Содержание к диссертации
Введение
Глава 1. Историографический обзор 16
1.1. Состав населения древнерусского города в XII - первой трети XIII в. по археологическим и письменным источникам 16
1.2. Городское и сельское населения Древней Руси. Антропоэкологический аспект 43
1.3. Историография междисциплинарного исследования материалов археологических раскопок 2004-2011 в г. Ярославле 53
Глава 2. Методы исследования 71
Глава 3. Комплексное исследование материалов из массовых захоронений 1238 г. в Ярославле 93
3.1. Численность и сохранность антропологической серии из массовых захоронений 1238 г. в Ярославле 93
3.2 Демографическая структура серии из Ярославля в сравнительном освещении 114
3.3. Оценка степени морфологического разнообразия и возможного биологического родства погребенных в массовых захоронениях г. Ярославля .129
3.3.1. Анализ морфологической изменчивости черепа в серии по данным геометрической морфометрии 129
3.3.2. Анализ частоты встречаемости дискретно-варьирующих признаков у средневековых ярославцев в сравнительном освещении 132
3.4. Особенности скелетной конституции населения Ярославля первой трети XIII века в сравнительном освещении 138
3.4.1. Скелетная морфология взрослых индивидов в серии из массовых захоронений Ярославля 139
3.4.2. Внутригрупповая структура населения Ярославля в 1238 году по данным посткраниальной морфологии 148
3.4.3. Сравнительная характеристика средневекового населения Восточной, Центральной и Северной Европы по системе остеометрических признаков .154
3.5 Население средневекового Ярославля по данным палеопатологии. Оценка степени влияния негативных факторов 164
3.5.1. Палеопатологическая характеристика останков из массовых захоронений .164
3.5.2. Состояние зубной и костной систем жителей Ярославля первой трети XIII века в сравнительном освещении 174
3.6. Бытовой и военный травматизм как маркеры профессиональной специализации в серии из санитарных захоронений Ярославля 187
Заключение .195
Список источников и литературы 201
Список сокращений 235
- Состав населения древнерусского города в XII - первой трети XIII в. по археологическим и письменным источникам
- Численность и сохранность антропологической серии из массовых захоронений 1238 г. в Ярославле
- Скелетная морфология взрослых индивидов в серии из массовых захоронений Ярославля
- Бытовой и военный травматизм как маркеры профессиональной специализации в серии из санитарных захоронений Ярославля
Состав населения древнерусского города в XII - первой трети XIII в. по археологическим и письменным источникам
Изучение этнического и социального состава древнерусских городов - тема отдельного самостоятельного исследования, которое на современном этапе может опереться на анализ постоянно расширяющийся базы археологических, антропологических, эпиграфических и других источников. Несмотря на то, что отдельной работы, посвященной данной тематике, пока не существует, так или иначе вопросы, связанные с различными составляющими структуры городского населения, затрагиваются во многих трудах, посвященных анализу тех или иных категорий источников домонгольского периода. Компоненты городской среды обсуждаются, например, в связи с одним из главных направлений славянорусской археологии – изучением проблем возникновения и развития древнерусских городов, которое на современном этапе неотделимо от исследований синхронных неукрепленных поселений (Макаров, Федорина, 2015). К важным открытиям приводит сопоставление сведений летописей и прочих письменных источников, давно известных науке, и информации, запечатленной в берестяных грамотах, замках-цилиндрах, актовых печатях и других эпиграфических памятниках, накапливаемых, по большей части, благодаря археологическим раскопкам. До сих пор не утихают дискуссии об особенностях и времени сложения социальной стратификации, зафиксированной в «Русской Правде».
В контексте исследования городской темы Древней Руси историками с привлечением данных археологии наиболее разработанными можно считать вопросы о предпосылках градообразования и урбанизации в целом и экономической и социальной основы древнерусских городов. Накопленный более чем за полувековую историю археологического изучения городской культуры и быта Древней Руси фактический материал позволяет перейти к комплексному анализу памятников и историческому осмыслению полученных данных на новом уровне. На основании детального анализа стратиграфии, топографии и вещевых комплексов из многочисленных раскопок был сформирован огромный пласт знаний.
Историческая наука предлагает широкий спектр причин возникновения, путей развития, периодизации истории и типологии древнерусских городов. Разные авторы выдвигали на первый план экономические (торгово-ремесленные), оборонительные, колонизационные, политические, религиозные, культурные и другие факторы, влияющие на вышеперечисленные процессы и классификации. В 1960-е - 70-е гг. были сформулированы три основные концепции формирования городов, основанные на причине возникновения и их функциональном значении: «замковая» (раннефеодальная), «племенная» и «множественная», более подробно о которых речь пойдет ниже в этой главе. Различные концепции предполагают некоторые отличия в этнической и социальной основе городского населения как на стадии градообразования на начальном этапе урбанизации, так и вплоть до монгольского нашествия. Так как антропологические признаки по большей части консервативны, а многие из них генетически детерминированы, возможно, их изучение в дальнейшем будет дополнительно свидетельствовать в пользу той или иной теории формирования населения древнерусских городов. При этом, феномен пластичности костной структуры дает возможности для определения уровня физиологических стрессов, прижизненного травматизма, физического развития, что может быть использовано при реконструкции, например, профессиональной специализации и (или) социального статуса как одного конкретного индивида, так и групп людей (Бужилова, 1998. С. 93), и быть дополнительным критерием для характеристики состава и стратификации городского населения Древнерусского государства. На длительных поисках и углубленных исследованиях социально-экономической природы явления градообразования на Руси, структуры, типологии и основных признаков городов базировались основные заключения Б.А. Рыбакова, являющегося сторонником т.н. «замковой» концепции. Говоря о типичных для города элементах, Б.А. Рыбаков выделил следующие: крепость, дворы феодалов, ремесленный посад, торговля, административное управление, церковь. Эти археологические и исторические признаки являлись отражением функций города как средоточия ремесла и торговли, административно-хозяйственного, военно-политического, культурного и идеологического центра (Рыбаков, 1982. С. 472). Специальное исследовании ремесла Древней Руси привело автора к интересному наблюдению о том что в средневековье «почти каждый городской дом является жилищем (или одновременно и мастерской) ремесленника» (Рыбаков, 1948. С. 205), и, следовательно, ремесленники могли составлять основную массу городского населения (Там же. С. 700).
Большой вклад в развитие советской урбанистики внес М.Н. Тихомиров, выделив в процессе градообразования две движущие силы: в области экономики – развитие земледелия и ремесла, в области общественных отношений – развитие феодализма (Тихомиров, 1975). Исследуя социальную топографию древнерусского города, М.Н. Тихомиров отмечал, что в городах складывалась яркая противоположность между аристократической «горой» и демократическим «подолом», где располагались дворы ремесленников, и в качестве типичного примера приводил Киев (Тихомиров, 1956. С. 243).
Помимо «феодализации», т.е. концентрации вокруг двора феодала дружины, челяди, ремесленников и торговцев, Д.А. Авдусин предлагал считать причинами возникновения первых городов обособление ремесла от сельского хозяйства (Авдусин, 1980. С. 26 - 28; Авдусин, 1987. С. 5). Исследователь особо отмечал, что в подобная схема не была типичной для образования северных городов в конце XI – XII вв., явившихся результатом продвижения славян на восток (Авдусин, 1980. С. 34, 35).
В контексте проблемы социально-экономического значения города как явления представляет интерес гипотеза В.Л. Янина и М.X. Алешковского, выдвигаемая также П.Н. Третьяковым (Третьяков, 1970), объяснившими возникновение древнерусских городов из административных вечевых центров сельских округ-погостов, мест концентрирования дани и ее сборщиков (Янин, Алешковский, 1971. С. 61). На примере Новгорода авторы доказывают, что первые города возникали не из ремесленно-торговых поселений и не вокруг княжеских замков: княжеские крепости появились в городах только с течением времени, а ремесленно-торговыми центрами первые города стали лишь по мере накопления продуктов дани и грабежа соседних земель. Первые города являлись поселениями сельского типа, возникавшими вокруг центральных капищ, кладбищ и мест вечевых собраний. Такая специфика происхождения русских городов обусловлена также и проживанием в них основной массы землевладельцев-бояр, имевших обширные хозяйства в сельской местности. (Янин, Алешковский, 1971. С. 62).
Е.Н. Носов на основании исследования Рюрикова Городища пришел к выводу, что крепость Новая (Новгород) являлась преемником Городища, которое в IX-X вв. «представляло собой крупное торгово-ремесленное и военно-административное поселение в узловой точке водных путей лесной зоны Восточной Европы» (Носов, 1984. С. 38; 1990. С. 154, 166).
Н.Н. Воронин и П.А. Раппопорт предполагали возникновение древнерусских городов на основе торгово-ремесленных поселков в результате слияния сельских поселений, или в результате консолидации вокруг феодальных замков или княжеских крепостей (Воронин, 1951; Воронин, Раппопорт, 1963; Раппопорт, 1967). Этих представлений придерживались Е.И. Горюнова (Горюнова, 1955), М.Г. Рабинович (Рабинович, 1968), В.Т. Пашуто (Пашуто, 1966).
Тезис о возникновении городов на базе племенных феодализирующихся центров в XI в. выдвинули В.В. Мавродин и И.Я. Фроянов (Мавродин, Фроянов, 1970; Мавродин, 1971. С. 51; 1978. С. 122). Заключение И.Я. Фроянова о том, что «города Руси X в. являли собой самостоятельные общественные союзы...» (Фроянов, 1980. С. 227), получило развитие в работе, написанной в соавторстве с его учеником А.Ю. Дворниченко (Фроянов, Дворниченко, 1986. С. 207), в которой авторы говорили о превращении городов, возникших на племенной основе, в центры ремесла и торговли, с последующим расширением прежних социально-политических и культурных функций за счет новой – экономической. Несмотря на то, что полный расцвет городских ремесел и торговли пришелся на XII в., главнейшие города Руси в первую очередь являлись не центрами ремесла и торговли, а государственными средоточиями, возглавляющими земли городских волостей – государств (Фроянов, Дворниченко, 1986. С. 215).
Рассуждая о социальной стратификации древнерусских городов И.Я. Фроянов указывает, что в главном городе Киевской Руси жил князь – ключевая фигура волостной администрации. Его поддерживала дружина, состоявшая из бояр и служилых людей, занимавших важные посты: в администрации городской общины и на территориях, полученных в кормление волостей. При этом основная военная сила каждой городской волости была представлена волостным ополчением, формировавшимся из свободных граждан главного города, пригородов и сельской местности. Вооруженное свободное население мелких территориально-административных образований (военных единиц) объединялось в «сотню», и более крупную – «тысячу» (Фроянов, 1980. C. 207, 214).
Численность и сохранность антропологической серии из массовых захоронений 1238 г. в Ярославле
В данном параграфе представлены результаты подсчета количества погребенных в каждом из девяти массовых захоронений. Кроме того, здесь же дана характеристика половозрастного состава в них, а также определены частоты встречаемости некоторых врожденных аномалий на останках. При анализе последних упомянутых параметров нами применялся планиграфический метод, позволяющий учитывать археологический контекст. Все эти данные рассматривались нами с целью выявления возможной специфики таких априори неординарных погребений как массовые захоронения жертв военного конфликта.
Сооружение № 9. Процедура подсчета.
Антропологический материал из санитарного захоронения в сооружении № 9 представлен как костными останками, не идентифицированными по индивидам и снятыми послойно, так и костяками, обнаруженными в анатомическом порядке и так же снятыми. Для подсчета общего количества погребенных сведения о наличие фрагментов черепов и костей осевого скелета были сведены в одной таблице (Табл. 9), после чего для большего удобства и наглядности в отдельные таблицы вынесены поло-возрастные характеристики наиболее представленных в данном захоронении костей (Табл. 18-21).
Минимальное количество индивидов (86) фиксируется по наиболее представленным в захоронении нижним челюстям с гомологичными фрагментами с областью gnathion. Среди них 21 мужская, 36 женских, две принадлежат взрослым индивидам, пол которых определить не удалось, и 27 детских. Частично нижние челюсти были обнаружены в анатомическом сочленении с целыми или фрагментарно сохранившимися черепами. Данные о черепах, обнаруженных без нижних челюстей или фрагментов нижних челюстей без области gnathion, при подсчете нами не учитывались, т.к. они могли принадлежать уже учтенным по гомологичным частям нижних челюстей индивидам, а определить комплектность ввиду сохранности костного материала не представляется возможным.
По костям посткраниального скелета минимальное число погребенных фиксируется по наиболее представленным в захоронении бедренным костям. Так, зарегистрированы 72 правые и 78 левых бедренных костей (49 – парные). В данном случае максимальное количество погребенных может быть равно 101, если предположить что все правые и левые кости, за исключением парных, принадлежат разным индивидам (49 парных +29 левых +23 правых). По наиболее представленным левым бедренным костям выделяются 26 мужчин, 27 женщин и 25 детей.
Половозрастной состав и анализ встречаемости дискретно-варьирующих признаков
Для демографического исследования нами были учтены половозрастные определения 86 индивидов. Основные демографические характеристики выборки из сооружения № 9 представлены в таблице № 22 В данном массовом захоронении присутствуют люди всех возрастных когорт. Достаточно большую долю выборки (26%) составляют дети до десяти лет. Подростки и молодые люди в возрастных когортах 10-14 и 15-19 лет составляют всего 1 и 2% от общей выборки соответственно. Среди взрослых женщин (63,2%) почти в два раза больше, чем мужчин (36,8%). Средний возраст смерти без учета детей составил 32,7 лет, при этом разница между средними значениями этого показателя для мужской и женской частей выборки небольшая и составляет всего 1,6 лет.
На останках из сооружения № 9 были обнаружено множество разнообразных дискретно-варьирующие признаков, таких как краудинг, диастемы, небный и нижнечелюстной валики, различные варианты вставочных костей в швах черепа, метопический шов на лобной кости, остеомы на плоских костях черепа, межмыщелковое отверстие на плечевых костях, аномалии развития позвонков крестца и др.. Для подсчета частоты встречаемости нами были выбраны те признаки, данные о которых для древнерусских выборок публикуются достаточно часто.
Вставочные кости в швах черепа зарегистрированы у 44,4% взрослых индивидов, причем в мужской и женской частях частота встречаемости данных аномалий оказалась одинаковой. Остеомы на плоских костях черепа зафиксированы у 11,1% мужчин и 5,6% женщин (8,3% в целом среди взрослых индивидуумов). Метопический шов на лобной кости наблюдается у 11,7% мужчин и 23,5% женщин, что в общем составляет 18,4% взрослых. На посткраниальном скелете у 29,5% от общей выборки встречены межмыщелковые отверстия на плечевых костях. Данный признак наблюдается у 25% мужчин, 38,9% женщин и 20% детей. Среди взрослых индивидов у 38,1% наблюдаются различные варианты незаращения дуг крестцовых позвонков (spina bifida). Данные аномалии встречены у 40% женщин и 35,3% мужчин выборки.
Диспропорция половозрастного состава выборки, заключающаяся в преобладании в ней женщин и детей разных возрастов, может объясняться близостью этого массового захоронения к центру кремля, куда могли стремиться не участвующие в защите города люди, например, в поисках укрытия.
Сооружение № 27 (44). Процедура подсчета
Наибольшее количество индивидов в санитарном захоронении в сооружении № 27 (44) реконструируется по костям черепа.
Было обследовано десять черепов и восемь нижних челюстей разной степени сохранности. В ходе сбора материала в полевых условиях шесть целых нижних челюстей, один фрагмент левой части и одна правая часть нижних челюстей были присовокуплены к останкам тех или иных индивидов (Табл. 23). Обнаруженная в квадрате 48 данного сооружения правая часть нижней челюсти без шифра принадлежит ребенку в возрасте 9-10 лет. По состоянию зубной системы данный фрагмент не может быть отнесен к останкам из скопления костей № 35, среди которых сохранилась изолированная левая часть нижней челюсти.
Половозрастной состав и анализ встречаемости дискретно-варьирующих признаков
Исходя из данных о сохранности антропологического материала, представленных в таблице 23, а также наличия среди разрозненных костей челюсти ребенка в возрасте второго детства, в то время как среди гомологичных фрагментов костей, использованных для подсчета минимального количества погребенных, детей такого возраста не обнаружено, можно заключить, что в массовом захоронении в сооружении № 27 (44) открыты останки не менее одиннадцати человек (троих мужчин, пятерых женщин и трех детей). В выборке нет людей в возрасте от 10 до 19ти лет, а также взрослых в возрастном интервале 35 - 44 лет.
На теменных костях двух женщин старше сорока лет обнаружены остеомы. У двух детей, одного мужчины и одной женщины наблюдаются вставочные кости в лямбдовидном шве. Других дискретно-варьирующих признаков на останках в выборке не зафиксировано.
Несмотря на численность выборки, ее половозрастной состав и немногочисленность эпигенетических маркеров в ней не позволяют утверждать, что в данном месте были погребены члены одной семьи. Преобладание женщин и детей в данном захоронении вероятнее всего связано с расположением сооружения вблизи городского собора, куда стремились жители города, не участвующие в обороне, в поисках укрытия.
Яма № 42. Процедура подсчета В массовом захоронении в сооружении, названном в археологической документации яма № 42, наиболее представлены гомологичные фрагменты черепов, бедренных и плечевых костей (Табл. 25, 26).
При сопоставлении фактического количества черепов (пять мужских, три женских) с данными по отчетам прошлых лет, чертежами и фотографиями, обнаруживается, что в хранении нами не был обнаружен целый череп мужчины 30-39 лет (скопление костей № 1), присовокупив который к выборке мы можем говорить, что по количеству черепов с гомологичными фрагментами одноименных костей минимальное число погребенных равно девяти. Кроме того, в захоронении были обнаружены две изолированные нижние челюсти, принадлежащие мужчинам в возрасте 30-35 и 40-49 лет. Несмотря на то, что три (из шести) мужских черепа представлены без нижних челюстей, однозначно присовокупить два из них к изолированным челюстям не представляется возможным вследствие их различной сохранности. Если предположить, что изолированные нижние челюсти могли принадлежать мужчинам, черепа которых по каким-либо причинам сохранились плохо, либо не сохранились вообще, то максимальное количество людей, останки которых были погребены в данном захоронении, может быть равно одиннадцати.
Скелетная морфология взрослых индивидов в серии из массовых захоронений Ярославля
Средние значения остеометрических признаков и вычисленных указателей пропорций верхней и нижней конечностей представлены в таблицах 47 – 52.
Длинные кости верхних конечностей. Вариации наибольшей длины плечевых костей в мужской выборке серии из санитарных захоронений весьма велики (min - 295,5 мм, max - 369,5 мм), в то время как для женщин характерен меньший разброс значений (min - 285 мм, max - 334 мм). Среднее значение данного признака для мужчин составляет 334,3 мм, а для женщин - 306,8, и по рубрикациям А.Г. Тихонова (Медникова, 1998. С. 38; Тихонов, 1997. С. 7,8) могут быть отнесены к категории самых высоких для периода средневековья размеров. При рассмотрении индивидуальных данных в категории больших и высоких попадают длины более 65% плечевых костей мужчин, и около 75% костей женщин. Около 20 и 25% длин (плечевых костей мужчин и женщин соответственно) можно охарактеризовать как очень малые и малые. К средним в мужской выборке относятся 13,2%, а у женщин в эту категорию попадает всего 1 кость. Значения наименьшей окружности диафиза у мужчин (64,5 мм) и женщин (56,4 мм) средние. Указатель прочности костей в обеих выборках (19,3 -мужчины, 18,4 - женщины) также относятся к категории средних. Форма сечения диафизов по указателю сечения (74,4 - мужчины, 74,0 - женщины) характеризуется платибрахией.
Средние значения наибольшей длины мужских (249,3 мм) и женских (229,5 мм) лучевых костей, также как и плечевых, по рубрикациям А.Г. Тихонова относятся к категории высоких. В мужской группе они колеблются в достаточно широких пределах - от 236 до 276 мм, в женской - от 217 мм до 241 мм . Длины 70% мужских и 52% женских лучевых костей оказались выше средних размеров для евразийских групп X-XV вв. К очень малым и малым размерам можно отнести около 15% в мужской группе и 20% в женской. Наименьшая окружность лучевых костей мужчин (43,1 мм) характеризуется средними значениями, в то время как в женской группе она составляет 37,4 мм и относится к малым размерам. Указатель прочности (массивности) лучевых костей в мужской серии ближе к малым величинам по среднему значению (17,8), в женской же выборке (17,1) значение немногим меньше и может быть отнесено к средним на границе с большими величинами. Диафизы лучевых костей мужчин по указателю сечения (71,5) уплощены чуть менее среднего, в то время как в женской группе указатель равен 66 и является признаком значительной уплощенности.
Средние значения длины локтевых костей как в мужской, так и в женской выборках, как уже отмечено для других костей верхнего пояса конечностей, относятся к категории высоких (278,9 и 269 мм соответственно). Значение наименьшей окружности локтевой кости мужчин (38,6 мм) попадает в категорию средних, в женской выборке оно также среднее (32,6 мм). По указателю сечения мужские (88,9) и женские (93,1) кости довольно массивные, в то время как по указателю прочности (15,4 и 14,8) их скорее можно отнести к средне массивным.
Значение лучеплечевого указателя (75,6), который удалось вычислить для 15 мужчин в серии, относятся к средним (мезатикеркия). Однако стоит отметить, что соотношение сегментов верхних конечностей у трех индивидов из сооружений №№ 9, 60 и 125 с наиболее длинными плечевыми костями (363,5, 366, 369 мм), характеризуется относительным укорочением предплечья (Табл. 48). Та же тенденция прослеживается у двух мужчин из сооружений №№ 9 и 76, длины плечевых костей которых не так велики, но также попадают в категорию высоких по сравнению со средневековыми сериями Евразии (339 и 342 мм). В то же время в группе присутствуют четыре индивида с отчетливо выраженным коротким или среднедлинным плечом и удлиненным предплечьем (индивиды из сооружений №№ 60, 76, 125 и ямы № 110).
В женской выборке (9 индивидов) значение данного указателя (74,7) находится на границе брахи- и мезатикеркии. Для трех женщин, останки которых были обнаружены в разных санитарных захоронениях (сооружениях №№ 27, 60 и яме № 262), можно констатировать сильную укороченность костей предплечья по отношения к плечу. Также три других женщины (из сооружений №№ 27, 60 и ямы № 42) демонстрируют контрастные пропорции костей верхней конечности (Табл. 49).
Длинные кости нижних конечностей. Наибольшая длина бедренных костей ярославских мужчин колеблется от 414 до 531 мм, в женской же выборке этот параметр варьирует от 385 до 459 мм. . В среднем для мужчин серии значение данного показателя равняется 455,4 мм и по рубрикации А.Г. Тихонова входит в категорию высоких величин. В женской выборке колебания данного размера менее велики (385 - 495 мм), а среднее значение - 414,6 - попадает по той же рубрикации в категории средних. Большими и высокими размерами среди мужчин характеризуются 12,7 и 50,8% бедренных костей, очень малыми и малыми - 12,7 и 9,5%. К тем же категориям соответственно относятся 38,2, 23,5, 8,8 и 11,7% женских бедренных костей. Окружности середины диафизов имеют небольшую величину (87,3 мм у мужчин и 78,0 мм у женщин), которая может быть отнесена к средним (на границе с малыми) значениям. По указателю прочности (19,3 - мужчины, 18,9 - женщины) бедренные кости характеризуются умеренной массивностью. Пилястр развит значительно (указатель 101,6) в мужской части выборки, у женщин он менее выражен (95,8). Указатель платимерии (84,8 - мужчины, 80,0 - женщины) свидетельствует об умеренной уплощенности бедренных костей (платимерия).
Общая длина большеберцовой кости (среднее значение 367,4 мм) у ярославских мужчин, в отличие от других длинных костей верхней и нижней конечностей попадает в категорию больших (на границе со средними), но не высоких, значений для средневековых групп Евразии. У женщин это показатель равен 337,7 мм и характеризуется по рубрикации А.Г. Тихонова как большой. По индивидуальным данным, которые колеблются от 338,5 до 436 мм в мужской части выборки, и от 305 до 365 мм в женской, среднюю длину имеют более 31% большеберцовых костей мужчин и всего 18,4% женщин. Чуть более 32% костей мужчин относятся к большим значениям, всего 14,3% к высоким, а к малым и очень малым в совокупности принадлежат около 22%. В женской выборке к большой и высокой категориям принадлежат 26,3 и 39,5% соответственно, очень малый размер встречен всего у одного индивида, малую длину имеют 13,2% большеберцовых костей. Наименьшая окружность диафиза большеберцовых костей мужчин (73,3 мм) средняя, женщин (67,2) - большая. По указателю платикнемии мужские (79,1) и женские (76,1) кости характеризуются отчетливой эуримерией. Указатель массивности большеберцовой кости у мужчин и женщин (20 и 19,9 соответственно) средний.
Берцово-бедренный указатель удалось вычислить для 19 мужчин и 7 женщин серии. Значение данного параметра у мужчин (80,5) попадает в категорию средних (на границе с большими) величин, у женщин (83,4) его можно отнести к большим. Укороченная голень (указатель от 76,5 до 78,8) встречается как среди высокорослых12, так и среди мужчин с небольшой длиной бедренной кости (всего 8 из 19 индивидов). Противоположный вариант пропорции нижней конечности ярко выражен всего у трех индивидов (Табл. 50). Значение данного указателя в женской выборке колеблется от 80,9 до 89,7 (Табл. 51), что характеризует пропорции нижней конечности представленных в ней индивидов как среднедлинные.
Ввиду крайней разрозненности скелетного материала, интермембральный указатель вычислен всего для шести мужчин и двух женщин серии (Табл. 52). Его значение в мужской части выборки колеблется от 69,7 до 73,7 , а в среднем равно 71,9. Судя по категории этого указателя (средняя на границе с большими величинами), в группе отмечается некоторое укорочение ног относительно рук. Учитывая выявленные ранее особенности строения нижней конечности у мужчин группы, можно сказать, что укорочение происходит в основном за счет голени. Указатели, вычисленные для обеих женщин (73,2 и 73,2) свидетельствуют об отсутствии такой тенденции.
Остеометрическая характеристика и конституциональные особенности мужчин. Итак, абсолютные значения продольных размеров длинных костей верхней конечности и бедра в мужской группе характеризуются большими и высокими величинами, в то время как средние значения длин большеберцовых костей хоть и попадают в категорию больших размеров, однако находятся на границе со средними. Поперечные размеры длинных костей верхних и нижних конечностей мужчин, как и указатели прочности, характеризуются средними величинами. Однако, по указателям сечения, у ярославских мужчин достаточно массивные кости предплечья. Кроме того, на бедренных костях мужчин значительно развит пилястр.
Бытовой и военный травматизм как маркеры профессиональной специализации в серии из санитарных захоронений Ярославля
По данным предыдущих исследователей антропологической серии из санитарных захоронений 1238 года на территории центра древнего Ярославля, на костях черепа и посткраниального скелета был выявлен ряд признаков, свидетельствующих как о бытовом, так и о военном травматизме в исследуемой группе людей задолго до их гибели.
В частности, у взрослых индивидов обоих полов из сооружения № 9 зарегистрировано небольшое количество залеченных переломов костей предплечья и нижних конечностей, а также один случай миозита на бедренной кости (Гончарова, Бужилова, 2007. С. 60; Buzhilova , Goncharova, 2009. P. 292; Археология древнего Ярославля, 2012. С. 242), которые могли носить бытовой характер.
Обнаруженный перелом плечевой кости со смещением головки у мужчины из ямы № 110 был ассоциирован с возможной профессиональной травмой при удерживании человеком лошади под уздцы (Археология древнего Ярославля, 2012. С. 243). В этом же захоронении А.П. Бужиловой отмечалось присутствие чрезвычайно высокорослых для эпохи средневековья мужчин, кости которых характеризуются особой массивностью и рельефностью в местах прикрепления мышц. В совокупности с наблюдающимися на бедренных и, например, костях таза, специфическими маркерами, вероятно связанными с нагрузками от постоянной верховой езды, а также выявленными зажившими переломами носовых костей, выбитыми передними зубами и следами рубленого ранения на внешней стороне костей голени одного индивида, вышеперечисленные данные дали основание предполагать, что в этом захоронении присутствуют останки профессиональных всадников-воинов (Археология древнего Ярославля, 2012. С. 243, 244). К профессиональным всадникам также были отнесены несколько мужчин из сооружения № 9 (Buzhilova, Goncharova, 2009. P. 290,291). Здесь стоит отметить, что ранее А.П. Бужиловой была предложена гипотеза, согласно которой существование профессиональных всадников в древнерусский период (X-XIII вв.) маркирует какую-то социальную или профессиональную прослойку населения, так как верховая езда – это «явление реальное, но не распространенное на северо-востоке Русской равнины» (Бужилова, 2008. С. 114). При анализе географической градиенты автором было зафиксировано ожидаемое доминирование обычая верховой езды в степной и лесостепной зонах Евразии. Методами антропологии также было выявлено, что данный обычай встречается и в лесной зоне, но преимущественно в городской среде (Новгород, Старая Рязань, Любеч, Ростов Великий). Последнее обстоятельство, как и присутствие в некоторых могильниках X-XI вв. Белозерско-Кубенского региона в погребениях индивидов, обладавших присущими всадникам маркерами, предметов вооружения и (или) монет и престижных деталей костюма, стало основанием ассоциировать профессиональных всадников с дружинниками (Бужилова, 2008. С. 113). Палеопатологический анализ древнерусских выборок X - XI вв. с учетом археологического контекста также выявил неоднородность в социальном статусе индивидов, принадлежащих обозначенной выше прослойке (Бужилова, 2008. С. 114). В реалиях XIII века эта прослойка могла включать, например, князей и бояр -представителей военно-политической элиты государства и сформировавшегося из бывших княжеских слуг («гридей» и «отроков») слоя «низшей» знати – дворян (Стефанович, 2012. С. 566).
Помимо уже упомянутых травм, о военной специализации части представленных в санитарных захоронениях мужчин также говорит и присутствие следов повреждений (как правило, вдавленных переломов) на лобных, теменных и затылочных костях. Завышенные показатели частоты встречаемости подобных травм в области мозгового отдела черепа, являющихся, видимо, последствиями ударов тупыми предметами, фиксировалось ранее у древнерусского населения таких форпостов как Витичев и Смоленск (Бужилова, 1995. С. 243; Бужилова, 2005. С. 204). Индивиды с подобной категорией заживших травм встречены не только в яме № 110, но так же и в других погребениях возле городских стен (сооружения №№ 60, 125). На костях черепа четырех мужчин зафиксированы множественные зажившие травмы различной локализации. Как правило, это сочетание наличия дефектов на лобной или теменной костях и переломов носовых костей (с.к. № 9 из сооружения № 125, с.к.. №№ 30 и 67 из ямы № 110) или, в одном случае, повреждений костей челюсти и зубов (с.к. № 12 из сооружения № 60).
Среди останков из массовых захоронений в центре городской застройки только в сооружении № 9 обнаружен один индивид с зажившей травмой предположительно от удара тупым предметом на теменной кости. Еще у двоих мужчин из этого погребения наблюдаются следы заживших повреждений носовых костей. Среди разрозненных костей в этом сооружении также встречены две плечевые кости разных индивидов со следами воспаления скелетной мускулатуры - миозита. Как и зажившие переломы носовых костей, миозиты в данном случае могут быть интерпретированы и как последствия бытового травматизма.
Таким образом, судя по относительному количеству индивидов с признаками залеченных травм на костях черепа, предположительно носящих боевой характер, наибольшее число профессиональных воинов в момент трагедии находилось на линии обороны возле городских стен.
Бытовые травмы в серии чаще всего фиксируются на костях голени и предплечья. Причем в первом случае это переломы нижней трети диафиза большеберцовой и малоберцовой костей, встреченные только у мужчин, которые наряду с другими признаками связываются в палеопатологической литературе с верховой ездой (Бужилова, 1998. С. 169, 173). Впрочем, переломы костей предплечья также могут маркировать всадническую специализацию (Бужилова, 2008. С. 115). В целом, уровень бытового травматизма в группе небольшой.
Несмотря на то, что в следствие особенностей сохранности материала и его депонирования в условиях массовых санитарных захоронений подсчитать общий уровень военного и бытового травматизма не представляется возможным, из всего выше сказанного однако можно сделать вывод о присутствии в серии достаточно заметной группы мужчин, являющихся профессиональными всадниками и воинами. Если принять, что «в древних обществах обладание властью и ресурсами происходило, в конечном счете, из военного превосходства…», а политические функции были неразрывно связаны с военными (Стефанович, 2012. С. 16), то следует предположить, что основной профессиональной деятельностью этих людей могло быть политическое и (или) административное управление в городе и его округе. Кроме того, боевые травмы могли также быть и у представителей, вероятно весьма обширного, слоя городского купечества (Стефанович, 2012. С. 347, 485). Небольшой уровень бытовых травм при этом может быть дополнительным свидетельством в пользу данной гипотезы.
На костях черепа трех мужчин из санитарных захоронений М.В. Добровольской и И.К. Решетовой в области bregma были обнаружены специфические повреждения, ассоциированные с символическими трепанациями. Останки одного из этих мужчин (с.к. № 2 из сооружения № 76) были отдельно рассмотрены нами в рамках биоархеологической реконструкции (Энговатова и др., 2015. С. 387-401). В предыдущих публикациях останкам этого человека уже уделялось особое внимание в связи с обнаруженными на нем необычными кожаными сапогами, крой и конструкция которых указывали на возможную принадлежность обуви кочевнику (Энговатова и др., 2010. С. 201). По мнению исследователей, символические трепанации могли маркировать профессиональных воинов, к числу которых соответственно принадлежал и индивид № 2 (Энговатова и др., 2008. С. 196-198; Dobrovolskaya, Rechetova, 2014. P. 423). Кранио- и остеоскопические наблюдения, исследование костей посткраниального скелета при помощи методов рентгенографии в совокупности с дополнительно использованным М.Б. Медниковой методом ренгенофлуоресцентной спектрометрии позволили уточнить возможную профессиональную специализацию этого мужчины (Энговатова и др., 2015. С. 390-400).
Для индивида № 2 неоднократно отмечалось присутствие большого числа аномалий и патологий на костях черепа и посткраниального скелета (Энговатова и др., 2010. С. 192-194; Энговатова и др., 2015. С. 395-397). Наличие некоторых дискретно-варьирующих признаков, таких как метопический шов, краудинг, межмыщелковое отверстие на плечевой кости и др. может свидетельствовать об ограниченном круге родственных связей семьи, в которой он родился (Бужилова, 1995. С. 22; Тарасова, 2015. С. 292). Другая группа признаков свидетельствует о характере протекания ростовых процессов на протяжении периода раннего детства и в подростковом возрасте данного индивида. Множественные негативные эпизоды запечатлелись в проявлениях эмалевой гипоплазии и в линиях Гарриса.