Содержание к диссертации
Введение
Глава I. Пределы осуществления и защиты исключительного права патентообладателя: понятие, назначение, специфика
1.1. Реформирование догматической конструкции пределов осуществления субъективных прав сквозь призму особенностей патентоохраняемых объектов 18
1.2. Институциональное назначение исключительного права на патентоохраняемые объекты, противоречащие ему правореализационные модели 48
1.3. Содержание и формы реализации исключительного права 71
Глава II. Пределы осуществления исключительного права патентообладателя: основания, условия, правовые средства установления
2.1. Пределы осуществления исключительного права при установлении патентообладателем условий, отказе в заключении лицензионных договоров. Проблема антиконкурентных лицензионных практик 108
2.2. Принудительная лицензия как средство воздействия на ненадлежащие правореализационные практики в лицензионной сфере .158
Глава III. Пределы защиты исключительного права исключительного права патентообладателя .
3.1. Злоупотреблением правом на защиту: формы, последствия 192
3.2. Допустимые возражения ответчика в рамках спора о нарушении исключительного права патентообладателя .237
Список источников и литературы 270
- Институциональное назначение исключительного права на патентоохраняемые объекты, противоречащие ему правореализационные модели
- Содержание и формы реализации исключительного права
- Принудительная лицензия как средство воздействия на ненадлежащие правореализационные практики в лицензионной сфере
- Допустимые возражения ответчика в рамках спора о нарушении исключительного права патентообладателя
Институциональное назначение исключительного права на патентоохраняемые объекты, противоречащие ему правореализационные модели
В отечественной цивилистике институт пределов осуществления субъективных прав традиционно рассматривается в неразрывном единстве со злоупотреблением правом3. Как отмечается отдельными исследователями, принцип недопустимости злоупотребления правом представляет собой не что иное, как требование к субъектам не выходить за пределы права в процессе их реализации4. На нормативном уровне (ст. 10 ГК РФ) институт пределов осуществления гражданских прав раскрывается через установление запретов на конкретные формы злоупотребления правом.
Под злоупотреблением правом, при этом, принято понимать избранную правообладателем форму осуществления субъективного гражданского права, противоречащую цели, ради которой соответствующее право было предоставлено субъектам, и причиняющую вред интересам иных лиц и общества в целом5. Квалифицирующим признаком данного деяния в соответствии с действующей редакцией ст. 10 ГК РФ выступает заведомая недобросовестность. Термин «заведомо», в данном случае используется неспроста. Он указывает на то, что правообладатель в полной мере осознает противоправность своих действий и намеренно реализует право в ненадлежащих целях, что способно привести к нарушению прав и законных интересов иных лиц. Иными словами, речь идет о действиях, совершаемых с прямым умыслом6.
Подобному доктринальному толкованию в полной мере корреспондирует сложившаяся правоприменительная практика. Как неоднократно указывалось судом для квалификации действий субъекта в качестве злоупотребления правом необходимо установить, во-первых, незаконную цель осуществления субъективного права7; во-вторых, умышленный характер поведения субъекта8.
Обозначенный догматический подход к пределам осуществления субъективных гражданских прав нуждается в переосмыслении. Необходимо признать - большинство российских цивилистов при исследовании данного института исходят не из его сущностных особенностей, потенциальных значений, которые он может принимать в системе гражданско-правовых отношений, а нормативной конструкции ст. 10 ГК РФ. Применение формально-юридической методологии обусловило полное «сращивание» института пределов осуществления субъективных прав с принципом незлоупотребления правом при выхолащивании содержания первого, подмене его вторым. В связи с чем, до сих пор не были раскрыты и реализованы все возможности, связанные с применением пределов осуществления субъективных прав, для обеспечения эффективного функционирования отдельных правовых систем и комплексных институтов. Утверждение о необходимости сопоставления правореализационных моделей (форм осуществления права) с целями предоставления субъективного права9, также являясь порождением позитивистского подхода, обладает незначительной эвристической ценностью. Прежде всего, в данном аспекте необходимо заметить, что устанавливающая конкретное субъективное право норма является результатом, с одной стороны, деятельности множества субъектов и инстанций, с другой – компромисса между различными социальными группами, определить общую «цель» которых является, по меньшей мере, затруднительным10.
Если конкретная цель предоставления субъективного права была бы определима, то отпала бы сама по себе необходимость в установлении пределов осуществления такого права. Подобная цель учитывалась бы еще на стадии закрепления содержательных границ права, за пределами которых субъект перестает действовать на основании права. Кроме того, как будет подробно раскрыто далее, допустимость форм реализации субъективного права во многом зависит от конкретного конфликта интересов, возникшего в отношении блага, принадлежащего управомоченному лицу. Пределы осуществления права, таким образом, должны быть направлены не на обеспечение конкретной цели, с которым законодатель якобы связывал его предоставление, а на справедливое разрешение данного конфликта с учетом аксиолого-функциональных ориентиров правовой системы.
К раскрытию сущности пределов осуществления субъективных прав надлежит подходить с позиции системно-институционального подхода, рассматривающего их в качестве одного из элементов правовой системы, способствующего поддержанию ее стабильности.
На данном этапе важно сделать несколько общих замечаний относительно конструирования правовой системы. С одной стороны, данный процесс является результатом воздействия совокупности социально – экономических и политических детерминант, с другой – одним из факторов, определяющих преобразование общественных отношений в конкретной сфере. Разнообразие социальных практик, характеризуемых специфическим содержанием, субъектно-объектной структурой обусловливает выделение в рамках общей правовой системы относительно автономных образований подотраслей, комплексных институтов (например, патентное право). Подобные правовые системы служат опосредованию отношений в определенной сфере, согласованию актуализируемых в рамках соответствующих социальных практик интересов.
Содержание и формы реализации исключительного права
В качестве дополнительной функции системы исключительных прав называется минимизация риска «дублирования» инвестиций и инноваций одного и того же типа. Речь в данном случае идет о реализации публичного интереса в рыночной диверсификации. Иными словами, считается, что предоставляя возможность исключительного использования каждой патентоохраняемой разработки одному субъекту, государство, тем самым, подталкивает всех иных создавать новые технические решения. Весьма характерным для подобного типа правопонимания является утверждение Э. Китча: «патенты служат снижению затрат на поддержание контроля над технологией и повышению коэффициента рентабельности инноваций, обеспечивая унифицированную систему стимулов»67. Подобное понимание функциональной сущности исключительных прав прослеживает и во многих решениях американских судов. При толковании положений законодательства об авторских и патентных правах Верховным судом США неоднократно подчеркивалось, что первоочередной целью данных актов является стимулирование создания и распределения результатов интеллектуальной деятельности68.
В целом, необходимо обозначить, что исследуемый подход к обоснованию системы исключительных прав не лишен рационального зерна. Во-первых, конструктивной следует признать общую направленность данного типа правопонимания на поиск общественных интересов, реализуемых посредством института исключительного права, которые могли бы перевесить «выгоды», сопряженные с использованием ОИС неограниченным кругом лиц. Во-вторых, нельзя отказать ему и в известной степени аксиологичности. Другое дело, что за единственную действительную ценность в данном случае берется лишь экономическая эффективность, все остальные называемые критерии являются, по сути, ее проявлениями. В-третьих, - следует заметить, что патент, действительно, во многих случаях выступает необходимой «гарантией – стимулом» к разработке соответствующих технических решений, инвестиций в инновационную деятельность. Вкладывая значительные средства в проведение исследований и экспериментов, закупая дорогостоящее оборудование, субъекты предпринимательской деятельности с очевидностью рассчитывают на получение значительной прибыли от коммерциализации соответствующих инноваций при отсутствии подобной возможности у их конкурентов. Крайне рискованно выстраивать вокруг некого ОИС свою предпринимательскую деятельность, привлекать инвестиции, в ситуации, когда соответствующая разработка может быть потенциально использована неограниченным кругом лиц.
Вместе с тем, экономический анализ права к раскрытию сущности исключительного права также заслуживает определенной критики. Причин к тому несколько: 1) отстранение от фигуры изобретателя: С тем, чтобы создать эффективную систему оценки правовых явлений и институтов, приверженцы law and economics в известной мере отходят от исследования реальных отношений. Игнорируется тот факт, что зачастую создание конкретных ОИС, рост инновационной активности является процессом, не обусловленным целью получения патента69.
Как было отмечено, А. Плантом (A. Plant), «часто создание изобретения является спонтанным, и, следовательно, не зависит от факта предоставления патентной защиты» // Цит. по: Menell P. Указ. соч. Все элементы экономической рациональности, рассматриваемые в рамках «law and economics» - такие как, стимул к эффективному инвестированию и максимизации ценности патента или снижение затрат на поддержание контроля над технологией и связанные с ними аналитические умозаключения – имеют смысл только применительно к корпоративным структурам. В тоже время, изобретатель всегда является человеком – как правило, работником компании правообладателя. В отношении него данные критерии применить достаточно трудно. Перспективы приобретения исключительного права на разработку могут вовсе не браться им во внимание при создании изобретения70. 2) игнорирование того факта, что предоставление патента зачастую не являет собой действительного стимула к инновационной деятельности Как было указано М. Спенсем, «по крайней мере, в некоторых областях технологических инноваций рыночное лидерство является более важным механизмом компенсации инвестиции в R & D, чем патентные права»71. В качестве примеров подобных «областей», при этом, был назван: - дизайн (промышленные образцы) - его разработка обусловлена главным образом существующей на рынке конкуренции: внешний вид продукции может явиться ее значимым преимуществом для конечных потребителей; - отрасли, в которых наблюдается существенное запаздывание в подражании - лидер рынка может получить значительные репутационные преимущества и построить эффективные отношения с покупателем до тех пор, пока конкуренты воссоздадут его разработку
Кумулятивный характер инновационной деятельности требует от «последующих инноваторов» получения доступа к ранее запатентованным разработкам. Обладатели прав на первичную инновацию, могут, однако, запросить за предоставление прав чрезмерные роялти, что само по себе способно лишить последующего инноватора возможности продолжения инновационной деятельности в конкретной сфере. С позиции общественного интереса ситуация будет оставаться нормальной до тех пор, пока изобретательская активность первых будет настолько значительна, что при вынужденно-пассивном поведении последних на определенном рынке будет обеспечиваться научно-инновационное развитие. В ином случае – наличие патента у первичных инноваторов может стать препятствием не только для инновационной деятельности их конкурентов, но и научно-технологического развития конкретной отрасли.
Обозначенные возражения в совокупности демонстрируют невозможность рассмотрения исключительного права в контексте жесткого экономического детерминизма: «предоставление патента – создает стимулы для создания и коммерциализации разработки и влияет в конечном итоге на развитие экономической системы в целом». Это, однако, не отменяет того факта, что в отдельных ситуациях предоставление исключительных прав, действительно, выступает ключевым стимулом как для инновационной деятельности, так и инвестирования в подобную деятельность.
Принудительная лицензия как средство воздействия на ненадлежащие правореализационные практики в лицензионной сфере
Стратегии, основывающиеся на общем механизме: правообладатель, который сам не стремится коммерциализировать объект, дожидается момента, когда соответствующий ОИС начинает активно применяться иным субъектом в его предпринимательской деятельности, после чего обращается к последнему с требованием о нарушении исключительного права. Потенциальный нарушитель, при этом, до такого обвинения оставался в неведении относительно факта существования патента.
Принципиальное значение в данном аспекте приобретают несколько обстоятельств. Во-первых, в условиях «патентного потепления» инноватору зачастую бывает крайне сложно (если не сказать – невозможно) выявить все патенты, существующие в данной сфере, тем более, что в случае с рассматриваемыми стратегиями речь, как правило, идет о патентах на незначительные элементы комплексной инновации. Таким образом, нарушитель может добросовестно заблуждаться относительно правомерности своих действий. Правообладатель же намеренно выжидает расширения инноватором производства, с тем, чтобы запрет на использование даже самого незначительного элемента комплексной инновации явился для бизнеса последнего серьезным ударом.
Во-вторых, правообладатель, осуществляющий рассматриваемые стратегии, является, как правило, непроизводственной организацией, в связи с чем, добившись запрета на использование ОИС, он не заменит на рынке соответствующих инновационных товаров нарушителя. Таким образом, могут пострадать общественные интересы.
Стратегия «подводных патентов» (submarine patent) заключается в том, что компания до того, как это успеют сделать ее потенциальные конкуренты, подает патентные заявки, распространяющиеся на технологии или отдельные элементы, которые, по сути, еще не разработаны и никогда не будут ею использоваться. При этом она стремится задержать выдачу патента, публикацию информации о нем, надеясь, что другой субъект самостоятельно разработает схожее изобретение, применит его в своей коммерческой деятельности. Когда это происходит, изобретатель заканчивает оформление документов на патент и подает против производителя иск с тем, чтобы он поделился своей прибылью144.
Стратегия «патентной засады» Как правило, применяется участниками организаций, устанавливающих стандарт. Проявляется она в том, что такие участники не раскрывают соответствующей организации информацию о наличии у них патента на разработку, позволяя ей включить ОИС в стандарт. После чего, они дожидаются т.н. «закрытия стандарта», когда исключения из его состава любого элемента становится весьма проблематичным. В ловушке оказываются все субъекты, применяющие стандарт. Они теряют возможность производства и использования совместимой со стандартом продукции, что самому правообладателю дает значительные экономические рычаги145.
Как отмечается в литературе, приобретение возможности блокировать применение стандарта в значительной мере повышает коммерческую ценность патентов для их обладателей146. Процесс стандартизации, таким образом, создал дополнительные стимулы для приобретения компаниями патентов147, внесся тем самым свой «вклад» в патентное потепление. Повышение числа патентов в сферах применения технических стандартов стало серьезным вызовом для развития и применения последних148.
В первый раз подобная стратегия была применена еще в XIX в. В 1879 г. Дж. Селден подал патентную заявку на бензиновый автомобильный двигатель, но сумел оттянуть момент окончательной регистрации на 16 лет. Тем временем автомобильная отрасль выросла, и в 1895 г. ловушка захлопнулась. Дж Селден зарегистрировал патент и потребовал от ряда автомобильных компаний заключить с ним лицензионные соглашения. Второй окружной суд США в 1911г. поддержал его, указав, что Селден «всего лишь воспользовался задержками, которые допускал закон».
Патентными троллями принято называть компании, которые не производят и не продвигают собственный продукт, а получают патенты для цели подачи исков о нарушении своего исключительного права против фирм, уже использующих технологию149. Другими словами, патентный троллинг — это бизнес по подаче исков, а не по продаже или производству чего-либо150.
Жертвами такой деятельности, как правило, становятся крупные успешные компании, специализирующиеся на разработке и продаже комплексных инноваций — товаров, имеющих в основе десятки патентоохраняемых объектов. Патентные тролли при этом действуют по следующей схеме. Они отыскивают в «патентном портфолио» компании пробелы — элементы комплексной инновации, не охваченные патентами инноватора. Затем находят авторов подобных разработок и приобретают у них права на соответствующие объекты. Учитывая, что речь идет, как правило, о старых и неликвидных патентах, затраты оказываются минимальными. Наконец, они обращаются с требованием к компании инноватору выплатить им значительные средства под угрозой инициирования дорогостоящего судебного разбирательства о нарушении исключительных прав. Если дело доходит до суда, тролли в качестве способа правовой защиты избирают «пресечение действий, нарушающих права», применение которого способно нанести наиболее болезненный удар по бизнесу ответчика.
Допустимые возражения ответчика в рамках спора о нарушении исключительного права патентообладателя
К оценке поведения патентообладателя стал широкого применяться антимонопольный тест. Вместе с тем уже в 1980-е гг. от данных правил было решено отказаться. В 1988 г. был разработан законопроект, в первоначальной редакции которого предусматривалось, что действия правообладателя составляют патентное злоупотребление тогда и только тогда, когда они нарушают антимонопольное законодательство. Вместе с тем, в конечном итоге была принята иная, менее радикальная версия194. Было закреплено, что антимонопольные правила должны применяться только к условиям, обязывающим лицензиата приобрести незапатентованные объекты в дополнение к запатентованным. Все иные типы злоупотреблений
Пункт лицензионного договора, обязывающий лицензиата предоставить лицензиару эксклюзивную лицензию на изобретения, которые будут созданы лицензиатом в той же области, или на усовершенствование существующего изобретения. Четвертый период: злоупотребление правом определяется как расширение «физических или временных границ патента» с антиконкурентным эффектом. При этом рассматриваемый институт, как правило, отграничивается от правонарушений, предусмотренных антимонопольным законодательством. Суды вынесли ряд прецедентных решений, в которых констатировалось, что патентные злоупотребления не требуют применения антимонопольного теста.
Весьма интересным в рассматриваемом аспекте является дело Mallinckrodt v. Medipart196. Истец продавал больницам запатентованное устройство с указанием - «для одноразового использования». После первого использования данного устройства некоторые больницы отправляли устройства ответчику для технического обслуживания, позволяющего снова их использовать.
Mallinckrodt предъявил к Medipart иск о нарушении его исключительного права на устройство. Ответчик факт нарушения отрицал. В своих возражениях на иск он ссылался на то, что установленные истцом ограничения являются незаконными, поскольку «никакие ограничения не могут признаваться действительными в соответствии с Патентным законом в отношении покупателя (даже первоначального – прим. А.В.) запатентованного товара».
Суд первой инстанции отказал в удовлетворении иска, в полной мере согласившись с обозначенными утверждениями ответчика. При этом, как было отмечено судом округа, он основывался на доктрине патентного злоупотребления, хотя прямо не использовал данное обозначение.
Наложенные в данном случае ограничения сами по себе не составляли патентного злоупотребления или нарушения антимонопольного законодательства. Следовательно, запатентованный продукт использовался ответчиком в нарушение законных ограничений – «одноразового использования». Требования истца были удовлетворены. Злоупотребление правом при этом было определено правоприменителем как «поведение, которое само по себе не нарушает какого-либо закона, но создает на основе патентного права антиконкурентную мощь и, таким образом, противоречит государственной политике. Цель правовой политики – воспрепятствовать использованию патента правообладателем, с тем, чтобы получить рыночные преимущества, выходящие за пределы того, что должно предоставлять право в соответствии с законом».
Интерес представляет также обозначенный судом алгоритм оценки поведения правообладателя, условий лицензионных соглашений.
Прежде всего, необходимо ответить на вопрос, входят ли закрепленные в соглашении по требованию лицензиара ограничения в объем тех прав, которые предоставляются ему в соответствии с патентом. Если ответ на данный вопрос положительный, то действия лицензиара надо признать правомерными и на этом закончить исследование его поведения. В то же время обнаружение антиконкурентного эффекта, простирающегося за пределы предоставленного субъекту патентного права, не должно автоматически влечь обвинение правообладателя в злоупотреблении правом. В тех случаях, когда антиконкурентный эффект сам по себе не образует правонарушения, он должен рассматриваться с позиции разумного подхода (rule of reason). Нетрудно заметить, что в данном случае американский суд подошел к рассмотрению злоупотребления правом со свойственных российскому правопорядку позиций – как к специфическому поведению правообладателя, формально основывающемуся на законодательно гарантированном субъективном праве, в целях, противных правовой политике, назначению такого права. Тем интереснее нам его дальнейшие соображения относительно соотношения с антимонопольным законодательством.
Правоприменителем было отмечено, что следствием патентного злоупотребления может явиться антиконкурентный эффект. При этом вывода о необходимости применения антимонопольного законодательства за данным утверждением не последовало. Напротив, суд констатировал, что патентные злоупотребления, хотя и вредят конкуренции и потому должны пресекаться, лежат за пределами составов конкретных антимонопольных нарушений.
Исходной точкой в споре Virginia Panel Corp. v. Mac Panel Co197 явился иск о нарушении исключительного права на принадлежащий Virginia Panel Corp патент. За ним последовал встречный иск, в рамках которого ответчик обвинил истца в злоупотреблении правом и нарушении антимонопольного законодательства.
Находясь в конкурентных отношениях с ответчиком, истец предпринял ряд мер: 1) уведомил клиентов ответчика, о нарушении последним патента; 2) предупредил собственных клиентов, что они будут лишены гарантии на покупаемые у него тестовые адаптеры, если такие адаптеры будет использоваться не с разрабатываемыми им компонентами; 3) предусмотрел в соглашении с компанией ASCOR условие о приобретении, в том числе, незапатентованных продуктов. По мнению ответчика, подобные действия образовали состав, как патентного злоупотребления, так и нарушения антимонопольного законодательства.
Суд первой инстанции счел аргументы ответчика убедительными и обязал истца выплатить штраф. Подобное решение было, вместе с тем, пересмотрено судом апелляционной инстанции. Как отметил правоприменитель, «действия правообладателя не образовывали патентного злоупотребления, потому что они не расширяли сферу действия патента ни в предметном, ни временном аспекте».