Содержание к диссертации
Введение
ГЛАВА 1. ОБЩИЕ ПОЛОЖЕНИЯ ОБ АВТОНОМИИ ВОЛИ ВО ВНЕШНЕЭКОНОМИЧЕСКИХ СДЕЛКАХ 11
1.1 Юридическая природа автономии воли и ретроспектива её регулирования в отечественном праве 11
1.2 Сфера действия и виды соглашения о применимом праве 27
1.3 Определение действительности соглашения о применимом праве 52
ГЛАВА 2. ИЗБРАНИЕ «ПРАВА» КАК ИСХОДНАЯ ВОЗМОЖНОСТЬ ДЛЯ СТОРОН ПРИ РЕАЛИЗАЦИИ АВТОНОМИИ ВОЛИ 59
2.1 Выбор источников национального права 59
2.2 Допустимость избрания вненационального права 85
2.3 Проблема выбора справедливости 99
ГЛАВА 3. ЧАСТНЫЕ ВОЗМОЖНОСТИ ПРИ ОСУЩЕСТВЛЕНИИ АВТОНОМИИ ВОЛИ 105
3.1 Выбор права «третьего» государства 105
3.2 Избрание применимого права к части договора 125
3.3 Кумулятивный выбор правопорядков 132
ЗАКЛЮЧЕНИЕ 147
БИБЛИОГРАФИЯ 153
- Юридическая природа автономии воли и ретроспектива её регулирования в отечественном праве
- Выбор источников национального права
- Выбор права «третьего» государства
Введение к работе
Актуальность темы обусловлена, по меньшей мере, тремя обстоятельствами.
Во-первых, после отмены государственной монополии на внешнюю торговлю в 1991 г. резко активизировалось торгово-экономическое сотрудничество отечественных предприятий различных организационно-правовых форм с зарубежными партнерами. Подобное кардинальное изменение внешнеэкономического курса выявило очевидное противоречие между потребностями в профессиональном сопровождении внешнеторгового оборота и реальным уровнем правовых знаний его участников, которое, в свою очередь, выступило мощным фактором появления и накопления различных трудностей юридического характера в осуществлении внешнеэкономической деятельности. Одной из них стала проблема определения права, применимого к сделке, опосредующей международный обмен товарами, работами и услугами.
В настоящее время примерно в 65% случаев субъекты внешнеэкономической деятельности используют такой способ разрешения коллизионной проблемы, как заключение соглашения о выборе права (см. Приложение 1). Будучи непосредственным проявлением автономии воли, подобное соглашение служит перспективным способом устранения многочисленных трудностей определения применимого права на основании объективной привязки, особенно если последняя является «гибкой».
Однако, даже определяя применимое право по соглашению между собой, участники внешнеторгового оборота не защищены от возможных проблем, связанных со способами выражения автономии воли, возможностью выбора лишь отдельных правовых источников, действующих в государстве, вненационального права и кумулятивного осуществления автономии воли.
Во-вторых, на рубеже XX-XXI веков произошло существенное обновление отечественного законодательства в области международного частного права. Речь идёт не только о принятой в 2001 г. части третьей Гражданского кодекса РФ (далее ГК РФ), но и о международных договорах о правовой помощи с участием России, заключённых в последнее десятилетие. Несмотря на то, что последние не содержат развернутой регламентации вопросов определения права, подлежащего применению к договорным обязательствам, их положения о выборе права, как и соответствующие установления внутригосударственного законодательства, по прошествии нескольких лет действия настоятельно требуют своей оценки не только в сравнении с предшествующим регулированием в данной области, но и в контексте перспектив дальнейшего развития. В последнем случае ориентиром вполне могут служить те тенденции, которые уже обозначили себя на международном уровне и в законодательстве зарубежных стран.
В-третьих, нуждается в обобщении и всестороннем анализе практика применения норм об автономии воли отечественными правоприменительными органами, начавшая складываться ещё в первой половине прошлого века и обогащенная новыми подходами после демонополизации внешнеэкономической сферы. Её способность служить богатой эмпирической базой для науки международного частного права вкупе с имевшим место при подготовке части третьей ГК РФ учётом положений, устоявшихся в арбитражной практике, позволяет оценить последнюю как первичный фактор выявления пробелов правового регулирования выбора права сторонами договора и корректировки законодательной политики государства в этом направлении.
Кроме того, требуют своего сопоставления подходы к решению ряда вопросов осуществления автономии воли, применяемые государственным и международным коммерческим арбитражем. В случае выявления расхождений между ними, не основанных на предписаниях законодательства, возникает необходимость определения отвечающего
указанным предписаниям подхода, в частности, по вопросу кумулятивного выбора применимого права.
Степень разработанности темы позволяет сделать вывод о том, что на сегодняшний день отсутствуют комплексные исследования автономии воли, посвященные анализу всего спектра возможностей по выбору применимого права, предоставляемых современным российским правом участникам внешнеэкономической сделки. Отдельные работы были посвящены анализу теоретической модели автономии воли , особенностям её применения в международном коммерческом арбитраже2, ограничениям автономии воли3, либо, имея достаточно широкий предмет исследования, основывались на положениях прежнего законодательства4.
В то же время до настоящего времени не получили адекватного освещения в юридической литературе вопросы определения действительности соглашения о применимом праве, выбора вненациональных источников для разрешения споров по международным коммерческим сделкам, минимально изученной остается проблема кумулятивного осуществления автономии воли.
Цель исследования состоит в комплексном анализе возможностей сторон внешнеэкономической сделки по избранию права, применимого к их правам и обязанностям.
Достижение поставленной цели предполагает решение ряда исследовательских задач, главными из которых являются:
- анализ юридической природы автономии воли и ретроспективы развития её регулирования в отечественном праве;
- определение сферы действия соглашения о применимом праве по видам внешнеэкономических сделок и кругу контрактных взаимоотношений сторон;
- классификация указанных соглашений в зависимости от способа выражения воли, времени заключения и характера критерия, положенного в основу соглашения;
- разработка концепции определения права, регламентирующего действительность соглашения о выборе права;
- исследование особенностей выбора источников национального права, а также допустимости выбора вненационального права и справедливости при осуществлении автономии воли;
- анализ частных возможностей при реализации автономии воли, а именно: выбора права «третьего» государства, избрания применимого права к части договора, кумулятивного осуществления автономии воли;
- формулирование на основе изученного научно-теоретического, нормативного и практического материала предложений, направленных на совершенствование действующей регламентации автономии воли и практики её применения.
Объектом исследования выступают положения международных договоров (конвенций, соглашений), нормы действующих, а также утративших силу к настоящему времени нормативных правовых актов Российской Федерации и ряда зарубежных государств, решения государственного и международного коммерческого арбитража.
Предметом исследования являются правоотношения между участниками внешнеэкономических сделок, складывающиеся по поводу реализации возможностей, предоставленных действующим отечественным правом в части выбора применимого к такой сделке правопорядка.
В рамках настоящей работы не рассматривается проблема выбора права к сделкам, осложненным иностранным элементом, но не являющимся внешнеэкономическими (потребительским договорам, соглашениям в семейно-правовой сфере и др.).
Вопрос об ограничениях автономии воли действием оговорки о публичном порядке и императивными нормами исследован лишь постольку, поскольку указанные ограничения влияют на реализацию частной возможности по выбору права любого государства.
Методологические и теоретические основы исследования состоят в том, что автором использовалась совокупность методов научного исследования, а именно: формально-юридический, сравнительно-правовой, системно-правовой, юридико-исторический, грамматический, правового моделирования, формальной логики и др. Это позволило достичь максимальной глубины исследования рассматриваемых вопросов.
Теоретическую основу исследования составили труды следующих отечественных ученых: Л.П. Ануфриевой, МП. Бардиной, СВ. Бахина, М.М. Богуславского, Н.Г. Вилковой, Г.К. Дмитриевой, И.В. Елисеева, А.Н. Жильцова, В.П. Звекова, И.С. Зыкина, В.А. Кабатова, Е.В. Кабатовой, А.С. Комарова, В.В. Кудашкина, Л.А. Лунца, Ю.Э. Монастырского, Ю.Г. Морозовой, Д.К. Мосс, А.И. Муранова, Д.Ф. Рамзайцева, М.Г. Розенберга, А.А. Рубанова, В.Л. Толстых, СВ. Третьякова, Н.В. Тригубович, а также таких общепризнанных зарубежных специалистов как: М. Иссада, У. Магнуса, Дж. Чешира, К. Шаха и К. Шмиттгоффа.
Научная новизна диссертационного исследования заключается в комплексном подходе к анализу автономии воли во внешнеэкономических сделках с учётом последних изменений в отечественном праве, произошедших как на национальном, так и на международном уровнях. При этом особое внимание уделено недостаточно разработанным на сегодняшний день вопросам определения действительности соглашения о выборе права,
возможности выбора вненациональных источников и справедливости, кумулятивного осуществления автономии воли.
Научная новизна работы отражена в положениях, выносимых на защиту, в которых обоснованы выводы о том, что:
1) соответствуют законодательству встречающиеся на практике двусторонние соглашения о применимом праве, которые начинают действовать лишь после определения критерия, положенного в их основу. Эти соглашения являются выражением выбора, сделанного после заключения договора (п. 3 ст. 1210 ГК РФ), и могут служить одним из способов достижения компромисса в решении коллизионного вопроса;
2) необходимо нормативно закрепить решение проблемы определения действительности соглашения о выборе права с точки зрения содержания. Соответствующие вопросы, во избежание дополнительного «расщепления» договорного статута, осуществления потенциально более сложного процесса применения объективных привязок, а также имея в виду возможность выбора вненациональных источников, целесообразно альтернативно подчинить правопорядку, избранному сторонами сделки, и законодательству страны места рассмотрения спора;
3) некорректно оперировать в международных договорах с участием России при формулировании положений о подлежащем применению праве категорией «законодательство», так как буквальный смысл этой категории входит в противоречие с целями заключения подобных соглашений. Для устранения этого необходимо в каждом вновь заключаемом договоре использовать термин «право», означающий всю совокупность правовых источников, действующих в конкретном государстве, а в действующие международные договоры внести соответствующие изменения;
4) целесообразно избрание участниками внешнеэкономических сделок (в ряде случаев) не всех объективно действующих в конкретном государстве правовых источников, а лишь его внутреннего законодательства. Вероятную при этом проблему правильного истолкования используемых в соглашении о
выборе права категорий «право» и «законодательство» могут устранить сами стороны путём специального указания на возможность применения или неприменения международных правовых актов к сделке;
5) допустимо расширение предмета соглашения о применимом праве за счёт включения в него положений о распределении бремени предоставления одной из сторон информации о содержании избранного правопорядка. Такой подход не противоречит действующему законодательству, поскольку означает одновременную реализацию участниками сделки права на содействие суду в установлении содержания иностранных норм;
6) исторически сложившийся дуализм в определении объектов автономии воли, присущий законодательству о международном коммерческом арбитраже и гражданскому законодательству, может быть позитивно использован при дальнейшем совершенствовании последнего: идеи, касающиеся возможного использования в качестве средств разрешения споров по внешнеэкономическим сделкам вненациональных источников, получившие определенный опыт своего применения в международном коммерческом арбитраже, вполне могут быть воспроизведены в ГК РФ;
7) недопустимо расширительное толкование ограничений, закреплённых в п. 5 ст. 1210 ГК РФ, как исключающих возможность выбора права, не имеющего связи с договором. Смысл данной нормы следует устанавливать прежде всего из её сопоставления с имевшейся в проекте раздела о международном частном праве части третьей ГК РФ 1996 г. нормой о последствиях обхода закона.
Практическое значение диссертации состоит в том, что результаты её могут быть использованы в дальнейших научных разработках проблемы автономии воли, при совершенствовании российского законодательства в области международного частного права, в практической деятельности участников внешнеэкономических отношений, а также в процессе преподавания курса «Международное частное право» в юридических высших учебных заведениях и отдельных спецкурсов по данной проблематике.
Апробация результатов исследования осуществлялась при обсуждении диссертации на кафедре гражданского права Современной гуманитарной академии. Теоретические положения и выводы работы использованы при чтении лекций и проведении практических занятий со студентами Челябинского филиала Современной гуманитарной академии по курсу «Международное частное право». Основные результаты диссертации опубликованы в печати.
Юридическая природа автономии воли и ретроспектива её регулирования в отечественном праве
В международном частном праве под автономией воли понимается возможность участников правоотношения избирать право, которое будет регулировать их права и обязанности.
Идея о допустимости подчинения сделки тому праву, которое изберут сами её участники, впервые была изложена в монографии известного французского юриста Ш. Дюмулена «Conclusiones de statutis et consuetudinibus localis», вышедшей в середине XVI в. Несмотря на то, что с тех пор прошло около пяти столетий, проблема автономии воли продолжает сохранять дискуссионный характер. В связи с тем, что отрасль международного частного права за последние столетия подверглась значительной либерализации, предметом полемики выступает уже не целесообразность выбора применимого права во внешнеэкономических сделках, а юридическая природа автономии воли, основные концепции относительно которой можно объединить в три группы.
В первую группу входят теории, объясняющие природу автономии воли через категории международного права. Одним из её представителей считается Д.Ф. Рамзайцев, по мнению которого допустимость заключения сторонами сделки, принадлежащими к разным государствам, соглашения о выборе применимого к их отношениям права является проявлением международно-правового обычая, касающегося разрешения общих вопросов международного частного права. При этом утверждается, что данный обычай основывается на принципах, получивших признание в международно-правовой практике государств5.
Однако данная точка зрения к настоящему времени утратила свою актуальность, поскольку обычаем не может признаваться правило, закреплённое в национальном праве государства, что произошло в середине XX в. с автономией воли в отечественном праве. Имеется в виду её легализация сначала в международных правовых актах с участием советского государства (с 1937 г.), а затем в его внутреннем законодательстве (с 1961 г.), что будет рассмотрено далее. Кроме того, высказанная позиция не соответствует общепринятому постулату международного частного права о том, что в сфере регламентации частноправовых отношений между преимущественно физическими и юридическими лицами, не могут действовать обычаи, установленные в практике между государствами как субъектами публичного права.
Вторая группа объединяет ряд теорий, связывающих автономию воли с национальным правом. Сторонник одной из них - М.М. Богуславский -наделяет автономию воли материально-правовой природой6. В соответствии с этим подходом условие договора о применимом праве ставится в один ряд с условиями договора о количестве, качестве, цене и т.п. и, соответственно, на него также распространяется основополагающий принцип гражданского права - принцип свободы договора, заключающийся в том, что стороны вправе по своему усмотрению определять условия контракта. А поскольку положения договора, согласованные сторонами, имеют приоритет только перед диспозитивными, но не перед императивными нормами законодательства, то и автономия воли сторон, как следует из анализируемой концепции, не должна исключать действие императивных норм правопорядка, имеющего объективную (наиболее тесную, реальную) связь с договором.
Не умаляя достоинств данной концепции, проявляющихся главным образом в выявлении сходства механизма реализации свободы определения применимого права и свободы определения иных условий договора, представляется всё же, что автономию воли нельзя рассматривать исключительно как проявление свободы договора, поскольку она предполагает не определение сторонами материальных условий договора на основе норм единственно возможной, известной заранее правовой системы, а свободный выбор самой правовой системы, что указывает на её коллизионно-правовую составляющую7.
Что же касается невозможности исключения действия в силу автономии воли императивных норм правопорядка, с которым договор объективно связан, то из анализа действующего законодательства можно сделать обратный вывод: о том, что выбор сторонами сделки права определенной страны, по общему правилу, распространяется и на его императивные нормы, за исключением двух случаев: 1) если эта сделка реально связана только с другой страной, право которой при осуществлении автономии воли было проигнорировано (п. 5 ст. 1210 ГК РФ); 2) если затрагивается действие императивных норм законодательства Российской Федерации или иной страны, регулирующих отношения независимо от подлежащего применению права (ст. 1192 ГК РФ).
Выбор источников национального права
Действующее российское гражданское законодательство наделяет участников внешнеэкономических сделок возможностью избрать в качестве применимого к их отношениям только «право» (ст. 1210 ГК РФ). Соответствующее положение ограничивает возможный выбор сторон российского правопорядка такими источниками права как международные договоры, внутреннее законодательство и правовой обычай. В то же время при избрании зарубежной правовой системы в качестве применимой к отношениям по внешнеэкономической сделке не исключено обращение для определения прав и обязанностей сторон к иным видам источников (судебным прецедентам, положениям доктрины и т.д.), которые, являясь формами права в соответствующем государстве, при рассмотрении спора в российском юрисдикционном органе приобретают статус источников применимого права.
Как правило, для регулирования своих прав и обязанностей по внешнеэкономическим сделкам участники последних избирают право определённого государства в целом, не отказываясь от международных договоров с его участием. Стремление подчинить свои отношения международным соглашениям именно в совокупности с другими источниками (внутренним законодательством, обычаями) обусловлено, с одной стороны, большей приспособленностью таких соглашений для регламентации интернациональных коммерческих сделок, а с другой, мозаичностью международно-правового регулирования в этой сфере, которая и обусловливает субсидиарное применение норм внутреннего законодательства государства. Между тем, осуществляя подобный выбор, не все участники внешнеэкономических сделок учитывают строго определенную сферу действия международных соглашений. Ключевым моментом при определении применимости любой конвенции, регламентирующей отношения по сделкам международного характера, является местонахождение коммерческих предприятий сторон на территории разных государств (п. 1 ст. 3 Венской конвенции 1980 г., ст. 2 Конвенции об исковой давности 1974 г. , п. 1 ст. 3 Конвенции о международном финансовом лизинге 1988 г.103).
То обстоятельство, что государство, на территории которого находится коммерческое предприятие одной или даже обеих сторон контракта, не участвует в соответствующем международном соглашении, не является препятствием к его выбору при осуществлении автономии воли. В таком случае можно использовать ссылку на право государства, которое участвует в интересующем стороны международном договоре. Соответствующий способ искусственного расширения территориальной сферы действия международных соглашений предусмотрен многими из них, в частности подп. «Ь» п. 1 ст. 1 Венской конвенции, подп. «Ь» п. 1 ст. 1 Конвенции об исковой давности в международном коммерческом обороте (в ред. Протокола 1980 г.).
Единственным юридическим препятствием этому может служить оговорка данного государства о том, что оно не считает себя связанным соответствующими положениями о сфере применения договора. Например, Правительство КНР сделало подобную оговорку в отношении Венской конвенции 1980 г. на основании её ст. 95. Поэтому, если стороны сделки, коммерческие предприятия которых находятся не на территории государств - участников Венской конвенции 1980 г., определили в качестве применимого право КНР, то, несмотря на то, что данное государство участвует в Конвенции, последняя не будет регламентировать отношения сторон. Однако такие оговорки в международной практике встречаются достаточно редко, что позволяет сторонам активно использовать правовые системы государств-посредников в своей деятельности.
Так, при рассмотрении иска фирмы из США к казахстанской организации в связи с неполной оплатой поставленного товара МКАС установил, что согласно контракту стороны избрали в качестве применимого права материальное право Российской Федерации. Поскольку в материалах дела отсутствовали данные о недействительности этого условия, МКАС признал применимой к отношениям сторон по контракту Венскую конвенцию 1980 г. в силу подп. «Ь» п. 1 этой Конвенции, так как согласно ст. 15 Конституции РФ и ст. 7 ГК РФ международные договоры Российской Федерации являются составной частью её правовой системы. По вопросам, не урегулированным Венской конвенцией, субсидиарно было применено российское материальное право.
В ряде случаев у сторон создается ошибочное представление о регламентации их взаимоотношений международным договором, когда в действительности не соблюдается его предметная сфера действия. Например, при разрешении одного из споров МКАС не применил Венскую конвенцию 1980 г. при наличии оговорки о применении российского права, несмотря на заявления истца, на том основании, что отношения сторон регулируются не договором купли-продажи, а бартерным договором.
Выбор права «третьего» государства
После принятия части третьей ГК РФ в отечественной юридической литературе первостепенное внимание стало уделяться анализу её новых коллизионных решений, что в некоторой степени охладило интерес к традиционным проблемам регламентации частноправовых отношений, осложненных иностранным элементом. Между тем, такое ослабление интереса к их существованию отнюдь не означает, что подобные проблемы исчерпали себя, перестали быть актуальными. Наоборот, в условиях нового регулирования проявились их скрытые грани, несомненно, повышающие эффективность использования отдельных институтов международного частного права в целом. Сказанное относится, в частности, к возможности при осуществлении автономии воли выбрать право «третьего» государства, т.е. права, «не имеющего связи ни со сторонами, ни с контрактом» .
В науке международного частного права и, соответственно, в законодательной и правоприменительной практике конкурируют два подхода к решению соответствующей проблемы: субъективный и объективный . Согласно субъективному подходу, при реализации автономии воли стороны могут избрать право абсолютно любой страны. Он закреплён в законодательстве большинства стран: Венгрии ( 24 Указа «О международном частном праве» 1979 г. ), Вьетнама (ч. 2 ст. 834 ГК ), Германии (п. 1 ст. 27 Вводного закона к ГТУ), Румынии (ст. 73 Закона «Применительно к регулированию отношений международного частного права» 1992 г.), Туниса (ст. 62 Кодекса международного частного права 1998г. ), Швейцарии (п. 1 ст. 116 Закона «О международном частном праве» 1987 г.). Объективный же подход предполагает ограничение усмотрения сторон при выборе права кругом тех правовых систем, которые имеют связь с договором. Данный принцип действует, в частности, в законодательстве США (п. 1 ст. 1-105 Единообразного торгового кодекса 1990 г.209) и Португалии (п. 2 ст. 41 ГК 1966 г.).
Отечественная правовая доктрина всегда в целом либерально подходила к решению проблемы выбора права «третьего» государства. Так, ещё применительно к ОГЗ 1961 г., которые лишь закрепляли автономию воли, но не давали прямого ответа на многие вопросы её применения, в том числе и на вопрос о возможном выборе права страны, в котором договор не нашёл своей локализации, Л.А. Лунц отмечал, что, хотя иностранный элемент в конкретном правоотношении всегда связан с определенным государством или государствами, а не иностранным государством вообще, нет никаких оснований запрещать сторонам выбор «нейтрального» правопорядка. Причём положительное решение проблемы выбора правопорядка он выводил из допускаемой возможности избрать «нейтральную» юрисдикцию . А.А. Рубанов также поддерживал широкую трактовку автономии воли, однако основанием для подобной его позиции служили иные соображения. По его мнению, возможность санкционировать соглашения, в которых стороны остановили свой выбор на любой национальной правовой системе, основана на закономерностях международного взаимодействия: право взаимодействует со всеми национальными правовыми системами, поскольку каждая такая система порождена объективно действующими факторами социального развития в другой стране.
Тенденция на отказ от привязки выбора сторон к определенным правовым системам в негативном своем варианте была сохранена и на следующем этапе развития отечественного законодательства в области международного частного права. Принятые в 1991 г. новые ОГЗ, как и Закон «О международном коммерческом арбитраже» 1993 г., а также все международные договоры с участием России, заключенные в 90-е гг. (Соглашение о порядке разрешения хозяйственных споров 1992 г., Конвенция о правовой помощи 1993 г., Договоры о правовой помощи с Польшей 1996 г., Вьетнамом 1998 г. и Монголией 1999 г.), прямо не ограничивали осуществление автономии воли кругом тех правовых систем, в пределах которых локализован один из элементов правоотношения. Это означало, что стороны вправе были избрать в качестве применимого к договору право абсолютно любого государства.
Статья 1210 ПС РФ и новая Конвенция о правовой помощи 2002 г. также специально не регламентируют возможность выбора в качестве применимого права любого государства. На этом основании, поскольку «иное» не следует из текста закона, продолжает сохранять своё значение вариант толкования соответствующей нормы, согласно которому участники договорных отношений вправе избирать и право, не имеющее «контактов» с контрактом, что на практике имеет место примерно в 7,5 % случаев (см. Приложение 1).
Обусловлены такие случаи несколькими факторами. Во-первых, широкие возможности по выбору применимого права позволяют участникам сделки в максимальной степени реализовать собственное стремление к подчинению своих отношений наиболее совершенному с их точки зрения правопорядку, даже если он не имеет связи в традиционном её понимании с договором. Например, английское морское право часто избирается сторонами, в том числе происходящими из других стран, именно в силу того что оно детально разработано в отношении морских перевозок и связанных с ними отношений .
Во-вторых, случаи избрания права третьего государства очень часто объясняются желанием сторон применять к их отношениям «равноудалённый» правопорядок, который не предоставляет явных преимуществ одной из сторон, иначе говоря, необходимостью достижения компромисса в вопросе о применимом праве. При этом в практике встречаются случаи, когда стороны избирают в качестве применимой правовую систему, установление содержания норм которой является потенциально более сложным для правоприменительных органов по сравнению со случаями выбора связанного с договором правопорядка.
Так, разрешая спор по иску итальянской фирмы о взыскании с российского ЗАО денежной суммы, внесенной в кассу Ответчика в качестве оплаты приобретенных акций, сделка по отчуждению которых была впоследствии признана государственным арбитражем недействительной, МКАС на основании оговорки контракта о том, что он «регулируется и подлежит толкованию в соответствии с английским правом» и п. 1 ст. 28 Закона РФ «О международном коммерческом арбитраже» 1993 г. применил положения Свода английского гражданского права и доктрины.