Содержание к диссертации
Введение
1 История изучения древнерусской мелкой пластики 9
1.1 Основные публикации мелкой пластики 9
1.2 Основные проблемы изучения мелкой пластики
1.2.1 Мелкая пластика и христианизация Древней Руси 19
1.2.2 Мелкая пластика и погребальный обряд Древней Руси 22
1.2.3 Социальная приуроченность категорий мелкой пластики 25
1.2.4 Древнерусская мелкая пластика в контексте художественных традиций Византии, Запада и Древней Руси 28
1.2.5 Региональные художественные школы мелкой пластики 39
1.2.6 Технология производства мелкой пластики 44
2 Древнерусская мелкая пластика как исторический источник 49
2.1 Терминология мелкой пластики 50
2.2 Классификация мелкой пластики 64
2.3 Основные проблемы и методы датировки мелкой пластики 75
2.4 Мелкая пластика Рязанской земли как исторический источник 86
3 Мелкая пластика Рязанской земли в её историческом развитии 92
3.1 Мелкая пластика Рязанской земли в XI—XIII вв. 92
3.2 Мелкая пластика Рязанской земли в XIV в . 107
3.3 Мелкая пластика Рязанской земли в XV—XVI вв. 119
4 Мелкая пластика Рязанской земли в её историко-культурном контексте 133
4.1 Мелкая пластика и христианизация Рязанской земли 133
4.2 Мелкая пластика и погребальный обряд Рязанской земли 139
4.3 Социальная приуроченность категорий мелкой пластики Рязанской земли 144
4.4 Мелкая пластика Рязанской земли и художественные традиции Византии, Запада и Древней Руси. Рязанская художественная школа 147
Заключение 162
Список архивных источников 165
Список литературы 179
- Основные проблемы изучения мелкой пластики
- Основные проблемы и методы датировки мелкой пластики
- Мелкая пластика Рязанской земли в XIV в
- Социальная приуроченность категорий мелкой пластики Рязанской земли
Основные проблемы изучения мелкой пластики
Тем временем, большинство предметов разошлось по частным и государственным музеям Киева. В каталогах этих музеев они были впоследствии опубликованы. К таковым относятся «Сборники снимков с предметов древности, находящихся в Киеве в частных руках» Н.А. Леопардова и Н.П. Чернева (1890; 1893), «Каталог украинских древностей коллекции» В.В. Тара-новского (1898), «Древности Русские» Б.И. и В.Н. Ханенко (1899; 1900), «Альбом достопримечательностей церковно-археологического музея Киевской духовной академии» (Петров, 1915). По крестам и иконкам, изданным в киевских каталогах рубежа XIX—XX вв., исследователи долгое время судили о древнерусской мелкой пластике в целом.
Мелкая пластика других древнерусских городов была почти неизвестна. Даже при значительных раскопках авторы ограничивались лишь упоминанием о ней (Селиванов, 1888, с. 159—164; 1890, с. 32—36; Черепнин, 1903, с. 115— 160). Только Н.П. Авенариус опубликовал небольшую серию крестов, полученных при обследовании Дрогичина (Авенариус, 1890, табл. II, 10—15).
На рубеже XIX—XX вв. издавались все типы работ предшествующего времени — описания ризниц, каталоги музейных и частных собраний, отдельные публикации, своды русских древностей. Среди них наиболее ценными являются «Древние памятники русского письма и языка» И.И. Срезневского (1882), Атлас к «Истории русской церкви» Е.Е. Голубинского (1906), Каталог собрания древностей гр. А.С. Уварова (1908), Каталог музея Санкт-Петербургской духовной академии Н.П. Покровского (1909).
После революции в историографии мелкой пластики произошли значительные изменения. Национализация монастырских ризниц не только открыла их для исследователей, но и привела к исчезновению исторически сложившихся собраний: в государственные хранилища они перешли без должной документации, «растворившись» среди изделий различного происхождения. Только для ризницы Троице-Сергиевой лавры П.А. Флоренским (1923) и Ю.А. Олсуфьевым (1921) была осуществлена должная инвентаризация. Каталог мелкой пластики Троице-Сергиевой лавры, составленный в советское время Т.В. Николаевой (1960), был возможен во многом благодаря трудам первых сотрудников Сергиевского музея. Кроме указанного каталога в числе публикаций музейных собраний советского времени отметим работы В.Г. Пуцко о коллекциях Ростово-Ярославского музея-заповедника (Пуцко, 1971, с. 86— 101) и районного музея Старого Галича (Пуцко, 1989, с. 165—173), а также несколько обзоров мелкой пластики нового времени из санкт-петербургских музеев, составленных М.Н. Принцевой (1983, с. 35—49; 1986, с. 396—408).
Редким явлением были публикации частных собраний. Единственным изданием частной коллекции с предметами мелкой пластики является «Древнерусское искусство в собрании Павла Корина» (Антонова, 1966).
Более распространённым явлением были публикации отдельных музейных произведений (Монгайт, 1962, с. 290—294; Николаева, 1968, с. 451—458; Рындина, 1975, с. 106—118; Вереш, 1976, с. 145—146; Пуцко; 1978, с. 288— 291). Издавались и отдельные произведения археологического происхождения (Кропоткин, 1957, с. 257—258; Седов, 1959, с. 275—277; Ртвеладзе, 1965, с. 281—282; Николаева, 1978, с. 383—388).
Наиболее характерным типом публикаций мелкой пластики в советской историографии были издания материалов археологических работ. В 1920—30-е гг. опубликована лишь небольшая коллекция крестов и иконок из Старицы (Романченко, 1928, с. 37—42). Ситуация изменилась в послевоенные годы с началом широких раскопок в древнерусских городах (Арциховский, 1949, с. 119—151; Рабинович, 1949, с. 5—41; Гончаров, 1950; Воронин, 1954; Монгайт, 1955; Каргер, 1958). Мелкая пластика, обнаруженная в большом количестве, специально не рассматривалась, но помещалась в разделах о верованиях и городском ремесле с целью иллюстрации выводов авторов о религиозном состоянии населения и его производственной деятельности.
В 1960—80-е гг. появились специальные публикации корпусов предметов мелкой пластики, обнаруженных на отдельных памятниках (Даркевич, Пуцко, 1981, с. 218—232) и в границах целых регионов (Алексеев, 1974, с. 204—219; Беленькая, 1976, с. 88—99; Мugurvis, 1974, l. 220—239). Советская историография наследовала от дореволюционной традицию составления сводов с датированными надписями. Первым советским сводом был труд А.С. Орлова. Предметов мелкой пластики здесь довольно много, но часто это лишь отсылки к упоминаниям в летописях и публикациях (Орлов, 1952, с. 15—17, 58—59, 70—74, 78, 81—82, 99—102, 114, 157—158). Иначе составлен свод Б.А. Рыбакова (1964, с. 19—20, 44). Исследователь исключил изделия, известные по летописным упоминаниям, поздние переливки, памятники с сомнительными датировками (1964, с. 19). Продолжением работы Б.А. Рыбакова стал свод произведений XV — первой четверти XVI вв. Т.В. Николаевой (1971).
Современная российская историография развивает наиболее сильные стороны советской и дореволюционной науки. В недавнее время появилось несколько каталогов крупных музейных собраний мелкой пластики. Это описания коллекций Центрального музея древнерусской культуры и искусства им. Андрея Рублёва (Гнутова, Зотова, 2000), Российского этнографического музея (Островский, Фёдоров, 2007), музеев Московского кремля (Моршакова, 2013), Владимиро-Суздальского музея-заповедника (Кокорина, 2013; 2014). Коллектив польских авторов подготовил издание древнерусской мелкой пластики из Национальных музеев Варшавы и Кракова (Sacralia Ruthenica, 2006). Ещё по ряду музеев изданы отдельные части собраний (Асташова, Петрова, Сарачева, 2013; Сидоренко, 2003, с. 201—206; Колпакова, 2003, с. 66—73; Шполянская, 2005, с. 459—494).
Основные проблемы и методы датировки мелкой пластики
Крест с тремя маленькими шариками на концах и четырьмя такими же шариками по углам средокрестия (№ 190—196) известен в погребении XI в. в курганном могильнике Пустош Кубасова близ г. Плес Ивановской области (Равдина, 1988, с. 15, табл. 8, 17). Также крест и литейная форма из жилища ювелира конца XI в. в Суздале (Седова, 1997, с. 202, рис. 20, 5, 9). Аналогию XI в. из Суздаля находим для креста с цилиндрическими концами и круглым медальоном в средокрестии с изображением святого погрудно (№ 214), который найден в отложениях не раннее середины XII в. в Старой Рязани (Седова, 1997, с. 203, рис. 29, 8). Из того же слоя происходит крест с дисками без слезок на концах, украшенный по контуру рубчатым орнаментом (№ 228). Аналогия ему имеется в напластованиях XI в. в Друцке (Алексеев, 2002, с. 81, рис. 4, 13).
Таким образом, набор, который мы находим во второй половине XII — первой половине XIII вв., формируется еще во второй половине или конце XI — первой половине XII вв. Видимо, для этого времени характерно сосуществование раннее возникших крестов скандинавского типа, крестов с грубым изображением Распятия с новыми образцами, отличающимися другой иконографией, стилем, размерами. Отголоски крестов скандинавского типа прослеживаются еще во второй половине XII в.: на это указывает крест из Рости-славля (№ 241) (то есть с датой от середины XII в.), о котором можно судить по полной аналогии лучшей сохранности из Старой Рязани (№ 240). Эти образцы ближе традиции XI в., но все же отличаются от большинства «классических» крестов скандинавского типа и тяготеют скорее к поздним образцам XIV—XV вв. с территории Ливонии (Svetikas, 2007, p. 58, pav. 7).
В первой половине XIII в. в Старой Рязани зафиксировано местное производство крестов-тельников, о чем говорят литники из мастерской, расчищенной на Южном городище (рис. 14, 23, 15, 20), и крест, не подвергнутый окончательной обработке (не удален металл между лопастями) (№ 191). Кресты местного производства относятся к образцам, широко распространенным на всей территории Руси в конце XII — начале XIII вв., а также представленным наиболее многочисленными сериями в самой Рязанской земле: это кресты с шариками на концах и в средокрестии (№ 155—162), с маленькими уплощенными шариками на концах (№ 132—139), с тремя шариками на концах и четырьмя/пятью в средокрестии (№ 190—202).
Труднее всего проследить формирование набора каменных крестов. Все они связаны с комплексами конца XII — первой половины XIII вв. и в отличие от металлических крестов имеется мало качественных публикаций этих изделий (с определением пород, точным указанием происхождения, датировки). О том, что кресты из камня употреблялись уже в XI — начале XII вв. свидетельствует один образец из Старой Рязани из напластований XI в. (№ 641). В напластованиях конца XI — первой половины XII в. на посаде Старой Рязани найдена заготовка каменного изделия, по форме напоминающего крест (№ 630). К ранним образцам относится янтарный крест из погребения в могильнике на Южном городище (№ 534). Должно быть, какие-то экземпляры с широкими стратиграфическими датами относятся к первой и второй половинам XII столетия, но выделить их из общей массы не представляется возможным.
В конце XII — первой половине XIII вв. в Старой Рязани отмечается местное производство каменных крестов. На это указывают заготовки из слюдоподобных пород (№ 556—557) и два совершенно одинаковых образца из известняка (№ 558—559), найденные в разных местах на посаде. К местным изделиям, предположительно, относится и янтарный крест (№ 545): он не находит аналогий на других памятниках и был найден на усадьбе, где зафиксирована обработка янтаря.
Костяные кресты отличаются малочисленностью. Известны в Старой Рязани, Пронске и Переяславле. Самый ранний из них относится к концу XII — первой половине XIII вв. (№ 653), но крест с циркульным орнаментом из раскопок на посаде Старой Рязани (№ 652), а также образец из Пронска (№ 655) могли выпасть в слой и в более раннее время. Отметим несколько образцов из Старой Рязани, один из которых найден в комплексе первой половины XIII в. (№ 657), другой — в перемешанном слое (№ 658), которые возможно, представляют собой неоконченные, и, следовательно, местные изделия.
Среди особенностей набора мелкой пластики XII—XIII вв. отметим малочисленность керамических изделий. Один крест из этого материала найден в комплексе первой половины XIII в. в Ростиславле (№ 682). Поливные кресты из Ростиславля (№ 681) и Переяславля (№ 680) найдены в контексте, который предполагает возможность более поздней датировки. Хотя культовая керамика вообще не характерна для Руси, как это подчеркивает В.Ю. Коваль (2010, с. 181), небольшие серии керамических крестов зафиксированы в Белоозере (Захаров, 2004, рис. 344) и Владимире (Жарнов, 2003, с. 52, рис. 6, 9–12). В последнем случае они найдены на «усадьбе священнослужителя» предмон-гольского времени, где было налажено их изготовление. В отложениях XII — первой половины XIII вв. в Старой Рязани найден фрагмент керамической иконки (№ 772). Аналогии известны на Княжей горе (Пуцко, 1998, с. 318, табл. IX, 1, 4).
Деревянные кресты известны в трех экземплярах, причем один из них найден на посаде Старой Рязани в напластованиях конца XI — первой половины XII вв. (№ 675). Он не имеет отверстия для подвешивания и атрибуция в качестве нагрудного креста предположительна. Еще один деревянный крест — кипарисовый. Он заключен в серебряные оправы и входил в состав клада 1950 г. (№ 674). Третий деревянный крест из Старой Рязани происходит из перемешанного слоя и может относиться уже к ордынскому времени. Он не сохранился (№ 673).
Мелкая пластика Рязанской земли в XIV в
В Рязанской земле неизвестны кресты из листового серебра, характерные для X в., — памятники этого времени здесь немногочисленны, и ещё меньше они подвергались раскопкам. Это селище Сосновка IV близ Рости-славля, поселение на дьяковском городище у села Коробчеево близ Коломны, славянское селище на территории Коломенского кремля, селище Дураковское III на реке Воже. На каждом из них вскрыты площади около 500 кв. м. Обнаруженные материалы не позволяют говорить о знакомстве населения с христианством.
Наиболее ранние образцы христианских древностей связаны с XI — началом XII вв. Все они происходят из Старой Рязани. Подчеркнём, что отложения этого времени подвергались раскопкам лишь в Старой Рязани и на поселениях Сосновка и Коробчеево. Площади, вскрытые в Старой Рязани, несопоставимы с масштабами работ на Коробчеево и Сосновке. Несопоставима также методика работ: широкие раскопки в Старой Рязани проведены еще в дореволюционное и советское время, тогда как Сосновка и Коробчеево раскапывались недавно. Нельзя настаивать на том, что кресты и иконки в XI — начале XII вв. бытовали только в столице Рязанской земли. Вполне возможно, что в ходе новых раскопок они будут найдены на других поселениях.
Пока же кресты XI — начала XII вв. известны только в Старой Рязани. Это крест скандинавского типа из раскопок 2007 г. на Северном городище (№ 5), крест с грубым изображением Распятия (№ 6), обнаруженный в 1950 г. в предматериковых напластованиях Северного городища, крест неопределенной породы (№ 641), учтенный во время работ 1995 г. на том же Северном городище, и янтарный крест из погребения второй половины XI — первой половины XII вв. на Южном городище (№ 534). Судя по аналогиям, не позднее середины или скорее начала XII в. в слой выпали три креста скандинавского типа, происходящие из сборов Рязанской ученой архивной комиссии (№ 1— 3), а также крест из раскопок 1966 г. со стратиграфической датой в пределах XI—XII вв. (№ 4). Вероятно, какие-то из недокументированных образцов мелкой пластики также относятся к XI в., но выявить их в старорязанской коллекции невозможно, поскольку датировки по аналогиям заходят в XII и XIII вв.
К раннему времени относятся несколько монетовидных подвесок, которых в общей сложности насчитывается 9 экземпляров. (№ 351—359). На их лицевой стороне находится гравированный крест с расширяющимся к концам лопастями. Этот крест заключен в круг, который образован ложной зернью. Четыре подвески найдены в Старой Рязани в слоях от второй половины XI до начала XIII вв. (№ 351—354). Три других обнаружены на городище Земляной струг в Касимовском районе, причем если две происходят из подъемного материала (№ 355, 357), то одна найдена в постройке второй половины X—XI вв. (№ 355). Аналогия подвескам происходит из слоя XI в. в Суздале (Седова, 1997, рис. 29, 6). Некоторое сходство с подвесками находят изделия, для изготовления которых была предназначена литейная форма из погребения XII в. в Мордовскопаркинском могильнике (Бе-говаткин, 2009, с. 161, рис. 2, 1). Важнее аналогии из Финляндии: в IX—XI вв. здесь известны подвески столь близкой формы, что их даже привлекали для доказательства проникновения сюда христианства уже в начале эпохи викингов (Salo, 1989, p. 110—111, fig. 1—3). Последнему выводу содействовало и то, что близких аналогий для подвесок не было. Рязанские и финские подвески, а также мордовскопаркинская форма, появились не в результате усвоения населением христианства, но связаны с какими-то традиционными представлениями финно-угорских народов. Не случайно из семи известных в Рязанской земле подвесок три найдены в самом восточном ее пункте — на городище Земляной струг, небезосновательно интерпретируемом как Городец Мещерский, который даже своим названием выдает тесные контакты с дославян-ским населением. Нельзя утверждать, что в более позднее время — в XII—XIII вв. — подвески не воспринимались как христианские символы. Помещенная на них крестообразная фигура могла восприниматься как крест не только современными исследователями, но и славянами. Подвески должны были интерпретироваться в зависимости от контекста, в котором они бытовали.
Финно-угорское происхождение монетовидных подвесок позволяет в том же ключе интерпретировать и две подвески, найденные на городище у села Давыдово в Моршанском районе Тамбовской области (№ 358—359). На городище зафиксирован культурный слой IX — начала XI вв., оставленный финно-угорским населением. Автор раскопок С.И. Андреев квалифицирует их как вещи, связанные с христианством и происходящие из Болгарии (2012, с. 262). Действительно, в Нижнем Подунавье бытовали подобные, — хотя и не идентичные, — изделия, но представить себе их проникновение в столь отдаленный регион затруднительно. Столь же затруднительно допустить распространение христианства на Тамбовщине в X в.
В связи с рассмотренными подвесками нужно отметить литейную форму, предназначенную для изготовления изделий, напоминающих кресты скандинавского типа (рис. 7, 6). Форма имеет не совсем ясное происхождение. А.Л. Монгайт опубликовал ее в книге «Старая Рязань» в 1955 г. (с. 137, рис. 100, 1), хотя ни в одном из отчетов о раскопках 1945—1950 гг. и более ранних такой находки не значится. Форму удалось найти в личном фонде ученого, где она фигурирует на фотографии с пометкой «Рязанский Музей, Ст. Рязань?». Видимо, она поступила в музей еще в дореволюционное время, хотя упоминаний о ней в протоколах Рязанской ученой архивной комиссии нет. В музей комиссии иногда поступали вещи из других губерний. Кроме того, кресты, для отливки которых использовалась форма, сильно напоминают гравированные изображения на монетовидных подвесках, а также подвесках, которые изготавливались с помощью упомянутой выше формы из мордовского могильника на реке Парке (Беговаткин, 2009, с. 161, рис. 2). Даже если принять происхождение формы из Старой Рязани, ее следует интерпретировать не как свидетель 136 ство христианского культа, но как присутствие здесь финно-угорского населения или распространение в повседневной жизни славян, заимствованных предметов материальной культуры.
Вряд ли корректно интерпретировать серию найденных в Старой Рязани ранних крестов с точки зрения их количества и тем более делать на этом основании выводы о степени усвоения христианства. Скорее, следует сказать, что население Старой Рязани в XI — начале XII вв. было знакомо с христианской религией. Одно из проявлений этого знакомства выражалось в употреблении крестов-тельников. Для того чтобы интерпретировать эти изделия как подвески, нет достаточных оснований.
Социальная приуроченность категорий мелкой пластики Рязанской земли
Его лицевая сторона украшена косыми крестами и ромбиком в средокре-стии. Это отличает изделие от более поздних образцов с лицевыми изображениями или голгофским крестом. Среди древностей XIV в. крест из Кленово стоит особняком. Подобные изделия ни разу не встречены на селищах в районе Верхнего Дона и Верхней Цны, прекративших своё существование в последней четверти XIV в. Их нет и в Старой Рязани, запустевшей в начале XV в., а также в Городце-на-Волге, сильно пострадавшем от ордынского разорения 1408 г. (Гусева, 1990, с. 52). Следовательно, для XIV в. они не характерны. Возможно, крест из Кленово датируется более поздним временем, так как не ясно, найден он в закрытом комплексе или происходит из пахотного слоя.
До конца XIV в., предположительно, появились образцы, на лицевой стороне которых показан голгофский крест, но нижняя их лопасть не расширена. В Рязанской земле такие кресты известны в трёх экземплярах, причём в Ростиславле один крест найден в слое до конца XIV в. (№ 250—252). Аналогия XIV в. происходит из Усть-Шексны (Рыкунова, Рыкунов, 2010, с. 91, рис. 4, 1).
Кресты, подобные образцу из Кленово, в Рязанской земле встречены в слоях первой половины XV в. в Переяславле (№ 269, 272). Именно к этому времени следует относить их распространение, так как на подмосковных селищах конца XIV — первой половины XV в. Ознобишино 2 (Шполянский, 2009, с. 179, рис. 6, 2–3) и Городок 1 (Андреев, 2011, с. 265, рис. 26, 2) имеются уже небольшие серии таких предметов. Отдельные находки сделаны в Новгороде (Гайдуков, 1991, с. 133, рис. 42, 6) и Твери (Лапшин, 2009, с. 346, рис. 96, 3).
Ранние кресты с расширенной нижней лопастью встречены в западнорусских землях. Уникальной находкой является каменный крестик из погребения в Нижней церкви Гродно. Погребение было совершено до конца XIV в. (Воронин, 1954, с. 181, рис. 99). Несколько металлических крестов-тельников с оригинальной трактовкой Распятия и кириллическими надписями обнаружены в погребениях первой половины XV в. в Ливонии (Svetikas, 2007, p. 63–
В пользу западного происхождения модели креста с расширенной нижней лопастью говорит и так называемый филофеевский золотой крестик из ризницы Троице-Сергиевой лавры, датированный по палеографии надписей одними специалистами XIV в., а другими — XV в. (Белоброва, 1958, с. 14—15). Оборотная сторона креста сплошь покрыта текстом с указанием вложенных в него мощей. Среди них упоминаются «новые мученики литовские». Эти святые в русских источниках до XVI в. фигурируют редко. Аргументов в пользу гипотезы о появлении модели крестов-тельников в границах Великого княжества Литовского пока недостаточно, но аргументов за другое их происхождение нет совсем.
Не установлены причины распространения в рязанской мелкой пластике XV—XVI вв. иконографии св. Никиты, побивающего беса. Этот сюжет впервые появляется на новгородских каменных иконках, предположительно относимых к XIV в. (Николаева, 1983, № 68, 186—187, 211, 217, 301). Фигурирует Никита и на одной рязанской металлической иконке XIV в. из сборов на селищах Верхнего Дона (№ 724), а также на кресте-энколпионе второй половины XIV в. из Коломны (№ 439). В XV—XVI вв. образ Никиты в мелкой пластике становится чуть ли не наиболее распространённым (№ 718—723, 725—730); проникает он и в живопись (Окунева, 1935, с. 205—215). Популярность апокрифа, вероятно, объясняется тем, что он с наибольшей доходчивостью демонстрировал победу добра над злом. При этом представить его продолжительное подспудное бытование затруднительно. Изображение на фасаде Дмитриевского собора, которое раннее интерпретировалось как Никита, побивающий беса, сейчас рассматривается как Геракл, сражающийся с Лернейским чудовищем (Гладкая, 1997, с. 60—81). На основании корпуса мелкой пластики Рязанской земли можно сделать вывод, что апокриф о Никите появляется на Руси в XIV в. и приобретает большую популярность в XV—XVI вв.
Таким образом, в стилистическом и иконографическом развитии мелкой пластики Рязанской земли выделяется три периода. Для мелкой пластики пер 158 вого периода (XI — начало XII вв.) характерен синтез иконографии византийского круга и североевропейского художественного стиля. Источником для мелкой пластики второго периода (XII—XIV вв.) были византийские изделия. В случае крестов-тельников, подвесок. каменных крестов привозные вещи не подвергались существенной адаптации. Другая ситуация наблюдается с крестами-энколпионами, змеевиками и иконками — предметами, которые являются не просто ремесленными изделиями, но и произведениями художественного ремесла. Для изготовления их моделей требовалось владение сложной техникой резьбы. Здесь прослеживается значительная адаптация византийских источников, их переработка с введением новых иконографических схем и сюжетов. В XII—XIV вв. фиксируется также западное влияние, но сила его была незначительна. Оно проявляется в присутствии в корпусе мелкой пластики ажурных крестов. При этом отливка местных изделий по их образцу не проводилась. Мелкая пластика третьего периода (XV—XVI вв.) развивалась под воздействием западной и византийской художественных традиций. К византийским образцам восходит русская резьба по дереву и кости с праздничными сценами, к западным — «голгофские» кресты.
Можно сделать вывод, что мелкая пластика Рязанской земли в XI—XVI вв. развивалась под значительным воздействием зарубежных художественных традиций. При этом зарубежные образцы часто перерабатывались на древнерусской почве, обретая облик, соответствующий местным эстетическим представлениям.