Содержание к диссертации
Введение
Глава 1. И. А. Бунин и формирующееся издательское дело Русского зарубежья: 1920–е гг .21
1.1. И. А. Бунин и первые издательства «русского» Парижа 27
1.2. И. А. Бунин и первые издательства «русской» Праги .33
1.3. И. А. Бунин и первые издательства «русского» Берлина 42
1.4. И. А. Бунин и «русский» Париж середины 1920–х гг 52
1.5. И. А. Бунин и Издательская комиссия в Белграде 64
Глава 2. И. А. Бунин и сложившаяся издательская среда русской эмиграции: 1930–е гг 73
2.1. И. А. Бунин и «русский» Париж начала 1930–х гг 75
2.2. И. А. Бунин и «русский» Берлин 1930–х гг. Издание собрания сочинений 96
2.3. И. А. Бунин и «русский» Париж конца 1930–х гг 111
Глава 3. И. А. Бунин и послевоенная издательская деятельность русской эмиграции: 1940–1955 гг 119
3.1. И. А. Бунин и издательства «русского» Нью-Йорка 1940-х гг 122
3.2. И. А. Бунин и издательства послевоенного «русского» Парижа» 129
3.3. И. А. Бунин, В.Н. Бунина и «Издательство имени Чехова» .141
Глава 4. Эмигрантские русскоязычные издания И. А. Бунина 1920– 1955 гг.: тематико-типологическая, количественная характеристика, характеристика оформления 169
4.1. Типология эмигрантских книг И. А. Бунина 170
4.2. Эмигрантские книги И.А. Бунина: жанрово-тематические особенности .173
4.3. Эмигрантские книги И. А. Бунина: динамика издания и количественная характеристика .177
4.4. Эмигрантские книги И. А. Бунина: особенности оформления изданий .181
Заключение .188
Список использованной литературы 190
Приложение А. Сводная таблица оригинальных произведений И. А. Бунина, изданных в эмиграции (1920–1955 гг.) 219
Приложение Б. Договор между И. А. Буниным и О. Г. Зелюком на издание сборника рассказов «Темные аллеи» 224
- И. А. Бунин и первые издательства «русского» Парижа
- И. А. Бунин и «русский» Париж начала 1930–х гг
- И. А. Бунин и издательства послевоенного «русского» Парижа»
- Эмигрантские книги И. А. Бунина: особенности оформления изданий
И. А. Бунин и первые издательства «русского» Парижа
Бунины приехали в Париж в марте 1920 г.14, и обосновались в Пасси — районе в 16–м округе (арондисмане), на правом берегу Сены, рядом с Булон-ским лесом. Квартира М. О. и М. С. Цетлиных15 в доме № 118 на rue de la Faisanderie — первый приют Буниных в Париже16, но к лету того же года домом для писателя на долгие годы стал другой адрес в Пасси — дом № 1 по rue Jacques Offenbach17.
Район Пасси, где из-за более доступной, по сравнению с центральными районами, цены на жилье селились многие эмигранты, в 1920–1930–х гг. был своего рода «русским анклавом»: в Пасси еще до революции купили квартиры Юсуповы, Мережковские; в этом же районе поселились И. Шмелев, А. Ремизов, А. Куприн, М. Алданов, Ф. Шаляпин и др; как вспоминал Б. Зайцев: «Бунины раньше нас обосновались во Франции, не позже 1920 г. Жили в Париже, в том Пасси … где … провело и закончило свое земное странствие старшее поколение литературной русской эмиграции» [143, c. 185–186].
С культурной точки зрения, Париж всегда был для русских почти родным: в Париж ездили отдыхать и развлекаться; Париж выступал законодателем мод и течений искусства; развитое в предреволюционный период взаимопроникновение культур к 1920–м гг. создало во Франции психологически приятную атмосферу для русских эмигрантов. Характерна одна из первых эмигрантских записей в дневнике В. Н. Буниной: «За эту неделю я почти не видела Парижа, но зато видела много русских. Только прислуга напоминает, что мы не в России» [247, c.7].
Важным фактором привлекательности Парижа было также то, что именно там работал комитет Лиги Наций, с 1922 г. выдававший «нансеновские» паспорта18, — такие паспорта, позволяющие претендовать на некоторый гражданский статус, получили и Бунины19; отвечая на вопросы о гражданстве, И. А. Бунин обычно называл себя «беженцем» [42, c.303].
Однако с точки зрения издательской деятельности, Париж в начале 1920–х гг. оказался тяжел на подъем: до середины 1920–х гг. в городе функционировало практически три издательства, и из них к бунинским книгам прямое отношение имело только одно.
Парижское издательство «Русская земля», в котором Бунин в основном печатался в 1921 г., — пример продолжения русскими эмигрантами практики «самоиздания»: издательство было основано в конце 1920 г. как кооперативное, и проработало всего год, выпустив несколько произведений участников кооператива — кроме И. А. Бунина, в предприятии принимали участие А. Н. Толстой, А. И. Куприн, К. Д. Бальмонт и др.
Директором «Русской земли» стал Тихон Иванович Полнер (1864–1935) — российский журналист, историк, издатель, деятель и пропагандист земского движения; с 1919 г. — в эмиграции, — параллельно исполнявший обязанности директора издательства Земгора — восстановленного в Париже Союза земств и городов. К началу 1920–х гг. Союз был переименован в «Земское и городское объединение российских граждан за границей». Земгор оказывал неотложную помощь русским беженцам по вопросам размещения, разрешал проблемы образования и здравоохранения. Кроме того, Земгор имел свою полиграфическую базу, на основе которой было создано книгоиздательство с аналогичным названием [122, c.303–304].
Полиграфической базой Земгора и пользовалась «Русская земля» — как впрочем и другие организации: например, в 1920–м г. на базе Земгора Комитет помощи русским литераторам и ученым20 издал «Русский сборник», в который вошли произведения крупнейших прозаиков и поэтов эмиграции: А.Куприна, И.Шмелева, Д.Мережковского, М. Алданова, Л. Андреева, А. Н. Толстого, З. Гиппиус. Н. Минского, Н. Тэффи, М. Цетлина, А. Черного и др. [122, c. 304]. Бунин дал в этот сборник дореволюционное стихотворение «Москва»21.
Изданные «Русской землей» 3 бунинские книги — сборники «Деревня» [82], «Господин из Сан-Франциско» [80] и «Чаша жизни» [118] — отличаются простотой оформления: в книгах нет иллюстраций или фотографий автора; из каких-либо украшений можно назвать только напечатанный на обложке каждой книги знак издательства — графику, изображающую раскрытую книгу, свечу и зарешеченное окно. Все книги — малого формата, т.н. «in octavo»22; бумага в «Деревне» и «Чаше жизни» дешевая, тонкая и темная («газетная»), бумага в «Господине из Сан-Франциско» более плотная, но тоже не слишком светлая.
Как уже говорилось выше, во все три издания вошли дореволюционные произведения писателя: повести и рассказы 1910–х гг., а также стихотворения разных лет; включение стихотворных текстов в сборники прозы было обычной манерой Бунина при издании книги.
Тираж изданий и гонорар Бунина за каждую книгу в настоящее время можно установить из документов, сохранившихся в архиве Т. И. Полнера23; документы эти касаются периода ликвидации издательства «Русская земля» в 1923 г.
Согласно имеющимся в нашем распоряжении записям, каждая бунин-ская книга была издана «Русской землей» в количестве 3000 экземпляров, при этом продажная цена одной книги равнялась 12 фр. — это подтверждают рекламные листы издательства, вшитые во все указанные издания в качестве последних страниц.
В расчетном листе по авторскому гонорару указано: за «Деревню» Бунин получил 3953,70 фр., за сборник «Господин из Сан-Франциско» — 2418,75 фр., за «Чашу жизни» — 2734,35 фр.; в том же документе имеется графа «осталось в авансе» — напротив фамилии Бунина значится сумма 2893,20 фр.
Подробными сведениями о процессе издания этих книг Бунина мы в настоящий момент не располагаем.
Однако известно, что Бунин не только сам издавался под эгидой Земго-ра, но и, как пишет А. К. Бабореко, «взял на себя обязательства по редактированию» [42, c.254]: Земгор собирался выпустить крупный сборник «Русские писатели» — в 10–ти томах, под редакцией И. А. Бунина. Однако был выпущен только первый том — «Русские писатели: Д. И. Фонвизин. Бригадир; В. В. Капнист, Ябеда; А. С. Грибоедов. Горе от ума» (1921). В течение этого года также были изданы отдельно П. Александров («Сон») и Н. И. Бут-ковская («Народные русские сказки, песни, шутки») [122, c.304].
«Русская земля» прекратила свою деятельность в 1922 г. — скорее всего, из-за финансовых трудностей: издательство просто разорилось. В списке изданий «Русской земли», остававшихся на складе на 1 мая 1923 г., значится почти 29000 непроданных книг. Даже у Бунина разошлось меньше половины тиража: «Деревня» осталась в количестве 1963 экземпляров, «Господин из Сан-Франциско» — 1645 экземпляров, «Чаша жизни» — 2838 экземпляров [5].
И. А. Бунин и «русский» Париж начала 1930–х гг
Издательская деятельность русских эмигрантов столкнулась в Париже с рядом проблем, нехарактерных для «берлинского» периода.
Прежде всего, к 1930–м гг. наступил кризис на французском рынке, усугублявшийся прекращением книжного экспорта в Россию и Германию. Само производство русских книг было дороже, чем французских, а подорожание бумаги, типографских и полиграфических услуг вынуждало поднимать цены на книги — притом, что покупательная способность эмигрантов оставалась низкой, ввиду финансовых и территориальных причин.
Характерной чертой «русского» Парижа второй половины 1920–х — начале 1930–х гг. стала организации книжной продукции при газете или журнале. Инициатива в этом направлении принадлежала газете «Возрождение» [161, c. 71–72], но Бунин в этот период плотно сотрудничал с журналом «Современные записки». Издательство, организованное при этом журнале, и выпустило следующие 4 книги писателя.
Журнал «Современные записки», выходивший в Париже с 1920 по 1940– й гг., по праву считается одним из крупнейших в эмиграции журналов-долгожителей. В его издании принимали участие такие политические деятели Российской империи и русской эмиграции, как Николай Дмитриевич Авксентьев (1878–1943), Марк Вениаминович Вишняк (1883–1975)103, Александр Исаевич Гуковский (1865–1925), Вадим Викторович Руднев (1884–1940), уже упоминавшийся Илья Исидоровий Фондаминский, а также — до возвращения в Россию — Алексей Николаевич Толстой.
«Современным запискам» посвящен солидный объем публикаций как отечественных, так и зарубежных исследователей104. Венцом этого списка сейчас является сборник статей «Вокруг редакционного архива “Современных записок” (Париж, 1920–1940)» [130], авторы которого принимали участие в международном исследовательском и публикационном проекте по изучению сохранившегося редакционного архива журнала; результатом проекта, помимо упомянутого сборника, стал четырехтомник «“Современные записки”. Париж, 1920–1940. Из архива редакции» [28], содержащий огромный корпус переписки редакторов и авторов журнала.
Историю непростых взаимоотношений редакции «Современных записок» с И. А. Буниным в сборнике «Вокруг редакционного архива…» подробно рассматривает Д. Риникер [229, c. 120–128]; автор вступительной статьи к неоднократно приведенной в рамках настоящего исследования переписке Бунина с редакторами журнала [27] — О. А. Коростелев.
Примечательно, что Бунин начал печататься в журнале не сразу — только с 1924 г. Три года писатель внимательно изучал новое издание, но явное расхождение политических и идеологических взглядов с некоторыми редакторами «Записок»105, очевидно, не позволяло влиться в ряды сотрудников журнала. Приобщение Бунина к «Запискам», как и все дальнейшее сотрудничество писателя с журналом и с издательством, является, как пишет Риникер, личной заслугой И. И. Фондаминского, который «так и остался для Бунина основным корреспондентом из редакционной коллегии» [229, c. 123] — что неопровержимо доказывает опубликованная О. А. Коростелевым и М. Шру-бой переписка106.
Не в последнюю очередь благодаря неустанным хлопотам Фондамин-ского, прозаические и стихотворные произведения Бунина практически неизменно шли первыми в структуре соответствующих отделов журнала. Рини-кер приводит воспоминания Вишняка, свидетельствующие о крайне щепетильном отношении писателя к своему литературному рангу — неоспоримому, но часто вынуждающему редакторов и издателей проявлять особые чуткость и терпение при общении [229, c.122]. Впрочем, результат того стоил: начиная номер с «последнего классика», редакция с первых же страниц журнала создавала нужный настрой у многочисленных рецензентов. Бунин, как резюмирует О. А. Коростелев, выступал, таким образом, в роли своеобразного литературного камертона [27, c. 700]; за это редакторы «Записок» готовы были уступать особым требованиям писателя — дополнительным корректурам, повышенным гонорарам и другим условиям.
Анализируя бунинские публикации за почти 14 лет сотрудничества с «Записками»107, Риникер замечает: «…Бунин был представлен на страницах журнала почти всем своим жанровым спектром, за исключением публицистических статей» [229, c.121]. Сознательное исключение, сделанное для бу-нинской публицистики, более чем понятно, учитывая резкую разницу во взглядах Бунина и редакции журнала. Более того: друзьям и коллегам Бунина, как пишет Риникер, случалось успокаивать представителей редакции после резких бунинских высказываний на страницах иных периодических изданий русской эмиграции108.
Сотрудничество с «Современными записками» стало заметным вкладом Бунина в издательскую и информационную деятельность Русского зарубежья. Как пишет Коростелев: «…в истории эмиграции имя Бунина оказалось очень крепко связано с СЗ [«Современными записками» – М. А.], возможно, даже крепче, чем он сам мог ожидать. Большинство его лучших эмигрантских произведений появилось именно в СЗ. А в любой статье или справке о журнале список сотрудников всегда начинается с имени Бунина» [27, c. 703].
Бунин не только сам публиковался в журнале, но и ходатайствовал за некоторых своих коллег — к примеру, Б. Зайцева109.
Период конца 1920–х — начала 1930–х гг. в сотрудничестве с журналом выделяется тем, что за 1929–1930–й гг. на страницах «Современных записок» были опубликованы отрывки из очень значимого для всего творчества Бунина произведения — романа «Жизнь Арсеньева».
Первая часть — или первые четыре «книги», как назвал их сам Бунин — романа была написана в Грассе, в период с 1927 по 1929 гг. В дневниковой записи от 7 мая 1940 г. Бунин расписывает время работы над романом подробно: «“Жизнь Арс.” (“Истоки дней”) вся написана в Грассе. Начал 22. VI. 27. Кончил 17/30. VII. 29. “Первая книга” кончена 21.IX. 27. Вторая начата 27. IX–27, кончена в февр. 28 г. Третья начата 14.VI.28, кончена 17/30. IX. 28. Четвертая — начата , кончена, как записано выше, 17/30. VII. 29» [247, c.277].
В «Современных записках» «Жизнь Арсеньева» публиковалась частями и не полностью: I—XXI главы 1–й книги романа были напечатаны в № 34 журнала, I—XIX главы 2–й книги — в № 35, I—XIV главы 3–й книги — в № 37 (все — 1928 г.) I—XXIII главы 4–й книги — в № 40 (1929 г.)110.
Подробности этой длительной публикации можно выяснить из той же переписки Бунина с редакторами «Записок», начиная с письма Фондамин-ского от 9 сентября 1927 г. и далее, до его писем за сентябрь 1929 г. [27, c.753–805]. В 1928 г., во время отъезда Фондаминского, в переписку включается М. В. Вишняк; именно в письме Вишняку от 7 января 1928 г., где Бунин, ссылаясь на «сто корректур» Л. Н. Толстого, отстаивает свое право на дополнительные корректуры, появляется фраза, послужившая Коростелеву и Шру-бе ярким заглавием для публикации — «Если хотите меня печатать, терпите» [27, 765], — подчеркнутая в письме рукой Вишняка.
И. А. Бунин и издательства послевоенного «русского» Парижа»
Созданная журналистом Орестом Григорьевичем Зелюком (1888–1950) типография «Франко-русская печать» («La Presse Franaise et trangre») начала свою работу в 1921 г., но вскоре была приобретена французской издательской фирмой «Socit de presse du publicit et d dition».
Получившееся издательство имело целью культурное знакомство русских и французов, для чего планировало выпуск книг и на русском и на французском языках. На русском языке в основном выходили книги на общественно-политические темы: например, «Третья Россия» А. Ветлугина, «Черный год» М. В. Вишняка, «Правда о Сионских протоколах» с предисловием П. Н. Милюкова и т.д. Из произведений художественной литературы выходили книги современных авторов: К. Бальмонта, М. Алданова и т.д. [155, c.316–317].
Личное знакомство Бунина с Зелюком состоялось еще до революции, во время очередного визита222 писателя в Одессу. Д. Риникер, комментируя приведенное в своей публикации интервью Бунина Зелюку 1912 г., ссылается на неопубликованную дневниковую запись (несколько нелестную для Зелюка)223 писателя за 1919 г., из которой следует желание Зелюка издать в Одессе сборник рассказов под заглавием «Господин из Сан-Франциско»224.
Желание издавать книги «последнего классика», очевидно, сохранилось у Зелюка и впоследствии — однако такая возможность представилась только к 1946 г.
К сожалению, в настоящее время у нас нет переписки писателя и издателя — возможно, она не сохранилась вовсе. Но в Русском архиве в Лидсе сохранилось другое, не менее важное свидетельство взаимоотношений Бунина с «Франко-русской печатью» — договор на издание сборника рассказов «Темные аллеи» [25].
Договор, украшенный собственным штампом типографии, напечатан на машинке. Документ составлен целиком по-французски225 и подписан: «O. Zeluck» с одной стороны и «Ivan Bounine» с другой. Дата подписания соглашения — 21 ноября 1945 г.
В договоре 11 пунктов, и первый из них закрепляет эксклюзивное право издателя «печатать, публиковать и продавать сборник новелл автора на русском языке» [25], а восьмой — обязанность автора «не воспроизводить или не позволять воспроизводить в какой бы то ни было публикации произведение “Темные аллеи”, кроме как при условии, что в начале или в конце копии будет название предприятия О. Зелюка» [25].
Длительность соглашения устанавливает пятый пункт: полтора года, с 1 января 1946 г.[25]
В пунктах №№ 2–4 речь идет о предполагаемых тираже, цене и авторском гонораре: «Первый тираж предполагается в 3020 экземпляров (три тысячи двадцать). Цена публичной продажи — 150 фр. за 1 экземпляр»; «На основе этих цен на продажу издатель берется оплатить автору 10% на каждые 3000 экземпляров тиража, т.е. сумма во фр. составляет 45 000, — при следующих условиях: 25 000 фр. — при вручении рукописи издателю, 20 000 фр. — при выпуске произведения в продажу»; «В случае, если цены на продажу после их утверждения окажутся более высокими, чем указано в параграфе 2, издатель выдаст автору 10% от суммы, представляющей собой разницу между изначальной ценой и увеличившейся ценой» [25].
Выпуск второго тиража, право на издание которого закрепляет за Зелю-ком пункт № 7 договора, насколько нам известно, не состоялся. Проследить дальнейшую судьбу первого тиража, в том числе, затронутый в договоре вопрос соотношения цены и дополнительных процентов автора, в настоящий момент затруднительно.
Но мы можем прокомментировать пункт №11: «Издатель выдаст автору корректуру «Темных аллей» для авторской правки и обязуется не менять текст без согласия автора» [25], — используя письмо Бунина Марку Алдано-ву от 26 декабря 1945 г.: «Книга у Зелюка выйдет по “новой орфографии” — я и этим болен!» [189, c.191].
«Большевистскую»226 орфографию, уничтожившую, например, смысловую разницу между словами «миръ» и «мiръ», Бунин категорически не принимал: «По приказу самого Архангела Михаила никогда не приму больше-вицкого правописания. Уже хотя бы по одному тому, то никогда человеческая рука не писала ничего подобного тому, что пишется теперь по этому правописанию»227. И даже после войны, когда многие издательства перестали набирать тексты, используя сложную дореволюционную орфографию, до последнего настаивал на соблюдении ее правил в своих произведениях [191, c.142–145].
Отдельное издание «Речного трактира» и нью-йоркский вариант «Темных аллей» были набраны по старой орфографии, парижский вариант сборника, однако, вышел именно в новой орфографии. Пункта об орфографии, впрочем, в договоре нет. Возможно, Бунин просто не допустил мысли, что Зелюк, зная о взглядах писателя на этот счет — они были широко известны в эмиграции, — посмеет издать книгу на «заборной» орфографии.
Переживания Бунина по этому поводу были так глубоки, что отразились не только в упомянутом письме Алданову, но и в достаточно позднем письме Н. Р. Вредену228 от 11 апреля 1952 г.: «…она [книга] напечатана по “новой” заборной орфографии, забыл запретить ее издателю (Зелюку)…» [4].
Вышедшие во «Франко-русской печати» в конце 1946 г.229 «Темные аллеи» [114] тоже были оформлены очень просто — ни иллюстраций, ни украшений текста, ни фотографий автора230. Красная рамка на обложке напоминает издания «Родника»; формат — тот же «in octavo»231.
Главной особенностью книги стал текст: Во-первых, во второе издание были добавлены новые рассказы — всего книга содержала 38 рассказов232. Во-вторых, Бунин, по своему обыкновению, внес некоторые изменения в тексты, уже напечатанные и в «Новом журнале», и в издательстве «Новая земля». Свою любовь к бесконечным правкам писатель интересно объясняет, например, в письме к Б. Зайцеву от 21 ноября 1943 г.: «…почти вся книга есть у моего американского издателя, но в текстах не окончательно исправленных, тогда как теперь я их, мне кажется, уже совсем, совсем исправил (в мелочах, разумеется, но ты ведь знаешь, что порой десять неверных или лишних слов портят всю музыку, как портят ее тупые переводы)» [201, c. 127].
Эмигрантские книги И. А. Бунина: особенности оформления изданий
Русские эмигранты считали своей исторической миссией сохранение, а также последующее возрождение на родине привычной культурной среды — в том числе, традиций классической русской литературы и тех новшеств, которые пришли в нее в период модерна. Линия сохранения традиций Серебряного века коснулась и практики книгоиздания в эмиграции: тематика и оформление выпускавшейся в Русском зарубежье литературы (прежде всего, художественной) вполне соответствовали книгам, изданным в России периода конца XIX — начала XX вв.
Как уже говорилось, И. А. Бунин, будучи признанным в эмигрантской литературной среде «последним классиком», в своем позднем творчестве приобрел и модернистские черты, отраженные в короткой прозе 1927–1930–х гг., новеллах из цикла «Темные аллеи» и текстах т.н. «круга “Темных аллей”» (1937–1948 гг.), «литературной биографии» Л. Н. Толстого (1937) и отчасти — в полуавтобиографическом романе «Жизнь Арсеньева» (1930, 1952).
Эта двойственность, как мы считаем, отразилась и на внешнем виде эмигрантских изданий писателя.
Большинство из рассматриваемых нами книг оформлены лаконично. Более того, можно говорить о некоем внешнем сходстве эмигрантских книг Бунина: практически все издания относятся к формату «in octavo»; книги, как правило, имеют простую обложку, украшенную только цветной рамкой, включающей в себя имя автора и заглавие. Практически во всех книгах отсутствуют фотографии автора (за исключением избранных томов Собрания сочинений 1934–1936 гг.), иллюстрации и какие бы то ни было украшения текста.
С одной стороны, Бунин здесь стоит в одном ряду с коллегами по писа тельскому цеху: подобным образом были оформлены многие эмигрантские издания вообще — далеко не все издательские предприятия Русского зарубежья могли позволить себе лишние траты на художественное оформление выпускаемой продукции. С другой стороны, как видно из приведенной в исследовании переписки с М. С. Капланом, а также редакторами «Издательства имени Чехова», эстетическая скупость бунинских изданий была и личной волей автора тоже; характерная бунинская просьба: «Обложка моих книг долж на быть… никакая, лучше всего сказать. Ни классическая, ни модерн» [181, c.253].
Приведенные письма позволяют также смело утверждать, что писатель всегда тщательно следил за малейшими нюансами оформления своих книг. Большой интерес с точки зрения изучения творческой «кухни» представляет листок с рукописными пометами [22, д.5514]320 Бунина, относящийся к периоду сотрудничества с «Издательством имени Чехова» и хранящийся сейчас в РАЛ: писателя волновала каждая мелочь будущих изданий (речь шла о сборниках «Весной, в Иудее. Роза Иерихона» и «Митина любовь. Солнечный удар»), начиная от внешнего вида обложки («обложку из той же самой белой бумаги, что на «Жизни Арсеньева», «цвет букв на обложке взять ярко-зеленый»), особенностей оформления текста (Бунин требовал сохранить все авторские знаки препинания и поставленные ударения), верстки («каждая даже самая маленькая вещичка должна быть одна на странице») и т.д.
Бунинское требование дорогой бумаги, хороших шрифтов и качества печати в целом — характерная черта издательской истории писателя в указанный период. Не все рассматриваемые нами издания, однако, могут похвастаться высоким полиграфическим качеством.
К примеру, книги, выпущенные «Русской землей» в 1920–1921 гг., с этой точки зрения значительно уступают изданиям берлинского «Слова» (1921–1924 гг.), не говоря уже об изданиях парижского «Родника» (1925– 1927 гг.) — для последних, как было указано в соответствующей главе, издателем использован дорогой сорт очень плотной белой бумаги с филигранью.
Книги Бунина, изданные в Русском зарубежье после 1927 г., как правило, также напечатаны на плотной белой бумаге (филигрань, однако, более нигде не встречается), качество оттиска хорошее, общее оформление типичное (рис. 5).
Однако можно назвать три эмигрантских издания Бунина, оформление которых явно выделяется на фоне прочих бунинских книг рассматриваемого периода не только качеством бумаги и печати: сборники «Начальная любовь» (1921) и «Последнее свидание» (1926), а также отдельное подарочное издание рассказа «Речной трактир» (1945). Эти книги оформлены в соответствии с книжными традициями Серебряного века: каллиграфия, виньетки, буквицы, иллюстрации и т.д. (рис. 6).
Никакой информацией об авторе-оформителе первого указанного издания, имеющего цветочную виньетку на обложке, мы в настоящее время не располагаем. Каллиграфическое оформление обложки сборника «Последнее свидание» принадлежит И. Я. Билибину — сведения об этом есть на задней стороне издания, — однако подробностей переговоров на этот счет Н. Н. Карбасникова с Буниным мы также пока не знаем. В обоих названных случаях сложно предположить, что, кроме обещания коммерческого успеха издания, могло склонить такого щепетильного автора, как Бунин, дать согласие на оформление своих эмигрантских сборников в духе ранней, дореволюционной книги стихов «Листопад» (1901), изданной у модернистов — в символистском «Скорпионе» (рис. 7).
Все оформление «Речного трактира» — каллиграфия, рамка и изображение гармони на обложке, буквица и небольшая иллюстрация в конце книги — было сделано М. В. Добужинским, коллегой И. Я. Билибина по дореволюционному объединению «Мир искусства».
Отдельное издание рассказа «Речной трактир», насколько нам известно из доступных материалов переписки, осуществлялось без непосредственного участия писателя — это был дружеский подарок Бунину на 75–летие, поэтому книга выделяется среди прочих ещё и большим форматом — «crown quarto».
Самостоятельный выбор М. О. Цетлиным и М. А. Алдановым для этой бунинской книги явно «модернистского» оформления, возможно, говорит о том, что окружение Бунина тоже улавливало вышеописанную литературную двойственность «последнего классика». Но, как явствует приведенная в соответствующей главе переписка, реакция писателя была вполне положительной — и на сам факт издания, и на нехарактерное «роскошное» оформление книги.
Как уже говорилось, значительно тяжелее — в «техническом» смысле — писатель переживал вынужденную необходимость перейти на ненавистную ему «новую» орфографию: в этом, вероятно, одна из причин недовольства Бунина оформлением последних прижизненных изданий.
Характеризуя оригинальные русскоязычные издания И. А. Бунина, выпущенные в эмиграции в период 1920–1955 гг., в целом, можно заключить следующее:
1) И. А. Бунин был одним из самых продуктивных и стабильно издаваемых литераторов Русского зарубежья;
2) Темы и идеи произведений Бунина по ходу его творческого пути в указанное время практически не менялись;
3) Среди излюбленных бунинских жанров в период эмиграции первое место по праву стала занимать краткая прозаическая форма — рассказ, — которая стала и самой публикуемой формой бунинского эмигрантского творчества