Содержание к диссертации
Введение
Глава 1. Вопросы интерпретации и терминологии комплексов со следами древнего постпогребального проникновения в историографическом контексте 16
1.1. Краткий историографический очерк изучения погребений со следами древнего постпогребального проникновения, варианты их интерпретации в археологии 16
1.1.1. Ограбление могил 19
1.1.2. Военное осквернение или магическое обезвреживание территории 27
1.1.3. «Особые виды погребений», проблема вторичных захоронений 32
1.1.4. Предположения о наличии постпогребальных обрядов (без оценочной интерпретации) 42
1.1.5. Постингумационные обряды: обезвреживание покойных, «культ головы» 47
1.2. Проблемы терминологии комплексов со следами древнего постпогребального проникновения 56
Глава 2. Методика полевого и камерального исследования постпогребальных практик: признаки, возможности выявления, особенности фиксации 62
2.1. Нарушение стратиграфии в грунтовых и курганных могильниках 62
2.2. Особенности залегания находок в нарушенных погребениях 67
2.3. Методика полевого исследования нарушенных погребений 71
2.4. Методика камерального исследования нарушенных погребений 76
Глава 3. Постпогребальные практики в культурах эпохи ранней бронзы 85
3.1. Гребенчато-ямочная общность (по материалам могильника Сопка-2/2) 88
3.2. Усть-тартасская культура (по материалам могильника Сопка-2/3, 2/3А) 91
3.3. Одиновская культура (по материалам могильника Сопка 2/4А) 100
3.4. Кротовская культура 107
3.5. Елунинская культура (по материалам могильника Телеутский Взвоз-1) 109
3.6. Выводы и обобщение 123
Глава 4. Постпогребальные практики в культурах эпохи развитой бронзы 126
4.1. Постпогребальные практики в памятниках андроновской (фёдоровской) культуры 126
4.1.1. Фёдоровская часть могильника Урефты I 133
4.1.2. Фёдоровская часть могильника Лисаковский I 135
4.1.3. Андроновская часть могильника Преображенка-3 140
4.1.4. Могильник Кытманово 142
4.1.5. Могильник Еловка-II/2 144
4.2. Постпогребальные практики в смешанных памятниках (черноозерский тип памятников андроновской культурно исторической общности и андроновско-еловские комплексы) 154
4.2.1. Могильник Черноозерье I 154
4.2.2. Могильник Еловка-II/3 166
4.3. Постпогребальные практики в памятниках еловской культуры (по материалам могильника Еловка-II/4) 167
4. 4. Выводы и обобщение 170
Глава 5. Постпогребальные практики в культурах эпохи поздней бронзы (по материалам ирменской культуры) 174
5.1. Ирменская часть могильника Преображенка-3 175
5.2. Могильник Еловка-II/5 180
5. 3. Могильник Журавлево-4 185
5. 4. Выводы и обобщение 193
Глава 6. Погребальные и постпогребальные обряды в этнографии 196
6.1 Погребально-поминальный обряд 201
6.2. «Участие» предка в мире живых 207
6.3. «Экстренные» меры по минимизации контактов обитателей мира мертвых и мира живых 215
6.4. Выводы и обобщение 231
Заключение 238
Список литературы
- Военное осквернение или магическое обезвреживание территории
- Методика полевого исследования нарушенных погребений
- Кротовская культура
- Постпогребальные практики в смешанных памятниках (черноозерский тип памятников андроновской культурно исторической общности и андроновско-еловские комплексы)
Введение к работе
Актуальность темы исследования. Погребальная обрядность является одной из наиболее устойчивых и важных составляющих обрядовой деятельности [Байбурин, 1993]. Именно здесь в концентрированном виде выражены представления древних о мире, их основные знания [Потёмкина, Грушин, 2012]. Изучая погребальный обряд, ученые пытаются определить место вещей и человека в системе мировоззрения, отношение индивида и общества к себе и окружающему миру. Между тем, часто упускаются из вида и не привлекают должного внимания ученых постмортальные и постпогребальные практики. Постмортальный период – промежуток времени между смертью индивида и захоронением его тела. К постпогребальным (постингумационным) относятся любые действия, которые подразумевают обращение к погребению и останкам. Примером подобных практик и наиболее ярким их выражением являются древние проникновения в могилу, которые и стали основным предметом исследования. Археологами накоплен обширный массив данных, которые могут привлекаться для изучения практик подобного рода. Однако, в большинстве своем, они еще ждут осмысления. Это и определяет актуальность исследования.
Погребальный комплекс, в котором фиксируются следы древнего постингумационного проникновения, мы предлагаем называть нарушенным. К этим следам или признакам относятся: изменение по сравнению с закрытыми комплексами контура могилы, наличие пятен в зачистке перед выборкой основного заполнения ямы; смещение деревянной обкладки и перекрытия камеры (если таковые имеются); разрушение стенок и/или дна погребальной камеры; визуальная фиксация шурфа в разрезе погребения; разноуровневое положение костей и инвентаря в заполнении; изменение анатомически правильного положения костей и первоначального положения
инвентаря в могиле, определенного основным характерным для памятника обрядом, в том числе – сочетание останков in situ и смещенных костей; полное и частичное изъятие костей или инвентаря. Возможная причина проникновения термином не учитывается. То есть, нарушенными являются и ограбленное погребение, и могилы со следами ритуальных вскрытий. Случаи разрушения могил норами животных и позднейшей хозяйственной деятельностью (рвы курганов, постройки, распашка и т.п.) в выборку нарушенных погребений не включаются.
Степень разработанности темы исследования. До недавних пор специальные работы по теме постпогребальных практик являлись редкостью. Монографические исследования написаны по материалам аланского населения на могильнике Клин-Яр III [Флёров, 2000, 2007]. Коллегами из разных регионов был опубликован ряд статей [Кузьмин, 1991; Нелин, 2001; Аксёнов, 2002, 2014; Демин, Ситников, 2005; Ширин, 2009].
В последнее время идея изучения древних проникновений в могилы все чаще привлекает внимание ученых. Результатом стал проект отдельной секции «Археология древних ограблений и символических захоронений» в работе IV (ХХ) Всероссийского археологического съезда в октябре 2014 года, проведение круглого стола по той же теме в январе 2015 г. в Челябинске, подготовка отдельного сборника статей по тематике в рамках пятого тома Российского археологического ежегодника. Таким образом, впервые в отечественной археологии был представлен достаточно широкий круг данных по отдельным нюансам погребальных и постпогребальных практик, а также специализированные исследования потревоженных комплексов разных археологических эпох, культур и территорий [см. Труды IV (ХХ) Всероссийского археологического съезда, том I, II].
Цели и задачи исследования. Основной целью диссертации является
формирование целостного представления о погребениях со следами древнего постингумационного проникновения на основе их комплексного анализа в контексте погребального обряда культур эпохи бронзы лесостепного Обь-Иртышья.
Для достижения поставленной цели необходимо решить ряд задач.
- Выявить конкретные археологические ситуации, связанные с
нарушенными захоронениями, определить их специфику, определить
основные варианты интерпретации данного явления разными
исследователями.
- Уточнить методику полевой и камеральной обработки комплексов,
потревоженных в результате древнего проникновения.
- Охарактеризовать нарушенные погребения в системе основных
признаков погребальной обрядности.
- Выявить характерные особенности поспогребальных практик
конкретных некрополей эпохи бронзы Западной Сибири.
- Выделить общие черты, локальные и культурные различия в практике
проникновения в могилы носителей разных культурных традиций.
- Выяснить возможные мотивы и способы нарушения погребений по
данным этнографии, провести параллели между ними и археологическими
следами практик проникновения в могилы.
Территориальные и хронологические рамки исследования.
Территориальные рамки исследования определяются лесостепным Обь-Иртышьем. В историографии это определение закреплено за Барабинской лесостепью [Молодин, 1985]. Для крупнейших культур эпохи бронзы, как мы видим это на примере андроновской культурно-исторической общности, характерны достаточно широкие границы распространения. Для получения наиболее полной картины и обоснованных выводов были привлечены
археологические материалы Прииртышья, Верхнего и Томского Приобья и других территорий.
В IV – первой половине III тыс. до н. э. на территории Объ-Иртышья существуют памятники байрыкской культуры ранней бронзы, что является нижней границей эпохи бронзы в рассматриваемом регионе [Молодин, 1985; 2001; 2010]. Верхним рубежом эпохи бронзы и началом переходного от бронзового к железному веку периода на данной территории является верхняя граница существования памятников позднеирменской культуры, VIII в. до н.э. [Молодин, Парцингер, 2009]. Эти даты и определяют хронологические рамки работы.
Методика исследования. Диссертация основана на применении
сравнительно-исторического метода, используются традиционные для
археологии стратиграфический и планиграфический методы. Соискателем
разработана схема формализованного описания нарушенных комплексов.
Привлекаются данные естественных (патологическая анатомия) и
гуманитарных наук (этнография).
Источниковой базой исследования стали архивные и опубликованные материалы девяти могильников (Телеутский Взвоз I, Сопка-2, Урефты-I, Лисаковский I, Кытманово, Преображенка-3, Еловка-II, Черноозерье I, Журавлёво-4), входящих в указанные территориальные и хронологические рамки. Таким образом, массив данных объединяет информацию о 1291 погребальном комплексе культур эпохи бронзы, 464 (36%) из которых нарушены в древности.
Научная новизна исследования. Несмотря на своеобразный «взрыв» в изучении потревоженных погребений, тема остается на начальном уровне развития: еще не выработана единая терминология и методика, основные направления анализа только обозначены.
На основе обобщения имеющихся в археологической литературе
наблюдений и разработок по нарушенным погребениям в диссертации были
предложены уточнения методики полевого и камерального изучения практик
постингумационного проникновения в могилу, сделан обзор
распространенных терминов. Впервые в историографии предложена схема формализованного описания нарушенных комплексов.
Всестороннее изучение нарушенных комплексов в контексте
погребальных практик разных культур позволило определить несколько
направлений анализа признаков и групп признаков для определения основных
черт постпогребального проникновения. К их числу относятся особенности
поведения с отдельными частями скелета, определение половозрастных
особенностей проникновения, сравнительная характеристика набора
инвентаря закрытых и потревоженных могил, нюансы обращения с костяками в коллективных захоронениях.
На основе анализа различных черт погребально-поминальных обрядов и особенностей отношения к умершим этнографического времени сделаны предположения о мотивах, способах проникновения в могилы и их возможном материальном выражении.
Научная значимость диссертации. Детальное исследование
нарушенных погребений в общем контексте погребального обряда культур эпохи бронзы позволило выявить отдельные факты в подтверждение существующей в историографии гипотезы о том, что далеко не все могилы вскрывались в древности с грабительскими намерениями: во многих случаях исследователь имеет дело со следами особой постпогребальной практики (одной или нескольких), обусловленной мировоззрением древних обществ.
Полученные выводы актуализируют изучение манипуляций с останками умершего в рамках погребальных и постпогребальных практик, влекущих за
собой механическое разрушение анатомической целостности скелета, и позволяют расширить существующие представления о погребальной обрядности населения лесостепного Обь-Иртышья и прилегающих территорий в эпоху бронзы.
Практическая значимость диссертации. Выводы, полученные в диссертации, и отдельные ее части могут использоваться в составлении пособий по истории Западной Сибири. Предложенные в работе методы полевого и камерального исследования нарушенных погребений могут использоваться на практике в ходе археологических изысканий. Созданная база может использоваться для поиска аналогий и стать основой для создания более крупных баз, включающих неопубликованные и вновь открытые погребальные комплексы культур эпохи бронзы лесостепного Обь-Иртышья и прилегающих территорий.
Личное участие автора в подготовке диссертации. Автором был проведен сбор опубликованных и архивных материалов девяти могильников эпохи бронзы, составлена информационная база закрытых и нарушенных комплексов, ставшая основой исследования. Создана схема анализа потревоженных комплексов и разработаны способы табличной организации групп признаков для получения наиболее полной картины практики проникновения в могилы культур эпохи бронзы.
Положения, выносимые на защиту.
1. Во всех культурах бронзового века Обь-Иртышья нарушенные захоронения, как правило, не выделяются параметрами погребальной конструкции, ориентации могил, первоначальным положением погребенного или набором инвентаря (за исключением случаев изъятия бронзовых и золотых изделий в некоторых могильниках). В целом динамика развития постпогребальной практики нарушения могил в культурах эпохи бронзы от
более ранних этапов к поздним показывает снижение количества вовлеченных в действие частей скелета и локализацию проникновения. Однако в различных культурах эпохи бронзы зафиксированы и некоторые особенности проникновений.
2. Древние проникновения в могилы являются следствием не только
осквернения или ограбления, но и самых разных погребальных и
постпогребальных практик, связанных с мировоззренческими
представлениями древнего населения: освобождение души или одной из душ
умершего на завершающей стадии погребального обряда (в том числе,
обезвреживание покойных); исправление «ошибок», допущенных в
проведении погребальных ритуалов; физическое привлечение останков в ходе
общения с предком, гаданий или в магических целях; семантическое
оформление территории некрополя (подзахоронения, многократные
использования центральных погребений).
3. В связи со сложностью изучения мировоззрения носителей
различных археологических культур, а так же в силу особенностей
археологизации, методики полевого и камерального изучения артефактов,
большинство нарушенных комплексов не может поддаваться однозначной
трактовке.
4. Практики древнего проникновения в могилу являются неотъемлемой
составляющей сложного комплекса погребальных и постпогребальных
обрядов археологических культур эпохи бронзы лесостепного Обь-Иртышья и
прилегающих территорий.
Степень достоверности результатов. Аналитическая база
исследования репрезентативна (1291 погребение, среди которых 464 имеют признаки древнего нарушения), представлена в приложении 1, поддается проверке и открыта для самостоятельной оценки читателем. В приложении 3
даны планы основного массива нарушенных погребений, что позволяет оценить выводы и положения диссертации визуально. Основные подсчеты приведены в таблицах приложения 2 и так же проверяемы. Всё это позволяет утверждать высокую степень достоверности результатов.
Апробация результатов. Основные положения работы отражены в 12 публикациях. Три из них вышли в изданиях, рекомендованных ВАК Российской Федерации. Выводы исследования прошли апробацию на Международной научной студенческой конференции «Студент и научно-технический прогресс» (Новосибирск, 2007, 2009, 2010 гг.); Региональной археолого-этнографической студенческой конференции (Барнаул, 2008 г.; Кемерово, 2009 г.; Иркутск, 2010 г. ); Научной конференции молодых ученых (Москва, 2011, 2013 гг.); VIII исторических чтениях памяти М.П. Грязнова (Омск, 2012), IV (ХХ) Всероссийском археологическом съезде (Казань, 2014); на заседаниях Отдела бронзового века ИА РАН (Москва, 2011–2013, 2015 гг.).
Структура работы. Диссертационное исследование состоит из введения, шести глав, заключения, списка литературы и архивных источников, списка сокращений, списков таблиц и иллюстраций, трех приложений.
Военное осквернение или магическое обезвреживание территории
Многие представления об археологическом материале, безусловно, берут свое начало в истории возникновении археологической науки как довольно специфического метода изучения древностей: поисках и коллекционировании предметов античности, скифского золота. Именно поэтому в умах как людей далеких от науки, так и частично археологов (как бы мы ни сопротивлялись), прочно прижился стереотип погребения-сейфа. Соответственно, любое проникновение приравнивается краже в целях получения наживы.
Немало на этом поприще «потрудились» «бугровщики», но и, к слову сказать, более древние грабители тоже: известен целый ряд ограбленных предскифских и раннескифских могил. У скелетов были сдвинуты или отсутствовали нижние пары ребер, позвонки поясничного отдела, кости таза – область, которая имеет непосредственное отношение к поясу, поясному набору [Кузьмин, 1991, с. 147]. Например, такие памятники предскифского времени как Сахарна (молдавская лесостепь, низовья Днестра) и Огородное (курганы, междуречье Прута и Днестра, степь) [Степи европейской части СССР, 1989, 1989, с. 317, табл. 12, 1; с. 311, табл. 6, 52, а, б] (прил. 3, рис. 5). Вероятно, подобная картина может быть прямым следствием изъятия из могилы поясного набора после полного или частичного разложения мягких тканей покойного. Отметим, что повторяющееся смещение костей определенной части тела, связанной с одной или несколькими категориями инвентаря, – один из немногих примеров, где интерпретация «ограбление» вызывает минимальное число вопросов. Например, в оградах 1 и 23 Березовского могильника (Восточно-Казахстанская область, Глубоковский район, завершающий этап фёдоровской культуры), как предполагают авторы раскопок, могилы были вскрыты, еще целые тела приподняты и брошены снова в яму [Ткачева Н.А., Ткачев А.А., 2008, с. 117, рис. 34, с. 139, рис. 53]. Такая ситуация позволяет предположить, что у погребенных что-то забрали, не проявляя интереса к останкам (прил. 3, рис. 6).
Случаем ограбления может быть наличие отчетливо выраженных окислов бронзы на костях скелета в нарушенных погребениях при отсутствии изделий из бронзы или меди на момент вскрытия могилы археологами. Примечательно, что в других комплексах этого могильника должны быть найдены бронзовые предметы, иначе наличие окислов может стать не вопросом кражи, а задачей исследований почвоведов и химиков. Одним из вариантов выделения ограблений является статистика наличия отдельных категорий погребального инвентаря. Однако этот метод крайне слаб для работы с теми культурными пластами, где почти не бывает массовых находок. В двух курганах Киевского курганного могильника срубной культуры (с. Киевка Куйбышевской области) были исследованы 12 могил, одна из которых (могила 9 кургана 1) нарушена: «В северо-восточной части могильной ямы с глубины 10 см от уровня материка до дна могилы в беспорядке встречались кости скелета крупного человека. На дне могилы у северо-западной стенки, параллельно друг другу лежали две большие и две малые берцовые кости, рядом с ними обломок нижней челюсти человека. В юго-восточной части могилы, на дне костей не было. Лишь в заполнении ее на глубине 30-40 см найдено несколько пяточных костей. Две кости бедер стояли наклонно, опираясь на восточную стенку могилы. Между костями на глубине 30 см от поверхности материка находилось два фрагмента горшковидного сосуда, на глубине 50 см крупный фрагмент другого, баночного сосуда, основная часть которого найдена к северу от могилы, в бровке» [Ватазина, 1977, с. 85–86]. Автор считает, что могила была ограблена. Отметим, что самым распространенным и даже единственным инвентарем использованных в названной работе погребений является керамика. А принимая во внимание низкую встречаемость проникновений на могильнике (1:12), мы не можем утверждать, что именно эта могила содержала иной инвентарь. Таким образом, мотив ограбления достоверно не подтверждается. Однако стоит отметить первоклассное качество приведенного автором описания заполнения могильной ямы, которое дает возможность другим исследователям составить свое мнение о материале и привлекать его для аналогий.
Часто погребения называются ограбленными безапелляционно, без уточнения причин таких определений, поэтому нельзя обойти стороной работу, в которой приведены сложные построения, основанные на исследовании трёх могильников и этнографических данных. Речь идет об Ибрагимовских I, II, III могильниках (Кувандыкский район Оренбургской области). Памятники датируются концом первой половины XX – серединой XIX в. до н.э. Здесь встречены материалы синташтинской, алакульской, абашевской и ранней срубной культуры. Почти все курганы могильника Ибрагимово III были ограблены. Зафиксированы случаи смещений костей, имевших сочленения на момент эксгумации. Еще идущий процесс скелетирования указывает на небольшой промежуток времени между похоронами и проникновением в могилу. При этом в насыпях не зафиксированы следы шурфов, то есть, курган возводился уже после проникновения.
Авторы раскопок считают, что «такое могло происходить только в том случае, если Кувандыкскую межгорную долину одновременно, или почти одновременно, занимали две «враждебные» группы. Скорее всего, одна группа не проживала здесь круглогодично, или, по крайней мере, не всем составом… Некоторым подтверждением тому служит то, что в курганах Ибрагимово III захоронены маленькие дети, пожилые мужчины и женщины, тогда как в соседнем Ибрагимово II имеются и подростки, и взрослые» [Денисов, Иванов, Исмагилов, 2001, с. 79]. Действительно, исходя из этнографических наблюдений, приведенных авторами, на Башкирских зимниках чаще встречаются захоронения детей и стариков, так как наиболее сильная часть населения (подростки и взрослые) уходит весной со скотом на летние пастбища и возвращается осенью. Косвенным свидетельством может быть и то, что большая часть погребений зимника были совершены на уровне погребенной почвы или в мелких ямах: старики и дети не могли выкопать глубокие ямы и насыпать большой курган. Таким образом, до возвращения взрослых и возведения большого кургана доступ в могилы был сравнительно легок.
Методика полевого исследования нарушенных погребений
Кроме того, наблюдая стратиграфию могилы 19 из кургана 21, авторы пришли к выводу о том, что на момент нарушения яма не была заполнена грунтом. «Извлеченные из могилы человеческие кости, обломки сосудов и мелкие металлические вещи были найдены не в слоях насыпи, а лежащими достаточно компактной кучей на материковом выкиде из ямы близ ее западного угла» [Там же, с. 74]. Таким образом, могилы не засыпались полностью, а только перекрывались сверху. Уже позже в них обрушивалось перекрытие или они засыпались после проведения определенных манипуляций с останками.
При изучении крупных курганов с многослойной стратиграфией исследователи имеют больше возможностей для реконструкции этапов возведения насыпи и изучения практик проникновения в подкурганные могилы. Выше мы уже упоминали о стратиграфии курганов скифского времени (см. пункт 1.1.5). Однако имеются подобные примеры и для других эпох.
Курган 3 курганной группы Золотой (Саратовская область, Хвалынский район) с разновременными захоронениями имел диаметр 155 метров и высоту около 5 метров. При раскопках был зафиксирован грабительский лаз, который прорезал толщу насыпи и попал в заполнение могилы 5 (относится к эпохе средней бронзы), но не дошел 10 см до могильного перекрытия [Мимоход, 2009, с. 106, 281, рис. 68] (прил. 3, рис. 13, 1, 5). Курган имел сложную строительную историю, что позволило установить древний характер проникновения – шурф перекрыт одной из насыпей [Там же, с. 77, 254, рис. 41].
Наиболее известными с точки зрения методики исследования и фиксации стратиграфии преднамеренно нарушенных погребений можно считать салтово-маяцкие могильники Подонья и Приазовья и средневековые некрополи Северного Кавказа с катакомбным устройством могил. Занимаясь изучением обряда обезвреживания, исследователи уделяли особое внимание заполнению дромосов. Например, на Верхне-Салтовском IV и Маяцком могильниках скрупулезное наблюдение позволило воссоздать картину хода проникновения в могилы и уточнить некоторые нюансы погребальной практики. После помещения в камеру тела покойного и размещения инвентаря, вход закрывался каменным или деревянным закладом. Дромос засыпался суглинком, который плотно утрамбовывался. Вероятно, над входом в дромос устанавливался какой-то знак или насыпался холм из оставшегося грунта [Флёров, 1993, с. 44]. На это указывает редкость нарушения одних дромосов другими и точное попадание шурфа в заполнение дромоса. При проникновении грунт из дромоса вынимали под наклоном, в направлении от торцевой стенки к входу в камеру. «В итоге оставшийся массив суглинка, примыкавший к торцу, образовывал своеобразный треугольник или трапецию, хорошо «читаемые» в продольных стратиграфических разрезах практически всех дромосов могильника» [Аксёнов, 2002, с. 99]. Как отмечают авторы раскопок, «полностью извлекать суглинковое заполнение из дромоса не имело никакого смысла, ведь ставилась задача освободить только вход в камеру» [Там же].
В некоторых случаях стратиграфия погребальных сооружений скорее ставит перед исследователями новые, интересные вопросы, нежели отвечает на уже имеющиеся. Так погребение 2 (средняя бронза) разновременного кургана 4 могильника Паницкое 6 (Саратовская область, Красноармейский район) было нарушено в древности и перерезано современным перекопом. В заполнении выделены два слоя. В верхнем (более мощном) захоронена собака [Мимоход, 2009, с. 21, 233, рис. 16.1, с. 243, рис. 17] (прил. 3, рис. 13, 2-4, 6). Скелет лежал in situ, только позвоночник потревожен поздним перекопом. Анатомический порядок костей животного говорит о том, что оно было захоронено здесь уже после проникновения в могилу. На основе данной ситуации автор выдвигает два предположения. Первое – погребение животного является самостоятельным или сопроводительным для какого 66 либо из захоронений кургана. Второе – «погребение собаки было совершено сразу после ограбления могилы, которое могло носить ритуальный характер» [Там же, с. 23].
Интересным примером, когда в стратиграфии зафиксированы следы разных по своему характеру проникновений является могильник Сидоровка (Омское Прииртышье, саргатская культура). «Все большие курганы, содержащие разграбленные могилы, имеют четко выраженные следы грабительского прокопа. Эти следы различны в прокопах к центральным и боковым могилам» [Матющенко, Татаурова, 1997, с. 31]. Боковые могилы демонстрируют следы постепенного естественного заполнения «лаза»: прослойки, линзы, аморфные включения материкового суглинка. Центральный же перекоп заполнен однородным черным гумусированным грунтом. Авторы ставят ряд вопросов: «1. Почему в структуре заполнения (центрального – А.Б.) прокопа нет следов постепенного заполнения его в результате осыпи стенок прокопа, замывания водой, задувания ветром? 2. Почему заполнение так интенсивно гумусировано?» [Там же].
Кротовская культура
Опубликовано 164 одиновских погребения памятника Сопка-2/4А [Молодин, 2012]. Они и стали основой для изучения практики проникновения в могилы одиновской культуры. В выборку не были включены могилы 168-170, 172-173, 175 (прил. 3, рис. 27). Комплекс представляет собой яму аморфной формы, в разных частях которой, на разных высотах залегали кости, их фрагменты, фрагменты частей тела в сочленении (кости предплечья, позвонки) [Молодин, 2012, с. 30-35]. Возможно, это скопление вторичных погребений, частично потревоженных в ходе дальнейшего освоения территории кладбища. Автор раскопок полагает, что это система погребений, пристраиваемых одно к другому [Молодин, 2012, с. 30-31].
Выборку составили 158 могил, 52 (33%) из которых имела следы постингумационного проникновения (прил. 1, табл. 3, 4; прил. 2, табл. 6). Все известные могильники одиновской культуры грунтовые. Могилы группируются рядами. По всей видимости, образование рядов зависит от 101 направления речной террасы, как например, на памятнике Сопка-2 [Молодин, 2012, с. 174]. Рассмотрим основные черты погребальной практики одиновской культуры на могильнике Сопка-2 [Молодин, 2012, с. 10-29, 174-181] (прил. 1, табл. 3). Могильные ямы подпрямоугольные, реже вытянутой овальной формы. Длина колеблется от 89 до 295 см, ширина от 33 до 207 см, глубина от 5 до 152 см.
В половине могильных ям в изголовье (как правило, это северовосточная часть могилы), оставлялась грунтовая подушка, или устраивалось заметное повышение дна, в результате чего голова и плечи погребенного оказывались приподнятыми. Только 26% ям такого типа (21 из 80) приходится на комплексы со следами проникновения. В 78 могилах верхняя часть тела умершего приподнималась, в ряде случаев покойный размещался в яме полусидя. Именно поэтому в ряде случаев череп и ребра погребенного оказались смещены в ходе скелетирования.
Наиболее распространенной практикой является помещение целого тела покойного на спину (71 могила из 158, 23 из них нарушены). Очень редко встречалось трупоположение на спине с согнутыми в коленях ногами (12 случаев из 158, 3 из них нарушены). Почти половина могил (74 ямы) по определению авторов раскопок содержали захоронения частично скелетированных останков – так называемые, вторичные погребения [Молодин, 2012, с. 10-21, таблица 1]. Это могут быть как компактные скопления костей, так и лежащие в порядке, бликом анатомическому, скелеты с отдельными недостающими частями. Только в 10 нарушенных погребениях (14%), по мнению диссертанта, отдельные погребенные были захоронены частично скелетированными. В основной своей массе это были скелеты, которые не потревожили в ходе проникновения или подзахоронили. Следует отметить, что для одиновских погребений могильника Преображенка-6 погребение по вторичному обряду, по всей видимости, не характерно [Молодин, Позднякова, Чемякина и др., 2010, с. 251-252].
В 15 могилах были кроме прочих останков захоронены отдельные головы или черепа. В 11 из них не было следов проникновения. В закрытых комплексах 561, 548, 274, 519 были похоронены отдельные черепа или головы (прил. 3, рис. 28).
В 13 могилах (3 из них потревожены) найдены останки со следами частичной кремации. В 11 могилах в погребальной практике была использована охра. 3 из этих комплексов были нарушены.
Погребальный инвентарь небогат, зафиксирован в 75 погребениях. В 5 могилах из 158 найдена керамика. Костяные изделия использовались в погребальной практике гораздо чаще. В 30 могилах найдены костяные проколки, в 10 могилах был 91 костяной наконечник (для сравнения, 8 каменных наконечников лежали в 6 могилах). К изделиям из кости относятся игла, четыре «спицы», три гребня, многочисленные подвески и нашивки из костей и зубов животных. К разряду ритуальных предметов относятся чашечка из рога лося, два навершия жезлов (?) в виде голов птиц (из рога и из конкреции).
Рассмотрим характерные черты и особенности проникновения в одиновские комплексы могильника Сопка-2 (прил. 1, табл. 2). В 40 из 52 могилы сохранили первоначально положение некоторые кости скелета. В подавляющем большинстве это стопы, берцовые кости (например, могила 178) (прил. 3, рис. 29, 30), нижние части тел, в 3 случаях – верхние части скелетов, в 1 – кости одной руки. В 11 могилах не был потревожен череп. В 19 могилах остался смещенный череп или его фрагменты (2 случая, могилы 528, 566). В 22 могилах не было зафиксировано следов черепа. В могилах 187 и 569 были изъяты черепа, но оставлены смещенные нижние челюсти (отметим, что могила 187 – погребение одного индивида, а в могиле 569 череп первого погребенного был изъят при подзахоронении второго) (прил. 3, рис. 31). В могиле 201 один череп сохранился in situ, другой потревожен (прил. 3, рис. 32). В погребении 258 череп одного погребенного найден in situ (нижний ярус), другой был изъят при проникновении (верхний ярус) (прил. 3, рис. 33). В захоронении 518 череп одного умершего был сдвинут, другой отсутствовал (прил. 3, рис. 34, 1). 7 погребений из 52 (13%) сохраняли связки на момент проникновения: могилы 201 – нога, 205 – череп и нижняя челюсть (прил. 3, рис. 32, 34, 2), 235 и 236 – позвонки (прил. 3, рис. 35, 36), 254 и 258 (верхний ярус) – руки, а 261 – кисть (прил. 3, рис. 33, 37, 38). Все эти части тела имеют разные сроки скелетирования [Зайцева, 2005, с. 10-11]. В 9 могилах (18%) кости были расположены скоплением. 8 нескольких могилах были смещены кости грудной клетки и частично рук и сложены компактными скоплениями в области груди или живота. К ним относятся погребения 205, 207, 235, 236, 251 (прил. 3, рис. 34, 2, 35, 36, 39, 41). Они демонстрируют направленное проникновение в определенную часть могилы. Интересно, что у всех них нарушена целостность стенок относительно узкой могильной ямы. Всего же из 52 потревоженных комплексов стенка была разрушена в 15 (29%) случаях. Скорее всего, такой высокий процент разрушения стенок связан с тем, что могилы не имели каких-то знаков на поверхности, либо они были не очень четкими (например, невысокая насыпь без специальной подсыпки грунта).
Постпогребальные практики в смешанных памятниках (черноозерский тип памятников андроновской культурно исторической общности и андроновско-еловские комплексы)
Количество умерших, захороненных в одной могиле, варьировалось от одного (88 могил) до трех. Так в могиле 60 найдены 3 черепа (прил. 3, рис. 81, 4). Семь погребений были парными, два из них потревожены, могила 154 может быть примером выборочного нарушения (прил. 3, рис. 80, 4). В коллективных погребениях тела укладывали рядом друг с другом на дно могилы. Только в погребении 106 умершие были уложены ярусами.
В 87 погребениях умершие были уложены вытянуто на спину, в 5 на левый и еще в 5 на правый бок. В могиле 48 погребенные лежали лицом друг к другу (прил. 3, рис. 81, 7).
Ориентация погребенного определена в 119 случаях из 170. В 63 погребениях умершие уложены головой на юго-восток. 23 (36%) из них нарушены. Почти в три раза реже тела ориентировали на юго-юго-восток (24 случая из 119, четверть из них потревожены проникновением). Только в 11 могилах ориентация погребенного не строго соответствовала общей ориентации могилы. В 10 случаях из 11 – это ориентация головой на юго-восток, в отличие от общей ориентации могилы изголовьем на ЮЮВ или ВЮВ.
В погребальном обряде употреблялся огонь. В четырех могилах найден уголь, зафиксировано по два случая прокала, золистых пятен и обожжений трупа, одна полная кремация. Могила 154 содержала биритуальное погребение – трупоположение и кремированные останки [Генинг, Стефанова, 1994, с. 27-28, 58, рис. 24] (прил. 3, рис. 80, 4). Похожая ситуация зафиксирована в погребении 6 кургана 22 памятника Абрамово-4 (прил. 3, рис. 81, 1). Могильная яма была рассчитана на двух взрослых человек. Погребен взрослый мужчина, лежащий на левом боку в скорченном положении головой на ЮЗ. За его спиной, лежали кальцинированные кости взрослого человека [Молодин, 1985, с. 107, 109, рис. 56, 6]. Этот вид погребального обряда отмечен в двух могилах памятника Жиланды [Молодин, 1985, с. 109], в одном погребении могильника Маринка [Ткачева Н.А., Ткачев А.А., 2008, с. 94, рис. 26, 9] (прил. 3, рис. 81, 2), в двух погребениях Еловского II могильника. В могиле 309 находились останки троих умерших (прил. 3, рис. 81, 3). Мужчина (около 50 лет) и ребенок не старше года захоронены по обряду трупоположения (вторичное? парциальное?); третий (15-20 лет неизвестного пола) - по обряду трупосожжения [Матющенко, 2004 с. 166]. В могиле 307 погребены двое (прил. 3, рис. 74, 3). Один, мужчина 30-35 лет, положен на спину, вытянуто, головой на запад. Второй умерший погребен по обряду трупосожжения с той же ориентацией, но трупосожжение производилось позднее трупоположения: кости последнего потревожены, частично обожжены [Матющенко, 2004, с. 165-166]. Подобный комплекс известен на могильнике Тартас-1 [Молодин и др., 2007, с. 330, рис. 1, А]. Таким образом, видимо, биритуальность при лежащем на спине покойном показывает на высокую долю андроновских традиций у черноозерской группы населения.
Автор раскопок считает, что в 25 могилах лежали взрослые женщины, в 18 – взрослые мужчины, в 12 – дети. Возрастные определения в ряде случаев не вызывают доверия. Например, в могиле 43 найдены фрагменты черепной коробки и больших берцовых костей. По височным кольцам и бронзовым бусам на черепе и щиколотках погребенный назван женщиной 16-18 лет. Отметим, что в монографии не упоминаются исследования коллекции антропологами.
В ходе работы над изучением нарушенных комплексов отдельно фиксировались ямы, не содержавшие антропологических останков. Всего их 19 (11%), по размерам и ориентации они близки к могильным ямам, 12 из них содержали различный инвентарь – сосуды, изделия из бронзы. Возможно, ямы без антропологии - следы поминовений, кенотафы или полностью разрушенные комплексы, как, например, нарушенные погребения третьего типа могильника Телеутский Взвоз-I15. Заполнение ям не было описано, но имеет смысл проанализировать их форму. 10 из ям имели правильную прямоугольную форму с закругленными углами, 4 были овальными, 1 трапециевидная. У двух погребений форма не была определена (могилой 25 авторы раскопок назвали сосуд, найденный выше уровня материка, а могила 160 полностью разрушена норой). Только 2 ямы без костных останков имели неправильную форму (могилы 26 и 98) (прил. 3, рис. 80, 1). Одна из них, могила 98, была ориентирована с ЮВ на СЗ, у западной стенки найден сосуд. Правда, не сосем понятно, был ли он смещен и как именно располагался. По статистике, на могильнике у ног погребенных найдены 5 сосудов, 8 – у черепа, 1 – у таза, 4 – в разных углах. Местоположение остальных сосудов не определено (всего в могильнике Черноозерье I найдено 27 сосудов в 23 могилах). Таким образом, расположение сосуда у длинной стены могилы не является типичным и может интерпретироваться как косвенный признак проникновения. Вторая яма (могила 26) была абсолютно пустой. Следовательно, только эти два комплекса соответствуют одному из косвенных признаков нарушенных погребений – изменению первоначального контура могильной ямы.
Еще два сооружения, не содержавших антропологических остатков, но имевших признаки погребальной конструкции, были отнесены к могилам, сохранность которых не ясна. В могиле 61 зафиксирована деревянная обкладка, у нее были сосредоточены основные находки: две бронзовые бляхи, бронзовый кинжал и два кусочка минералов – гематит и графит (прил. 3, рис. 80, 2). В могиле 97 вдоль стен фиксировалась обкладка из дерева, в центре ямы лежало бронзовое шило [Генинг, Ещенко, 1968 , л. 103; Генинг, Стефанова, 1994, с. 21] (прил. 3, рис. 80, 3).