Планиграфический анализ жилых комплексов стоянки Костёнки 4 Желтова Мария Николаевна

Содержание к диссертации

Введение

Глава 1. История изучения Костёнок 4 (Александровской стоянки) 13

Глава 2. Общие сведения о памятнике

2.1 Геолого-геоморфологическое положение Костёнок 4 .24

2.2 Хронологическая позиция Костёнок 4 27

2.3 Характеристика сырьевой базы и её значение для решения проблемы разделения материала 28

Глава 3. Общая характеристика поселения и объектов, взаиморасположение объектов

3.1 Южный жилой комплекс .31

3.2 Северный жилой комплекс .34

3.2.1 Прослойки, зафиксированные при раскопках северного жилого комплекса 38

Глава 4. Пространственное распределение находок

4.1 Анализ пространственного распределения фаунистических остат ков 41

4.1.1 Южный жилой комплекс 43

4.1.2 Северный жилой комплекс 50

4.2 Пространственное распределение артефактов

4.2.1 Анализ пространственного распределения артефактов в южном жилом комплексе 57

4.2.2 Пространственное распределение артефактов в северном жилом комплек-се 75

Глава 5. Сравнительный анализ жилых комплексов Костёнок 4

5.1 Фаунистические остатки 102

5.2 Состав каменного сырья 103

5.3 Каменные артефакты 104

Заключение 110

Список сокращений

• Геолого-геоморфологическое положение Костёнок 4
• Характеристика сырьевой базы и её значение для решения проблемы разделения материала
• Прослойки, зафиксированные при раскопках северного жилого комплекса
• Анализ пространственного распределения артефактов в южном жилом комплексе

Введение к работе

Актуальность темы. Костёнки 4 вошли в археологическую литературу как двухслойное поселение. Согласно выводам А.Н. Рогачёва, опубликованным им в монографии (Рогачев, 1955), два длинных жилища, расположенных под небольшим углом друг к другу, каждое с цепочкой очагов по центральной продольной оси, относятся к нижнему горизонту, а два

¹ Помимо номеров, костёнковские стоянки имеют собственные названия.

4 круглых жилища северного комплекса, каждое с очагом в центре – к верхнему. Однако важно отметить, что идея о двух разновременных горизонтах пришла к А.Н. Рогачёву спустя значительное время после раскопок. В первой публикации 1940 года он давал единую картину реконструкции поселения, для чего были определённые основания (Рогачев, 1940. С. 40). Позднее, переоценив различные факторы, основным из которых был характер каменного инвентаря (главным образом, наличие серий двустороннеобработанных и шлифованных орудий), А.Н. Рогачев пришел к выводу о разновременности и разнокультурно-сти этих жилых комплексов. Тем не менее, эта его точка зрения вызывала определённые сомнения среди коллег. Дело в том, что культурные остатки верхнего и нижнего горизонтов (А.Н. Рогачёв не употреблял в этом контексте термин «культурные слои», что само по себе показательно) залегали, по его описанию, рядом друг с другом, частично смешиваясь, стерильная прослойка отсутствовала на всей площади. Кроме того, археологическая коллекция разделялась на два горизонта через достаточно большой промежуток времени после раскопок, на основании критериев, выработанных исключительно на основе анализа каменного инвентаря - «цвета кремня, техники его обработки и состава орудий» (Рогачев, 1955. С. 21). Сложность в понимании общей ситуации с Александровской стоянкой в большой степени была продиктована стадиальным подходом А.Н. Рогачёва к французской схеме хронологии верхнего палеолита. Первые исследователи стоянки, С.Н. Замят-нин и П.П. Ефименко, датировали ее раннемадленским временем. При этом П.П. Ефимен-ко отмечал «ориньякский характер» кремневого инвентаря. Главная проблема заключалась в том, что в то время ориньяк, солютре и мадлен считались хронологическими, последовательно сменяющими друг друга стадиями развития верхнего палеолита. Исходя из этого, невозможно было себе представить, что раннемадленский слой может быть перекрыт солютрейским (Рогачёв, 1955. С. 156). Если же отбросить ярлыки, то проблема переходит в другую плоскость. Фактически, А.Н. Рогачёв приблизился к варианту её решения, говоря об этнографических различиях в культурах палеолита. Именно материалы Александровской стоянки привели А.Н. Рогачёва к выводу о невозможности «перенесения на берега Дона западноевропейской схемы эпох верхнего палеолита» (Рогачёв, 1955. С. 160).

Костёнки 4 – не единственный памятник верхнего палеолита, где присутствуют двусто-роннеобработанные орудия, кажущиеся чужеродным элементом среди каменной индустрии. Например, в материалах памятника Тренчанске Богуславице (Trenianske Bohuslavice, Словакия) есть выразительная серия листовидных бифациальных острий на фоне гравет-тийской индустрии в неясном стратиграфическом контексте (ar, 2007; Kaminsk, Kozowski, 2008). Также накапливаются данные о находках каменных шлифованных изде-

5 лий на граветтийских памятниках (Костёнки 9, Борщёво 5, Павлов I, Тренчанске Богусла-вице и др.). Всё это остро ставит задачу переосмысления позиции материалов Костёнок 4 среди других граветтийских памятников, для решения которой в первую очередь необходимо прояснение ситуации с горизонтами.

Степень разработанности темы не позволяет на основании аргументов, выдвинутых А.Н. Рогачёвым, с должной степенью уверенности принять или отвергнуть концепцию о двух разновременных и культурных горизонтах поселения. Соответственно, оставался открытым вопрос о культурном единстве материалов северного жилого комплекса и о месте поселения Костёнки 4 в контексте палеолита Европы.

Географические рамки исследования охватывают территорию Костёнковско-Борщёвского района на Дону, ограниченная зона – площадь поселения Костёнки 4 и прилегающие к нему участки.

Цели исследования. Основной целью является решение проблемы хронологического и культурного единства материалов поселения. Два культурных горизонта на поселении не были выражены стратиграфически. Культурные остатки залегали «в одном и том же слое суглинка на одинаковой глубине» (Рогачёв, 1955. С. 13). Разделение материала на горизонты производилось А.Н. Рогачёвым на основе типологических критериев и качества сырья. Таким образом, само понятие горизонта, прежде всего пространственно-стратиграфическое, было им переведено в культурно-хронологическую плоскость. Простейшим путем разрешения этой проблемы представлялся пересмотр всей коллекции каменного инвентаря Костёнок 4. В случае эффективности сформулированных А.Н. Рогачё-вым критериев разделения материала, процедуру было бы легко повторить, сняв тем самым все существующие вопросы. Однако в процессе работы стало ясно, что эти критерии оказались абсолютно недостаточными для распределения по горизонтам всех находок. Как уже говорилось, речь идёт о материалах северного жилого комплекса (СЖК). В ходе раскопок южного жилого комплекса (ЮЖК) вопрос о неоднородности материала не возникал, там был зафиксирован один ярко-красный культурный слой, соответствующий нижнему горизонту СЖК. Таким образом, опираясь на эталонный набор находок южного комплекса, можно вычленить специфические компоненты в северном комплексе. Несмотря на то, что материалы СЖК было трудно разделить в профиле, они на больших участках были разделены в плане. Соответственно, анализ пространственного распространения культурных остатков представляется эффективным методом решения проблемы.

Задачи исследования:

- Используя планиграфический метод, реконструировать участок южного жилого ком
плекса, раскопанный в 1927-1928 гг. без графической фиксации находок, и рассмотреть
его в общем контексте пространственного распределения находок южного жилого ком
плекса, основная часть которого была исследована А.Н. Рогачёвым в 1937 г. на высоком
для того времени методическом уровне.

- Анализ пространственного распределения находок северного жилого комплекса.

- Опираясь на результаты планиграфического анализа всего южного жилого комплекса,
провести сравнительный анализ с северным жилым комплексом и выделить различные
компоненты.

Научная новизна исследования заключается в том, что планиграфический метод впервые был использован для решения научной проблемы стратиграфического и культурного характера для материалов памятника, раскопанного по старой методике, без трёхмерной фиксации каждой находки. Изучение состава и пространственного распределения различных групп находок позволило не только выделить зоны внешней и внутренней активности обитателей жилых объектов поселения, но и проследить связи между объектами, сопоставить объекты поселения между собой. На основе планиграфического анализа материала из раскопок 1927 – 1928 гг., проведённых практически без графической фиксации, удалось реконструировать самый насыщенный находками участок поселения. Важную роль сыграло изучение под этим углом зрения фаунистических коллекций южного и северного комплексов, а также состава каменного сырья, поскольку именно каменное сырьё играло существенную роль в процессе разделения коллекции по горизонтам А.Н. Рогачёвым. Тщательное изучение полевой документации с целью уточнения деталей и элементов культурного слоя дало возможность прояснить картину взаиморасположения жилых объектов, понять их конструктивные особенности.

Теоретическая и практическая значимость. Изложенные в работе данные и результаты анализа могут быть использованы в исследованиях по археологии палеолита России и Европы; в разработке специальных курсов, посвященным как первобытной истории, так и проблемам планиграфического анализа археологического материала; в экспозиционной и научно-просветительской работе Государственного археологического музея-заповедника «Костёнки».

Методы исследования. Планиграфический метод, в том виде, как он сейчас существует практически разработанный А. Леруа-Гураном и М. Брезийоном в начале 1970-х при рас-

7 копках Пенсевана (Leroi-Gourhan A., Brzillon M., 1966, 1972), представляется одним из основных методов археологических исследований. Он широко применяется для изучения участков (Васильев, 1991) или целых памятников разного возраста и разного типа: пещерных (например, Cyrek, 2013), поселений открытого типа, стоянок-мастерских (Леонова Н., 1980). Наибольшая эффективность этого метода достигнута при изучении поселений (Bos-inski, 1981; Cziesla, 1990; Joris et all., 2011; Stapert, 1990). Именно планиграфический метод позволяет очертить зоны разного рода активности и границы жилищ на поселениях при плохой сохранности или даже отсутствии сохранившихся структур культурного слоя (Леонова Е., 1998; Ciepielewska, Tomaszewski 2013). Трёхмерная инструментальная фиксация находок даёт возможность с высокой точностью реконструировать скопления, построить микропрофили, выявить связи между фрагментами предметов и элементами ремонтажа, что даёт огромный пласт информации для интерпретации памятника (Леонова Н., 1994, Леонова Н. и др. 2006). Многолетние исследования Каменнобалковской группы памятников стали своеобразным полигоном для адаптации метода к условиям широкомасштабных раскопок памятников открытого типа, совершенствования его различных граней. В результате сложилась отечественная планиграфическая школа, давшая целую генерацию исследователей, успешно работающих над проблемами, связанными с изучением культурного слоя (Леонова Н., 1977, 1983, 1985, 1990, 2003; Виноградова, 1995, 2000, 2006, 2009; Виноградова, Леонова, 1998; Медведев, 2011, 2012, 2013; Хамакава, 2008, 2011). При изучении жилых структур, их конструктивных элементов, с помощью планиграфического анализа выявляются направления организации жилого пространства, выполняются хозяйственно-бытовые реконструкции (Разгильдеева, 2002). В некоторых случаях планиграфи-ческий анализ жилищ позволяет дифференцировать зоны гендерной хозяйственной деятельности обитателей (Юдина, 2006). Интересные результаты даёт планиграфический анализ отдельных категорий находок, даже, казалось бы, малоинформативных на первый взгляд, таких, как микродебитаж (Хамакава, 2008, 2011). Отдельное направление в рамках планиграфического метода представляет функционально-планиграфический анализ, расширяющий возможности получения информации о специфике хозяйственной деятельности на разных участках поселений (Александрова, 2010; Коробкова, 1987, 2004; Кравцов, Жилин, 1995; Поплевко, 2007; Тимофеев, Чайкина 2001).

К сожалению, работа с материалами из старых раскопок бывает зачастую затруднена ввиду ущербности информации, вызванной недостаточно полной на современный взгляд фиксацией в процессе раскопок. Тем не менее, хотя и с некоторыми сложностями и ограничениями, планиграфический метод применим и к памятникам, имеющим только по-

8 квадратную привязку находок. Исследование пространственного распределения материалов из раскопок 1957 г. стоянки Павлов I позволило выделить зоны, связанные с использованием разного каменного сырья, выделить группы находок, относящихся к жилищам и погребению (Jaroov, 1997). Эти кропотливые работы, крайне сложные ввиду ущербности документации, успешно продолжаются и для других коллекций из раскопок Павлова (Novk, 2005, 2011). Результаты планиграфического анализа, выполненного для Гмелин-ской стоянки (Костёнки 21), показали разную хозяйственную направленность жилых комплексов одного культурного слоя (Иванова, 1984). На основе данных планиграфического анализа материалов Кокоревских верхнепалеолитических стоянок удалось выделить 4 вида скоплений расщеплённых галек, каждый из которых соответствует определённому виду деятельности. Кроме того, именно планиграфический анализ показал разную сезонность обитания жилищ – холодное время года для жилища из 2 слоя Кокорево I и тёплое – для жилища из слоя 4 этой же стоянки (Гречкина, 1983). Немаловажную роль в планигра-фическом анализе играют и выявленные при помощи ремонтажа связи между скоплениями или объектами, позволяющие синхронизировать таковые (Абрамова, Гречкина, 1990; Сергин, 1984).

Для решения поставленных вопросов был предпринят пересмотр четырёх коллекций каменной индустрии Костёнок 4 и всей полевой документации. Всего было изучено 12010 предметов (8365 из ЮЖК из 3645 из СЖК). Коллекции из раскопок 1927 – 1928гг. были обработаны полностью. Из раскопок 1937 – 1938 гг. была изучена значимая часть коллекций, то есть изделия со вторичной обработкой, нуклеусы и технологические сколы, частично – пластины, отщепы и осколки без вторичной обработки. Целиком эти коллекции изучить не удалось, как из-за их больших размеров, так и в силу обстоятельств, связанных с условиями хранения. Однако для решения поставленной задачи выборка вполне достаточна, поскольку деление по горизонтам производилось именно на её основе. Основной целью была оценка критериев разделения материала по горизонтам, главными из которых были качество сырья и «типологическая несовместимость» орудий верхнего и нижнего горизонтов. Изучение полевой документации было направлено на уточнение деталей конструкции жилищ и подробное рассмотрение методики раскопок.

В ходе работы с коллекциями были составлены новые описи, т.к. не всегда артефакты соответствовали определениям, данным в описях полевых и музейных. Затем во всех возможных случаях восстановлены полевые номера, зачастую полностью или частично утраченные, при помощи микроскопа МБС-9. К сожалению, депаспортизированного материа-

9 ла достаточно много, в том числе и из-за применявшейся методики раскопок. В некоторых случаях его можно привязать к какой-либо части комплекса (зачистки участков слоя).

Основными единицами классификации материала были выбраны категория, категориальная разновидность и тип, согласно определениям, данным для этих понятий В.И. Беляевой (1979. С. 6-7). Поскольку каменный инвентарь нижнего и верхнего горизонтов различался А.Н. Рогачёвым на уровне категорий находок, то в основу планиграфического анализа было положено изучение про странств енного распро странения всех его категорий. Для этого были составлены таблицы, отдельно для ЮЖК и СЖК. Материалы СЖК рассматриваются в совокупности, без учёта отнесения их А.Н. Рогачёвым к тому или иному горизонту. На основе таблиц пространственного распространения категорий артефактов для каждой из них были составлены графические планы, отражающие его связь со структурами и объектами культурного слоя.

Источники. Все коллекции археологических находок хранятся в фондах Отдела археологии МАЭ РАН (5080, 5453, 6193, 6194). Все фаунистические коллекции находятся в Зоологическом Институте РАН. Архивные материалы хранятся в Архиве ИИМК РАН и, несмотря на то, что часть полевой документации С.Н. Замятнина, по всей видимости, не была туда передана, имеющихся материалов вполне достаточно, чтобы шаг за шагом восстановить всю картину изучения Александровской стоянки – этого уникального интереснейшего палеолитического поселения.

Положения, выносимые на защиту:

1. Культурный слой северного жилого комплекса литологически не разделяется на 2 разных горизонта. К сожалению, на тех небольших участках (три квадрата в разных местах), где между горизонтами наблюдается линза неокрашенного суглинка, нельзя говорить о стерильной прослойке, так как этот суглинок содержит находки.

2. Учитывая ряд факторо в, основным из ко торых является распространение прослойки в основании культурного слоя, восточное круглое жилище СЖК составляло единое пространство с длинным жилищем.

3. Прослойка выше культурного слоя СЖК не может ассоциироваться с верхним горизонтом находок по двум причинам: во-первых она маркирует уровень залегания немногочисленных находок на гораздо более широкой площади, чем предполагаемая площадь локализации верхнего горизонта. Во-вторых: находки в круглых жилищах вовсе не залегали на этом уровне. Их стратиграфическое распределение внутри культурного слоя было таким же, как и в длинном жилище.

4. Жилые объекты Костёнок 4 различаются по строению на всех уровнях. Западное круглое жилище принципиально отличается от длинного жилища и, в меньшей степени, от объекта, называемого восточным жилищем. Между длинными жилищами тоже существует явное конструктивное различие. То есть простое противопоставление длинных и круглых жилищ некорректно.

5. Анализ пространственного распределения общего количества находок позволил локализовать зоны повышенной хозяйственной активности внутри жилищ. Помимо скоплений, зафиксированных А.Н. Рогачёвым в процессе раскопок каждого комплекса, данные пла-ниграфического анализа позволяют выделить зоны внешней активности близ жилищ.

6. Внешние скопления ЮЖК относятся к зоне хозяйственной деятельности обитателей его длинного жилища. Внешнее скопление СЖК, несмотря на наличие кварцита и светлого мелового кремня, скорее, относится к зоне деятельности жителей длинного жилища.

7. В результате анализа пространственного распределения фаунистических остатков выявлены качественные и количественные различия между отдельными объектами, главным образом, между круглыми жилищами северного комплекса, а также между длинным и круглыми жилищами.

8. Состав каменного сырья не может служить основанием для разделения каменной индустрии на две разные части.

9. Орудийный набор демонстрирует единство форм, технологии и характера вторичной обработки в массо вых катег о риях, таких, как ППК, МППК, pices esqu illes. Однако в СЖК совершенно чётко выделяются зоны повышенной концентрации резцов, совпадающие с территориями круглых жилищ. Эти зоны совпадают с зонами распространения сланцевого сырья и, в частности, обработанного сланца в СЖК, а также кварцита. Специфические компоненты орудийного набора, такие, как двустороннеобработанные орудия, дисковидные орудия и НКТ, присутствуют в очень малом количестве в разных секциях ЮЖК и круглых жилищах СЖК. То есть между ними прослеживаются такие же связи, как по составу фаунистических остатков. Единственная категория, имеющаяся в СЖК и полностью отсутствующая в ЮЖК – листовидные острия. Во всей каменной индустрии Костёнок 4 не вычленяются типо логически несовместимые элементы, указывающие на чужеродность какой-либо присутствующей здесь группы населения.

10. Предметы искусства и украшения чётко дифференцированы в плане. Подвески из раковин и раковины без отверстий имеются только в длинных жилищах, причём в СЖК их намного больше, чем в ЮЖК. Все изделия из мергеля связаны только с круглыми жилищами СЖК.

11 11. Южно е и северное длинные жилища о дновременны с археологической точки зрения и были обитаемы длительное время.

Достоверность исследования обеспечивается методически корректным анализом материала, тщательной проработкой полевой документации. Работа в полной мере обеспечена источниковой базой, основана на продуманной методике исследований, результаты аргументированы.

Апробация результатов исследования. Основные положения диссертации и отдельные ее аспекты докладывались на ежегодных научно-методических семинарах с международным участием “Тверская земля и сопредельные террито рии в древности” (2009, 2010, 2011, 2014, 2015), российских археологических конференциях (1997, 1998, 1999, 2001, 2002, апрель 2007, октябрь 2007, 2008, 2012), международных конференциях «World of Gravettian Hunters» (Польша, Краков 2013), «Mikulov Anthropology Meeting» (Микулов, Чехия 2014), III (XIX) Всероссийском археологическом съезде (Старая Русса, 2010) и IV (XX) Всероссийском археологическом съезде (Казань, 2014), на семинаре памяти Л.Д. Сулержицкого «Радиоуглеродные исследования в геологии, палеогеографии и археологии» (Москва, 2015), на заседании Отдела камня ИА РАН и заседаниях Отдела палеолита ИИМК РАН. По теме диссертации автором опубликовано 24 работы.

Структура диссертации. Диссертация состоит из введения, пяти глав, заключения, списка сокращений, списка литературы, списка таблиц, списка иллюстраций. К диссертации прилагаются таблицы (приложение 1), показывающие количество каждой рассматриваемой категории находок по квадратам и количественные соотношения между объектами, а также альбом иллюстраций, включающий планы пространственного распространения находок, рисунки и фото артефактов (приложение 2).

Геолого-геоморфологическое положение Костёнок 4

Полевые работы на Александровской стоянке стали отправной точкой для существенного пересмотра утвердившихся ранее схем периодизации верхнего палеолита на данной территории, особенно обострив проблему многослойности палеолитических памятников. Чтобы понять новизну и значение сделанного А.Н. Рогачёвым на Костёнках 4, необходимо вкратце обратиться ко всей истории исследования палеолита Костёнок, насчитывающей уже 136 лет.

Началась она 16 (28) июня 1879 г., когда почти в центре села, на небольшом мысу левого борта Покровского лога, были открыты культурные остатки эпохи палеолита. Обнаружение верхнего культурного слоя стоянки Костёнки 1 было не случайностью, а закономерным результатом тщательно продуманных научных построений Ивана Семёновича Полякова – известного передового ученого XIX в. Будучи в курсе западноевропейских научных археологических открытий, он, сопоставив факты, пришёл к выводу о сопряжённости находок костей мамонта и следов деятельности древнего человека. Этому выводу немало способствовало личное участие И.С. Полякова в раскопках стоянки Карачарово графом Уваровым в 1878 г. (Праслов, 1982. С. 8). Находки костей мамонта в селе Костён-ки были известны со времен Петра I. Позднее, в 1768-1769 гг. здесь производил первые раскопки немецкий учёный С.Г. Гмелин, обнаруживший скопление костей мамонта на берегу Дона. О находках каменных артефактов он не сообщает, что вполне естественно для того времени. Первые же земляные работы, предпринятые И.С. Поляковым в Костёнках, блестяще подтвердили его гипотезу о тесной взаимосвязи между мамонтом и человеком в древности. Два небольших раскопа (12 м2 и около 6 м2) затронули, по-видимому, окраину жилого комплекса с землянками. Здесь рядом с сортированными костями мамонта было найдено и большое количество кремнёвых орудий. Эта стоянка впоследствии получила название Костёнки 1, или стоянка Полякова. Кроме неё, И.С. Поляков разведал много пунктов, где впоследствии были открыты и исследованы другие палеолитические стоянки. К сожалению, по ряду причин ему не пришлось вернуться к изучению костёнковского палеолита.

В 1881 г. московский археолог А. И. Кельсиев произвел незначительные работы на Костёнках 1 и составил план памятника, включив раскопы И.С. Полякова. Это существенно облегчило задачу П.П. Ефименко, начавшему основательное исследование этой стоянки в 1923 г. За этот значительный перерыв работы возобновлялись дважды на короткое время. Первый раз – польским археологом Н.И. Криштафовичем в 1904 г. Документация его раскопок не сохранилась, осталась лишь небольшая коллекция, хранящаяся в Обще 14 ственном Археологическом Музее (PMA) в Варшаве (Праслов, Желтова, 2007). Второй раз – в 1915 г. польским археологом С.А. Круковским, заложившим много бессистемных шурфов с целью добычи материала и также не оставившим никакой документации (Прас-лов, 1982. С. 11). Коллекции Круковского не сохранились.

Систематическое изучение палеолита Костёнок началось в 1922 году и связано с именем Сергея Николаевича Замятнина, бывшего тогда сотрудником Воронежского краеведческого музея. Он заложил небольшой шурф на Костёнках 1 и исследовал стоянку Борщёво 1, открытую в 1905 г. А.А. Спицыным, копавшим Борщёвское городище (Прас-лов, Желтова, 2011). С.Н. Замятнин пригласил П.П. Ефименко возглавить специальную экспедицию летом 1923 г., когда были начаты основательные работы на Костёнках 1, открыты и частично раскопаны Костёнки 3 с остатками двух жилищ. Сама по себе идея о существовании древних жилищ зародилась в процессе раскопок Костёнок 3, и была позднее – в 1927 г. - блестяще подтверждена работами С.Н. Замятнина на стоянке Гагарино.

В 1926 – 1927 годах в европейской части нашей страны проводились масштабные работы по изучению палеолитических памятников, для чего была создана специальная Экспедиция по изучению культур палеолита (Юго-Восточная экспедиция), руководителем которой был назначен П.П. Ефименко (Замятнин, 1929). В 1926 году были проведены исследования в районе Самары на Волге и в Брянской губернии - на Супоневской стоянке, в 1927 году – на стоянке Бердыж (Чечерский район Гомельского округа) и Гагарино (Липецкий уезд Тамбовской губернии). На протяжении всей деятельности экспедиции особое значение имело изучение палеолитических памятников Костёнковско-Борщёвского района на Дону. Такое пристальное внимание было обусловлено блестящими открытиями, сделанными здесь в предыдущие годы в ходе работ под руководством П.П. Ефименко. Считалось, что ряд памятников четвертичного периода, обнаруженный на столь компактной территории, даёт представление о ходе развития и смене культур почти всего верхнего палеолита Восточной Европы. Поэтому главными задачами в 1927 году были: продолжение изучения открытых ранее, но недостаточно полно обследованных стоянок и поиск новых местонахождений эпохи палеолита. Проведение полевых работ 1927 года было возложено на С.Н. Замятнина, так как П.П. Ефименко не смог заняться этим лично.

Поставленные задачи были успешно выполнены, в полевом сезоне 1927 года были раскопаны стоянки Костёнки 2 и Костёнки 3, произведены дополнительные исследования на Костёнках 1, а разведочными работами обнаружены стоянки Костёнки 10 (Аносовская 1) и Костёнки 4 (Александровская), на которой была заложена серия шурфов.

Именно в это время происходит переосмысление подхода к изучению памятников и, как следствие, методики раскопок. Получив достоверное доказательство существования жилищ в палеолите и проанализировав накопленные материалы, П. П. Ефименко пришёл к выводу о долговременности некоторых жилищ, а, следовательно, оседлости в палеолите (Праслов, 1982. С. 11). Соответственно, возникла необходимость при раскопках получать целостную картину, что было невозможно, копая последовательно по квадратам и снимая сразу весь материал. Во главу угла, взамен добычи материала, было поставлено изучение контекста его залегания, всех деталей конструкций и планировки поселений. Новая методика раскопок широкой площадью стала поистине революционным шагом для изучения поселений. Именно на её основесложилась костёнковская школа палеолитоведения. Яркими представителями новой формации археологов-палеолитчиков стали ученики П.П. Ефименко - Павел Иосифович Борисковский и Александр Николаевич Рогачёв (Васильев, Желтова, 2008).

Касаясь истории исследований Александровской стоянки, А.Н. Рогачёв упоминает полный комплект документации работ С.Н. Замятнина, включающий план, разрезы и по-квадратную опись находок (Рогачёв, 1955). Однако в настоящее время не удалось обнаружить разрезов и плана культурного слоя, а также описания буровых скважин. Имеется лишь крайне схематичный общий план памятника, схема раскопа, полная опись находок из всех шурфов и поквадратная опись находок из раскопа (Замятнин 1927, 237 и 238).

Стоянка располагается на левом борту широкого оврага, образованного слившимися Александровским и Бирючьим логами, у самого впадения его в пойму Дона (рис. 2). Культурный слой залегал в непотревоженном виде в отложениях первой надпойменной террасы. На правом борту этого же оврага находится стоянка Костёнки 6, а чуть выше, на мысу, образованном слиянием Александровского и Бирючьего логов, на уровне второй надпойменной террасы – Костёнки 8, 9 и 15 (рис. 1).

Шурфы С.Н. Замятнина были заложены с таким расчётом, чтобы очертить границы памятника. Кремнёвые артефакты были встречены в 8 шурфах из 10 (шурфы I, III, IV, V, VI, VIII, IX, X, рис. 3). Но в большинстве шурфов эти находки были единичны. Окрашенный красной охрой культурный слой, содержащий расщеплённый кремень и осколки костей, наблюдался лишь в VI, IX и X шурфах на глубине 1,20 – 1,50 м. Исходя из этого, шурф VI (AB) 2х1 м, наиболее насыщенный находками, был преобразован в небольшой раскоп площадью 26 м2 (рис. 6).

Характеристика сырьевой базы и её значение для решения проблемы разделения материала

Очаги восточной секции располагались на расстоянии 2 м друг от друга и были шире и глубже всех предыдущих. Их диаметр составлял 0,65 м, а глубина – 0,13 м. Только последний очаг был менее глубок – 0,07 м. Зато толщина очажной массы в этом очаге составляла 0,1 м. Все три очага содержали значительное количество расщеплённого кремня со следами пребывания в огне. Еще один очаг восточной секции, в самом западном ее конце, был заполнен обычным культурным слоем с находками, будучи заброшен после непродолжительной эксплуатации (на самом дне были обнаружены небольшие признаки зольности). Длина восточной секции не превышала 10,5 м, глубина 0,25 м. Северный край ее был хорошо выражен, южный же, как и у других секций, плавно поднимался к древней дневной поверхности. При этом ярко окрашенный слой залегал только в центральной части секции, нигде не подходя к краям. Ширина полосы бледно окрашенного слоя, идущей вдоль краев углубления, в среднем составляла 0,6 м.

Среди 52 ям, вырытых в полу длинного жилища, большая часть которых была заполнена окрашенным охрой культурным слоем с находками, лишь 4 ямы западной секции могут быть интерпретированы в качестве столбовых, благодаря характеру заполнения и расположению. В одном случае (яма 9) жердь была, по всей видимости, заклинена куском трубчатой кости лошади и ребром мамонта (Рогачёв, 1955. С.97).

Единственный вход в жилище, по крайней мере, для западной и средней секций, находился с северной стороны в восточном конце западной секции, то есть практически на границе со средней. Здесь на ровной площадке, вне границ жилой западины, залегал слабо окрашенный культурный слой, содержавший 213 расщепленных кремней и 16 фрагментов костей. К востоку от этого пятна находились 4 позвонка мамонта в анатомическом порядке, а к западу – единственная яма вне жилища, округлая в плане, диаметром 0,24 м и глубиной 0,12 м. В этом же месте на пологом краю жилища располагалось углубление шириной 0,65 м, глубиной 0,16 м, образовывающее уступ при входе в жилище.

Прямо напротив входа, на расстоянии 2 м от него, было обнаружено северное внешнее скопление шириной 3 м и длиной почти 8 м. Южное скопление находилось на таком же расстоянии от жилища к югу и тянулось вдоль восточной секции от границы со средней. Длина его превышала 8 м, ширина – около 3,5 м. Оба скопления имели вытянутую форму, нечёткие границы и залегали параллельно краям длинного жилища. В северном скоплении на совершенно ровной поверхности в бледно окрашенном культурном слое было собрано около 1000 кремневых предметов и около 100 фрагментов костей. Южное скопление было более насыщено находками, также залегавшими в бледно окрашенном культурном слое. Большая часть находок концентрировалась в неглубокой западине в восточном конце скопления, занимавшей около трети его площади. Кроме того, рядом с восточным концом длинного жилища было обнаружено третье скопление, уходящее под стенку раскопа. Оно было исследовано на площади 12 м2. Окрашенный тёмной охрой культурный слой имел мощность 0,1-0,15 м, в западной части находилась яма, заполненная культурным слоем, рядом с ней – 2 крупных валуна.

Здесь же была обнаружена ямка с зольным заполнением. По окраске культурного слоя и составу находок скопление было отнесено автором раскопок к верхнему горизонту.

Взаиморасположение объектов северного комплекса гораздо более сложно. Длинное жилище, при общем сходстве с длинным южным жилищем, имеет и ряд отличий. Жилое углубление располагалось с северо-запада на юго-восток вдоль самого края первой надпойменной террасы, под небольшим углом к южному длинному жилищу (рис. 14). Длина его составляла 23 м, ширина – 5,5 м, глубина 0,25 – 0,3 м. Северо-западная стенка представляла собой относительно крутой уступ, прерываемый несколькими более пологими участками, где граница жилища устанавливалась по распространению культурного слоя. Западная стенка, весьма крутая, посередине на протяжении двух метров была сильно разрушена кротовинами, и в этом месте культурный слой пятнами выходил за пределы жилища. То же явление наблюдалось вдоль всей северной границы. На небольшом участке юго-западной границы также отмечено пятно бледно окрашенного слоя за пределами жилища. Кроме того, на трёх участках имелась полоса слабо окрашенного слоя вдоль стенки жилища, как раз там, где стенка относительно пологая. В некоторых случаях из описаний слоя в полевой документации не вполне ясно, почему граница на чертеже проведена именно так. Думается, что это скорее соединительная линия между теми участками, где граница жилища в виде стенки углубления или пятна окрашенного и мощного слоя совершенно очевидна. Заслуживает внимания факт, что по описаниям полевого дневника, восточная граница длинного жилища идёт с востока на запад на протяжении около 1,5 м, а затем достаточно круто поворачивает на юг на границе квадратов Z-45 и Я-45, и, продолжаясь в этом направлении, упирается в стенку восточного круглого жилища (рис. 14). Причём на этом отрезке она выражена резким понижением пола в восточном направлении, в котором локализуется окрашенный культурный слой. К северу от восточного конца жилища также наблюдались пятна окрашенного культурного слоя вне пределов жилого углубления. Насыщенность находками составляла в этом месте до 100 кремней на 1 м2. По предположению А.Н. Рогачёва, именно в этой, самой низкой части поселения, вскоре после его оставления людьми произошло размывание культурного слоя.

В отличие от южного жилища, здесь в центральной части возле очагов концентрация находок существенно ниже, чем по краям, где нет полосы бедного находками бледного слоя. Один из возможных вариантов объяснения этому явлению А.Н. Рогачёв видел в том, что этот размыв происходил как раз вдоль линии очагов, и часть материала оказалась вынесенной за пределы жилища на вышеописанном северо-восточном участке. Правда, при этом он отмечал отсутствие внутри жилища «каких-либо явлений, которые свидетельствовали бы о размывании его пола» (Рогачёв, 1955. С. 112).

По продольной оси здесь располагалось 9 очагов, в ряде случаев более крупных размеров, чем в южном жилище. К некоторым из них прилегали пекарные ямки. Первый очаг (с запада) был округлой формы, с ровным дном, 0,8 м в диаметре, глубиной 0,07 м. Примыкавшая к нему овальная пекарная ямка глубиной 0,1 м, диаметром 0,23 – 0,26 м была заполнена такой же зольной массой, что и очаг, причем мощность этого заполнения превышала глубину объектов: в очаге она составляла 0,12 м, а в ямке 0,15 м. Диаметр второй очажной лунки, расположенной в 1,7 м к юго-востоку от первой, был ещё большим – 0,95 – 1 м, дно имело углубление в центре, где глубина составляла 0,15 м. Мощное заполнение было перекрыто линзой бурого суглинка иного характера, чем окружающий культурный слой, в котором залегало несколько камней и кусок обожжённого гранита. Вокруг линзы имелось кольцо из зольной массы. Третий очаг, слегка затронутый шурфом С.Н. Замятнина, диаметром 0,55 м, глубиной 0,14 м, представляет собой простое чашеобразное углубление, как и пятый и шестой очаги. Четвертый и седьмой очаги имеют такие же размеры, однако снабжены каждый одной прилегающей пекарной ямкой, 0,22х0,12 м и 0,15х0,12 м соответственно. Восьмой очаг имел овальную форму, размер 0,11х0,85 м, глубину 0,1 м. Зольная масса расползлась к северо-западу от очага на площади около 35 см2 слоем 3-4 см. Девятый очаг тоже имел большие размеры, 0,95 м в диаметре и 0,1 м в глубину, при этом толщина зольного заполнения составляла 0,15 м. К югу от очага было расчищено небольшое пятно зольной массы толщиной около 5 см, перекрытое десятисантиметровым слоем охры темноватого оттенка.

Прослойки, зафиксированные при раскопках северного жилого комплекса

С южной стороны за пределами жилища, на квадратах R37 и S37, залегало 64 сланцевых предмета (33 и 31), на двух квадратах к западу от этой концентрации (Q36 и 35) и двух к востоку (S38 и T38) число находок составляло более 10 (14, 16, 11, 14 соответственно). В сторону восточного жилища количество находок на 1 м2 понижается и не превышает 10 вплоть до юго-западной и южной его границы (на квадратах Щ и Ш36 – 11 и 14). Следует отметить, что вне объектов было найдено 266 из 817 сланцевых предметов (табл. 30), в основном с южной стороны от круглых жилищ. С восточной стороны за пределами длинного жилища есть небольшое пятнышко находок (6 предметов на квадратах XY47) и на шести квадратах за северо-восточной границей восточного жилища – более насыщенное скопление (30 предметов). К восточному жилищу относится наибольшее количество находок сланца (247), ими покрыта почти вся его площадь (за исключением трёх небольших участков на периферии в северной, восточной и юго-восточной частях). Максимальная концентрация находок на 1м2 составляет 19 предметов (на квадратах Ю40 и Щ38) – к северо-западу и югу от очага, на двух квадратах с юго-восточной стороны от очага (Ш и Ч39) – 17 и 18 находок соответственно. Однако большее значение для нас имеют 114 сланцевых предметов из длинного жилища. Это количество достаточно велико и не позволяет высказать предположение о случайном характере этих находок. Среди них четыре шлифованных орудия, отщепы и куски сланца (рис. 105). Основная масса находок (53) приходится на участок т.н. «смешанного горизонта», к востоку – юго-востоку от западного круглого жилища. Это линии квадратов STUX40-42. Все остальные находки, кроме первого орудия на квадрате М44 и десяти на границе с западным жилищем, располагаются между очагами №5 и №9 и к северо-востоку от линии очагов. На северо-восточной границе длинного жилища в метре друг от друга лежали по 2 куска сланца без следов обработки, такой же кусок залегал непосредственно у очага №9. Остальные находки можно условно разбить на 3 зоны. Первая, самая обширная, располагается вокруг очага №6 (рис. 105). Она ограничена линиями квадратов QT43-46 и включает в себя 29 находок с 10 квадратов. Вторая – совсем маленькая, 4 находки между очагами № 7 и 8, чуть к северо-востоку от линии очагов. Ещё 9 предметов залегали полосой с северо-востока на юго-запад, от границы длинного жилища до линии очагов между очагами №8 и 9. То есть, если даже оставить в стороне 9 находок с границы с западным жилищем (на квадратах Q43 и R43) и 1 – с восточным (на квадрате Я42), по крайней мере, 33 находки сланца, в том числе обработанного, совершенно точно происходят с той площади, где о смешанности гори 79 зонтов и речи быть не может. Представляется важным отметить ещё один интересный факт: через западное и восточное жилища по центральной оси СЗ-ЮВ идут полосы ямок с находками сланцевых предметов. В западном жилище это ямки на квадратах M40 (1 предмет), N40 (6), P40 (7), P40/41 (1), в восточном – Ю40 (4), Э39 (1), Ш40 (1), Ч40 (1), Ч41 (1).

Предметы расщепления, их фрагменты и технологические сколы (всего 409 предметов) представлены теми же категориями, что и в ЮЖК, за исключением аморфных нуклеусов, которые здесь не выделены (табл. 31, 53). Одноплощадочные нуклеусы составляют значительное большинство среди этих находок (140 предметов). К длинному жилищу относится 40 одноплощадочных нуклеусов, распределённых группами, оставляющими значительные лакуны на площади жилища (табл. 32; рис. 108). Небольшое скопление нуклеусов (5) находится в северо-восточной части жилища, возле очага №1. Чуть западнее (на квадрате E47) и юго-западнее (на квадрате F45) залегало группами по 3 нуклеуса. Ещё в 2 м к ю г у, также на западной границе, залегала гр уппа из 4 нукле ус ов. Наибольшее скопление (8) наблюдается на границе западного и длинного жилищ. В западном жилище 35 нуклеусов распределены почти по всей площади, оставляя свободными только 2 небольших участка к востоку от очага. В восточном жилище свободных участков немного больше (рис. 108). Максимальная плотность находок достигает в западном жилище 6 на 1 м2 (на квадрате О38), в восточном 4 (на Ю39, 1 залегал в ямке). Также в ямке находились 2 нуклеуса с квадрата Ч42. Вне объектов было найдено 23 нуклеуса, 3 из которых найдены на квадрате Ш36. Нуклеус с квадрата Q36 имеет следы интенсивного использования в качестве ретушёра. Двуплощадочных нуклеусов на удивление мало (10), по 3 в длинном и восточном жилищах, 2 в западном и по 1 на границах длинного и круглых жилищ (табл. 32; рис. 109). Торцовые нуклеусы (всего 43) совершенно чётко относятся к круглым жилищам, почти поровну (13 и 14) распределяясь между ними, ещё 10 найдено вне объектов. В длинном жилище найдено всего 3 торцовых нуклеуса, по одному с северо-западной и северо-восточной сторон от очага №2, а третий – на участке между западным и восточным жилищами (табл. 32; рис. 110). По всей видимости, 3 нуклеуса, найденные на границе длинного и западного жилищ, относятся к группе находок на северо-восточной границе западного жилища (7 предметов). В западной части жилища найдено 3 нуклеуса, а к юго-востоку от очага – ещё 6 (до 2 нуклеусов на 1 м2). В восточном жилище торцовые нуклеусы найдены только в юго-восточной его половине, плотность находок также не превышает 2 на 1 м2. Вне объектов найдено небольшое скопление торцовых нуклеусов (6) к юго-западу от западного жилища, на квадратах OPQ36, где на Q36 их было 3. Из 28 фрагментов нуклеусов 11 относится к длинному жилищу, 2 к за 80 падному и 7 к восточному, на границе длинного жилища с западным найдено 2, с восточным – 1, вне объектов – 4 фрагмента (табл. 32; рис. 111). Куски породы с негативами систематических снятий (63 предмета) встречены в СЖК повсеместно (табл. 32; рис. 107). В длинном жилище (20 предметов), это в основном единичные находки на 1 м2 (табл. 31), иногда составляющие небольшие группы, как, например, в северном конце жилища (4) или у очага №3 (3). Только на квадрате Z45 было найдено 2 таких куска. Концентрация находок в западном (15) и восточном (9) жилищах выше (2 и 3 на 1 м2 соответственно). К пограничной зоне длинного и западного жилищ отнесено 3, длинного и восточного – 2 предмета. Из 14 находок вне объектов 5 найдено к югу от восточного жилища и 4 на небольшом участке к юго-западу от западного. Реберчатых пластин всего 50, 32 из них распределены по площади длинного жилища (табл. 32) с большей концентрацией в северной части (19 предметов, до 3 на 1 м2 на квадратах H49 и J43, рис. 114). В западном жилище 5 из 8 реберчатых пластин найдены к востоку от очага, 1 рядом с очагом, с южной стороны, и 2 на северо-западной границе (кв. М41). На границе длинного и западного жилищ найдены 2 пластины, в восточном жилище – 4. Вне объектов все 4 пластины найдены к северо-востоку в 1-2 м от границы длинного жилища. Чуть больше половины сколов подправки фронта нуклеуса (17) приходится на длинное жилище (9, табл. 32). По 3 найдено в западном жилище и вне объектов, по 1 – в восточном и на границе длинного и западного жилищ (рис. 113). Из 7 таблеток 5 залегали в самом северном конце длинного жилища, по 1 возле очагов №1 и №2, 1 на северо- западной и 2 на северо-восточной границе. Рядом, но вне пределов жилища, лежала ещё одна (рис. 112). Единственная, кроме этих находок, таблетка была найдена к западу от очага в западном жилище. К длинному жилищу относится и более половины сколов подправки края площадки нуклеуса (29 из 51, табл. 32). В основном они встречены в виде единичных находок по всей площади длинного жилища и за пределами объектов (12 предметов), но на 5 квадратах в северной части жилища и на 1 за его пределами – по 2 находки на 1 м2. Из 7 таких находок в западном жилище 4 сгруппированы вокруг очага, 1 залегала на юго-западной границе и 2 – на юго-восточной (рис. 112). В восточном жилище все 3 предмета найдены на границах – западной, восточной и северо-восточной.

Анализ пространственного распределения артефактов в южном жилом комплексе

Планиграфически специфические формы для СЖК распределяются следующим образом (рис. 149): скребки с выпуклыми асимметричными лезвиями с выраженными уголками найдены либо на площади круглых жилищ, либо на участках со смешанным культурным слоем (между жилищами), либо на участках выхода культурного слоя из круглых жилищ (к югу от западного и северу и востоку от восточного). Лишь 5 из 24 несомненно связаны с заполнением длинного жилища (для двух из них точное место находки установить нельзя, однако они найдены при прокопке пола средней части длинного жилища, поэтому в их принадлежности сомневаться не приходится). Все скребки с прямыми лезвиями найдены в длинном жилище. В круглом западном жилище найден единственный скребок с прямым лезвием и выделенными уголками. Из заполнения длинного жилища происходят два скребка с волнистыми лезвиями, один найден на его границе с восточным круглым жилищем, местоположение в слое ещё двух не установлено по причине отсутствия полевых шифров.

Таким образом, из всех специфических форм для СЖК, только скребки с выпуклыми асимметричными лезвиями с выраженными уголками по своему распространению совпадают с зоной круглых жилищ, все остальные связываются с длинным жилищем.

Комбинированные орудия ЮЖК количественно и качественно очень отличаются от таковых в СЖК. Три из пяти орудий ЮЖК – комбинация скребка с резцовым сколом, поперечным, в одном случае – неудачным (плоским). В СЖК комбинированных орудий в 6,6 раз больше и больше половины из них представляют собой устойчивый тип – концевой скребок на пластине, основание которой оформлено в виде срединного резца (в длинном жилище найдено 1 такое орудие). В круглых жилищах и вне объектов все орудия представляют собой скребки, комбинированные с боковыми, поперечными и срединными резцами, представленными примерно поровну.

Никак нельзя согласиться с А.Н. Рогачёвым (1955, с. 139), рассматривавшего pices esquilles как один из специфических типов индустрии нижнего горизонта, заменявший в ней резцы. Конечно, большая часть их относится к длинным жилищам: в ЮЖК найдено 568 этих орудий, в длинном жилище СЖК – 144 (табл. 52). Но для западного и восточного жилищ 32 и 24 находки – немалое количество, ещё 17 найдено на их границах с длинным жилищем. Из 32 находок pices esquilles вне объектов более половины найдены в непосредственной близости круглых жилищ (табл. 41, рис. 134). При этом речь не идёт о единичных разбросанных находках, концентрация pices esquilles в западном жилище с восточной стороны от очага достигает 6 предметов на 1 м2. Такова же максимальная концентрация их в длинном жилище (на его границе, к востоку от очага №5). То есть pices esquilles являются существенным компонентом орудийного набора всех объектов Александровской стоянки, но центром специфической деятельности, связанной с их употреблением, несомненно, является западная секция ЮЖК (193 предмета, до 14 предметов на 1 м2, рис. 89).

Довольно интересная картина складывается с резцами. Основная масса резцов – срединные (часто двойные), остальные представлены небольшими сериями ретушных на пластинах и реже на отщепах, угловых и единичными случайными формами. Все они представлены в разных объектах стоянки более или менее в равной степени. Однако количество резцов в СЖК почти в 4 раза больше, чем в ЮЖК (табл. 52). И если в ЮЖК они распределены почти равномерно, с небольшим преимуществом западной секции, то в СЖК в длинном жилище их втрое меньше, чем в западном, и в 2,6 раза – чем в восточном (табл. 41). Только 5 из 96 резцов, найденных вне объектов, можно связать с длинным жилищем, т.к. они найдены в непосредственной близости от его границы (рис. 132). В западном жилище не только наибольшее количество резцов на стоянке, но и наибольшее количество квадратов (8) с повышенной концентрацией находок на 1 м2 – до 9 экземпляров. Высокая концентрация резцов наблюдается и в зоне внешней активности, относящейся к западному жилищу – с южной – юго-западной стороны от его границы (до 7 предметов на 1 м2). В восточном жилище (97 резцов) квадратов с повышенной концентрацией находок (до 8 предметов) всего 3, во внешней зоне она составляет 1 – 2 предмета на 1 м2, но сама зона обширнее, чем у западного жилища. Совершенно очевидно, что подавляющее большинство резцов Костёнок 4 связано именно с круглыми жилищами. Если сопоставлять между собой длинные жилища, то в ЮЖК резцов в 2,5 раза больше, чем в длинном жилище СЖК.

Листовидные острия являются единственной категорией каменных орудий, встреченной только в СЖК (табл. 40). Рассмотренная нами картина их планиграфического распределения подтверждает, что классические острия александровского типа связаны именно с круглыми жилищами (рис. 138). Острия, найденные вне объектов, локализовались в зонах внешней активности круглых жилищ. Два орудия, найденные в длинном жилище, совсем не похожи на александровские острия. Одно из них, на первичном пластинчатом сколе, представляет собой слегка асимметричное острие с немного изогнутым профилем, края его полностью ретушированы. Второе – симметричное острие с выделенным носиком, было заброшено, патинировано и затем подработано крупными плоскими вентральными фасетками, боковой резцовый скол с площадки может быть следствием повреждения аккомодационной части при ударе, хотя на дистальной части соответствующих следов нет.

Двустороннеобработанные орудия присутствуют в обоих комплексах и не могут считаться специфическим компонентом индустрии верхнего горизонта. Несмотря на свою разнородность, у некоторых из них есть определённо общие черты в характере вторичной обработки. Как тщательно обработанные бифациальные предметы, так и грубо оббитые, найдены в СЖК и ЮЖК. Вторые, по-видимому, являются заготовками. Очень важно, что основная их часть найдена в надёжном планиграфическом контексте (рис. 91, 137). Конечно, жаль, что это не относится к большому наконечнику из СЖК, но, судя по распределению остальных находок, вполне можно доверять свидетельству А.Н. Рогачёва, что он происходит из западного жилища. В ЮЖК двустороннеобработанный наконечник с боковой выемкой залегал непосредственно у очага в восточной секции. В СЖК – близ границы восточного жилища, с северо-восточной стороны.

Шлифованные изделия в виде орудий, дисков и стержней, несомненно, соотносятся с культурным слоем круглых жилищ СЖК (рис. 143). К территории длинного жилища СЖК относятся 2 заготовки дисков и 1 орудие, к западной секции ЮЖК – фрагмент стержня.

Что касается украшений и предметов искусства, то они чётко дифференцированы в плане: все подвески из раковин, как и раковины без отверстий (вероятно, принесённые для изготовления таких подвесок) локализованы в длинных жилищах, причём в СЖК их намного больше (98 подвесок и 8 раковин), чем в ЮЖК (12 подвесок, 7 раковин). Все изделия из мергеля найдены в круглых жилищах СЖК, кроме двух: одно залегало между круглыми жилищами в зоне «смешанного горизонта», второе с западной стороны от западного круглого жилища. В ЮЖК таких находок не было вообще.

Костяной индустрии Костёнок 4 посвящено специальное исследование N. Goutas (Goutas, in press). В результате изучения коллекции костяного инвентаря Костёнок 4 ей удалось выявить качественные специфические особенности, отличающие его от костяных индустрий костёнковско-авдеевской культурной традиции, что подтверждается и всем характером каменной индустрии. Рассматривая костяной инвентарь по горизонтам, согласно точке зрения А.Н. Рогачёва, удалось выявить только количественные факторы различия.