в качестве информационных доминант в культурах традиционного и современного типа;

4. моделирование на основе материалов диалектной лексикографии и других источников понятийно-терминологических систем, отражающих процессы становления, функционирования и деструкции производственно-расселенческих систем разной типа и ранга; кросс-культурный анализ систем понятий географической науки, прикладных дисциплин и «народной» географии;

5. определение изменений в составе географических объектов, вовлекаемых в процессы языковой номинации и визуализации на традиционной, индустриальной и постиндустриальной стадиях развития общества;

6. выявление зависимостей между хозяйственной, рекреационной и информационной освоенностью регионов России;

7. определение размерности и свойств ойкумены реально и информационно освоенной части геопространства, сущностных для носителей культур традиционного и современного типа.

Информационная база исследования:

словари диалектной лексики, народной промысловой и религиозной терминологии, заимствованной лексики; фольклор, литературные произведения;

исторические и современные толковые и этимологические словари, энциклопедии и справочные издания, содержащие терминологию географии, прикладных наук и отраслей хозяйства (лесное дело, горная промышленность);

словари современной разговорной речи и городской микротопонимии советского и постсоветского периода;

архивные документы по истории горного дела (РГИА, ф. 485, оп. 5), в том числе опубликованные впервые; материалы современного земле- и лесоустройства, региональные атласы и карты;

официальные данные переписей населения 1897, 1989, 2002 и 2010 годов, статистические данные, предоставленные областными администрациями;

интернет-ресурсы и геосервисы, в том числе виртуальный глобус Google Earth, ассоциированный с WEB-сайтом Panoramio.

Территориальные рамки исследования заданы ареалом распространения русской традиционной культуры, сформировавшимся в пределах таежной, лесостепной и степной зон умеренного пояса Евразии. Основное внимание уделено регионам, освоенным в сельскохозяйственном, промысловом и промышленном отношениях, расположенным в пределах ареала севернорусских говоров (Новгородская земля, Русский Север) и ареалах распространения говоров позднего формирования (Урал, Южная Сибирь, Приамурье). Изучение геопространства в системе городской культуры осуществлено на материалах по Санкт-Петербургу, ассоциируемому в севернорусской (поморской) культуре с внешним пределом ойкумены.

Хронологические рамки определены задачами исследования и составом источников. Языковые данные позволяют рассматривать процессы освоения и землепользования с XVII-XVIII вв. Значительная часть диалектных словарей относится ко второй половине XIX – началу XX в., ко времени, предшествующему коренным изменениям в русской традиционной культуре. Интернет ресурсы, в частности, опубликованные в сети микротопонимические словари и виртуальные геоизображения, характеризуют процесс виртуализации современной культуры.

Научная новизна диссертационного исследования.

1. Предложен новый информационно-географический подход к изучению взаимосвязей в системе «геопространство культура», введены новые понятия «лингвоинформационный комплекс» («лингвокомплекс») и «лингвотоп», уточнено географическое значение понятий «информационное освоение» и «информационная освоенность территории», «информационная доминанта» и др.

2. В социальную и культурную географию введены новые источники:

словари народных говоров, сленга, микротопонимов, для работы с которыми адаптирован лексико-географический метод, разработанный в кандидатской диссертации автора для систематизации народной ландшафтной терминологии (Соколова, 1996);

ранее не использовавшиеся источники визуальной информации инкорпорированные в виртуальные глобусы и карты фотоизображения, для работы с которыми предложены приемы количественного анализа и картографирования.

3. Выявлены элементы геопространственных систем линейной и узловой структуры, выступающие в качестве общекультурных информационных доминант.

4. Установлено, что понятийно-терминологическим системам «народной» географии, отражающим целостную многоуровневую картину восприятия и оценки территории населением, присуще свойство эмерджентности.

5. Определено местонахождение Аркиинского (Иркинского) железоделательного завода (Нерчинский горный округ), сведения о котором считались утраченными; Выявлены и описаны процессы «информационного» запустевания территорий с аграрной специализацией и исторических центров горного промысла.

6. Впервые составлены картосхемы информационной освоенности территории России и отдельных регионов, позволившие проследить связи между информационной, социокультурной, рекреационной освоенностью.

7. Внесено новое содержание в научную концепцию ойкумены как материально и информационно освоенной части геопространства.

Теоретическая значимость исследования.

1. Разработаны методологические основы и понятийный аппарат информационно-географического исследования геопространства; обосновано введение в социальную, культурную и рекреационную географию новых источников словарей народных говоров и разговорной речи, виртуальных глобусов и карт.

2. Определены принципы и методы анализа географической информации, аккумулированной в культурах традиционного и современного типа; доказана системообразующая роль понятий социально-экономической географии в упорядочивании информации, составляющей содержание «народной» географии.

3. Созданы понятийно-терминологические и картографические модели систем расселения, коммуникаций и других каркасных структур геопространства.

4. Изучены в информационно-географическом отношении геосистемы зонального ряда и их аналоги, природно-ресурсные системы разного типа, региональные и локальные системы расселения и хозяйства. Установлен состав морфологических и оценочных признаков объектов, общих для географической науки, прикладных дисциплин и «народной» географии.

5. Созданы понятийно-терминологические и картографические модели геопространственных систем, формирующихся на традиционной, индустриальной и постиндустриальной стадиях развития общества; проведен сравнительно-географический и кросс-культурный анализ понятий, описывающих процессы хозяйственного и информационного «освоения» и «запустевания» территорий.

6. Выявлены положительные и отрицательные зависимости между уровнем социально-экономического развития, рекреационной и информационной освоенностью регионов России.

7. Выявлены концентрическая структура и переменная масштабность ойкумены специфические свойства геопространства, субъективно воспринимаемого носителями культур традиционного и современного типа.

Практическая значимость диссертационного исследования:

1. Разработанные автором принципы информационно-географического исследования и методы работы с терминологией «народной» географии могут применяться в междисциплинарных проектах, реализуемых на территориях с сохранившимися элементами традиционной культуры, в полевых культурно-географических и этнолингвистических исследованиях, в лингвогеографическом картографировании, при проектировании и экскурсионном сопровождении этнических туров;

2. Приемы анализа информационной освоенности территорий с помощью виртуальных глобусов и карт пригодны для мониторинга туристско-рекреационных центров и зон. Метод апробирован на территории, прилегающей к Волго-Балтийскому водному пути, результаты предоставлены Департаменту международных, межрегиональных связей и туризма Вологодской области.

3. Методика анализа имиджа регионов России, создаваемого пользователями геосервисов, может найти применение в географической имиджелогии и программах по развитию регионов и муниципальных образований, PR-проектах.

4. Материалы диссертации легли в основу лекционных авторских курсов «Региональная география», «Гуманитарная география», «Историческая география», использованы в программах по экологическому воспитанию, образованию и просвещению школьников, осуществляемых при поддержке Комитета общего и профессионального образования Ленинградской области, используются в преподавании школьного курса географии в школах Вологодской области, при обучении студентов Вологодского государственного педагогического университета.

Методология и методы исследования. Диссертационная работа имеет междисциплинарный характер и опирается на теоретические положения и понятийный аппарат, разработанные в отечественной и зарубежной социально-экономической, исторической, культурной географии, ландшафтоведении, а также в науках гуманитарного блока, оперирующих понятиями культура и пространство. Использование понятия ойкумены как «одомашненного» пространства, среды обитания и хозяйственной деятельности человека, позволяет частично снять неизбежно возникающее противоречие между материальностью географического и виртуальностью информационного пространства. В диссертационном исследовании использованы научные подходы, сфера применения которых выходит за рамки географии: антропоцентрический (В. П. Семенов-Тян-Шанский, гуманистическая география Запада), деятельностный (Н. В. Каледин), цивилизационный, восходящий к трудам Л. Н. Мечникова, А. Тойнби, О. Шпенглера, и получивший развитие в современной географии (В. А. Дергачев, В. Л. Мартынов, В. Д. Сухоруков и др.), идея кормящего ландшафта Л. Н. Гумилева, исследования в области экологической и социальной психологии (Дж. Гиббсон, С. Милграмм, С. В. Лурье, С. Д. Дерябо, В. А. Ясвин), фольколористики, лингвокультурологии, микротопонимики (В. В. Воробьева, Н. В. Дранникова, В. С. Елистратов, В. В. Красных, Т. Г. Никитина С. Г. Тер-Минасова, В. В. Химик и др.).

В основе исследования лежит базовое понятие географическое пространство (геопространство), рассматриваемого как совокупность территориальных систем и как социальное пространство, в котором возможны процессы «сжатия» и «растяжения, а также комплексы понятий, описывающих:

морфологию и внутреннюю структуру геопространственных систем природных, антропогенных и природно-хозяйственных, в число последних включены ландшафтно-географические зоны Л. С. Берга, типы местности в ресурсно-оценочной трактовке Г. Н. Высоцкого и В. С. Преображенского, поречья (А. Ю. Ретеюм, Н. А. Солнцев, О. А. Трапезникова и др.);

линейные, сетевые, узловые структуры, образующие каркас геопространства: коммуникации, системы расселения и хозяйства, в том числе опорный каркас расселения (А. И. Алексеев, Н. Н. Баранский, С. А. Ковалев, Г. М. Лаппо, И. М. Маергойз, Т. Г. Нефедова, П. М. Полян, Б. Б. Родоман, А. А. Ткаченко, Б. С. Хорев и д р.);

центрированные структуры, выделенные первоначально И. Тюненом, В. Кристаллером, А. Лёшем и исследуемые социально-экономической и физической географией (Б. Б. Родоман, А. Ю. Ретеюм, А. И. Трейвиш, В. А. Шупер и др.), исторической географией модели типа «поселение — окрестность» (К. Г. Раман и В. В. Штейнс, Е. А. Скупинова), гуманитарной и культурной географией (Д. Н. Замятин, В. Л. Каганский, В. Н. Калуцков, О. Р. Ширгазин и др.), смежными дисциплинами этнографией, диалектологией, топонимикой (Н. В. Жуковская, М. А. Рут, Е. Л. Березович и др.);

границы физико-географические, социально-экономические, этнические (этнокультурные), геополитические (С. С. Артоболевский, Л. Б. Вардомский, Т. И. Герасименко, Д. Н. Замятин, Н. Ю. Замятина, А. Г. Манаков, В. Е. Шувалов и др.);

территориальную организацию общества, поселенческих и территориальных общностей людей (Л. В. Смирнягин, А. А. Ткаченко, Б. М. Шарыгин и др.);

антропоцентрические структуры: повседневное окружение человека (Т. Хегерстранд и последователи Лундской школы); местное сообщество как совокупность нескольких деревень, вовлеченных в сферу локального рынка (Г. Скиннер); большой город (К. Линч и его последователи);

свойства геопространства: континуальность/дискретность, изо- и анизотропность, искривленность и др., рассмотренные в работах Э. Б. Алаева, В. М. Гохмана, Г. Д. Костинского, Л. В. Смирнягина, Е. Н. Перцика, Б. Б. Родомана, М. А. Розова, А. И. Трейвиша, В. А. Шупера и др.;

иерархические отношения между компонентами геопространства и геопространственных систем разного типа (А. М. Берлянт, И. В. Круть, А. Н. Ласточкин, В. С. Преображенский, Б. Б. Родоман, К. А. Салищев, А. И. Спиридонов, А. И. Трейвиш);

самоорганизацию и саморазвитие структур (А. Л. Валесян, Б. Б. Родоман, С. А. Тархов, В. А. Шупер).

Ведущую роль в исследовании играет системно-структурный подход. Наряду с методами географии (сравнительно-географическим, количественным, картографическим) использован кросс-культурный анализ, приемы логико-понятийного моделирования и другие способы получения и представления данных. Познание свойств геопространства и геопространственных систем, нашедших отражение в культурах традиционного и современного типа, построено на индуктивном методе, позволяющем наиболее полно раскрыть географическую специфику используемых языковых и виртуальных источников.

Положения, выносимые на защиту:

словари народных говоров, разговорной речи, сленга массовые источники географической информации, комплексный анализ которых позволяет выявить состав и структуру понятийных систем «народной» географии, специфику восприятия геопространства субъектами носителями культур традиционного типа, а также географическое содержание современных повседневно-бытовых представлений, присущих горожанам и жителям сельской местности;

инкорпорированные в виртуальные глобусы и карты фотоизображения новый источник информации, открывающий возможности для социально- и культурно-географических построений, теоретических и прикладных исследований по рекреационной географии, мониторинга информационной освоенности регионов разного таксономического уровня; источник позволяет создавать структурные и картографические модели, в том числе карты информационной освоенности регионов;

аккумулированная в культурах традиционного и современного типа языковая и визуальная информация фиксирует морфологически выраженные объективные метрические и топологические свойства геопространства, геопространственных систем, их элементов и компонентов; пространственные и функциональные отношения между системами; внутрисистемные связи и взаимодействия; различие в объемах информации способствует выделению информационных доминант;

система понятий «народной» географии строится на основе понятий социально-экономической и рекреационной географии и опирается на трехсекторную модель экономики;

в системах народных терминов и фотоизображениях зафиксированы проявления широтной зональности геосистем, концентрическая зональность разной природы, другие свойства геопространства (полимасштабность, иерархичность, континуальность и дискретность);

в «народной» географии адекватно отражены системы расселения, территориальная структура традиционного хозяйства, состав ресурсов, системы землепользования, процессы освоения и запустевания территорий; переход от традиционной цивилизации к техногенной и информационной сопровождается уменьшением объема информации экономико-географического содержания и нарастанием объема информации рекреационно-географической, ростом информационной освоенности геопространства;

выявлены корреляционные отношения между показателями социально-экономической, рекреационной и информационной освоенности территории; разработана типология регионов России по степени виртуальной освоенности;

установлено, что субъективно воспринимаемое геопространство ойкумена обладает специфическими свойствами (центрированность, концентрическая зональность, семантическая неоднородность, переменная масштабность), фиксируемыми с помощью количественного и качественного анализа языковой и визуальной географической информации.

Достоверность результатов исследования обеспечена использованием комплексного подхода к изучению географических объектов, охваченных языковой номинацией и визуализацией, репрезентативностью частично перекрывающихся источников вербальной и визуальной информации, опорой на результаты экспедиционных исследований автора (Русский Север, Поволжье, Алтай, Забайкалье). Положения диссертации сформулированы на основе географического анализа словарей диалектной лексики, охватывающих основной ареал распространения русских говоров, а также картографических материалов, включая виртуальный глобус Google Earth, материалов Центрального государственного исторического архива (ЦГИА) и ряда областных архивов, статистических материалов. Надежность выводов обусловлена использованием большого объема исходных данных, однотипностью источников, широким территориальным охватом исследования.

Апробация результатов исследования. Основные теоретические и прикладные результаты исследования докладывались на международных и российских конференциях: Первых чтениях памяти Ю. Д. Дмитревского (Вологда, 2002), «Региональные тенденции взаимодействия человека и природы в процессе перехода от аграрного общества к индустриальному» (Тверь, 2003), XII съезде Русского географического общества (Санкт-Петербург, 2005); международных конференциях по исторической географии (Санкт-Петербург, 2002, 2007, 2011), Первом Российском культурологическом конгрессе (Санкт-Петербург, 2006), II Поморских чтениях по семиотике культуры (Архангельск – Кенозеро, 2007), на международных конференциях «Россия: воображение пространства / пространство воображения» (Москва, 2009), «Страноведение и регионоведение в решении проблем устойчивого развития в современном мире» (Санкт-Петербург, 2010), «Мариинская водная система: природный, культурологический, экономический и социально-экономический потенциал развития (к 200-летию открытия)» (Вологда, 2010); «Экологическое равновесие и устойчивое развитие территории» (Санкт-Петербург, 2011); международных научно-практических конференциях «Туризм – ответ на вызовы современности» (Санкт-Петербург, 2008), «Сервису и туризму – инновационное развитие» (Санкт-Петербург, 2010, 2011), «Историко-культурный и экономический потенциал России: наследие и современность» (Великий Новгород, 2010); диалектологических совещаниях по созданию проекта «Лексического атласа русских народных говоров» (Санкт-Петербург, 1994, 2007-2012), научном семинаре по исторической географии при Институте географии РАН (Москва, 2010, 2011), XXIX и ХХХ сессиях Международной академии регионального развития и сотрудничества (Пенза, 2012; Саранск, 2013).

Публикации. По теме диссертации опубликовано 100 печатных работ объемом 72,5 авторских листа, в том числе 16 статей в научных рецензируемых журналах и изданиях, рекомендованных ВАК, общим объемом 8,5 печатных листа, 2 монографии, 1 методическое пособие.

Структура и объем работы. Диссертация объем 351 с. состоит из введения, семи глав, заключения, списка литературы и приложений. Библиография содержит 605 источников.

Геопространство в географии Средневековья - Нового времени

В средневековых и ранних ренессанских географических построениях, опиравшихся на работы компилятора III в. Юлиана Солина, изобразившего мир, населенный чудовищами и дивами Востока [236], фантазия и реальность могли переплетаться самым причудливым образом. Мир, по выражению М. Фуко, замыкался на себе самом, важнейшее значение имела категория сходства, отношения подобия между человеком и окружающей реальностью [519, с. 59]. Географическое пространство как метафора представлено в «Христианской топографии» Козьмы Индикоплова и сочинениях других авторов. Христианскую ойкумену авторы Geographia sacra представляли в виде плоской, окруженной океаном суши, в центр которой помещались Святая земля и Иерусалим. Возрождение гелиоцентризма (Коперник, Кеплер, Галилей) привело в конце XVII в. к отказу от антропо- и геоцентрических представлений. Итальянский гуманизм способствовал росту интереса к эволюции исторических областей и административных единиц. Отдельные сюжеты имели культурно- и психолого-географическое содержание. Б. Джустиниани в сочинении по истории Венеции руководствовался принципом, согласно которому «характер народов является необходимым созданием природы и особенностей людей и мест» [567, с. 54].

Великие географические открытия способствовали накоплению географических сведений описательного характера, фиксируемых с помощью карт. Этот период, названный А. Г. Исаченко «картографическим», начался в XV в. и длился вплоть до середины XVIII в. [163]. Морские карты побережий Европы дают подробную информацию практического характера (рисунок береговой линии, топография бухт и устьев рек). Весьма точны изображения каналов и мостов на картах искусственно осушенных районов Нидерландов [580]. Исследования академиком Б. А. Рыбаковым карт Московии XV-XVI вв. показало, что издавна и хорошо известные земли показывались относительно верно, области недавно открытые - в несколько преувеличенном, а малоизвестные и недоступные - в сильно сокращенном виде [370]. В восприятии времени также отражался «эффект удаленности». В трудах итальянских гуманистов события далекого прошлого излагались кратко и обычно не являлись предметом отдельных сочинений. Основное внимание уделялось ближайшему прошлому и настоящему. Понятия времени и расстояния были тесно связаны. Масштаб нередко заменяло указание протяженности объектов, расстояний, площадей. Расстояния, как и в античных источниках, передавались через длительность пребывания пути. В изображении объектов сохранялись элементы непосредственного восприятия - леса и горы наносились перспективными или полуперспективными рисунками.

В первой половине XVII в. появилась система масштабов, определившая детальность изображения территорий разного размера [224]. В самом изображении объектов начинала использоваться сознательная генерализация. По мнению Л. П. Гольденберга [93], Семен Ремезов намеренно показывал только крупные повороты рек. Составлению крупномасштабных чертежей способствовали споры дипломатов о пограничных областях [370]. Детально, вплоть до самых мелких ручьев изображалась гидросеть в местах волоков. Отметим, что поморы уже в XTV-XV вв. могли использовать для навигации и составления карт компас [156]. Реки, не связанные с основным водным путем, могли на карте отсутствовать, даже если они сами или их долины использовались для передвижения внутри региона. Так, на чертеже Семена Ремезова не показана р. Газимур, дренирующая Шилка-Аргунское междуречье и значительно превосходящая по длине многие из отмеченных притоков Шилки.

Географические описания носили преимущественно прикладной характер. Они давали представление о морфологии рельефа, гидросети, особенностях климата, природных богатствах. Примером подобного рода сочинений может служить «Космография» Пикколомини [567] и описания земель в Новгородских писцовых книгах XV-XVI вв., рассмотренные в работах В. С. Жекулина [134; 135].

Содержание географических представлений российской элиты XVII в. раскрывают литературные произведения. А. П. Богданов на основе творчества Кариона Истомина установил бытование трехчастной модели мира «Небо - Земля - Человек» и четырехчастной модели Земли, которая делилась на четыре «страны (стороны -А. С.) света» и четыре континента: Европа, Азия, Африка, Америка. Обширна географическая номенклатура: моря Чермное, и Влосское (Средиземноморское), города Рим, Афины, Иерусалим, страны Египет, Ливия, ), народы {греки, татары, персы, индияне, турки, арабы, ефиопы, мавры), религии и их приверженцы (христиане, ма-хометане, ереси, безверство, богомерзские злобы). О несоответствии картографических изображений реальности свидетельствуют строки «Образ Север хотя жмется», т. е. имеет меньшую площадь на карте, но в действительности «странам в мере равн имеется» [53, с. 272].

Эволюция и динамика природных объектов (горообразование, земле- и водо-трясения, круговорот воды в природе, смена времен года) объясняются как божественное чудо. Универсальный божественный характер имеет не только мера времени, но и мера вещей: «Без меры несть что на Земли. /Жителный дом, поля в мере /Длина, толща — все делится, / И человечъ рост коликий / Геометрии всяк внемли, / И моря вся, Богу в вере / Метром страна и град зрится, / Сердце и ум в нем великий» [53, с. 275].

Своеобразной формой обобщения информации стали таблицы, позволявшие унифицировать характеристику объектов. В Штирийской таблице народов (Volkertafel), созданной на основе гравюры начала XVIII в., дана систематизированная оценка этносов, населяющих ближние и дальние по отношению к Германии страны Европы [407]. Верхняя горизонтальная строка является своеобразной проекцией этнической карты Европы. Названия и этносов и изображения представителей в национальных (по мнению художника) костюмах выстроены по линии «запад - восток». Центральное место «занимают» французы, немцы, британцы, левый край - испанцы, правый - поляки, русские (Muskawith) и «турки или греки» (Tirk oder Griech). Из семнадцати признаков географическое содержание имеют два: ландшафтно-ресурсный (страны красивые, гористые, лесистые, богатые льдом - о России) и ресурсно-хозяйственный (страны изобилующие фруктами, винами, зерном, пастбищами, мехами). Психологические характеристики весьма нелестны для ряда народов, например, русские представлены как народ грубый и склонный к предательству. Ассоциативные параллели с представителями животного мира (лев - немцы, лошадь 28 англичане, медведь - поляки, волк - венгры, осел - русские) демонстрирует субъективность оценки «своих» и «чужих», формирующейся под влиянием ряда факторов, в том числе отношений соседства. Характерно, что в произведениях Кариона Истомина Россия показана как северная страна, однако она «доволством всяким ... изо-билна, в храбрости воин преславна и силна» [53, с. 272].

Природная зональность и ее аналоги

В число таксономических единиц зональной дифференциации ландшафтной сферы входят ландшафтные (физико-географические, природные) зоны, физико-географические подзоны, долготные сектора - отрезки зон и подзон, высотные пояса. Эти геосистемы имеют значительную протяженность и нечеткие границы, определяемые с помощью наложения отраслевых карт - почвенных, геоботанических и др. Вместе с тем сама смена зональных типов ландшафтов и высотных поясов доступна для визуальной фиксации.

Физико-географические зоны и подзоны - важнейшие геосистемы зонального ряда, доступные для непосредственного восприятия. Представления об изменении климата, растительности, животного мира с продвижением с юга на север формируются у кочевников и носителей оседлых культур, ареал распространения которых охватывает несколько природных зон. В качестве примера приведем русских поморов, географический лексикон которых содержит обозначения тайги (леса) и тундры - тундры (трунды), а также целый ряд терминов, характеризующих таежные и тун 124 дровые геосистемы, их компоненты и элементы. В языке русских старожилов Алтая, Забайкалья и Приамурья обозначены практически все зоны северного внетропиче-ского пояса Евразии (и / или их высотные аналоги) - тундра, тайга, лесостепь, степь. То же характерно для языков коренных народов Сибири.

В русских говорах природные зоны обычно обозначены общерусскими словами тундра, тайга, степь. Эти лексемы были заимствованы из народной речи в XIX в., но по-прежнему привлекают внимание исследователей, занимающихся этимологией и историей языка [65; 302; 337; 492 и др.]. На основе общерусских слов возникают новые местные термины: степушка безлесное пространство для покоса , степец безлесное место, поляна [118]; таежничать охотиться в тайге [398].

Зона тундры, определяемая в толковых словарях как «ровная болотистая мшистая плоскость до Ледовитого моря» [118, с. 442] или «пространство приполярных областей с мелкой растительностью» [286, с. 798], является средой обитания и кормящим ландшафтом для большого числа этносов, в связи с чем достаточно точно и полно охарактеризована в региональных и локальных географических лексиконах. В русские говоры вошел общерусский термин тундра: «На севере нашей страны обширная тундра» [337, с. 379] и целый ряд местных названий тундровых растительных сообществ, тундровых озер, болот и т. д. Восприятию тундровой зоны как ландшафтной целостности способствует ее удаленность, экстерриториальность по отношению к носителю языка.

В системе разделительных понятий, сформировавшихся на рубеже XIX-XX вв., рассматриваемая зона предстает в качестве мокрой тундры, моховой тундры, сухой тундры [118], торфяной тундры, показанной на почвенной карте Европейской России, составленной в 1898 г. [342]. Кустарничковую пятнистую тундру в Приуралье называют ярей, из ненецкого ярэй сухой, песчаный [302, с. 651]. Как зону избыточного увлажнения тундру характеризует лексика, обозначающая геосистемы болот и ручьев. Она хорошо представлена в архангельских говорах, исследование которых было начато еще в досоветское время.

Фактором ресурсной дифференциации геосистем тундры служит микро- и на норельеф: веретен {веретья) сухое в виде кочки место на тундре, где растет морошка [333, с. 16], ерсей понижение, плоская, заболоченная ложбина, мочажина среди бугров в тундре [302, с. 203], кунтикэ сухое место сфагновой тундры, удобное для стоянки [302, с. 314]. На архангельском севере зафиксировано слово варёя место на холмах, лишенное зимой снега и покрытое оленьим мхом [401, 4, с. 52]. В последних случаях ведущую роль играет ресурсный аспект. В народных лексиконах представлены названия мхов, лишайников, кустарничков, характерные погодные явления - судра буран, метель в тундре [333], наличие многолетней мерзлоты и подземных льдов: ровга {ровда) лед в земле, под почвой, в глубине; вечно мерзлый пласт [118]; хабур лед, обнажившийся из-под снега поздней весной в Колымском крае [302, с. 588];

Зона лесотундры. Данное понятие остается за рамками традиционной картины мира и не имеет четко обозначенного термина. Характерное для лесотундры сочетание тундровых и северотаежных геосистем отражено в мезенском термине сузем холмистая, кое-где прерываемая лесом тундристая, поросшая кустарником местность [333, с. 167]. В определении термина А. О. Подвысоцкий отмечает кустарниковую растительность, характерную для южных тундр, и наличие лесных массивов. Сами острова леса обозначались в рассматриваемом регионе как варяги - покрытые лесом холмы в тундре [333, с. 15], а безлесные холмы с тундровой растительностью как степи. В Карелии и на Кольском полуострове отмечен термин тунтури (от финского tunturi высокая безлесная гора [302]. К данному разделу терминосистемы можно отнести и якутское слово мар моховое болото, поросшее кустарником; лесная болотная тундра [302, с. 364].

Низкая сомкнутость крон как характерная особенность древесного яруса лесотундровых лесных массивов нашла отражение в севернорусских терминах редник, редина [302, с. 479], криволесье, кривульник тундровые леса с деревьями угнетенной формы [302, с. 303], мендач, мендовый лес (Сибирь) мелкий, кривой, ёрник 126 [118], марикта место, заросшее низкорослой березой [557, с. 197]. Последний термин происходит от эвенкийского слова марикта в том же значении. Оно близко к якутскому марыкта лощина, мшистая почва, лесная болотная тундра, топь [16, с. 31], наиболее точно передающему внешний облик ландшафтов лесотундры.

В целом народная географическая терминология отражает дискретность рассматриваемой ландшафтной зоны, на территории которой тундры прерываются лесными массивами, а леса - островами тундры. В долинах рек растительный покров нарушают обнажения песков с котловинами выдувания, обозначенные в Болыпезе-мельской тундре словом ярей [302, с. 651].

Зона тайги. В. И. Даль определяет слово тайга как обширные сплошные леса, непроходимая исконная глушь, где нет никакого жилья на огромном просторе [118]. Близкое значение слова приводит С. И. Ожегов: дикий трудно проходимый лес на севере Европы и Азии [320, с. 771]. В «Словаре русского языка» уточнено, что это полоса (подчеркнуто мною - А. С.) диких труднопроходимых лесов [402, с. 331]. В современных русских говорах Пермского края тайга -«обширный густой хвойный лес», например, «Тайга - всё лес и лес кругом, любой: и смешанный, и хвойный» [337, с. 369]. Во всех приведенных трактовках основные признаки таежного ландшафта сводятся к трем: крупноконтурность, непрерывность (континуальность) и девственность - преобладание коренных, неизмененных человеком геосистем. Обширность и континуальность тайги отражена в понятии идущий без перерыва, сплошной. В Забайкалье с ним связаны лексемы охальной, бакласный: охальная тайга [557, с. 56, 59].

Географы понимают под таежной зоной часть бореального лесного пояса с преобладанием хвойных лесов, подзолистыми почвами, нормальным и избыточным (преимущественно на водоразделах) увлажнением, полноводными реками [80]. Освоение территории привело к распространению мелколиственных лесов и сельскохозяйственных угодий. Обпшрные дремучие леса сохраняются только в удаленных районах, например, в северном Приуралье. Понятие девственная равнинная тайга отражено в распространенном на Урале и Сибири термине урман. Согласно словарю В. И Даля, в говорах Западной Сибири термин используется в значениях «лес, особенно хвойный»; «дремучие обширные леса по болоту». В Восточной Сибири урман - синоним термина тайга - «дикие необитаемые леса на огромном просторе: ель, сосна, пихта, кедр» [118]. Э. М. Мурзаев приводит следующие значения слова: «лес, тайга, преимущественно на равнине в долине», «роща», в башкирском и татарском языках - «сосновый лес, бор» [302, с. 581]. Понятие (концепт) тайга является базовым в картине мира всех обитающих на таежных пространствах народов.

В русской диалектной лексике таежная зона в ее географическом понимании представлена самым подробным образом. Это определено ареалом первичного расселения и путями миграций, имевших преимущественно широтное направление. Как разделительное понятие тайга предстает в качестве совокупности понятий, отражающих рельеф местности - тайга равнинная, горная и породный состав леса. Наряду с названиями чистых древостоев существуют термины, обозначающие хвойную тайгу со смешанной порослью - борель в говорах Забайкалья [557], а также таежных лесов разного облика и качества (Приложение 2, рис. 4).

Детально представлен в говорах состав растений и животных тайги, особенно виды, имеющие промысловое значение (Приложение, табл. 6, 7). Обозначены ресурсные ареалы: плотны — ягодники в забайкальских говорах, соболистые места, [557]. Отмечены также микроклиматические особенности. Таежные леса с этой точки зрения предстают как места с недостаточной инсоляцией и низкой скоростью ветра.

Охотничий и рыболовный промысел

В условиях комплексного хозяйства осваивались ресурсы коренных геосистем тайги, степи, тундры, что вело к формированию народных классификаций промысловой фауны, дикоросов, терминологии промысловых мест. Терминология промысловой фауны сложнее и детальнее зоологической (Приложение 2, табл. 7). Эта специфика информационного освоения ресурсов характерна для всех традиционных обществ, она описана Леви-Брюлем и другими антропологами, работавшими в разных регионах мира. Промысловые звери определялись на уровне вида и по существенным для охотника признакам (место обитания, пол, возраст, размер, особенности поведения, сезонная окраска и качество меха). Формировалось общее понятие зверь в значении крупное дикое животное (лось, изюбрь, медведь, волк) (Приуралье, Черноземный центр, Прибайкалье и Забайкалье, Приамурье). Поморы, например, делили животных на горних, обитающих на суше, и морских, в том числе живущих юром (стадом) [118] (см. раздел 4.1.3).

Освоение Сибири в рамках русской культуры вело к расширению ареала терминологии северного оленя, песца {важенка, крестовик), которые приобрели тран-севразийский ареал. Специализация хозяйства отдельных регионов нашла отражение в названиях промыслов и промысловиков, имеющих зональную или региональную приуроченность: белковьё охота на белку , соболить, соболятничать охотиться на соболя , соболятник охотник , нерповщик охотник на нерп (Прибайкалье), сайгачник охотник на сайгаков (р. Урал) [401].

Добытчики рыбы и морского зверя различались по местам лова: ангарщина рабочие на крупных промыслах, предприятиях (Байкал); специализации: конёвик член рыболовецкой артели, работающий при подледном лове рыбы на лошади (Северо-Запад); солёльный мастер, икорный солёльщик работник, занимающийся солением (рыбы, икры) (Поволжье, Кубань, р. Урал), посольщик (Забайкалье): «В разделке было всего три чищалки [раздельщика рыбы], да один посольщик» [557, с. 346]. На северо-востоке Сибири в долине Индигирки использовались исторические приемы хранения добычи: литая рыба выловленная осенью рыба, которую хранят в ямах [401].

Территориальная структура промысла отражена в названиях рыбачьих станов и помещений, где производят обработку рыбы (рыбня, рыбодел, солянка, разделка и др.), охотничьих участков с тропами и зимовьями (ухожья, путики) и центров снабжения, промысловой инфраструктуры. В псковских говорах отмечено словосочетание суходольные рыбаки - о приходящих на озеро жителях деревень, расположенных от него верстах в 15-20 [401]. Языковые данные служат косвенным доказательством значения промысла в хозяйстве региона: «По всему берегу (Байкала -А. С.) халъные [занимающие большое пространство] невода стоят» [557, с. 437].

Охота. Ключевым компонентом лингвокомплекса являются названия промысловых путей и зимовий, в сумме составляющих каркас промысловой деятельности. На Русском Севере используется многозначный термин сузём - промысловое или сельскохозяйственное угодье в далеком большом лесу; место лесозаготовок и сбора дикоросов; охотничье угодье в далеком большом лесу : «... далеко от деревень охотники промысловики строят курные избушки, где и живут во время промысла» (Вологодская обл.) [401,42, с. 187]. На Русском Севере, Сибири использовались термины путик - охотничий участок, по которому расставлены ловушки на зверей и птиц , на Урале, в Приамурье - звериная тропа, на которой ставили ловушки : «Один путик за день пройдешь, это двенадцать кулемок» и ухожья — промысловые места [401; 557].

Территориальность промысла находит отражение в названиях угодий, принадлежащих отдельным охотникам: сузем, ухожье, тайга в значении участок леса, где охотился охотник : «Идешь мимо чужой тайги и даже на нее не оглядываешься» [401, 43, с. 220]. Степень удаленности угодий от поселения находит отражение в оппозиции «ближний - дальний». В говорах Красноярского края зафиксированы парные словосочетания ближняя тайга участок таежного леса недалеко от населенного пункта, куда ездят за дровами, ходят за грибами и дальняя (большая) тай 233 га, расположенная в горах, в местах, доступных только охотнику или исследователю, обиталище таежного зверя: «В дальней тайге берез нет, не климат там» [401, 43, с. 220].

В ряде случаев имя территории дает название «ключевого» поселения - ядра сельскохозяйственного освоения или точки, откуда начинается путь к промысловым ухожьям и горным перевалам. Эту лексику используют охотники, выбирающие промысловые места с учетом направления миграций животных. Так, в иллюстрации к известному в Забайкалье словосочетанию гужом валить о массовом переходе зверей с одного места на другое перечисляются Баргузин (название местности в верхнем течении р. Баргузин), Еравна (Еравнинская котловина и прилегающие хребты), Байкал (в данном случае хребты Прибайкалья), Хамар-Дабан, Дмсида (горные хребты в бассейне реки), ойконим Заиграево [557, с. 95]. Среди других территорий информаторы словаря Л. Е. Элиасова упоминают Муйское подувалье — Муйскую впадину и Подлеморье [557, с. 312] - северо-восточный склон Байкальской котловины, где в начале XX в. проживали тунгусы Подлеморско-Шемагирского рода. Границы подобных территорий весьма условны и могут быть уточнены только с помощью опросов населения.

Узлами промысловой сети выступали зимовья и временные стоянки охотников и рыбаков разной степени обустроенности: урин временное жилье, стоянка : «Куда не пойдет охотник по вершине Баргузина, везде наткнется на урин» [557, с. 428]; урсдй балаган, шалаш с конусообразным верхом [557, с. 429]: «... урсой стоит у речки у самой горы» [557, с. 429].

В говорах северного Забайкалья бытовало слово магазёя база, куда собирались охотники после промыслового сезона : «Магазея наша была верст триста от речки, где мы соболятничали» [557, с. 191]. Выделялись также места удачной охоты -вадяк место, где был убит зверь [557, с. 73]. Представление о размерах ячейки сети охотничьих стоянок дает иллюстрация к слову карам место, где была стоянка охот 234 ников : «Чай пили на свежем хараме. Другой ... был от этого харама верст сорок» [557, с.439].

В «Словаре русских говоров Забайкалья» иллюстрации к терминам охотничьего лексикона содержат информацию о природоохранном поведении забайкальцев, элементы своеобразного экологического кодекса: «Встретил больного лукучана (лося после зимовки - А. С), да не стал стрелять, грех лукучана бить» [557, с. 189]; «Мы ургечить (охотиться на боровую дичь - А. С.) после жнитвы стали. Раньше урге-чить старики не разрешали, за великий грех считали, потому что выводки нельзя было без матерей оставлять» [557, с. 438]; «...ходили на обрулах [топкое место, где утки и гуси откладывают яйца и высиживают птенцов] только варнаки, там они яйца собирали» [557, с. 255]; «За сорвань [собранные яйца диких птиц] в старое время ... из деревень выгоняли, житья не давали людям, кто сорванъю занимался» [557, с. 389]. Как видим, в Забайкалье действовал негласный запрет на добычу животных, ослабевших после зимовки или выводящих потомство, существовало особое отношение к местам гнездовий.

Рыбная ловля. Лексико-информационный комплекс включає следующие группы терминов и сопутствующей лексики:

1) названия промысловых видов рыб, дифференцированных по возрасту, сезону года, месту обитания;

2) терминология промысловых мест, физико-географическая терминология, характеризующая условия плавания и лова, пространственно-временная дифференциации промысла: весенний песок место, где ловят рыбу неводом в мае и июне ; весенняя плавня лов севрюги (Западная Сибирь, Урал);

3) названия способов лова и орудий труда, средств плавания: рыболошник рыболовное сооружение: перегородка со вставленными в нее вершами ; бат 1) небольшая узкая рыбачья лодка выдобленное из целого бревна; В говорах рыбаков Волги, Прикаспия, реки Урал отмечен термин ахйн ставная сеть с крупными ячеями для ловли красной рыбы, а также тюление и производные от него аханье {аханное) рыболовство (р. Урал), аханный участок, аханщик тот, кто ловит рыбу аха-ном [401, 1, с. 294-295];

4) названия мест обработки рыбы и проживания промысловиков: ураса охот ничья, рыбачья или приискательская землянка, одна сторона которой примыкает к отвесной горе, крутому берегу ; рыбня, рыбодел временное помещение, в котором производятся обработка рыбы ; солянка временный сарайчик на рыбалке, в кото ром производится засолка рыбы ; разделка временное помещение на плесе, где об рабатывается добытая рыба : «Разделку соорудили из коры» [557, с. 346];

5) названия рыбаков и членов рыболовных артелей, имеющих различную под готовку и специализацию: ангарщина рабочие на крупных промыслах, предприяти ях (Байкал) [401, 1, с. 256], конёвик член рыболовецкой артели, работающий при подледном лове рыбы на лошади (Северо-Запад) [401, 14, с. 249]; рыбный солёльный мастер, солёлыцик работник, занимающийся солением (рыбы, икры) : «Икорных солелъщиков держат на всех ватагах» (Поволжье, Кубань, долина р. Урал) [401, 39, с. 259]; чищалка, посольщик: «В разделке было всего три чищал ки, да один посольщик» [557, с. 346].

Транскультурные понятия. Лингвотопы

Сравнительный анализ состава народных терминов и фотоизображений позволяет выделить группы географических объектов, вовлеченных в процессы язьшовой номинации и фотофиксации одновременно в традиционной и современной культуре. Понятийный аппарат, лежащий в основе традиционных и повседневных представлений, близок к пяти понятиям П. Хаггета (1968): перемещение, сеть, узел, иерархия, поверхность [359], а также триаде Б. Б. Родомана: узлы, ареалы, сети [363].

Транскультурными являются понятия поверхности в трактовке геоморфологов [234; 235; 449] и объекта как компоновки поверхностей по Дж. Гиббону [87]. Чем сложнее компоновка, абрис и плановый рисунок объекта, тем более сложную структуру и больший объем более будет описывающая его терминология, при условии, что объект обладает необходимым ресурсными качествами. Ключевое место в системах географических представлений носителей культур традиционного и современного типа занимают узлы ойкумены - дом и поселение, а также каркасы: системы расселения, сети сухопутных и водных коммуникаций, оро- и гидросеть, заданные в свою очередь рисунком глубинных структур, остающихся за рамками «бытовой» реальности (разломы земной коры, кольцевые структуры, тектонические узлы и др.).

Детально, на уровне научного знания охарактеризована в лексике говоров морфология земной поверхности, более схематично и прагматично - морфология покровов (растительного, почвенного, снежного, ледового, облачного), водной поверхности [426]. В число транскультурных понятий входят берег как граница водной поверхности и суши и гора- граница (коренной берег) долины реки, приозерной (приморской) низменности. Понятие узла воплощают гора как орографический узел и стрелка - элемент планового рисунка оро- и гидросети, точка бифуркации русла или узел слияния, а также элементы топографической ситуации сельского и городского поселения — перекресток, мост и др., сакральные объекты {крестовая гора), культовые постройки. В современной культуре более выражена узловая функция предприятий торговли и общественного питания, узлами рекреационно освоенного пространства выступают туристские достопримечательности.

Для изучения геопространства одновременно в сфере реального и идеального разработано понятие лингвотопа, позволяющее связать географический объект и его проекцию в языковом и визуальном (креолизованном) пространстве. В «основании» лингвотопа лежит базовый объект геопространства, например, узел территориальной сети, выступающий одновременно в качестве ядра концентрации лексической и визуальной информации. Таким образом, лингвотоп проявляется сразу в реальном, языковом и, возможно, визуализированном пространствах. Хронотоп М. М. Бахтина призван отражать неразрывную слитность в структуре образа пространственных и временных характеристик, лингвотоп выявлять соответствие структуры терминоси 377 стемы пространственной (пространственно-временной) структуре геопространства. Далеко не все объекты могут служить основанием лингвотопа. Неровности земной поверхности (бугры пучения, кочки и т. д.) имеют многочисленные названия, что не делает эти объекты ключевыми в структуре геопространства. С другой стороны, крупные промышленные узлы не находят должного отражения в современной микротопонимии. Это отличает лингвотоп от топоса В. Н. Калуцкова - местоназвания, сочетания топонима и места [177], поскольку основанием топоса может быть любой объект, вовлеченный в топонимизацию. Совокупности лингвотопов как пространственных объектов и их языковых образов близки к выделенным в гуманитарной географии Н. Ю. Замятиной элементарным топологическим соотношениям [146].

Иерархически соподчинены лингвотопы реки, поймы, долины, речного бассейна или межгорной котловины. Бинарные оппозиции образуют лингвотопы центра села - коломища в новгородских говорах и околицы, горного завода и горы - рудника. Ключевым для Русского Севера и Сибири с преимущественно приречным освоением территории является лингвотоп наволок, в реальном воплощении- сегмент поймы, образованный излучиной реки, элемент локальной системы землепользования, пойменный луг с характерным плановым рисунком (Приложение 3, табл. 10). Наволок находится в оппозиции к яру - меандровому амфитеатру, расположенному на противоположном берегу реки. О выполнении перечисленными объектами функций фокусов восприятия и обзорных точек свидетельствует размещение культовых мест и сооружений, памятников и других объектов.

Выделение и изучение лингвотопов, создание карт, отражающих языковые образы народной культуры, имеет теоретическое и прикладное значение. С позиций географии и геотуристики особый интерес представляют лингвотопы, сформировавшиеся в ареалах бытования традиционной культуры, где языковая часть представлена народными географическими терминами, топонимами и микротопонимами.